Спираль эпох. Книга первая. Тяжёлое пробуждение

Илья Ингвар, 2021

Колёса истории вновь пришли в движение, увлекая за собой всех, вне зависимости от сана и возраста. Земли Валлиона, не до конца оправившиеся от нашествия жестоких Кри, окончательно скинули с себя пелену многовекового оцепенения. Армии Чёрного принца с лёгкостью присоединяют к могучему королевству Корланд всё новые и новые земли. Шестеро героев – провозвестников новой эпохи – снялись с привычных мест. Принц и его невеста движутся навстречу друг другу, не очень довольные предстоящей свадьбой. Воительница с северных гор последовала за ветром и пытается найти своё место в новом для себя мире. Не сильно везучий воришка от отчаяния решился на самое нелепое дело в своей жизни. Деревенская девушка пытается найти того, кто поможет ей спасти отца. Загадочный отшельник снимается с насиженного места, раз за разом задавая себе вопрос, ответ на который способен перевернуть мироздание вверх тормашками. «Как, побери её Тёмные боги, в этот трижды проклятый мир вернулась магия?!»

5. Почему ж так воняет?!

Утро в горах было привычно прекрасным — как и день в горах, и вечер в горах, и даже ночь в горах. Но лишь для тех, кто переживает его в уютной долине, надёжно укрытой от вонючего грязного юга и безжизненных пустошей севера кольцом непреодолимых скал. Нити ручейков несли в низины чистую воду с вершин, давно избавленная от лишних камней почва была на удивление плодородна, сочная трава щедро кормила коз и овец, а потому недостатка в провизии у жителей не было. Да, место в долине было ограничено, но ресурсов хватало на всех — исконные традиции этих мест позволяли выбраковывать тех, кто не мог составить пользу общине. Те же, кто способен был доказать свою состоятельность, никогда не знали бедности и одиночества. И потому ни один уважающий себя член общины не штурмовал неприступные пики. Зачем же, в самом деле, покидать суровый рай ради недостижимой и никому особенно не нужной перспективы столкнуться с грязью мира, что мудрые боги заботливо отсекли в Час Дрожи?

Конечно, это не касалось тех, кто слышал Песню. У каждого она была своя. Кому-то шептали неведомые ритмы валуны на склонах горных кряжей. Кто-то слышал Её в журчании ледяных ручейков. Кому-то незнакомые мотивы насвистывал носившийся между пиков ветер. К последним и относилась Хельга. Вообще-то говоря, услышать Песню было трагедией — сродни тому, чтобы сорваться с высоты, наступив ногой на казавшийся надёжным валун. С тех пор, как человек расслышит первые её мотивы, солнечный и лунный диски начинают отсчитывать последние спонны его жизни⁵. Рано или поздно он поймёт, что не может сопротивляться зову и полезет наверх. Затем лишь, чтобы устать карабкаться по предательски ненадёжной отвесной стене, замёрзнуть где-то на ледяном уступе или сорваться вниз, отдав тело скалам, а душу — богам. Хотя некоторые верили, что и дух несчастных остаётся вечно блуждать в горах. Кто-то даже говорил, что он присоединяется к разноголосице, поражающей песней разум следующего несчастного. Многие из них уходят в последний поход в пещеры глоблинов, чтобы не пропасть без смысла, умереть как подобает настоящему общиннику. От Хельги ожидали того же. По правде говоря, она была твёрдо уверена, что так и поступит…

Рука зацепилась за очередной выступ, женщина подтянулась, напрягая остатки сил. Бёдра и предплечья горели так, что хотелось плакать, но и без слёз видимость была хреновой — пот заливал глаза несмотря на холодрыгу вокруг. Она протёрла лицо о плечо и вскинула голову: спасительный уступ был всего в нескольких усилиях. Там можно было дать телу передохнуть, набраться сил для следующего рывка… или хотя бы сдохнуть во сне, от переохлаждения. Ветер перестал нашёптывать и выл со всей силы. Чуть слышные мотивы превратились в рёв, но рёвом её было не напугать. Гораздо хуже было то, что этот самый ветер, завлекший женщину от привычной, счастливой жизни сюда, на безжизненную стену из льда и камней, будто бы сопротивлялся её решению следовать зову. Он лупил со всех сторон, усиливая давление на стопы и пальцы, буквально бил с боков, прижимал её к камню там, где это было наименее удобно. Силы покидали женщину. Она нащупала новый выступ левой рукой, но ветер будто взбесился, поймал её на неловком движении и ударил с такой силой, что она просто не смогла удержаться — пальцы соскочили и Хельга с воплем ужаса полетела вниз… И очнулась.

