Демоны брельского двора

Инна Мар, 2023

Разладилось что-то в королевстве Брела. Ученые мужи предрекают засуху, неурожай и голод, тут и там вспыхивают народные волнения, по дорогам бродят десятки проповедников, предвещая явление демоницы, которая взойдет на королевский трон и погрузит страну во мрак и ужас. Один за другим погибают знатные молодые люди, друзья принца Арно. При дворе появляется Далия Эртега, дочь аристократа-изменника и женщины, считавшейся колдуньей. Она пытается разгадать тайну убийств и спасти принца от участи, постигшей его друзей. Однако главная тайна заключается в том, кто же такая сама Далия?

1

Солнце заливало залы дворца Торена слепящим прозрачным светом. Амато Мальвораль, младший отпрыск благородной, но обедневшей анконской семьи, пробирался сквозь толпы придворных и слуг по парадной лестнице, коих по случаю приема набилось немыслимое количество. Периодически он останавливался, чтобы поздороваться со знакомыми и обменяться новостями. Преодолев малый коридор, он, наконец, добрался до Зала Славы, и завертел головой, пытаясь найти местечко поудобнее. Это было не так-то просто сделать, придворные стояли у стен в несколько рядов так же плотно, как горожане на центральной площади в утро публичной казни или ярмарки. Наконец, он приткнулся возле одной из колонн, и, убедившись, что обзор достаточно хорош, достал свою записную книжку.

Амато был хронистом при королевском брельском дворе. По правде сказать, он с большим удовольствием назвал бы себя драматургом или писателем, и даже сделал некоторые шаги на этом поприще, однако, престранная вещь, чтобы он ни пытался написать: пьесу, поэму или рассказ, в итоге получались те же хроники, в чем он в очередной раз убедился не далее, как прошлой ночью. Со вздохом вспомнив «Оду Весне», закончившую свою короткую жизнь в камине, он принялся записывать услышанные по пути новости и сплетни.

Самой главной новостью, обсуждаемой во всех гостиных столицы была женитьба первого министра Жеана Нелу на девице из простонародья. Нельзя сказать, чтобы данный поступок скандализировал общество, все-таки канцлер отнюдь не принадлежал к цвету аристократии — нет, он был сыном откупщика, вознесенный на вершины власти благоволением короля, как и многие другие (здесь надо отметить, что представители знатных домов находили привычку его величества окружать себя людьми из низов, лично ему преданных и только от него зависящих, весьма прискорбной и достойной всяческого порицания). Так вот, ожидалось, что тан³ Нелу, который был еще относительно молод и предусмотрительно не обзавелся до сих пор семьей, непременно женится на какой-нибудь высокородной, но бедной, как храмовая мышь, девице из провинции, чтобы придать своему имени аристократический блеск. Так испокон веков поступали все выскочки, из недавних примеров — командор Рохас, капитан личной королевской гвардии и комендант Торена. Причем Рохасу повезло исключительно: он исхитрился жениться на девице не только знатной, но и богатой, и даже весьма недурной собой — а потом стремительно овдоветь. Новоявленная же танна Нелу, как уже было сказано, не могла похвастаться ни родословной, ни состоянием. Говорили, правда, что она бесподобно, божественно, сказочно красива, что Нелу нашел ее то ли в лесу, то ли в каком-то придорожном трактире и влюбился насмерть. Возможно, это являлось некоторым преувеличением — Амато с трудом представлял себе, чтобы холодный расчетливый канцлер внезапно воспылал безумной страстью, однако по всей очевидности, брак этот был заключен не по расчету, и новоявленный муж рассчитывал на любовь и верность юной красавицы супруги. Многие находили сей поступок весьма смелым, однако опрометчивым и недальновидным, принимая во внимание побитое оспой лицо канцлера, его выдающийся нос, скверный нрав, откровенную скучность и скаредность. Новобрачный, вероятно, и сам мыслил сходным образом, поскольку держал жену взаперти, подкидывая дров в костер общественного любопытства.

