Поджигательница звезд

Инна Бачинская, 2013

Голос у нее не изменился, и Шибаева точно током прошибло. Кристина, школьная подружка, первая любовь, первый поцелуй, первая женщина… По ее просьбе он начал расследовать убийство, совершенное много лет назад: собираясь посадить на даче кусты сирени, Кристина обнаружила в земле скелет, как позднее установила полиция, женский… Когда-то дача принадлежала генералу Савенко. Соседи вспомнили: однажды он появился там – естественно, в отсутствие супруги – с загадочной женщиной в белом, и больше ее никто никогда не встречал… После гибели генерала его жена умерла, а дочь Людмила вышла замуж, эмигрировав в Америку, и никого из семьи не осталось. Но вот что странно – жениха Людмилы никто не видел, все решилось в считаные дни, ее документы из института забрала подруга. Создавалось впечатление, будто девушка просто исчезла…

Глава 4

Старая дача, старая гвардия

— А вы откуда? — спросил сосед справа. — Нас уже спрашивали.

Шибаев в начале своей карьеры стеснялся представляться частным сыщиком, выкручивался, как мог, а потом сообразил, что такая диковинка, как частный сыщик, развязывает людям язык. Каждый чувствует себя с ним на равных, каждый читает детективы и каждому есть что сказать по поводу преступления. Людям хочется поговорить и поделиться своими догадками с профессионалом, не связанным с правоохранительными органами, которых традиционно опасаются.

— Я из частного бюро.

— Частный сыщик? — обрадовался сосед, радушно протягивая руку.

Был это небольшого росточка человек в шортах и майке. На незначительном носу сидели внушительных размеров очки с толстыми линзами.

Они обменялись рукопожатием. Радость соседа казалась неподдельной, в нем чувствовался любитель детективного чтива.

— Михаил Спивак, — представился он. — Можно Миша.

— Александр Шибаев. Вы, наверное, уже догадываетесь…

— Господи, конечно! — всплеснул тот руками. — Это из-за скелета! Мы уже тут и так, и этак, разговоры всякие, домыслы, перебрали всех, кто тут раньше жил. Здесь когда-то был кооператив для военных, а эта дача числилась за генералом Савенко, Иваном Ильичом. Ой, да что ж это мы стоим? Заходите, садитесь. Сейчас я быстренько соображу!

— Не нужно… — начал было Шибаев, но Миша его не слушал и летел к дому.

Вернулся он минут через десять с бутылкой, стаканами, тарелками в обеих руках и полиэтиленовым мешком, который держал в зубах. Обрушил все на стол, развернул мешок, достал нарезанное сало и хлеб, споро разложил. Метнулся к грядкам, надергал петрушки и укропу, сунул под кран. Потом откупорил бутылку водки, разлил.

— Чтоб такое больше никогда не повторилось!

Шибаеву показалось, что Миша собирается выпить стоя. Но тот остался сидеть. Они выпили. Спивак крякнул. Некоторое время они сосредоточенно жевали. Потом Миша покивал головой и сказал:

— Мой отец здесь тоже получил, он в военкомате работал. Мне было лет двадцать, так генерал меня в свою компанию звал, дразнил, что я жених для его дочки. У него дочка Ляля была, красивая, избалованная. На меня, конечно, ноль внимания, за ней такие ухлестывали, куда мне, очкарику! — Он махнул рукой. — Иван Ильич видным мужиком был — здоровый, голос зычный, все костер жег, шашлыки жарил. Друзья приходили, такое братство, даже завидно было. И жена его, толстая, смуглая, из грузинок, тетя Тамико. Хорошая женщина, царствие небесное им обоим.

Его в восемьдесят четвертом, в августе, в Афгане убили. С тех пор она тут ни разу не появлялась. Говорили, болела сильно, что-то с головой. А Ляля еще долго приезжала, друзей привозила. Они здесь такое вытворяли!

— Долго — это сколько? — спросил Шибаев.

— Ну, несколько лет… Подождите… — Миша задумался.