А очнувшись, сразу поняла, что упала на самом деле. Но не со скалы, много солнечных циклов назад, а с ровной, растуды её поперёк дюжиной глоблинов, земли. Когда преследовала вонючего червя, укравшего плату за честно проделанную работу. Ублюдок змеи и вшивой собаки чуть не загнал выносливую общинницу, скача по кривым улочкам этого мерзкого городка точно козёл по скалам. Но от Хельги никогда не уходила никакая добыча — ни глоблин, ни колебольд, ни даже выверень. Не то, чтобы последние когда-либо от кого-либо бегали…

Женщина поочерёдно пошевелила всеми конечностями — кажется, суставы и кости были в порядке. Попробовала подняться — жутко заболела голова, но тут удивляться было нечему. В поясницу вступило, точно она постарела на несколько десятков зим⁶, но в целом падение женщина пережила легко. Оставалось понять, как его пережил трижды траханный глоблинами южанин, удавить тварь голыми руками, потом понять, куда она свалилась, и выбраться из этого места.

Доски (теперь понятно, почему она упала — в этой дыре даже отверстия в земле заделывают гнилью и через жопу) под Хельгой пришли в движение. «Стало быть, ты, ублюдок, где-то снизу и даже жив. Отлично. Сейчас я тебя пригрею.» Женщина хищно усмехнулась, вмиг забыла о боли и попыталась подняться… и отлетела вперёд, вмазавшись в дно каверны носом. Тёплая кровь потекла на камень маленькой струйкой. Женщина перевернулась на спину и ошалелыми глазами уставилась на место, где только что лежала. Свет от отверстия в верхней части пещеры падал прямо туда, и взору Хельги предстала выбиравшаяся из-под трухлявых досок выверень. Вторая за сегодняшний день.

— Да вы их тут на мясо что ли разводите?! — выругалась женщина и принялась подниматься на ноги. Страх перед здоровенной тварью враз выгнал все мысли о болящей спине и прояснил сознание. Действовать следовало немедля. Видимо, она свалилась чудищу прямо на голову, что являло собой пример одновременно великого везения (упала бы рядом — уже сожрали бы, а то и расшиблась бы предварительно) и великого невезения (ну, она же упала сюда в конце концов). «Как и вся моя жизнь.»

Кровь из носа раздражала и немного мешала, но её нельзя было назвать главной проблемой Хельги. А вот запропастившийся куда-то меч однозначно на такую роль претендовал. Выверень голыми руками не удавишь, это надо быть размером с двух общинников-воинов, обожравшихся козлятины.

Женщина судорожно искала глазами спасительное оружие. Тварь, тем временем, поднялась на все четыре лапы, скинула с себя трухлю и заревела. Не успел лунный диск сдвинуться на ноготок, как выверень заметила свою обидчицу, заревела ещё, на сей раз не столько от возмущения, сколько угрожающе и, не теряя времени, кинулась в сторону Хельги, сократив расстояние за один удар сердца. Женщина бросилась в сторону в тот самый момент, когда шея твари, обычно выгнутая наверх, распрямилась со скоростью, как правило несвойственной такому крупному зверью. Мощные челюсти клацнули на расстоянии одной ладони от шеи Хельги. Воительница пережила не один бой с этими здоровенными ящерицами, а потому сразу же перекатилась дальше, заходя противнику в хвост. Тактика оправдалась — меньше, чем за один удар сердца, тварь выгнула шею в сторону, где только что была Хельга и попыталась схватить жертву за ногу зубами — излюбленная тактика выверней против ловких, но не очень осведомлённых врагов. Хельга вмиг приняла вертикальное положение и кинулась в сторону обломков. Без меча этот бой закончится слишком быстро и точно не в её пользу. Отсвет любимой северной стали заставил её вскрикнуть от удовольствия. Вернее, попытаться — на выходе получилось нечто вроде громкого хрипа. Женщина прыгнула к месту, где лежало заветное спасение, чуть не упала, когда из-под ноги у неё уехал обломок доски и схватила меч прямо за лезвие — разбираться было некогда; рванула с такой силой, что сама себя уронила, так как рукоятка оказалась под доской, на которой стояла вторая её нога.

Это и спасло женщине жизнь — тварь вновь сжала смертоносные челюсти на том месте, где только что находилась шея Хельги. Но та вовремя свалилась, чуть не развалив себе бедро собственным мечом, при этом не растерялась, моментально перехватила его за нижнюю, не наточенную часть лезвия и вонзила ящерице в основание её длиннющей шеи — там, где она переходила в мощную грудную клетку. Сталь пробила чешуйчатую шкуру, но, чтобы убить выверень, этого маневра явно было недостаточно. Та, в свою очередь, изогнула травмированную шею, но не очень удачно, и потому сама помогла мечу раскроить рану пошире. Буквально на один удар сердца тварь отвлеклась на пронзивший её разряд боли, и Хельга не преминула воспользоваться этим замешательством — со всей дури рванула меч в сторону и наверх, разрезая шею выверни. Гигантская ящерица начала беспорядочно дёргаться, хватая пастью воздух, и когда она попыталась ударить вниз наугад, воительница встретила смертоносную пасть не менее смертоносной сталью, резким движением насаживая тварь на клинок. Челюсть выверни добралась до груди Хельги, сердце которой тут же спряталось оттуда в пятки, где и затаилось, не смея выдать ни удара. Но сомкнуться здоровенным зубам было уже не суждено — ящерица издала булькающий звук и повалилась прямиком на воительницу.