Вторая новость была печальной. На дороге из Ажена в Тирену был найден мертвым друг наследного принца, Ги Лацетти, адьд Серано. Предполагали, что это нападение разбойников. Само по себе происшествие сие было прискорбным, но обыденным, благо разбойников в Бреле всегда водилось в избытке. Однако, принимая в расчет, что не так давно еще двое друзей принца погибли во цвете лет, оная смерть не могла не выглядеть странной. Грешили, по большей части, на кару Всеведающего, которая настигла молодых людей за бесконечные попойки, неумеренный разврат, бесчинства и тому подобное безобразное поведение. Почти два года назад зарвавшиеся наглецы исчерпали терпение общественности и короля, и были изгнаны из столицы. В Морени остался лишь альд Кловис Дамиани, за него вступился отец, наместник одной из провинций на востоке.

«Бездарный виршеплет», — привычно подумал Мальвораль и поискал глазами соперника.

Дело в том, что сочинительство, с легкой руки принца Арно, вошло в моду при дворе и стихи стали писать все, кому не лень (в том числе и сам Амато). И хотя в большинстве своем плоды этих литературных изысканий оставляли желать лучшего, именно стихи Дамиани больше всех оскорбляли чувство прекрасного молодого человека, хотя мысль о том, что они были еще хуже, чем его собственные, являлась для него некоторым утешением.

Означенный виршеплет быстро нашелся: он стоял рядом с танной Камиллой альдой Монтеро — Бевиль — первой фрейлиной и близкой подругой королевы, и нашептывал ей что-то на ухо. Прекрасная альда прикрывала веером лицо, однако карие глаза чайного цвета выдавали ее смех.

— Когда вернется Меченый, этому вертопраху несдобровать, — раздался над ухом хрониста чей-то голос. По всей видимости, парочка привлекла внимание не только Амато.

— Не думаю, — отвечал другой голос, — Рохас не ревнив, что весьма разумно, потому что таких поклонников у альды Монтеро, как дыр в городском бюджете, и убивать их всех утомит даже такого головореза, как он. Интересно, где он пропадает уже второй месяц?

Меченым командора Рохаса называли из-за огромного количества шрамов на теле, включая лицо: поговаривали, что их насчитывается едва ли не два десятка. Связь командора и танны Камиллы длилась уже пару лет, и считалась практически брачным союзом (хотя и вопиющим мезальянсом, ведь танна Камиллы принадлежала к довольно древнему роду, а тан Рохас был сыном простого солдата и человеком с темным прошлым — да и настоящим тоже, чего греха таить).

«Какая красивая пара, — вздыхали юные сентиментальные фрейлины принцессы Мелины, — как жаль, что они не могут пожениться, и подумать только, из-за такого пустяка!»

Пустяком был шестидесятилетний тан Бевиль, альд Монтеро, муж красавицы, который отказывался последовать примеру жены тана Рохаса и освободить молодую, полную сил женщину от своего тягостного присутствия. Подобная черствость вызывала у сердобольных девиц негодование. И действительно, цветущее здоровье супруга не оставляло влюбленным ни одного шанса на ближайший десяток лет. «Вот что бывает, когда выбираешь жену на тридцать лет моложе, — с мстительной радостью хмыкали дамы, распрощавшиеся с юностью в прошлом столетии. — Однако же король — это совсем другое дело, — поспешно добавляли они. — У него с королевой совсем небольшая разница, всего-то двадцать с небольшим, да и вообще он в свои годы мужчина хоть куда». С этим утверждением было трудно поспорить. Почти все придворные дамы в возрасте от двадцати пяти до шестидесяти имели возможность хоть раз убедиться, что король, которому недавно исполнилось сорок девять лет — это мужчина хоть куда.

Амато неожиданно заметил, что взоры многих придворных устремлены на одну из соседних колонн. Он повернул голову и обнаружил у колонны альду Монтеро. Еще одну. Он повернулся обратно и убедился, что первая альда находилась на том же месте и по-прежнему была увлечена беседой с виршеплетом Дамиани. Молодой человек понял, что стал жертвой зрительного обмана и принялся рассматривать даму у колонны. Незнакомка обладала такими же темными вьющимися волосами, что и танна Монтеро, такими же большими глазами (правда, светлыми и немного удлиненными), пухлыми губы и тонкими мягкими чертами лица, она была примерно того же роста и телосложения, однако при всем поразительном сходстве принять ее за танну Камиллу можно было лишь в первое мгновенье. При более детальном рассмотрении становилось очевидно, что это все же другой человек. Быть может, это ее кузина или дальняя родственница, из провинции, и явно небогатая.

