Волшебное зеркало Тимеи

Изабелла Кроткова, 2016

Она – восходящая звезда оперной сцены. Её красота – ловушка для самовлюблённых гордецов, а голос подобен полёту освобождённой птицы. Но близится миг, когда жестокое предсказание разрушит её настоящее и будущее. Её имя исчезнет, её образ сотрётся, её жизнь прекратится. Новая судьба, страшная и неумолимая, появится на пороге в неожиданном обличье. И та, чей чёрный час вот-вот пробьёт, откроет дверь на роковой звонок. Роман-дипломант Германского международного литературного конкурса «Лучшая книга года»-2019 в номинации «Фантастика, мистика, фэнтези». Номинация от издательства Za-Za Verlag (Германия) на международную литературную Премию им. Н.В. Гоголя (2018).

Глава девятая

Я прошла вглубь комнаты и села на стул возле окна. Месье Рене расположился напротив в уютном кресле.

— Ну, вот мы и вновь оказались лицом к лицу, Марина! — произнёс он. — Наконец-то ты будешь принадлежать только мне одному! Ведь у тебя не осталось выбора, не так ли? Даже родная мать не узнаёт тебя. И если ты не отправишься со мной, она попросту выгонит тебя из дома. Могла ли ты подумать о таком повороте судьбы, когда была так надменна и горда?

— Что вы сделали со мной? — спросила я обречённо.

Костлявым пальцем Рене указал на стоящий боком ко мне высокий шкаф с зеркалом на двери.

— Взгляни, и всё увидишь сама!

С трепетом в коленях я приподнялась со стула и подошла к зеркалу… Медленно повернула голову…

Из глубины тёмной поверхности зеркала на меня смотрела сморщенная старуха лет восьмидесяти, с редкими седыми волосами, узловатыми пальцами и морщинистым лицом, в котором с большим трудом угадывались какие-то черты.

Я содрогнулась.

— Нет, не может быть!!!

Черты старухи в зеркале исказились, и её рот прошуршал что-то.

«Нет, не может быть», — угадала я сквозь сковавшую меня жуть.

С ужасом вглядывалась я в какой-то заношенный наряд, который скрывал дряхлое тело старухи, в её спутанные космы, в её мутные глаза.

— И это — я?..

Рот женщины в зеркале снова шевельнулся, глаза раскрылись — она повторила мои движения.

— Вернись на место! — приказал дирижёр, и я послушно выполнила требование.

— Ты очень больно ранила меня, — покачал головой месье Рене, кажущийся теперь уже не таким старым и дряхлым, как моё собственное отражение в зеркале. — Ты уязвила моё достоинство. Ты не обратила внимания на мою любящую и страстную душу… Ты посмеялась надо мной… Скажи, ведь сейчас, в этом теле, ты точно так же любишь мать и жениха, ты испытываешь те же чувства к другим близким людям?

— Да, те же… — еле слышно прошептала я.

— Только теперь ты сможешь понять, каково это — любить, а в ответ получать лишь безразличие и насмешку…

Я кинулась в ноги к маэстро.

— Верните мне мою молодость! Я прошу, я умоляю вас! — закричала я исступлённо. — Я прошу у вас прощения, искренне прошу! Я теперь всё-всё понимаю!

Мне казалось, что стоит попросить прощения, как он погладит меня по несмышлёной голове и вернёт всё обратно.

Он действительно поднял длинную ладонь и провёл ею по моим волосам.

— О нет, дитя моё! Испытание не длится днями — оно исчисляется годами… Я тоже просил и умолял — и что же ты? Вспомни!

— Но я ведь не любила вас… — всхлипнула я, — и не люблю…

— Не любила… Потому что ты видела лишь старую невзрачную оболочку и не утруждала себя заглянуть в душу, которую она скрывает… А теперь у тебя будет много, много времени, чтобы хорошенько изучить её и полюбить.

— Но я люблю другого! — воскликнула я.