Массивное тело поверженного врага придавило женщину к полу, сбило ей дыхание и чуть было не разрубило ей плечо её же мечом — повезло, что клинок был развёрнут чуть по касательной. Выползти из-под дохлой ящерицы оказалось той ещё задачкой, но Хельга не собиралась умирать настолько глупо, а потому, шумно выпустив воздух на выходе, чуть приподняла край туши мерзкой твари над собой и в несколько неловких движений освободилась от нелепого плена.

Отдышавшись, она подумала, что стоит осмотреться на предмет наличия в этом месте друзей поверженного монстра, а заодно и понять — что же это за место. А ещё лучше — как отсюда выбраться. Мысли о ситуации в целом напомнили ей о виновнике её злоключений, и воительница осмотрелась в поисках его тщедушного тельца. Гадёныш не должен был уйти далеко, а если боги были к ней хоть сколько-нибудь благосклонны, то не должен был уйти вообще. Хельга осмотрелась. Единственное, что можно было сказать со всей определённостью — она находилась в пещере. «Боги, эти грязнули строят город над пещерами?!» Единственным источником света в ней была дыра во своде, через которую женщина в неё и провалилась. Располагалась она в самой высокой точке купола, а неровные каменные стены пещеры практически везде были скрыты мраком. Хельга выругалась: для того, чтобы выбраться через свод, придётся научиться летать. Оставалось надеяться, что где-то есть проход дальше. Ну не себя же саму эта выверень жевала здесь!

Хельга как могла стряхнула с одежды воняющий как задница мёртвого глоблина ихор, сплюнула… и заметила движение прямо перед собой. Меч был погребён под тушей выверни, и воительница резво упала на колени, стараясь выдернуть оружие из-под твари, каждый удар сердца бросая взгляд туда, где тени были подвижны. Однако неведомый противник не спешил приближаться, и просто продвигался вдоль стены, как будто бы стараясь не издавать лишнего шума. Не сразу, но до Хельги дошло, кого она заметила.

— Ах ты колебольдово отродье! Башку сверну, хребтину вырву! — зарычала воительница во весь голос, и от получившегося хриплого крика даже ей самой стало на секунду не по себе. Злоба придала достаточно сил, чтобы с двух рывков вырвать взятый в заложники меч, и женщина бросилась в сторону поганца, своровавшего её плату.

Тот пискнул как напуганная мышь и бросился вдоль стены, больше не заботясь о тихом передвижении. «Ну и куда ты здесь от меня денешься, крыса немытая?!» Злобный азарт погони, что не давал ей останавливаться там, на улицах воняющего рыбой несуразных размеров города, разгорелся с новой силой. Только теперь гадёнышу некуда было прятаться и негде скакать. Оказалось, однако, что у поганца было совсем иное мнение на сей счёт. Он пробежал ещё пару шагов… и исчез. Хельга издала разочарованный вопль и припустила в ту сторону с двойной энергией.

«Не видно ни глоблина, дери его всё за ногу!» На этой безрадостной мысли она практически разбила себе лоб об особенно выдающийся каменный выступ на стене пещеры. Поминая всё самое мерзкое, что она знала об этом мире, сплетённое в не имеющих смысла и реального воплощения позах, женщина принялась продвигаться по стене наощупь и очень быстро нащупала тоненький тоннель, в который юркнул главный виновник всех её нынешних бед. Она не позволила себе отвлечься на мысли о том, что именно сделает с ним, когда поймает, и сконцентрировалась на самой погоне.

Путь сквозь тоннель оказался пыткой — долгой, придуманной каким-то порченным лихорадкой сознанием. В условиях полного отсутствия света двигаться приходилось наощупь, и всё равно в спешке воительница умудрилась разбить и локти, и колени, дважды чуть не потерять меч, наотрез отказывавшийся пролезать в особо неудобных изгибах «дороги», а также поцарапать щёку. Хорошо хоть из носа кровь перестала идти — а то так можно было и сдохнуть от самой глупой в мире кровопотери. Тоннель, тем временем, сузился до совсем неприличных размеров, и Хельга протиснулась лишь каким-то чудом. Зато после этого «бутылочного горлышка» стены значительно раздвинулись, и женщина смогла двигаться сначала со скоростью обычного шага, а потом и вовсе трусцой. Это и предопределило её судьбу.

Темнота как будто стала менее густой, силуэты стен и дна тоннеля впереди были видны почти чётко, но всё же недостаточно для того, чтобы вовремя понять, когда они заканчивались. Очередной шаг — и нога нашла лишь пустоту вместо камня. Увлекшись погоней, женщина забыла об осторожности и должна была поплатиться. Тело подалось вперёд и вниз, тускло светящийся на дне новой пещеры мох помог глазу отмерить расстояние, на которое предстояло упасть. Выжить шансов не было. «Да сколько можно падать.»

Что-то схватило Хельгу за нижний край жилета и дёрнуло назад. Слабенько, конечно, но этого вполне хватило, чтобы ловкая воительница, всю жизнь осваивавшая искусство лазать по самым крутым скалам, сумела восстановить равновесие и не свалиться навстречу верной смерти. Оправившись от длившегося пару ударов сердца шока, женщина медленно обернулась. Кажется, червяк был удивлён не меньше её самой.