Она выглядела немного моложе танны Камиллы, на ней было простое темное шелковое платье, а из украшений лишь скромная нитка мелкого жемчуга на шее, да пара таких же маленьких жемчужных сережек. Волосы были убраны в простой узел на затылке. Она стояла прямо, и со спокойным интересом рассматривала парадный зал и толпу придворных, изнемогающих в ожидании окончания затянувшегося совета и появления короля. Амато посчитал, сколько раз он мысленно произнес слово «простой» и подумал, что в этом состоит главное отличие незнакомки от своей блистательной родственницы.

Последняя, отметил Амато, в очередной раз повернув голову, теперь тоже смотрела на свой двойник. Во взгляде ее читалось неподдельное изумление, отчего летописцу пришлось признать, что он ошибся в своих предположениях. Это же она, услышал он шепот за своей спиной, «бастард Эртега». Амато едва не хлопнул себя ладонью по лбу. Как он мог забыть про саму скандальную новость этих наполненных скандальными новостями последних недель. И в самом деле, на днях ожидалось прибытие ко двору плода греховного, незаконного и святотатственного союза бывшего первого жреца Брелы, отпрыска древнего и славного рода Эртега (кстати говоря, дальних родственников семейства Льянсолей, из которого происходила танна Камилла — все-таки он не ошибся относительно причины их сходства) с распутной ведьмой, дочерью проклятого народа севардов — магов, чернокнижников и конокрадов, которые в стародавние времена подписали договор с дьяволом, обменяв души своих потомков на колдовскую силу. Самые бедные представители этого богомерзкого племени странствовали по городам и селам, и зарабатывали себе на хлеб разными непотребствами: гадали по руке, на картах и прочих подручных средствах, зачаровывали добрых людей, чтобы сподручнее вытащить у них кошелек, и наводили на них порчу (по заказу других добрых людей, как заметил один знакомый остряк Амато), а богатые и ученые часто служили у знатных особ и даже у правителей астрологами и магами, что, конечно, не делало их менее богопротивными.

Во все эти росскозни Амато не верил, однако после одного случая на ярмарке испытывал к севардам отчетливую неприязнь. Тогда он имел глупость поддаться на уговоры рыжеволосой красотки в ярких тряпках и послушать про свою судьбу. «Тебя ждет слава и богатство, — страстно шептала гадалка, неотрывно глядя на него своими золотисто-желтыми севардскими глазищами, отчего ему делалось и сладко, и жутко одновременно, — но также великие испытания и бедствия, потому что великий талант порождает великую зависть. Этой беде все же можно помочь. Золото ослепит завистников и помешает им тебе вредить. Положи свой перстень на ладонь, а я прочитаю над ним заклинание, и более ничья злоба не коснется тебя. Не бойся, — добавила она, заметив колебания Амато, — я не коснусь его. Он всегда будет перед твоими глазами». Амато послушно положил на ладонь перстень и стал неотрывно на него смотреть под мерное бормотание гадалки. Через некоторое время кто-то любезно попросил его убраться с дороги, и Амато с удивлением обнаружил, что и перстень, и севардка исчезли, равно как и кошелек, парадная шпага, а также золотая перевязь — последнее богатство его семьи.

Он испуганно отвел глаза от незнакомки, которая, впрочем, уже не могла считаться таковой. Насколько он знал, танна Далия Эртега была сиротой и жила со сварливой теткой в единственном оставшемся доме в предместье Боабдиль. Остальное имущество семьи отошло короне еще восемнадцать лет назад после Первой Базасской войны, поскольку Эртега, разумеется, поддержали бывшего короля Лорна Базаса: все мужчины этого рода воевали на его стороне и погибли вместе с ним. О том, что девушка будет представлена ко двору, стало известно еще пару недель назад, но событие это постоянно откладывалось, не в последнюю очередь по причине негодования, охватившего двор. Знатные вельможи были до глубины души возмущены и потрясены тем, что им придется лицезреть подобную особу в своем кругу.

