Игра в античность

Игорь Ягупов

Этот роман – история античной пряжки, которая по легенде принадлежала когда-то богу красноречия и торговли, легкокрылому посланнику олимпийского сонма Гермесу. На перекрестках тернистой дороги времени много сотен лет передается она из поколения в поколение в одной греческой семье. В романе представлены художественно переосмысленные страницы истории российских греков.

Глава 4

Прощание с Меотидой

— Мама, где коробочка моя? — крикнул смуглый юноша с жесткой щеткой непокорных волос. — Слышишь, мам?

— Какая коробочка? — в комнату вошла женщина в фартуке и с разливочной ложкой в руке.

— С пряжкой античной, — взмахнул руками юноша, раздраженный непонятливостью матери. — Как будто у меня много всяких коробок.

— Не знаю я, у отца спроси, — вздохнула женщина.

Она явно не разделяла озабоченность сына по поводу античной пряжки.

— Отец только вечером со смены вернется, а я вещи собираю, мне ехать завтра, ты же знаешь, — затараторил юноша.

— Не пропадет твоя пряжка, — отмахнулась от сына женщина. — Куда ей деться? Чего она тебе вообще так срочно понадобилась?

— Я ее с собой в Ленинград хочу взять, — неохотно пробурчал юноша.

— А нужно ли? — как будто даже немного испугалась женщина. — Даня, ты же еще только поступать едешь. Вдруг провалишься?

— Не провалюсь, — гневно блеснул глазами юноша, явно оскорбленный материнским неверием в его силы.

— Пусть так, — согласилась с сыном женщина. — Но все равно: общежитие, экзаменационная суета. Все незнакомое, все новое. Возьмешь да и потеряешь где-нибудь. Или украдет кто. Вещь-то древняя.

— Мама, неужели ты можешь подумать, что я потеряю пряжку, которую носил когда-то на своем плаще сам бог красноречия Гермес? — взвыл от материнского непонимания юноша.

— Так уж и Гермес, — хмыкнула мать.

— Так уж и он! — передразнил ее юноша. — Ты, как и отец, ни во что не веришь. Даже деда с бабкой я искал, а не он.

— Не нашел ведь, — вздохнула женщина. — Не судьба, значит.

— Не нашел, — вздохнул юноша. — Как в воду канули.

— У отца надо спросить, — вернувшись к прежней теме разговора, произнесла женщина.

— Что спросить? — не понял юноша.

— Можно ли тебе пряжку эту в Ленинград с собой брать. Все-таки семейная реликвия, — как-то не очень уверенно, опасаясь, очевидно, нового всплеска сыновнего гнева, пояснила женщина.

— А! — протянул юноша. — Да, конечно, спроси. Вместе спросим. Да только ты же сама знаешь, что он разрешит. Потому что ему все равно. Он даже имя себе возвращать не стал. Так и остался Николаем.

— Его приемные родители… — начала было женщина.

— И что? — оборвал ее сын. — Я что, деда с бабкой не люблю, что ли? Дед с бабкой у меня золотые. Слов нет. Но только и о прошлом надо помнить. Греки мы или нет?

— Греки, — вздохнула женщина. — Кто бы спорил. Назвали же мы тебя Данаем. Тоже было непросто. Нас с отцом потом в райком комсомола вызывали. Спрашивали: что мы имели этим в виду.

— Знаю, рассказывала ты, — фыркнул юноша. — Конечно, греки и Меотида — две вещи несовместные! Откуда нам здесь взяться?

— Что ты меня-то спрашиваешь, сын? — возмутилась женщина. — Такие времена были. А до этого еще страшнее. Тут тебе не твои грифоны с горгонами — тут товарищи похлеще заправляли. Не всегда можно было даже упоминать, что ты грек. Брата моего, когда в армию забирали, русским записали. Не рыпайся, сказали, и молчи. Нет, сказали, в Мариуполе никаких греков. Есть один советский народ.

— И это знаю, мама, — пробурчал юноша. — Но должно же что-то остаться в нас? Мы же… — тут юноша осекся, а спустя мгновение, раздраженно вскинув голову, бросил матери: — Нельзя же быть просто литейщиком, как отец!

— А что здесь плохого? — пожала плечами женщина. — Зарплата на заводе неплохая. Шел бы и ты в наш металлургический институт. По стопам отца, а? Чего тебя несет на этот филологический. Да еще в Ленинград?

— Не знаю, — растерянно пробормотал юноша, как будто слова матери застали его врасплох, впрочем, он тут же продолжил уже более уверенно: — Это я насчет Ленинграда. Хочется почему-то именно туда. В университет. А насчет литейщика, то это точно не мое. Ты же знаешь, мне с детства снились мои греческие боги и герои древности. Как отец мне в пять лет эту пряжку показал, так я и заболел этим.

— Так и живи здесь, в Мариуполе, — развела руками мать. — Возле Меотиды своей любимой. Чего тебе ехать бог знает куда? Дед с бабкой вон прожили десять лет на Крайнем Севере. Снег да мрак. Слышал ты их рассказы.

— Ленинград — это тебе не Заполярье, — огрызнулся юноша. — Не хочу я быть литейщиком.

— Оставайся, — пробормотала мать. — Аттестат у тебя дай бог каждому. На любую специальность здесь пройдешь. Не обязательно на литейщика учиться.

— Ага, на сварщика тогда? Велика разница! — хмыкнул юноша.

Роясь в ящиках письменного стола, он все-таки обнаружил то, что так долго искал.

— Вот же она! — юноша достал из коробочки золотую пряжку и радостно протянул ее матери. — Смотри, мам, пряжка Гермеса!

— Да видела я, — отмахнулась мать, но добавила, невольно завороженная дивной работой древних мастеров: — Красивая.

— Пряжка крылатого вестника богов, — пробормотал юноша. — Знаешь, мам, мне в детстве часто казалось, что еще чуть-чуть — и я полечу. Многие, говорят, во сне летают. А мне наяву мерещилось. Как остановлюсь возле обрыва или просто на морском берегу, так и кажется — оттолкнусь сейчас от земли и взлечу, побегу по воздуху все быстрее и выше. Как славный бог Гермес…