День города

Илья Пряхин, 2020

Вадим – бывший военный и бывший бизнесмен, – пережив тяжелую контузию, потерю бизнеса, развал семьи и предательство друзей, возвращается на свою малую родину – тихий, провинциальный городок Шмаров, затерянный на просторах сибирской тайги, чтобы тихо зализывать нанесенные судьбой раны, ни на что больше не претендуя и ни к чему не стремясь. Но безобидный и мало кому известный Шмаров, неожиданно для всех, становится центром пересечения интересов людей, считающих себя хозяевами города. В Шмаров приходит беда, и Вадиму, случайно оказавшемуся в эпицентре катастрофы, придется решить самый важный в своей жизни вопрос: кто он? Тихо спивающийся неудачник или человек, способный взять ответственность за себя и за других людей? В книге присутствует нецензурная брань!

Глава третья

1.

В предпраздничную пятницу город тщательно прихорашивался, готовя себя к шумному и многолюдному торжеству. С самого утра на площади перед мэрией, перекрытой по такому случаю для транспорта, из решетчатых металлоконструкций начали возводить гигантскую крытую сцену; толстые жгуты проводов тянулись по асфальту к массивным колонкам; по периметру, рядом с окружающими площадь елями возводились мачты освещения; за сценой, прямо на газоне монтировались блоки аудиоаппаратуры. Административные здания города украсили свои подъезды стандартным в таких случаях набором — российский триколор в окружении флагов областного центра и Шмарова. На центральных улицах красили бордюрный камень, поливали редкие и изрядно пожухшие клумбы высаженных весной цветов. Мусоровозы спешно загружали в свои необъятные утробы переполненные мусорные контейнеры, а в слесарном цехе автокомбината проводилась последняя придирчивая проверка реанимированных из старого хлама автобусов. Кухня «Шмаровского Купца» в ожидании завтрашнего наплыва гостей под завязку заполнялась продуктами, в зале на столы стелились новые белоснежные скатерти, до блеска драились полы и мылись стекла высоких витражных окон. В Парке Культуры и Отдыха красились скамейки, подметались тропинки, менялись перегоревшие лампочки в многоцветной иллюминации аттракционов.

Сама должность Алексея Орловского предполагала, что этот день окажется для него крайне напряженным. В девять утра мэр провел короткое совещание с руководством УВД и МЧС, на котором уточнялись и согласовывались профилактические мероприятия, обычные при случаях массового скопления людей, и оговаривалось взаимодействие служб при возможных ЧП; затем лично проинспектировал ход монтажных работ на центральной площади, посетил Парк Культуры, осмотрел набережную на предмет ликвидации многочисленных и ставших привычными куч мусора. За день он несколько раз созванивался с губернатором, от которого до последнего момента узнавал новости о том, кто еще из больших столичных людей, приглашенных на торжество, подтвердил свое согласие присутствовать. В два часа встретился с главным редактором местного телеканала, — эта встреча была чуть ли не более важной, чем с силовиками, поскольку при освещении подобных событий (а картинка вполне могла мелькнуть и на федеральных каналах) всегда бывает важно заранее определить все ракурсы и места съемок, составить список интервьюеров и решить, на сколько секунд и в каком порядке выводить на экран лица официальных гостей, чтобы, не дай Бог, не нарушить субординацию. Ничуть не сомневаясь в преданности и расторопности своих помощников, в этот день Орловский предпочитал лично проконтролировать максимально возможное количество организационных вопросов.

В шесть часов вечера Орловский, к немалому удивлению всех своих помощников, ожидавших, что сегодня-то мэр точно заработается допоздна, бодро объявил: «Ну, вроде порядок. Надеюсь, что с Божьей помощью, все пройдет гладко. Оставшиеся мелочи сами разрулите, а если что — я на связи».

Через час он уже сидел перед накрытым для ужина столом в уютной, хоть и тесноватой кухне (мэр весьма ревностно следил за публичной, открытой избирателю стороной своей жизни и обитал с семьей в скромной пятидесятиметровой «трешке» в одной из немногочисленных пятиэтажек Шмарова) в обществе немолодого мужчины, явившегося к нему домой несколько минут назад.