— Ох, твою…

Договорить он не успел — колено Хельги влетело ему в живот. Не будь он таким заморышем, удар пришёлся бы в пах, но тут парень мог поблагодарить свой далеко не выдающийся рост. Когда восстановит дыхание. «Что же ты жрал-то всю жизнь, что таким хилым вырос?» Вопрос этот прозвучал скорее на образно-подсознательном уровне, потому что большую часть сознания её застилал туман ярости.

— Вонючий хилый сын глоблинов, дери тебя эти глоблины всемером под деревом, ты безмозглая бесполезная тварь, былинка, козёл недоеденный! Да как ты вообще дожил до своего возраста, говна жёванного кусок?!

Ответить задохлик не мог, поскольку отчаянно силился снова научиться дышать, да это и не требовало ответа. Время для содержательных вопросов пришло чуть позже, спустя ещё один удар кулаком под дых, пощёчину и лёгкий пинок по ноге, совершённый от остаточной досады. Всё действо происходило на весьма малоразмерном карнизе, обрывавшемся отвесной стеной в глубокую, покрытую светящимся мхом пещеру. Это значительно сокращало доступный Хельге арсенал оплеух и тем более крайне осложняло работу с двуручным мечом, что, возможно, и спасло жизнь грязного червяка в первые мгновения.

— Ну и нахрена ты это сделал, заморыш?! — голос Хельги сегодня звучал особенно грозно — сказались пересохшая в процессе погони глотка и целый арсенал ничуть не позитивных эмоций, каждая из которых на разный лад убеждала хозяйку продолжать бить червяка, пока он все органы не выплюнет.

— Да я… а хрен его знает, — сказал он противным мягким южным акцентом и истерически захихикал. Хельга схватила его за подбородок и дёрнула его гнусную крысиную морду так, чтобы он смотрел ей прямо в глаза — обычно это помогало привести собеседника в чувство, но этот заржал сильнее, а потом в один удар сердца переменил настроение и принялся орать на неё, — Ну чего тебе от меня, тварь мехожопая! А?! Ну убей меня, сука, убей давай! Убей! Убеееееееаааааай! — даже в таких потёмках было заметно, как глаза задохлика блестели с каким-то неестественным рыжим отливом. «Рехнулся. Ну просто великолепно!»

— А ну рот закрыл, гад подколодный!

«Увещевание» подействовало, и задохлик принялся поскуливать, роняя слёзы прямо ей на ладонь. Почему-то от этого ей стало вдвойне противно, и Хельга убрала руку от его лица. Ситуация окончательно перестала напоминать реальность. Предстояло понять, что теперь со всем этим делать.

Дорога назад заняла в два раза больше времени, так как ни воительница, ни задохлик никуда не торопились. Последний так вообще уверял, что больше выходов в той пещере не было, а на вопрос «как же тогда туда попала выверень?» лишь недоумённо хмыкал. После того, как понял-таки, о ком говорит Хельга. Язык общинников и южан отличался не сильно, но некоторые вещи различались по звучанию настолько, что без труда их было не узнать. Например, наименование злобных ящериц размером с откормленного медведя, с длинной шеей и совершенно дурной привычкой жрать всех, кто меньше их по размеру. «Как же отвратительно они произносят слова! Как будто не говорят, а придуриваются со ртом, набитым водой. И что мне теперь делать среди них всю жизнь?»

В любом случае, доверять скатившемуся с вершины⁷ было решительно невозможно. Парень был явно не в себе, раз упустил свой единственный шанс уйти от её справедливого возмездия. Объяснить «зачем» он так и не смог. Сказал, что сделал это не задумываясь. Самое противное — по идее, по законам её народа это означало, что Хельга теперь его должница и обязана отплатить ему чем-то, не менее ценным. Некоторые общинники всю жизнь не могли вернуть этот долг, иные на исходе лет своих даже детям завещали продолжать это дело, хоть такое и не приветствовалось — создавало лишние неудобства в структуре подчинения и могло в конечном итоге привести к восстановлению рабства. А рабство они ненавидели пуще всего остального. Час Дрожи избавил их от необходимости бороться за свою свободу, но Община никогда не забывала. Хельга ценила традиции своей родины, но здесь вроде как другие земли, этот червяк явно не стоил таких почестей, да к тому же загнал её в такую переделку, что хватит на два жизненных долга. И очень сильно её раздражал.

Туннель закончился, и парочка приступила к осмотру стен. Чем дальше они продвигались по периметру пещеры, тем сильнее в глазах Хельги вся ситуация теряла связь с реальностью. Юг, конечно, всегда представлялся ей странным местом, но не настолько же! Помимо парочки сталагнатов⁸, воняющего сильнее обычного трупа выверни да трухлявых досок под ним, пещера более ничем примечательным не выделялась. Хельга даже сдвинула мерзкую тушу и поразбирала доски — вдруг каким-то чудом проход затерялся в полу. Но ничего, кроме прохладного камня там не обнаружила.

— И как тогда эта тварь сюда попала?