Шибаев ждал молча.

— Знаете, я, кажется, могу назвать точную дату! — радостно заявил он наконец. — Девятнадцатого августа одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого! Точно! Девятнадцатого августа в последний раз! Я как раз женился девятого числа, и мы тут же дунули в Болгарию на Золотые Пески, вроде как медовый месяц. На неделю. А когда приехали, сразу навестили родителей, как раз яблочный Спас был, мама обед приготовила, говорит, хочу посидеть с вами в спокойной обстановке, и про заграницу расскажете. Мы им еще подарки привезли. Маме, как сейчас помню, телогрейку из белой козы, вроде жилетки, без рукавов, а отцу — бутылочку, а внутри разноцветным песком его имя выложено — Андрей. Папаня все не мог понять, как это они умудрились его имя выложить! До сих пор бутылка есть, а их уже нету. — Миша вздохнул и развел руками. — Да, так приехали мы, сели в саду. А у соседей гулянье! Музыка гремит, костер, дым столбом, искры! Как сейчас помню. Они лили в огонь бензин, чтоб лучше горело. Отец хотел пойти отчитать, но мать удержала. Говорит, не вмешивайся, не дай бог в драку полезут, они же пьяные! У Ляльки ни стыда, ни совести! Такой отец, постыдилась бы. И все! Больше они не приезжали. Учеба началась, Ляля училась в институте, не до того стало. Я спрашивал у матери, как там, спокойно? А она говорит, спокойно, никого нет с тех пор, никто не ездит. Генеральша еще раньше умерла. А Ляля вышла замуж за американца и укатила в Америку.

Миша потянулся за бутылкой, разлил по новой.

— Земля им пухом! Ивану Ильичу и тете Тамико. Говорят, в закрытом гробу генерала хоронили…

Они выпили. И Миша продолжил:

— Дача закрытая простояла года четыре или даже все пять, мебель вывезли, а потом ее купил у правления Петя Дяченко, Петр Петрович. Хороший человек, мастеровой, руки золотые. Правда, не военный. Там уже и пол провалился, и крыша текла. Так Петя все своими руками починил — он прорабом работал на стройке, материалы всякие мог достать. А через два года продал дачу Леониду Стояновичу, заслуженному человеку, архитектору. Чуть не плакал, так жалко было. Дураки люди! — Миша взмахнул рукой с зажатым в ней куском хлеба. — Представляете, продал дачу, которую восстановил своими руками! На свадьбу дочке деньги были нужны. И что? Теперь дачи нет, а той же самой дочке очень пришлась бы! Сейчас такую не купишь, никаких денег не хватит!

Поначалу новые хозяева бывали часто, он с сыном Игорем — видный парень, художник, а потом как отрезало. Времена тогда наступали смутные, стали дачи грабить, охрана уже не та была… Да мы и сами не очень приезжали, мама болела, отец от нее не отходил. А как Игорь женился, они снова стали появляться, уже с женой, с Кристинкой. Хорошие ребята, ничего не скажу. Особенно Кристинка.

Да, не позавидуешь ей с этим скелетом. Она сирень купила, стали копать — и на тебе! Выкопали на свою голову! Народ толпами валил. Сейчас уже, конечно, ездят поменьше. Если бы хоть яму засыпать, да не разрешают, она говорит. Дело, мол, открыли, а какое может быть дело, если столько лет прошло? Четыре года никто не жил или все пять, мало ли кто мог залезть. Полно бомжей!

Они помолчали. Шибаев спросил:

— А в этом месте что раньше было?

— В каком смысле? — не понял Миша.

— На месте ямы что раньше было?

— Тоже какие-то кусты росли вроде, малина или какие другие, все одичало, заросли как в джунглях. Игорь с краю выдернул, вскопал, и Кристинка там цветы посадила. А в этом году надумала сирень сажать, а то малина очень разрослась. Я говорил ей, рано, нужно в сентябре, а ей втемяшилось — хоть ты тресни! Женщина, одним словом! А подождала бы до сентября, глядишь, и передумала бы.