— Ты, Игорек, давай, не стесняйся, накладывай себе, — угощал хозяин. — Салат, вон, возьми, и рыбку эту настоятельно рекомендую, у Светочки моей золотые руки, так тебе нигде не приготовят. Ну, и конечно, по рюмашке. Сегодня — сам Бог велел, ты же не за рулем.

Наполнив рюмки, Орловский внимательно посмотрел на гостя, провозгласил серьезно:

— Ну, за удачу завтра.

Некоторое время ели молча, хозяин — жадно насыщался, как человек, изрядно проголодавшийся в течение трудного дня, гость — без особого аппетита и, казалось, больше из вежливости, ковыряясь вилкой в полной тарелке и изредка отправляя в рот маленькие куски.

— Ну, теперь давай по второй и можно про дела наши потрещать.

Орловский собрался наполнить обе рюмки, но Игорь прикрыл свою рукой.

— Завтра день тяжелый, Алексей Леонидович, мне в форме надо быть.

— Тяжелый — это да. И форма нам завтра всем понадобится, — философски заметил Орловский. — А я все-таки махну.

Лихо опрокинув рюмку, мэр запустил пальцы в салатницу с квашенной капустой, сочно, с причмокиванием закусил.

— Все прибыли? — спросил он, и, явно готовясь к долгому разговору, отодвинул от себя тарелки и уперся в стол локтями.

— Все. Еще утром.

— Где разместил?

— На «Солнечной поляне». Там сейчас никого.

Орловский удовлетворенно кивнул. «Солнечная поляна» — бывший пионерский лагерь, впоследствии ставший загородной базой отдыха, неоднократно переходившей и рук в руки и в итоге окончательно заброшенной разорившимися владельцами, выглядела идеальным местом для размещения людей, не желающих афишировать своего присутствия. Мэр давно обещал взять базу на баланс города и превратить в дом отдыха, где шмаровчане смогут проводить выходные за символическую цену, но пока «Солнечная поляна» представляла собой несколько двухэтажный корпусов с выбитыми стеклами и прогнившими полами, надежно укрытых густым лесом на самом берегу Шмаровки.

— Все помнишь? Акция должна начаться в десять часов. К этому моменту на сцене будут столичные звезды, толпа уже разогреется, так что менты окажутся заняты. По моим прикидкам фора по времени, пока менты не чухнуться, будет минут пятнадцать. Пусть ребята надежно забаррикадируются, общение с прессой — через окно на первом этаже. Думаю, первые телекамеры прибудут еще раньше ментов, делать заявления и махать бумагами нужно сразу, как появятся журналисты. Когда старший решит, что народу собралось достаточно, пусть анонсирует важное сообщение для прессы.

Игорь, терпеливо выслушивающий эти указания, наконец не выдержал.

— Алексей Леонидович, вы не волнуйтесь, все ребята свои роли помнят по минутам. Инструктажей и тренировок провели достаточно, все обговорили, все предусмотрели.

— Насчет «все предусмотрели» — это ты брось, — строго сказал Орловский. — Вот, когда все пройдет гладко, тогда и будем прозорливостью своей хвалиться. Что подготовились хорошо — не сомневаюсь. И позвал я тебя, Игорь, не для того, чтобы экзамены устраивать. Решил я коррективы небольшие в план наш внести.

— В какую именно часть плана вы решили внести коррективы?

Гость никак не высказал своего неодобрения, но голос прозвучал напряженно, — идея что-то менять в последний момент пришлась ему явно не по душе.

— Я, Игорек, решил сменить, так сказать, выгодоприобретателя от нашей небольшой проказы. Понимаешь, все делаем, как задумали, только конечный результат окажется не такой, какого ждут наши друзья, а совсем даже наоборот.

Чуть сдвинувшиеся вверх брови на всегда невозмутимом лице Игоря могли означать только крайнюю степень удивления.

— А не поздно решили, Алексей Леонидович?