— Да кто ж её знает? Может, местные зверушку себе завели в подвале? — подал голос заморыш. Понятно, почему он не пытался бежать — банально некуда.

— Вот и спросим у них поутру. А пока сиди, помалкивай и думай о жизни. Можешь на небо посмотреть в последний раз. Говорят, у вас в темницах его не очень видно.

— Ага, как же! Начнём с того, что в темнице я просижу не дольше дня. Твой родственничек мигом меня оттуда выкупит. Не ахти какие денежки, а урок дороже преподать. А закончим…

— Какой родственничек?

— Красавчик Рагнар, какой ещё? Ты не к нему в гости приехала разве?

На несколько ударов сердца Хельга впала в откровенный ступор: какой ещё Рагнар, откуда здесь мог взяться какой-то её родич? Лишь чуть погодя женщина поняла, что задохлик говорит о каком-то другом жителе северных народов, по необъяснимой причине обосновавшемся в этих пропахших одновременно всеми мерзкими запахами краях. Возмущение закипело в ней, но тут же угомонилось.

— Ты… кретин, — женщина вздохнула и принялась искать удобное место для того, чтобы переждать ночь. Подальше от вонючей туши.

— Спасибо, мне говорили! — кажется, гадёныш осклабился. Освещение не позволяло разглядеть его гнусную физиономию, больше всего напоминавшую крысиную морду. — Так вот, вряд ли кто-то во двор явится. Я особо не разглядывал, но он совсем заросший, между глухими стенами без окон, стало быть, ничейный. Или, скорее всего, принадлежит тем, чьим делам такая глухая обстановочка способствует. Так что, если кто-то не придёт проведать зверушку, то мы с тобой можем новую подземную семью заводить и думать, чем бы нам питаться, когда виверну доедим.

Хельга не знала, какая мысль была ей более противна — о том, чтобы сожрать выверень, воняющую как десяток полуразложившихся глоблинов, или о создании семьи с этой вот помесью крысы и человека. Общинница поёжилась. С одной стороны, этот задохлик действительно знал город лучше неё и мог оказаться прав. Но точно так же он мог пытаться спасти свою шкуру — на поверхности его ничего хорошего не ждало. «Но какие у него есть альтернативы? И как понять, говорит он правду или брешет? Разве что пугнуть его хорошенько…» Конечно, воительница выдохлась как телом, так и духом. Хотелось завалиться в кровать и проспать до солнца в зените, но кровати в наличии не было — только прохладный камень и гадёныш в нескольких шагах, который может и прирезать во сне. И даже скорее всего так и сделает. Женщина лениво поднялась на ноги и подошла к нему, развалившемуся на камнях, не дождалась какой-либо реакции и с чувством пнула заморыша по бедру. Тот взвизгнул, мигом откатился в сторону, сел и возмущённо пропищал:

— Да чего я теперь-то тебе сделал? Вы, засранцы мехожопые, кроме как пинками да угрозами, по-другому общаться не умеете? Ты не могла меня окликнуть просто?

— Много чести тебе! Может быть, тебя ещё по имени звать? — не получив ответа, помимо недовольного нечленораздельного бурчания, Хельга продолжила, — Если люди во двор не явятся, какие варианты у нас есть?

— Ну, ты можешь меня подсадить, я прыгну с твоих плеч, может быть дотянусь до края прорехи, вылезу и приведу подмогу, — женщине не надо было видеть морду гадёныша, чтобы понять, как гаденько тот сейчас улыбается.

— Нет уж — лучше ты меня подсади. Если не сломаешься, обещаю привести подмогу. Всё равно тебе в яме сидеть — так хоть может ещё и выпорют при мне. Зрелища как-никак.

— Ага. Давай ещё виверну тебе на плечи положим, для верности. Вы же лёгкие обе, как пух гусиный! А так награду получим!

— Договоришься сейчас! Есть ещё варианты?

— Вот представь себе, как было бы прекрасно жить, если бы ты просто задала этот вопрос. Без угрозы вначале. Научились бы вы, северяне, этому простому искусству — выражать мысли без обещаний покалечить — как бы счастливо мы зажили тогда!

— А представляешь себе, что бы было, если бы ты у меня плату не украл? Я бы сейчас пьяная в кровати спала, а не с тобой на дне пещеры беседовала.

— Из-за ваших же привычек сначала калечить, а потом вопросы задавать, я и решился на эту глупость. Не было бы вас в нашем городе, жили бы мы полегче и побогаче! Но вам там не сидится в своём райском краю, так что своих соотечественников вини, — тон его сменился с насмешливого на раздражённый.

— Моих соотечественников в вашей многолюдной помойке не водится! Так что придержи язык!

— А то отрежешь и мне же скормишь, знаю. Если тут нет твоих соотечественников, то что тогда ты тут забыла?

Хельга рассвирепела, но лишь на пару ударов сердца. Их хватило на то, чтобы оказаться возле гадёныша, нависнуть над ним и грозно выдохнуть в его адрес, однако затем Хельга взяла себя в руки. Задохлик сразу же закрыл лицо рукой и дёрнулся чуть в сторону, но потом осознал, что бить не будут и снова принял обычное сидячее положение.