Охваченные негодованием придворные воздевали руки к небу, призывая его в свидетели неслыханного позора и перечисляли все преступления женщины (ныне покойной), от которой бедняжка имела несчастье родиться. Оная женщина, распутная севардская колдунья, была, во-первых, севардкой, во-вторых, колдуньей, в-третьих, блудницей, в-четвертых, злым, алчным, безжалостным и бессердечным созданием (хотя последнее обстоятельство было бы еще простительно, родись она в мало-мальски приличной семье). Отец же ее подвизался астрологом и магом у альда Эскуши, и вместе они приносили человеческих младенцев в жертву ради достижения бессмертия и пили их кровь (и ладно бы это принесло хоть какой-то результат, но нет, кровь младенцев была растрачена совершенно бездарно, поскольку альд Эскуши умер лет десять назад, а богомерзкий чернокнижник бежал из страны). Кроме того, сама девица Эртега являлась незаконнорожденной, поскольку Примасерат⁴, Верховный Храм всей Окитании⁵, брак жреца-отступника с ведьмой не признал. Наконец, хотя было вполне достаточно и предыдущих пунктов, общеизвестно, что жрецы, отступающие от своих обетов, дают жизнь демонам, а поскольку она была не только дочь жреца, но и наполовину севардкой, это означало, что она демон вдвойне, хотя мало кто мог объяснить, что это означает в практическом плане. И в довершение всего, девица воспитывалась в Рамале, а уж больших нечестивцев, безбожников, интриганов, лицемеров, изменщиков, бесчестных трусов, пройдох и кровопиец, сребролюцев и мздоимцев, чем жители этой гнусной страны, не найти во всех Южных Землях. В общем, выросшая в подобном окружении особа должна была быть настоящим чудовищем, если не в прямом смысле, то в переносном.

— Наконец-то мы дождались Трианского дьявола, господа, — упражнялся в остроумии Дамиани неделю назад, когда речь в очередной раз зашла о танне Эртега.

Было бы, конечно, странно, если бы никто не вспомнил об этом набившем оскомину злосчастном пророчестве. Трианский дьявол (он же Трианский демон или Трианская дьяволица) получил свое имя из-за города Триана, в котором обитал пророк, впервые провозгласивший ее появление. Суть зловещей легенды заключалась в следующем: однажды дьявол пошлет в Брелу свою дочь, чтобы она пробралась на королевский трон и низвергла страну в пучину бедствий и нескончаемого ужаса, а затем и вовсе привела ее к гибели. Явление демоницы будет ознаменовано разными неурядицами, такими как засуха, неурожай, падеж скота, пожары, восстания, войны и болезни, а самое главное — в этот злосчастный год небо обагрится кровью. Посему народ Брелы бдительно следил за небом, а также женами и любовницами королей и наследных принцев, с тем чтобы успеть вовремя изобличить дщерь адову и низвергнуть ее в адское ущелье обратно к родителю.

В общем, шумиха была знатной, и, если бы не заступничество добросердечной королевы, танне Эртега перед сиятельным взором их величеств предстать бы не удалось. Однако можно было не сомневаться, что жизнь ее при дворе окажется нелегкой, заключил Амато, с сочувствием глядя на девушку. Она держалась по-прежнему спокойно под взглядами почти двухсот придворных, которые теперь уже все были обращены на нее, лишь побледневшее лицо выдавало ее волнение. Амато медленно пошел вдоль стены, пытаясь уловить обрывки разговоров. Общее мнение склонялось к тому, девица, пожалуй, красива, но и только. Красотой при дворе короля Эрнотона поразить никого было нельзя. Все дамы здесь были красивыми, или как минимум, миловидными, поскольку те, кого небеса не одарили в этом плане, безжалостно изгонялись в Марсемарский дворец к альвелле Мильян, сестре короля, чтобы они своим видом не нарушали гармонию и не портили репутацию Брельского двора, как места, исполненного красотой.

— И она совсем не похожа на мать, — говорила госпожа Рекалье. — Я хорошо помню ее, у ней были такие глаза… ну знаете… магнетические. От нее просто невозможно было оторвать взгляда, она буквально завораживала. Вы знаете, что улицу, на которой она жила, переименовали в Горячую? А эта выглядит как благонравная воспитанница монастыря. Где она только взяла это платье?

Разочаровавшись в сверхчеловеческой природе бастарда Эртега — совершенно ясно, что ни один уважающий себя демон не позволит себе выглядеть столь уныло и благопристойно — придворные внезапно осознали, что уже битый час толпятся в душном зале. «Это невыносимо», послышалось со всех сторон. «Когда же придет король?»

