Яд персидской сирени

Инна Бачинская, 2017

Мама Татки сбежала, когда девочке было пять лет, и ее отец решил вернуться к первой жене и старшей дочери Вере – должен же кто-то присматривать за маленьким ребенком! Отец баловал любимую младшую дочку, но жизнь ее сложилась несчастливо – семь лет Татка провела в психиатрической клинике после убийства своего бойфренда. Родителей уже не было в живых, и ей пришлось вернуться в дом Веры, которая с детства терпеть не могла сестру. Так совпало, что в это же время выписался из больницы Верин муж Павел, который потерял память в результате загадочного несчастного случая, и их с Таткой необъяснимо потянуло друг к другу…

Глава 3. Обживание. Память

За открытым окном — светлая ночь. Земля остывала, от нее поднимался легкий невесомый туман. Сверху смотрели звезды. Благоухала персидская сирень. Ни движения, ни ветерка. Черные пятна деревьев, пепельные тюльпаны на длинной клумбе перед окнами. Татка вспомнила, что днем они белые и желтые. Она сидела на подоконнике в одной ночной сорочке, поеживаясь от ночной свежести. Вспоминала. Через это окно она сбегала из дома по ночам, мчалась в молодежный клуб… как он назывался? Она напрягла память… черт! «Крэйзи маус»!^[1] Ну да, «Крэйзи маус», и ребята, фрэнды Визард, Шухер, Бэмби, Дихлофос, Попса, Мекс… Спетая компания, один за всех, все за одного. И она, Татка-циркачка.

Визард — нервный, с тонкими чертами лица, тату-художник, воспитанник детдома; Шухер — тощий, длинный, с большим приветом, но классный программер, из родных — одна бабка, в прошлом партийный босс, фельдфебель в юбке, раз-два левой, глубоко преданная идеям, державшая внука в ежовых рукавицах. Бэмби — круглая, глупая, хихикающая от шуточек Визарда девочка из приличной семьи, кравшая деньги из маминой сумочки; Дихлофос — страшно худой, молчаливый, говорили, у него туберкулез, оба родителя — законченные алкоголики; безголосая Попса пела в ночных клубах и подрабатывала проституцией; умный Мекс, студент-историк, вытаскивал всю команду в поле, заставлял ковыряться на вспаханных полях, выгребая кусочки керамики, объяснял: это гребенчатая, это ямочная, видите, узоры как от вдавленного гребня, а тут просто ямки? Черная глина — наша местная, глей. И белая, экспорт, с юга. Даже на пляже он увлеченно разгребал песок — на кромке воды и берега, куда река вымывала черепки, старинные бусины, иногда монеты. Они валялись на песке весь день, пили пиво, а то и водку — в основном Дихлофос, — и играли в карты. Им было интересно вместе, таким разным и непохожим друг на дружку. Мекс сортировал находки, аккуратно упаковывал их в полиэтиленовые пакеты, рисовал маркером дату и место.

Однажды с подачи Дихлофоса и скуки ради они ограбили продуктовый ларек, вынесли четыре бутылки тошнотворного пойла и несколько пачек печенья. Дихлофос сгреб несколько некрупных бумажек, нечаянно забытых под стойкой. Удирали под полицейскую сирену, летели врассыпную, кто куда. Собрались минут через сорок в парке, как было уговорено заранее, упали на траву. Хохоча и перекрикивая друг дружку, устроили разбор полетов и пришли к выводу, что грабеж — дело занятное и не очень страшное. Главное, вовремя свалить. Дихлофос открыл бутылку, они пили по очереди сладкое липкое пойло, потом Бэмби затошнило, и ее с хохотом потащили в кусты…

Визард был ее парнем, единственным, у кого был постоянный заработок и собственная комната в коммуналке, обломившаяся ему от приятеля, загремевшего на нары всерьез и надолго за вооруженный грабеж.

Денег им, разумеется, не хватало, и Татка таскала из дома шмотки, которые сбывала Попса… однажды украла золотой браслет тети Тамары. Крик стоял страшный!

Визард был самым взрослым — ему было двадцать три. Немногословный, спокойный, ироничный… Лидер. Татка иногда оставалась у него на ночь, прекрасно понимая, что ее ждет дома. Он планировал открыть студию на пару с одним знакомым, даже название придумал: «Викинг». Партнер договорился о кредите, Визард выставил на продажу свой байк.

Они лежали на старой раздолбанной кровати, любили друг дружку и мечтали…

В какой-то момент их компания стала разваливаться. Умер избитый какими-то отморозками Дихлофос, родители увезли Бэмби за границу, от греха подальше — после того, как их замела «контора» за пьянку в парке. Ничего страшного не произошло, прочитали мораль и отпустили, ну еще покошмарили предков. Тетя Тамара слегла с высоким давлением, Вера обозвала ее приблудой и шлюхой. Татка помнит ее лицо, перекошенное от ярости, губы, выплевывающие ругательства. Тогда она толкнула Веру, и та страшно закричала…

Шухер после третьего ограбленного ларька испугался и «завязал», стал их избегать, объясняя, что у бабки больное сердце и она все время плачет. Он что-то бормотал, в глаза не смотрел, выглядел диковато, и Татка решила, что он слетел с катушек окончательно.

А потом… А потом она застукала Визарда в постели с незнакомой бабой. Взрослой незнакомой бабой! Татка помнит, как потемнело в глазах, как она закричала, как закричала женщина в постели… Потом она стояла с ножом, а Визард в крови лежал на полу; захлопали двери, прибежали люди, какой-то амбал скрутил ей руки, и она закричала от боли…

Дальше Татка не помнит.

Таскали всех. Визард умер в больнице от трех ножевых ран спустя два дня. Тетя Тамара не выходила из своей спальни, ей вызывали «Скорую» по нескольку раз на дню. Она сидела под домашним арестом, ожидала психиатрической экспертизы. Дождалась. Уж лучше бы в тюрьму…

Она вдруг спрыгивает с подоконника, бежит к стенному шкафу, распахивает дверцу. Внизу она прятала коробку от обуви с фотками их компании. Черно-белыми, от Шухера — он неплохо фотографировал, косил под профи, объяснял, что черно-белые — это искусство: светотень, четкость и вообще выразительнее, чем цветные. Шухер не расставался с камерой, щелкал все подряд… где-то он теперь? Шухер плакал навзрыд, он любил Визарда. Они с Таткой пересеклись случайно на допросе…

Татка понимала, что коробки в шкафу нет, что фотки скорее всего тоже на свалке или давно уничтожены, но она так явственно видела эту коробку, синюю, с красивой надписью на крышке… надеялась на чудо: а вдруг!

Коробки в шкафу не было. Татка постояла босая у шкафа и вернулась на подоконник. Сидела на подоконнике, упираясь подбородком в коленки, смотрела на пепельный лунный сад, вдыхала надрывное благоухание сирени под окном, вспоминала. Грызла ногти — была у нее такая неприятная привычка…

Примечания

1

«Crazy mouse» (англ.) — «Сумасшедшая мышь».