У Орловского были веские основания почти во всем доверять своему сегодняшнему гостю. Десять лет назад, когда Алексей Леонидович еще трудился на скромной должности зама руководителя департамента областной администрации, он помог вылезти из очень неприятной истории директору одной неприметной, но не в меру активной охранной фирмы. Вместо статьи об организации преступного сообщества молодой предприниматель получил административную ответственность за мелкое хулиганство.

Не ограничившись спасением незадачливого бизнесмена от тюрьмы, Орловский и дальше принимал в его судьбе деятельное участие, пристроив к новому непыльному делу, и в итоге получил тот результат, на который рассчитывал: в его команде, кропотливо собираемой для будущих, пока не известных ему самому дел появился еще один толковый и надежный боец.

Назначение подполковника Самохина начальником Шмаровского УВД год назад стало для Орловского неприятным сюрпризом, — он приложил немало сил, чтобы заместить образовавшуюся вакансию своим человеком, знакомым еще по работе в области. Однако, привыкший анализировать любое событие со всех сторон, Алексей Леонидович и в этом назначении нашел для себя положительные моменты. Самохин вряд ли станет его союзником, но, по крайней мере, это был известный ему персонаж, и линию поведения с новым полицейским начальником Орловский выбрал в соответствии с имеющейся информации. Он не стал предпринимать попыток сблизиться с подполковником, перейти на неформальные дружеские отношения — не приглашал ни в баньку ни на рыбалку, не искал встречи в нерабочей обстановке. В отличие от Манцура, который — Орловский знал об этом — почти сразу же в присущей ему незамысловатой манере попытался купить нового мента быстро и недорого, за что и рассчитывался до сих пор, испытывая повышенный интерес полиции к своему бизнесу.

— Не поздно, Игорек, не поздно. В самый раз.

Орловский вновь потянулся было к бутылке, но остановил руку на полпути и, пробормотав «Ты прав, пожалуй, на сегодня хватит», решительно отодвинул водку к краю стола.

— Ты же, Игорек, сам местный, Шмаров для нас с тобой, можно сказать, малая родина. Зачем же нам пускать сюда пришлых, тем более, москвичей? Это же кровососы, им только прибыль нужна, за бабками людей не видят, «оптимизацию» проведут, народ поувольняют, а ведь это наши с тобой земляки. Нет, Игорек, меня, как патриота родного города, такой расклад не устраивает, и для завода нашего, можно сказать, градообразующего, я приготовил лучшую судьбу.

Игорь слушал молча, не отрывая от собеседника невозмутимого, ничего не выражающего взгляда. Он прекрасно понимал, что Орловский тщательно взвесил все последствия, перед тем, как ввязаться в эту операцию, и внезапная смена решения за день до акции вызвана какими-то новыми, только что возникшими соображениями. Поэтому он просто пережидал, когда мэр закончит свое словоблудие и перейдет к делу.

— В общем, так, Игорек, — Орловский и сам почувствовал, что увлекся ненужной аргументацией, заговорил сухо, по-деловому. — Завтра все делаете так, как запланировали, только те двое, что будут потом объяснятся с ментами, слегка изменят свою легенду. Нужно будет мягко подвести к тому, что их нанимателями являются как раз люди из «Строительного альянса». Я подготовил основные тезисы, передашь их ребятам. Укажут пару персоналий, через которых будет прямой выход на «Строительный альянс». Это все. Статейку в «Шмаровском вестнике» я подкорректирую, твоих людей выпустят через пару месяцев. Все должно выглядеть предельно ясно: крупная корпорация наняла продажных юристов, те набрали группы громил и попытались организовать рейдерский захват завода. Тем более, — Орловский лукаво улыбнулся, — что все ведь так и есть на самом деле. Расскажем людям правду, а, Игорек?

2.

Подполковник Самохин расслабленно откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, медленно помассировал пальцами веки. Только что закончилось совещание с оперативниками и командирами патрульных экипажей. Кажется, обговорили и согласовали все: места постоянного дежурства нарядов, маршруты патрулирования, схемы ограждений для прохода, перечень и график перекрытия для транспорта центральных улиц.