— Слушай, да убей ты меня уже! Ну во имя всех богов, честно слово, сил уже нет моих с вами мехожопыми общаться! Вы с начала любого разговора собеседника убить хотите, за то, что он слов много знает. Или просто за то, что ниже вас. Ну не мучайся! Всё равно мне твой «не родственник» руки отрубит в назидание. Давай всё здесь решим! А то виверна воняет до жути!

— А ты не думал, что с тобой так общаются, потому что ты — грязь подколодная и деньги у людей воруешь?

— Я ворую потому, что мне с детства рассказывали, что я — грязь подколодная, червь вонючий, ублюдок и прочее приятное. Так что не надо тут ходить и судить меня — у нас на это целый суд есть. Они, правда, гребут наворованных денег не в пример больше, чем я, но зато называются гордо — суд! У каждого района свой! Соревнуются, кто из них в сумме весит больше! Не все мы с детства на мясе да молоке росли и с медведями по праздникам боролись.

— Какими… ладно, это всё равно бесполезно. Идеи есть какие-то?

— Есть, но тебе не понравится, раз мы ещё не там, — парень осклабился.

Остаток лунного пути тянулся кошмарно долго. После того, как гадёныш поведал о привидевшейся ему двери на своде пещеры, где она, по его словам, «выбивала из него дух в благодарность за спасение», Хельга с ним больше не говорила. Не понятно, когда он повредился умом — до последних событий или уже в процессе, но сомнений его недуг не вызывал. Конечно, он демонстрировал удивительные способности к зрению в темноте, гораздо более развитые, чем даже у привыкшей к пещерам Хельги, но поверить в то, что посреди стены явно необитаемой пещеры будет дверь, в которую нужно карабкаться… это было уже слишком.

Труп выверни с каждым спонном вонял всё сильнее, так что привыкнуть к запаху было просто невозможно. Казалось, он уже начинал разлагаться, что добавляло ещё одно обстоятельство в стопку тех, что спорили с реальностью. С другой стороны, вонь не давала заснуть, по крайней мере Хельге. Гадёныш ушёл куда-то в особо глухую часть пещеры и там засопел.

Солнечный путь принёс с собой надежду на освобождение, но к зениту находиться в пещере с разлагающейся на глазах тварью стало просто невозможно. Гадёныш очнулся, когда Хельга начала орать предполагаемым хозяевам двора, но ничьё лицо так и не появилось в прорехе. К зениту он уже сам орал как резаный, лишь бы скрыться от вони. В какой-то момент он просто не выдержал и молча направился к прорехе в стене. На окрик Хельги сказал, что «лучше свалиться в пропасть, чем задохнуться от вони» и, не спрашивая у воительницы никакого разрешения, юркнул в тоннель. Женщина боялась себе в этом признаться, но в глубине души она была рада поводу убраться подальше от туши, пускай и следовало проучить заморыша, чтобы больше такого себе не позволял.

Проблема состояла в том, что воздух в тоннель поступал из той же пещеры, откуда они так старались выбраться, и вонь там стояла не меньшая. Хельга прокляла всех богов, каких знала, за то, что ей предстояло лезть через тесные повороты, глубоко вдыхая чудесный сладковатый аромат гигантской разлагающейся ящерицы. Боги услышали её и поменяли направление сквозняка так, что в лицо ей дунул сыровато-затхлый запах огромной пещеры впереди, что показалось женщине благоуханием прекрасных цветов в сравнении с тем, что приходилось терпеть до того. Вопросов о том, почему боги сжалились, Хельга не задавала — как, впрочем, и любых других вопросов. Ситуация выглядела настолько абсурдной, что попытки узнать, что же здесь всё-таки происходит, выглядели как-то даже неуместно.

Заморыш покорно ждал её на том же карнизе, с которого она чуть не грохнулась навстречу неминуемой гибели при прошлом посещении. Женщина отдышалась и обратилась к нему сквозь зубы

— Послушай меня, задохлик! Если ты ещё раз…

— Вон там дверь, — перебил её гадёныш, указывая пальцем куда-то за спину. Увидев, что Хельга и не думает смотреть туда, и пытается продырявить его взглядом, он на удивление спокойно произнёс. — Ну что, ты убить меня опять угрожаешь? Я перестал на это внимание обращать, клянусь Всевышней Троицей! Ну невозможно с вами иначе разговаривать. Захочешь — убьёшь. А я к сути сразу. Вон, говорю, дверь.

Хельга смотрела на него со смесью ненависти, отчаяния и непонятно откуда взявшегося желания заржать в голос, которое пришлось подавить. В очередной раз за этот день, пожалуй, чаще, чем когда-либо, ей пришлось подавить раздражение. Наверное, так её долг перед крысёнышем можно считать выполненным. Она не убила его столько раз, когда надо было бы, что теперь они вроде как квиты — и можно стребовать с него ответа за воровство и причинённую пагубу. Взгляд её проследил за рукой гадёныша и не сразу, но рассмотрел на стене нечто, действительно больше всего напоминающее дверной проём. Поначалу Хельга в это не поверила, но чем дольше глядела, тем больше понимала, что это действительно дверь.