Буквально в эту минуту, словно услышав призыв подданных, в зал вошел король и быстрым шагом направился к трону. Те, кто имел счастье (или несчастье) хорошо знать Его Величество, по его виду сразу же догадались, что оно (Величество) очень сильно не в духе. За монархом с унылым видом тащились министры, советники и военачальники, через другую дверь в зал зашли королева и принцесса с дежурными фрейлинами. Августейшие персоны расселись, и началась церемония, ради которой здесь все собрались: раз в неделю король объявлял о новых указах и назначениях на новые должности, после чего ему представляли несколько новых людей. Дело шло куда быстрее, чем обычно: король, по всей видимости, желал как можно скорее покончить с формальностями и отправиться на охоту. Не прошло и сорока минут, как он начал подниматься с трона, но в тот же момент к нему подскочил церемониймейстер и что-то торопливо зашептал. Суверен мрачно кивнул и с обреченным видом уселся обратно. Церемониймейстер торжественно объявил: «Танна Далия Эртега!»

Придворные немедленно сбросили с себя состояние полудремы и оживленно зашептались. Танна Эртега медленно прошла к трону и присела в глубоком реверансе перед их Величествами. Эрнотон задумчиво молчал, устремив на девушку внимательный взгляд. Амато, прекрасно помнивший свое ощущение от монаршего взгляда — а ощущение это было таково, что король прямо сейчас изучает содержимое твоего черепа и рассматривает твои легкие или селезенку — в очередной раз посочувствовал бедняжке. Воцарившуюся тишину, казалось, можно было разрезать ножом.

— Рады лицезреть вас при нашем дворе, танна Эртега, — наконец, произнес король. — Как здоровье вашей дорогой тетушки, танны Киреннии?

— Она прекрасно себя чувствует, насколько это возможно в ее возрасте, благодарю вас за заботу, Ваше Величество, — девушка снова сделала реверанс.

— Она все так же поносит и проклинает нас?

Размякшие в духоте придворные подобрались. Было общеизвестно, что полубезумная старуха Эртега вместо благодарности за оставленную жизнь, свободу (три года заключения в Пратте не в счет) и даже часть имущества, затаила на короля обиду, и теперь рассказывает всем, кто согласен ее слушать (в основном, прислуге, поскольку больше с ней никто не желает знаться), что после смерти демоны размотают его требуху по всему аду за убийство законного короля Лорна Базаса.

— Уже гораздо реже, чем раньше, всего-то пару раз в неделю, и без прежнего вдохновения, Ваше Величество. Вероятно, ей уже наскучило это занятие.

Придворные вострепетали. Они в изумлении переглядывались, словно пытаясь найти на лицах ближних своих подтверждение, что им все это не послышалось, затем вперили встревоженный взор в короля. Эрнотон любил острых на язык людей, в особенности, если это были хорошенькие девицы, однако не терпел и намека на непочтительность по отношению к своей персоне. Танна Эртега слишком близко подошла к границе, отделявшей остроумие от дерзости, можно сказать, остановилась прямо на ней. Тем не менее, король, по всей видимости, счел ее ответ забавным, поскольку добродушно усмехнулся:

— Скажите лучше, что своим избавлением я обязан вам, ведь наверняка теперь она поносит вас и вашу покойную матушку?

— Такое тоже случается, — уклончиво ответила девушка. — у танны Кирении суровый нрав.

— Могу себе представить, — фыркнул заметно повеселевший король. — Видимо, именно вам я обязан излечением от язвы. Если верить народной молве, что язва появляется у жертв злословия, то моя — явно заслуга вашей тетушки.

— Буду счастлива считать это началом службы вашему величеству.

— Я вижу, что вы достойная представительница рода Эртега, танна Далия. В вас присутствует бесстрашие и прямота ваших предков, и даже совершенно несвойственная им учтивость. Да, насколько я помню, даже ваш отец не видел совершенно никакой необходимости в том, чтобы подбирать выражения, — задумчиво протянул король. — Однако, как ни прискорбно, стоит отметить, что в отличие от вашей тетушки, верностью своим убеждениям он не отличался, иначе бы не оставил сана жреца.

Взгляды присутствовавших жадно прилипли к фигурке в темном платье. Даже не подумав смутиться, она ответила холодно и даже немного надменно, но по-прежнему невозмутимо, что ее достойный отец неоднократно доказывал верность своим убеждениям в самых разных случаях; относительно же его отречения от сана она не берется выносить никаких суждений, полагая, что это дело Главного храма. Король не стал настаивать, и примирительно ограничился старой поговоркой, что раз в году мол тень луны заходит на солнце, а тень безрассудства — на умы мудрецов.