— А вы здесь все время живете?

— Ага. Слушай, давай на «ты», а? А то как-то не по-людски. Мне свежий воздух нужен, я четверть века в химическом цеху протрубил, легкие посадил, теперь задыхаюсь. Даже курить бросил. Давай еще по одной!

— А не много?

— Одну на двоих? — удивился Миша, и Шибаев устыдился неуместности своего вопроса.

— А она… Ляля эта, где училась? Ляля — это Ольга?

— Людмила. А училась вроде как на инязе — самый престижный у нас факультет. Был бы жив отец, пристроил бы куда-нибудь за границу переводчицей, нынче языки везде нужны. Но и сама не растерялась, видишь, американца отхватила — и поминай как звали!

— А когда мать умерла, она еще здесь была?

— Здесь! Генеральша умерла через год примерно после Ивана Ильича. А Лялька… Точно! Я был на похоронах, видел ее. А как уехала в Америку, ни разу больше не появлялась. Если и приезжала, то на дачу точно не заходила. А к кому приезжать? Разве что к подружкам. Никого не осталось. Говорят, грузинская родня была, но я лично никого не видел.

Они помолчали. Потом Миша сказал, словно подводя итог:

— Вот так живет человек, живет и не знает, где его закопают. — Он подпер голову рукой и понурился.

Шибаев поднялся, но тут Миша встрепенулся и сказал нетвердым голосом:

— Сядь, Саша! Давай за нее! За покойницу! Пусть земля будет ей пухом…

Он осекся, видимо, вспомнил, что похорон еще не было. Махнул рукой и вылил остатки водки в стаканы…

Через полчаса Шибаев решительно встал из-за стола. Миша его не удерживал. На прощание сообщил, что в тридцать четвертом номере живет подполковник Якубов, Степан Давыдович, тоже ветеран, вроде дружил с генералом. Так что, если что… Миша неопределенно пошевелил пальцами. Шибаев, обняв его по-дружески, довел до топчана под яблоней, уложил. С сомнением оглядел нападавшие яблоки, усеявшие землю, перевел взгляд на те, что еще держались на ветках. Попрощался и пошел к калитке, рассудив, что если яблоко и упадет на Мишу, то… не убьет же!

Дача подполковника Якубова производила впечатление крепости или военного укрепления. Высокий забор, металлические ворота, мощный домина и собака — белый буль с розовым голым животом. Когда Шибаев нажал на звонок, с булем случилась истерика. Он так бросался на решетку, так визжал и брызгал слюной, что Шибаев невольно отступил. На шум из глубин появился хозяин — невысокий полный мужик в одних трусах. Он подошел к калитке и сказал твердо:

— Я вас слушаю. — Прикрикнул на собаку: — Скайд, спокойно! Сидеть!

— Добрый день, Степан Давыдович. Я хотел бы поговорить с вами… — начал Шибаев.

— На предмет?

— О генерале Савенко, Иване Ильиче.

— А вы кто будете? — Якубов сузил глаза и смерил непрошеного гостя с ног до головы.

«Не иначе контразведка», — подумал Шибаев, невольно вытягиваясь, и сказал: — Александр Шибаев, веду расследование по поводу захоронения на бывшей даче генерала Савенко.

— Значит, дело все-таки открыли?

— Мое расследование носит частный характер, Степан Давыдович.

— По какому праву?

— По просьбе владелицы дачи, Кристины Юрьевны Яковлевой. Может, поговорим… в более спокойной обстановке? — Шибаев скользнул взглядом по псу, который не сводил с него красных глаз и утробно рычал.

— Скайд, на место! — приказал Якубов, отпирая калитку. — Заходите. Скайд! Я кому сказал?!

Пес нехотя потрусил к будке. Будь его воля, он бы намертво вцепился в пришельца, добрался бы до горла и — только хрустнуло бы!

— Не судьба! — читалось на его недовольной морде, которую он тут же высунул из будки.