— Что, дери это место боги, здесь происходит?

— Надо же — фраза да без угрозы. Не знаю. И знать не хочу, если мы сумеем выбраться отсюда. Этот город и не такие секреты под брюхом хранить может. Тут когда-то поселение было какое-то древнее. Вот я бы ставил деньги на то, что вся эта гадость оттуда происходит. Городок у нас тот ещё — проклятый, как говорят.

К счастью, возле двери был небольшой карниз. Непонятно, правда, зачем он был нужен, если к нему не вела ни дорога, ни ступени, ни хотя бы система удобных выступов в стене. Не упрощало дело и то, что ни воительница, ни заморыш понятия не имели, как эту дверь открывать. Да и путь до неё занял значительно больше времени, чем Хельге бы хотелось. Меч пришлось приделывать к спине буквально подручными материалами, основным из которых была одёжка задохлика, которую он отказался снимать даже под угрозами. Лишь тогда, когда Хельга в ярости схватила его за горло и подтащила к краю карниза, с которого недавно чуть не свалилась сама, он моментально присмирел и согласился. Снимая жилет, он почти плакал. Заметив, как смотрит на него в этот момент воительница, от отвёл глаза и буркнул «другой одежды у меня нет». Откровение не поразило Хельгу, скорее удивило, что он решил ей в чём-то подобном признаться.

Нога воительницы опустилась на спасительный карниз, женщина перенесла вес, не разжимая рук, поняла, что камень держится надёжно, и аккуратно слезла со свода, давая рукам долгожданный отдых. Отсутствие сна, погони, битвы с вывернями и местное отменное пиво делали своё дело. Женщина устала, и путь дался ей нелегко. Дверь была огромной — в полтора роста Хельги и каждая створка — как размах её мощных плеч. Такую, даже открытую, сдвинуть с места будет непросто. Да к тому же, похоже, сделана она была из камня. Ни резьбы, обозначающей хозяина или автора, ни хотя бы краски на ней с первого взгляда не было видно. Хотя в таких потёмках разглядеть что-то было задачей не из лёгких. Рядом послышалось кряхтение, и Хельга отступила на шаг. Заморыш просто спрыгнул на карниз, пускай и мягко. Хельга аж поморщилась — кретин явно никогда не бывал в горах (хотя и ловко лазил, надо признать). Комментировать это она не стала, просто в очередной раз задумалась, почему ещё не убила его. Видят боги, он того заслуживал! Но в целом он был не опасен, а если выдать его городским властям, может, можно и за это что-то выручить. В конце концов, по словам кретина, большую часть денег он потерял во время погони. Хельга этого не помнила, но её кошеля с ним действительно не было. Как не было его и в куче рухляди, с которой они свалились в эту проклятую богами пещеру. Да и марать руки убийством человека, пусть и с крысиной душонкой… у неё на родине убийства не были редкостью, но целью всегда служили твари, что не давали Общине расслабляться, особенно зимами. А вот отнять жизнь у человека можно было лишь по самым серьёзным поводам, да и то после всеобщинного судилища, или для самообороны. Да, этим проклятущим вонючим краям далеко до родины и её сурово-справедливых нравов, но за столь короткий промежуток времени сложно выбить из себя то, что определяло тебя долгие годы.

Хельга принялась искать замок, но первым его обнаружил гадёныш. Его способность различать мельчайшие детали в потёмках выглядела почти сверхъестественной. Парень не стал сразу вскрывать его, но долгое время как будто бы просто пялился на него.

— Знаешь, что меня удивляет? На самом деле, удивляют меня две вещи, но вот что сильнее всего, так это зачем нужен замок «на вход» на этой стороне. Тут же ни ступеней, ничего нет. Они что, прилетали сюда?

— Видел там выверень в соседней пещере без входа, в который она могла бы протиснуться? — парировала Хельга.

— Ну тоже верно. Так вот, это — первая вещь, которая меня удивляет. А вторая — на что мы рассчитывали, когда сюда лезли? Я без отмычек. А даже был бы с ними — я больше по карманам, ну по окнам ещё. По каминам тоже. Но сложные замки — это вот совсем не моё.

— То есть ты ещё менее полезен, чем я думала? Ты не перестаёшь удивлять.

— Стараюсь, — ответил гадёныш с, кажется, наибольшим количеством яда в голосе, что Хельге приходилось слышать за всю свою жизнь. — Есть идеи, как это открыть?

Воительница посмотрела на дверь, которая стояла непреодолимым препятствием между ними и… чем-то, перевела взгляд на каменный свод, по которому они сюда карабкались, вспомнила, как воняла выверень в соседней пещере, и от отчаяния саданула кулаком по проклятущей створке. Полированный камень послушно подался чуть вперёд.