Из коридора доносились голоса сотрудников и взрывы смеха, хлопали двери кабинетов, слышался шорох множества шагов по линолеуму, поскрипывали расшатанные ступеньки ведущей на первый этаж лестницы. Управление работало в режиме усиленного несения службы, отпуска и командировки были заранее отменены, накануне из области прибыло подкрепление, и к вечернему совещанию в небольшом двухэтажном здании стало слишком многолюдно.

Шумы постепенно стихали, сотрудники разъезжались — кто-то по домам, кто-то заступая на ночное дежурство. Вставать утром придется очень рано, и Самохин понимал, что если он хочет быть завтра в форме, то нужно прямо сейчас отправляться домой. Оставалось только найти сил на то, чтобы поднять из кресла уставшее тело, спуститься вниз, сесть в машину и, прибыв о пустую и темную квартиру, организовать себе чай (об ужине не хотелось и думать) и добрести до холодной постели.

Запиликал лежащий на столе мобильник. Самохин посмотрел на экран, звонок шел на сим-карту, номер которой знали в городе лишь несколько человек. Глядя на аппарат с опасливым недоверием, как на предмет, способный стать лишь источником проблем, он неохотно протянул руку к столу, и, нажав на кнопку приема звонка, поднес телефон к уху.

— Глобус шухер замутил на завтра. Бакланов подписал с десяток. Гастролеров нет, все местные, с Зековки. Малолетки. Перья, кастеты, цепи. Пять-шесть терпил нарисуют. Им сказали, наглухо никого не валить, почикать мальца. На набережную с Зековки трое двинут в девять, еще две группы — на площадь и в парк чуть позже подвалят.

— Откуда знаешь, что это Глобус? — спросил Самохин, с которого мигом слетела усталая заторможенность.

Услышав в ответ лишь презрительное молчание, он понял, что вопрос был совсем не обязательным, и спросил о том, что показалось сейчас самым важным:

— Зачем ему это надо, выяснил?

Возникла короткая пауза, после которой голос в трубке прозвучал с плохо скрываемым злорадством:

— Не по таксе вопрос, начальник.

— Хорошо, — Самохин вновь прикрыл глаза, на скулах задвигались желваки. — Получишь по двойному тарифу.

— Глобус кипишь поднимет: в городе беспредел, мусора нюх потеряли. Начальник их, типа, на Зековку буром не прет — очкует, только фраеров доит — бомбил и торгашей мелких. Маляву на тебя в область зашлет. Есть, кому подписать.

— Хорошо, понял.

Самохин отключился, аккуратно положил телефон на стол, некоторое время сидел неподвижно, задумчиво разглядывая плакаты, развешенные на стене кабинета.

Вот, значит, как. Не сумев договориться и почувствовав угрозу, он решил, что им двоим в одном городе не ужиться и сразу начал действовать. Серьезный дяденька — предпочитает играть на опережение, сразу решать не только уже возникшие проблемы, но и те, что могут появиться в будущем.

«Глобусом» за глаза называли Манцура за абсолютно лысый и почти идеально круглый череп. Только узнав о своем предстоящем назначении в Шмаров, Самохин сразу понял, что открытого конфликта с Манцуром вряд ли удастся избежать, правда, предполагал, что вначале это будет выглядеть, как долгое, скрытое от посторонних противостояние двух осторожных и хитрых противников. Но Манцур решил форсировать события, и сейчас важно было без потерь отразить первую атаку.

До своего прибытия в город Самохин встречался с Манцуром всего один раз. Встреча, оказалась не слишком приятной для обоих, но произошла она больше двадцати лет назад, не привела тогда к серьезным последствиям, закончившись фактически ничем, и вряд ли могла стать причиной предвзятого отношения начальника полиции к успешному бизнесмену, периодически устраивавшему шумные благотворительные акции, гордящемуся «белизной» своего бизнеса и ни разу не заподозренному в теневых сделках. Но была одна причина, по которой полицейский на протяжении почти всей своей карьеры внимательно следил за достижениями стремительно идущего в гору бизнесмена.