Они уселись за стол, снова под яблоней. В отличие от Мишиной дачи яблок на земле не наблюдалось — всюду царил идеальный порядок.

«А может, снабженец», — подумал Шибаев.

— Я вас слушаю, — повторил Якубов.

— Что за человек был генерал Савенко?

— Генерал Савенко был боевым офицером, героем Советского Союза, честным человеком. Погиб как герой во время боевых действий в Афганистане, в августе восемьдесят четвертого. Я его прекрасно знал. Я не понимаю, при чем здесь генерал Савенко? Дача несколько лет стояла закрытая, кто угодно мог залезть.

— А его семья…

— Тамико Тариэловна — прекрасная женщина. После гибели мужа стала болеть, у нее были проблемы с сердцем. Умерла спустя год. Дочь Людмила вышла замуж за иностранца, кажется, американца, и уехала. Все. Забудьте про генерала, он здесь ни при чем. Не оскверняйте памяти. Нечего ходить и выспрашивать. Есть вещи, которые лучше не трогать. Двадцать лет, шутка ли. Нечего копать, да и зачем?

На крыльце появилась миловидная женщина в синем легком платье. Голубоглазая, с седыми короткими волосами. С любопытством посмотрела на Шибаева, кивнула, улыбнувшись.

— Что тебе, мать? — обратился к ней Якубов.

— Степа, я в магазин. Сейчас хлеб завезут.

— Может, на машине? Товарищ уже уходит.

— Не нужно, я пройдусь.

— Ну, смотри. А вы, молодой человек, не тем делом заняты. Так и передайте Яковлевой, что не тем. Глупая затея. Двадцать пять лет! А может, все сорок! Или пятьдесят! Все от почвы зависит. И не слушайте сплетни, мало ли, что люди скажут. Эта газета не имела права печатать материал без согласования с правлением кооператива. Не имела! — Он тяжело хлопнул ладонью по столу. — Нет, что ни говори, раньше было больше порядка. Народ знал, что можно, а чего нельзя. И газеты уважали права граждан, не лили помои.

Он насупился. Скайд, почувствовав недовольство хозяина, зарычал громче. Шибаев старался не смотреть в его сторону.

— Спасибо, — сказал он и поднялся.

— Не за что, — ответил полковник Якубов. — И помните, что я вам сказал. Всего хорошего.

Шибаев пошел по узкой асфальтовой дорожке вдоль дачных заборов. Малина, черная смородина, буйные кисти белых и сиреневых цветов, пышная зелень — все это выпирало из-под решеток, словно просилось на волю.

Синее платье седовласой женщины он заметил издали. Она ждала его за поворотом. Он кивнул ей и сказал неопределенно:

— Хорошие тут у вас дачи…

Он хотел добавить что-нибудь насчет богатого урожая, но не нашелся. У Шибаева никогда не было своей дачи, он иногда наезжал к Алику на Магистерском озере половить рыбу. Там не росло ничего, кроме буйной травы, и поэтому не ему было судить о богатых или бедных урожаях.

— Очень! — отозвалась она с готовностью. — Я не нарадуюсь, и отец при деле. Это я так Степу называю. Знаете, мужчина без работы… Ужас! — Она рассмеялась. — А вы кто? Я не все слышала…

Шибаев усмехнулся — она даже не скрывала, что подслушивала.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Зоя Владимировна! А вас?

Шибаев представился. Они неторопливо шли к выходу из кооператива.

— Вы приходили из-за скелета! Какой ужас! Я до сих пор не могу прийти в себя. Бедная женщина! Вас Кристина наняла?

— Кристина.

— А зачем? Это же, говорят, случилось лет двадцать пять или все тридцать назад, это ж к ним не имеет никакого отношения.

— А к кому имеет?

— Ну… я не знаю. Когда-то это была дача генерала Ивана Ильича Савенко. После них дом стоял закрытый четыре года. Генерал погиб… такой человек! Генеральша вскоре тоже умерла, дочка вышла замуж за американца и уехала. Видная была девушка, Лялей звали. Волосы красивые, разодета всегда как кукла.