— Другого? Вадима? — Старик усмехнулся. — А его душу — ты знала? Нет, не тогда, когда он пресмыкался перед твоей красотой, не тогда, когда швырял лёгкими деньгами на подарки… А тогда, когда он швырнул тебя с порога своего ресторана как заблудшую собаку! Ты увидела его душу? А ведь это была ты! Та, которую он — вроде бы — любил! Видишь, как обманчиво бывает зрение, когда ты молода, здорова, красива и богата… И те же глаза, но в другой, нищей и старой оболочке видят всё совсем, совсем иначе. Но всё это лирика, моя дорогая. Я эгоистичен, как все мужчины — будь они молоды или стары… Главное, что я вижу тебя по-прежнему очаровательной и молодой! В моих глазах ничего не изменилось. Ты всё та же красавица, только более послушная и смиренная…

Холодный ужас сковал моё тело.

— Неужели никто, никто не видит меня той, прежней Мариной?! — в отчаянии вскричала я.

Месье Рене вновь покачал головой.

— Когда моё желание слишком велико, то волшебство, сотворённое под его влиянием, имеет довольно большую силу. И ты сама постаралась разогреть мою страсть до такой температуры, что противостоять этой силе теперь мало кто сможет. Основная масса будет видеть тебя такой, — сказал он. — Но в этом мире найдутся и те, кому моё волшебство не способно застлать глаза. Это те, кто любит тебя так сильно, что не замечает, в каком ты облике. Или люди с очень чистой и светлой душой, которые видят не глазами. Как ты понимаешь, их очень и очень мало. Настолько мало, что шанс встретить их на пути почти невероятен, если он вообще существует. Но даже если тебе повезёт, не обольщайся, что в первом увидевшем тебя юной и прекрасной ты найдёшь помощь. Есть и другая категория людей, которая тоже видит то, что есть на самом деле… Это я, например! И люди вроде меня, обладающие особым видением, также разбросанные по всему свету. Правда, их тоже очень и очень мало, и если тебе опять-таки встретятся таковые, то они будут на моей стороне. А отличить тех от других ты не сумеешь. Это не в твоих силах. И поэтому довериться не сможешь никому.

— Тётя Клаша! — проронила я.

— Да, твоя няня, тётя Клаша — одна из тех, чья душа прозрачна, как кристалл, и к тому же искренне любящая тебя. И она видит тебя своей любимой, родной Мариной. Но сегодня мы уедем — уедем очень, очень далеко. И ты больше никогда не увидишь тётю Клашу. У тебя начнётся совсем другая, новая жизнь! А обо всём, что было раньше, ты должна забыть. Так будет лучше для тебя же самой.

— Но ведь… если вы такой всесильный, вы могли бы вернуть себе молодость… — прошептала я.

— Ты опять пытаешься торговаться… Вернуть молодость и облечься в бессмертие я не могу. Это не под силу даже Господу Богу. Я могу, конечно, сделать так, что окружающие будут видеть меня молодым, но моложе от этого я не стану… Ненастоящая любовь не удовлетворит меня, а те, кто верен мне, верны мне именно в этом облике. Вот и ты, я уверен в этом, рано или поздно полюбишь меня таким, каким видишь сейчас.

Потрясённая, я сидела, вжав голову в плечи, не имея сил выговорить ни слова… Сколько прошло времени, я не знаю. Очнулась я от оклика мамы.

— Собирайтесь, дорогая Агнесса! Ваш брат сообщил, что вы отказались от ужина. Жаль… На ужин была жареная перепёлка… А как вас кормят там, в санатории?..

Я подняла на неё безысходный взгляд. Мама смутилась и скомканно произнесла:

— Ваш брат и друзья ждут у порога. Я провожу вас… Жаль, что вы не успели познакомиться с моей дочерью Мариной — она прима нашей филармонии, молода, очень красива и скоро выходит замуж за владельца ресторана! Как раз сегодня она даёт сольный концерт…

Я заглянула в мамины глаза. Получалось, что даже она не видит меня сердцем, а видит лишь мою красивую и успешную оболочку.

Мне захотелось коснуться её на прощанье, но мама невольно отстранилась от моей руки, которая казалась ей морщинистой и старческой, и ладонь ухватила лишь воздух.

Внизу стояли месье Рене в чёрном костюме, импресарио и Ксавье при полном параде. Мимо прошёл водитель Антон. Увидев меня, он коротко кивнул.

«И ты, Брут!..» — подумала я.

— Счастливого пути! — поспешно сказала мама, и я подумала, что она, наверно, рада, что мы уезжаем.

Глубокой дождливой сентябрьской ночью мы без долгих прощаний погрузились в «Фольксваген», и Антон отвёз нас на вокзал.