Самохин пришел в милицию в самом начале девяностых. Романтический ореол профессии, навеянный сериалами и книгами о службе, которая «и опасна и трудна», при столкновении с реалиями периода первоначального накопления капитала разлетелся в пыль в первые же месяцы. Милиционеры, приносящие домой зарплату, при которой стыдно посмотреть в глаза близким, оказались в самом центре бешеного водоворота, устроенного бурно плодящимися «хозяевами жизни» — новоявленными бизнесменами и не менее бурно набирающими силу бандитами. Многие принимали самое простое и лежащее на поверхности решение: уходили из милиции в ЧОПы или сразу к бандитам. Более продвинутые и изворотливые успешно монетизировали свое служебное положение: торговали информацией, организовывали «крыши», принимали заказы на заведение или, наоборот, закрытие уголовных дел. Тем же, кто не пошел этими путями — немногочисленным и неприкаянным «честным ментам», — тоже нужно было что-то есть, и в поисках относительно законного заработка они в свободное от службы время частенько нанимались на роль охранников или инкассаторов.

В девяносто третьем Самохин собрался жениться. К тому времени ему так и не удалось побороть в себе комплексы «правильного мента» и, поскольку зарплаты не хватало даже на прокорм, пришлось побороть гордость и согласиться на подработку неофициальным инкассатором.

Было утро свободного от службы дня. Сегодня они с напарником должны были проделать давно знакомую операцию: перевезти деньги из расположенного в пригороде оптового склада китайского барахла в офис торговой фирмы в центре города. Молодая невеста, живущая в райцентре за сорок километров и вырвавшаяся с работы на пару дней, со слезами в голосе уговаривала жениха не оставлять ее одну в пустой квартире, ибо встречаются они не так уж часто, она целую неделю ждала этого дня, сто лет не была в парке, в кои веки купила новое платье, которое некуда надеть, и, вообще, работать в выходные — полное свинство и неуважение к будущей жене. Самохин недолго, больше для вида, посопротивлялся, потом позвонил другу, с которым вместе учились в школе милиции и сейчас тянули лямку в одном Управлении, и попросил подменить его на сегодняшнем выезде.

Когда неприметная, заляпанная грязью «девятка» затормозила на светофоре при въезде в город, из остановившейся рядом машины выскочили трое парней в закрывавших лица балаклавах, и, грамотно рассредоточившись, расстреляли ее с трех сторон из автоматов. На то, чтобы извлечь из багажника два увесистых баула с деньгами, запрыгнуть в машину и, резко рванув с места, скрыться в ближайшем переулке, им потребовалось не больше полуминуты.

Гроб уже опустили в землю, и Самохин, до этого момента державшийся поодаль от всех собравшихся, все же заставил себя подойти к могиле, чтобы вместе с другими бросить в нее горсть земли. И тогда случилось то, чего он боялся, из-за чего приехал на кладбище отдельно и стоял все это время в стороне, не решившись даже подойти попрощаться с другом, — он поймал на себе взгляд молодой вдовы. Она застыла на краю могилы, а в нескольких метрах за ее спиной стояла коляска с полугодовалым сыном, которого взяли с собой, поскольку его не с кем было оставить. Все длилось не больше секунды, — Самохин поспешно опустил глаза, развернулся и, казалось, на всю жизнь обожженный этим коротким взглядом, по-стариковски сгорбившись, медленно побрел к выходу с кладбища.

Он больше ни разу ее не встречал, он ни разу не попытался оказать какую-то помощь, потому что страх еще раз испытать на себе этот взгляд оказался сильнее сострадания, он ни разу не поинтересовался ее судьбой и судьбой ее сына. Ни разу.

Дело вел следователь, про которого в Управлении говорили: «Хороший телок у двух маток сосет, а наш Валерьич от целого стада кормится». Он явно не обрадовался новому поручению, хмуро заявив с самого начала, что история эта — типичный «глухарь», подобные расстрелы происходят сейчас повсеместно, что коммерсанты наверняка догадываются, кто их пощипал, но ни в жизнь не скажут, потому что бабла этого они себе еще нарубят, а жизнь — она одна. Но, поскольку погибшими оказались сотрудники милиции, хоть и находившиеся не при исполнении, первое время следователь был вынужден имитировать бурную деятельность.