Потом здесь жил Петя Дяченко, правда, недолго. Хороший человек, что ни попросишь, все умел. Потом они продали дом, мы все очень жалели. Продали Яковлеву Леониду Стояновичу, отцу Игоря…. Замечательный человек, заслуженный архитектор, а Игорь — художник. Но они почти не бывали тут. А потом вдруг стали ездить — Игорь и его жена Кристина, она цветочки везде насадила, такая славная.

— Вы хорошо знали генерала?

Он уловил заминку, едва заметную, и насторожился.

— Степа знал, они вместе служили несколько лет. Да мы все здесь его знали. Видный был мужчина, красавец! Голос громкий, сам веселый, гостей любил. А жена болела все время…

Что-то витало в воздухе. Шибаев чувствовал нюхом старой опытной ищейки, что она не решается сказать о чем-то, и замер, боясь подыграть не в тон, спугнуть.

— Мне говорили… — осторожно сказал он. — Умница, служака, герой.

— Да! — подхватила она с жаром. — И красавец из себя!

— Жена, говорят, тоже красивая была. Кажется, грузинка?

— Грузинка. Тамико. Красивая, только болела сильно. Сердце, давление, не знаю точно. Она сюда и не заглядывала.

— А генерал?

Зоя Владимировна порозовела, оглянулась. Поправила волосы.

— Знаете, я, конечно, не должна бы… Но ведь это очень важно, правда?

Шибаев не понял, что она имеет в виду, но на всякий случай кивнул.

— Только это между нами! — Она смотрела на него васильковыми глазами.

Шибаев снова кивнул.

— Иван Ильич приезжал сюда не один! — прошептала она и снова оглянулась. — У него была… подруга! Я их видела однажды. Когда он появлялся на даче, мы всегда знали — сразу дым столбом, всех соседей звал, застолье, шампанское привозил специально для дам… — Она вздохнула. — А в тот раз — тихо, можно сказать тайком. Он ее за руку держал. Сошли с крыльца — и в машину. Я Степе рассказала, а он говорит, не наше дело, не лезь. Он генерала очень уважал.

— Как она выглядела?

— Ну как… лет двадцать пять — тридцать, красивой не назовешь, волосы длинные, темные, скромно одетая. Она ему по плечо была. В белых туфельках на каблучках. А он ее держал за руку. Так за руку и пошли к машине.

— А больше вы их вместе не видели?

— Нет, только один раз. — В голосе ее слышалось сожаление.

— А ее, эту женщину, вы где-нибудь потом встречали?

— Нет, никогда! — Зоя Владимировна прижала руки к груди. — Я никогда ее больше не видела! Ни до того, ни после.

— Понятно. Спасибо вам большое, Зоя Владимировна. Еще вопрос… вы смогли бы узнать ее… скажем, на фотографии?

— На фотографии? Ну… наверное. Если вдруг увижу живую… не знаю, шутка ли, столько лет прошло, а вот на фотографии, если старая… наверное узнаю. А что? — Она с любопытством смотрела на Шибаева. — У вас есть ее фотография? Вы ее знаете?

— Не знаю, и снимка ее тоже нет. Пока нет.

Она кивнула.

— Только, пожалуйста… пусть это останется между нами, ладно? Если Степа узнает…

— Не беспокойтесь, никто ничего не узнает, — заверил ее Шибаев. Не удержался и добавил: — Собака у вас серьезная!

— Скайд! — воскликнула она и всплеснула руками. — Он же дурак! И злой как черт. Только мужа и признает, я сама его боюсь! Просила взять коккера, знакомые предлагали, такая лапочка, мальчик, два месяца, а отец ни в какую. Сторож, видите ли, ему нужен, грабителей полно. Я говорю, загрызет кого-нибудь, будешь отвечать!

Шибаев проводил Зою Владимировну до автолавки, где, довольные друг другом, они распрощались.