— Она что… — только и смог выдавить из себя гадёныш. Хельга нажала на дверь всем весом, и та приоткрылась практически без сопротивления. «Но как, если она такая тяжёлая? Она же из камня!» Сквозь щель между створками пробился свет — настоящий, тёплый, не похожий на бледное свечение со дна пещеры так же, как луна не похожа на солнце. Свет резанул по глазам и на какое-то время ослепил Хельгу и её «спутника». Когда парочка проморгалась, воительница извлекла из-за спины свой меч и жестом приказала заморышу двигаться первым. Если впереди их ждала какая-то ловушка, засада или нечто подобное, лучше, чтобы в неё угодил крысёныш. Парень двинулся неохотно, сделал шаг в новое помещение и замер в оцепенении. Хельга приготовилась к худшему, выждала пару ударов сердца, плечом толкнула приоткрытую створку и сама протиснулась в проход, настроившись встретить любого монстра, что мог поджидать её. И тоже застыла в изумлении. Им открылась небольшая комната, освещённая огнями двух фонарей — по одному на каждой из боковых стен. Напротив «спутников» был ещё один проход, уводящий куда-то в темноту, но всё их внимание было приковано к центру помещения. На небольших постаментах, аккуратно сложенные, лежали предметы, словно не принадлежавшие этой эпохе — доспехи, неизвестные Хельге орудия, какие-то свёртки пепельного цвета… но основное внимание забирал себе главный постамент. Тонкая бронзовая ножка, как и большинство «сокровищ», позеленела от времени, но даже сейчас не поразиться сложности узоров на ней было невозможно. Как невозможно и было представить, сколько сил и времени было вложено в её изготовление. Кверху ножка расходилась на несколько ответвлений, образовывавших подобие кисти с неестественно тонкими, узловатыми пальцами — картина одновременно отталкивающая и притягательная. «Ладонь» держала поднос, на котором располагался здоровенный браслет, отливавший золотом. Складывалось впечатление, что он был третьим источником света в помещении. На его фоне любое сокровище старины, что лежало здесь, выглядело откровенной халтурой. В голове не укладывалось то количество граней и деталей, что были выгравированы на его ребристой поверхности. Сверху его украшали совершенно незнакомые Хельге тускло-красные камни. Отчаянно хотелось прикоснуться к этому шедевру, кончиками пальцев провести по тонкой резьбе, на контрасте с ней ощутить идеальную полировку камней… Но Хельга взяла себя в руки. Неприятностей на сегодня (да уже и не только сегодня) ей было достаточно. А вот гадёныш не проявил такой же ответственности. От медленно шагнул в сторону браслета, не сводя с него заворожённых глаз, в которых плясал нездоровый огонёк. Только сейчас Хельга поняла, что парень был рыжим и конопатым настолько, что могло показаться, будто он просто вымазался в чём-то.

— А ну не смей! Тронешь что — без руки оставлю! Не хватало мне ещё с хозяевами этого добра объясняться!

Хельге даже показалось, что парень зашипел, хотя спустя пару ударов сердца она поняла, что он просто шумно выпустил воздух.

— Да-да. Слушай, а если ты отрубишь мне только одну руку, можно я заберу браслет всё-таки? Без него мне точно оттяпают обе.

— Оттяпаю одну руку и голову! Заткнись и пойдём к выходу! Если повезёт, хозяева все свои двери не запирают, — кивком Хельга указала заморышу на противоположный конец помещения, и тот послушно пошёл, вздохнув так, что у иных девах почувствительнее мог бы вызвать неподдельное сочувствие.

Заморыш и Хельга двинулись к выходу, но не успели пройти и пары шагов, как произошло событие, на фоне которого бой в двумя вывернями казался чем-то совершенно обыденным. Без чьей-либо помощи браслет взмыл в воздух и принялся медленно крутиться вокруг своей оси.

— Какого… — Хельга не могла бы с уверенностью сказать, кто из них с заморышем это произнёс. Вещица ускорила, а затем резко остановила вращение и буквально в один удар сердца сорвалась с места. Браслет ударился гадёнышу в левую руку, там, где рукав был отдан на завязки для меча Хельги, с такой скоростью, что парень не успел даже вскрикнуть от неожиданности. Зато, когда золотые грани сомкнулись у него на предплечье, будто живые, недостатка в крике не было. Парень завизжал с такой силой, словно руку его опустили в расплавленный металл. Камни, до того тусклые, засияли ярко-красным светом, похожие на закатное солнце. Заморыш повалился с ног и заскулил. Из прохода, через который они думали выбираться, послышался чей-то топот.

Примечания

5

Мера длинны, расстояние от конца большого пальца до кончика среднего. Члены описываемой общины не покидали сравнительно компактную территорию долины, окружённой горами, а потому не имели необходимости и, соответственно, традиции мерять время минутами или другими подобными единицами измерения, а использовали движение солнечного и лунного диска по небосводу и измеряли время по понятному им одним расстоянию от границы определённых пиков.

6

Зиму в долине пережить сложнее, чем лето, а потому годы жизни её жители отсчитывали от дня окончания зимы (даты, плавающей от года к году). А потому для краткости они считают прожитые годы зимами. Если кто-то не доживал до конца — значит, год он не прожил.

7

Аналог «съехавшего с катушек»

8

Сросшиеся сталактит и сталагмит