— Раз в году и храмовники ходят в бордель, — оглушительно громким шепотом произнес ничтожный виршеплет Кловис Дамиани, будто бы на ухо танне Монтеро, но явно рассчитывая, что в безмолвии зала его услышат все присутствующие. Так и случилось. Послышались смешки. Затем зрители этого захватывающего, как уже становилось понятно, спектакля, замерли в ожидании реакции короля и Далии Эртега.

Король недовольно поморщился, но ничего не сказал, с интересом глядя на танну Далию. Та неторопливо повернулась к придворному остряку.

— Вы совершенно правы, тан Дамиани, — легко согласилась она, — раз в году может случиться всякое. Говорят, даже бездарные поэты порой пишут неплохие стихи. Но к вам это не относится, разумеется.

— Вы прекрасно осведомлены для дебютантки при дворе, танна, — сквозь зубы процедил побагровевший альд, когда зал, взорвавшийся хохотом, наконец, утих.

— Простите мою смелость, альд, ваша слава поэта гремит еще сильней, чем молва о вашей воинской доблести, — тут Дамиани, который никогда не был на войне, из багрового сделался мертвенно бледным, и Амато на какое-то мгновенье стало его жаль, однако представители рода Эртега славились беспощадностью к врагам. Танна Далия безмятежно продолжила: — Даже экономка в тетушкином доме является большой поклонницей ваших сонетов. В особенности «Прекрасной звезды».

Нельзя было не признать, что удар был нанесен мастерски. «Прекрасная звезда» в свое время была единогласно признана не просто худшим из написанного Дамиани, а самым худшим сонетом за всю историю поэзии. Даже король не смог удержаться от смеха.

— Ну что ж, танна Эртега, — подытожил король, отсмеявшись, — добро пожаловать ко двору. Мне кажется, вам у нас понравится, по крайней мере, мы все для этого сделаем — он медленно обвел взглядом придворных, которые с воодушевлением принялись кивать и улыбаться. — Надеемся увидеть вас на фейерверке в честь проводов зимы сегодня вечером.

Церемония закончилась, король и королева в сопровождении свиты и министров покинули зал. Амато собрался подойти к танне Эртега, но она уже была окружена толпой оживленно болтающих придворных. Он видел, как в свете сотни свечей торжествующе поблескивают ее продолговатые глаза цвета потемневшего золота — точь-в-точь, как у гадалки на ярмарке.

***

В гостиной семейного особняка Эртега, словно часовой на вахте, у окна стояла высокая, прямая и худая танна Киренния и смотрела в ту сторону, где возвышался над Морени, Брелой и всем миром королевский дворец.

За спиной у нее хлопотала старая служанка, накрывая на стол.

— Как там наша бедная славная девочка в этом змеином гнезде, прости Создатель. Что там только не творится, люди такое порасскажут, что ажно кровь стынет. Чем все это кончится…

— Ничем хорошим, — заверила ее танна Кирения. — Однако они это заслужили, нечестивые предатели.

— О чем это вы толкуете? — удивленно спросила служанка.

— Да уж, пустили лисицу в курятник, — продолжала танна Эртега, словно не слыша ее, — полетят теперь перья…

Служанка всплеснула руками и осуждающе покачала головой.

— Опять вы за свое, возводите напраслину на бедное дитя! Она вам за три года слова худого не сказала, а вы все никак не уйметесь!

Старая танна вспомнила полыхающие дьявольским огнем змеиные глаза племянницы и пережитый ею ужас, и подумала, что худые слова были бы, несомненно, предпочтительнее. Она торопливо осенила себя священным знаком.

В небо взвилась огненная ракета фейерверка и распалась на множество языков пламени, заливших ночное небо.

— Трианский дьявол начал свой путь, — прошептала танна Кирения.

Примечания

3

Тан, танна — вежливая форма обращения, в основном к представителям высших сословий, частично аналог «господин, госпожа»

4

Верховный Храм, или Примасерат — религиозный институт кентонии (веры, распространенной в Окитании), устанавливающий Примаса главой Храма.

5

Окитания — Континент, состоящий из двух больших блоков стран — Южных и Северных Земель. Другие континенты и страны окитанцам были неизвестны, за исключением Ялавании