Официальное расследование шло своим чередом, но инстинкт выживания и остатки корпоративного единства призвали к жестким и решительным действиям практически всю милицию города. Требовалось наглядное подтверждение простой истины — милиционеров убивать нельзя, такие убийства всегда влекут за собой серьезные последствия для представителей криминального мира, независимо от их специализации. В течение всего одной недели в городе прошли массовые облавы на наркоторговцев, — двенадцать уличных дилеров были задержаны, двое застрелены при попытке оказать сопротивление, за решеткой оказалось несколько крупных перекупщиков. ОМОН врывался в давно известные и годами исправно функционирующие игровые притоны и публичные дома, полному разгрому подвергся крупнейший в области цех по разливу паленого алкоголя, «маски шоу» прошли на Центральном рынке и в цыганском поселке, главари двух основных этнических группировок после крайне жестких задержаний были отправлены в СИЗО по пустяковым, высосанным из пальца обвинениям. Как всегда, такой метод оказался эффективней скрупулезного расследования. Чтобы «менты угомонились», требовалось сдать им хотя бы исполнителей. Личности всех троих налетчиков были установлены быстро, через несколько дней одного из них обнаружили с простреленной головой в машине, припаркованной у здания областного УВД, второго задержали по наводке, полученной в результате анонимного звонка. И лишь третьему удалось бесследно исчезнуть, обманув и сыщиков и своих «коллег».

Результаты расследования удовлетворили всех, кроме Самохина, который не верил, что трое рядовых боевиков действовали самостоятельно. Он хотел раскрутить всю цепочку, тем самым надеясь хоть чуть-чуть ослабить давящий груз вины, но следователь — по распоряжению начальства или по своей инициативе — не горел желанием подпускать его к материалам дела.

Самохин установил, что фирма-поставщик, в адрес которой загородная оптовая база отправляла в тот день оплату за реализованный товар, принадлежит местному бизнесмену по фамилии Манцур. Он решил, что, если искать корыстные интересы коммерсантов или источник утечки информации, лучше начинать с получателя денег, так как форсмажорные обстоятельства не снимут с отправителя обязанности по оплате, он остается должником, а следовательно, пострадавшей стороной.

Манцура опросили в качестве свидетеля, на Самохин на допросе не присутствовал и решил под предлогом уточнения некоторых вопросов нанести бизнесмену визит самостоятельно, не поставив в известность не только следователя, но вообще, никого из коллег. В разговоре Манцур заметно нервничал, часто сбивался и путался в мелочах, но в целом довольно твердо держался избранной еще на первом допросе линии. Самохин ему не поверил, но прижать коммерсанта было нечем.

Через месяц оптовая база, потерявшая в результате ограбления инкассаторов недельную выручку, не смогла рассчитаться с очередным поставщиком, тот, не долго думая, «передал дело на рассмотрение в братковый арбитраж», но до серьезных наездов не дошло, — Максим Манцур фактически спас неудачливых коммерсантов от серьезных проблем, предложив им переписать на него бизнес в обмен на уплату всех долгов.

Единственный арестованный налетчик очень убедительно валил все на убитого, выгораживая себя и сбежавшего, а следствие и суд охотно приняли версию о том, что ограбление было проведено бандой из трех человек по собственной инициативе.

Чувство вины с годами притуплялось, отношения с невестой, невольно спасшей ему жизнь, но самим своим присутствием не дававшей забыть взгляда вдовы на кладбище, как-то сами собой оборвались, по взаимному молчаливому согласию.

…Самохин поднял трубку телефона внутренней связи, набрал короткий номер дежурного.

— Ерохин, Канаев еще здесь?

— Домой уехал, Павел Борисович. Минут десять как.

— Позвони ему, пусть возвращается. Срочно. Жду у себя.