Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Игорь Матрёнин, 2019

В этой книге «Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки», состоящей из совершенно разных по стилю и тематике 836-ти глав, трагикомически описана странная жизнь вокалиста и автора песен реально существующей рок-группы «Алкоголь – его забавные взлёты и печальные падения, «безответное» сотрудничество с известнейшими продюсерами России и весьма популярными отечественными музыкантами, его любовные «запутки», дикие сны, магические сказки, недописанные сценарии… и просто сотни безумно смешных, грустных до боли и дичайших по нелепости зарисовок ситуаций, что происходили с ним, его друзьями и «завистниками» и прочими случайными гражданами нашей общей Отчизны и остального «иностранного» мира.

Колюня Харитонов. Part One

Затейница-судьба добра ко мне, жаловаться на неё великий грех, хоть я и беден, как тридцать три церковных мыши, и в ту давнюю пору была моя загадочная девчонка уж который тяжёлый год далеко от меня и тоже, чего скрывать, не всегда завтракала теми «иноземными деликатесами», какими ей хотелось. Ни у неё, ни у меня порой не имелось приличных ботинок, прямо как в старом негритянском блюзе. А бедная Ражева и вовсе одну из суровых «рассейских» зим проходила без носков на босу ногу, тогда совсем не было денег, совсем…

Но намотав сопли на кулак и перестав себя сладко жалеть, скажу: «Спасибо, Господи!». Довольно часто звучат здесь эти елейные слова, но верю, что не всуе это торжественное славление…

Порою в утренние часы чувствую я такую сильнейшую любовь к жизни, что никакой наркотик на свете (а, поверьте, пробовал я всё) не даст такого честного счастья. Дыхание перехватывает так, что молодецкое ещё сердце колотит паровым молотом, и каждая клеточка моего тела кричит от радости: «Спа-си-бо!!!». Краски так необыкновенны, запахи свежи и остры, люди милы и красивы, и всё на свете белом совершенно! Лишь только для этого и стоит жить, закрыв глаза на выдуманные печали, преувеличенную нищету, плюнув на кажущееся непризнание, ведь Счастье пришло снова…

А если вспомнить, что лучший гитарист планеты играет у меня, и что та дивная и весёлая тогда ещё была со мною, и мы с нею видели половину Битлз на концертах Маккартни и Ринго, орали под «Poison» Элиса Купера и наблюдали, как полуголый «мистер Остерберг» прыгает в толпу, чтобы его в очередной раз разорвали…

Да и чего лицемерно скромничать, ведь голос всё ещё неплох и силен, слог остроумен и гармонии приходят такие, что знаю точно, сочинял не я, а там наверху великодушно нашептали на ушко, а я лишь запомнил, да и, поди, переврал половину, но и этого хватает на хит…

Мои милые друзья — Книги и Пластинки мирно живут в бесчисленных шкафах и ящичках бок о бок со мною и любят меня даже больше, чем я их… Я — неудачник? Извините! Я — Счастливчик! (Спасибо, кстати, сиятельному Гарику за шикарную песню).

И люди… Каких занятных и странных людей мне посылает судьба! Это одно из ярчайших наслаждений в жизни знать их, разговаривать с ними, любить их и чувствовать то же в ответ!

Колюнька Харитонов, дорогой мой человек из «репабликанской» жизни…

Магазин «Репаблика» — это секта, как в самую точку заметила Ксюша, жена друга моего Вальки (о Валюшке отдельно и с почтением).

Несмотря на то, что Репаблика всегда была подчинена тирании Вадима Д., окончательного олигарха, но к счастью, и чуточку меломана, через этот странный мир прошло множество интереснейших людей, порой даже околокриминальных, а иногда просто блаженных. Целое поколение чокнутых москвичей прошло у меня перед глазами, и они сейчас как раз и беспечно изменяют лик и суть любимой столицы. Не извиняюсь даже за высокий слог, потому что, во-первых, красавицу Москву я реально очень люблю и благодарен ей за многое, а во-вторых, эти когда-то шальные ребята сейчас лучшие финансисты, художники, банкиры, писатели, артисты и аферисты великого города.

Пока я «влёгкую трудился» в Д…ском царстве, ладили мы не очень. Я бы на его месте вообще сразу уволил такого упёртого прыща, как я, но, видимо, как персонаж я был ему отчасти любопытен, ну и он, как человек дикой купеческой энергии, тоже порой завораживал меня своей противоречивой до самодурства харизмой.

Я обязательно вспомню что-то ещё о безумном «Репабликанском периоде», но пока что про Колю Харитонова, как и обещал. Тощий, с огромными блюдцами-глазами, он выглядел, как вокалист-героинщик модной до неприличия английской построковой команды. При своей «очевидной молодости» он умудрился окончить полный курс военного училища и не получить звания, передумав в последний момент нести на своих плечах «священное бремя блестящего российского офицера». У него была совершенно невероятная манера говорить, забалтывая слова и целые предложения, но его повествования от этого выходили настолько самобытными и неповторимыми, что в самый безрадостный день я топал на работку и знал, что Колюня обязательно поведает что-нибудь «эдакое», и серая жизнь продавца-консультанта вновь расцветет буйным цветом панк-рока.

Чего стоят только его байки про затейливый курсантский быт! Ну вот, к примеру: ежели будущему офицеру приходило на ум томно сладко вздремнуть после подъёма, что уже само по себе должно вызвать цирковые аплодисменты, то самые отчаянные решались на военную хитрость — заявлялось, что ты старательно готовишься выйти в наряд на ночное дежурство. А посему можешь совершенно официально давать храпака, ибо стоический ночной дежурный имеет священное право дрыхнуть днём. «Товарищ майор, я — в наряд!» — естественно, что никакого наряда нет и в помине, а всё ж расторопный курсантик спит внаглую, раздевшись и очень сладко, как говорится, и добрым утром и ласковым погожим деньком. И вот, теперь представьте-ка себе мирно посапывающие лица хитрецов средь бела курсантского дня, под одеяльцами и в совершенно нелегальном разврате Морфея!

Дедовщина процветала в училище Колюни, как наглые кусты сорняка и была она уж совсем изощрённого сорта. Тихою ночью «затейники-дедули» врывались в сонную казарму и производили «плановый полночный подъём». Причём, вначале только для одного несчастного, которому душевно предлагалось озвучить своё имя и звание, после чего он получал увесистое взыскание в различные части туловища за разговоры после отбоя. Через полчастика спонтанный подъём бедняги повторялся, но наученный суровым опытом курсантик на клич «курсант Лямкин!» отвечал робким молчанием. Это приводило к автоматическому развёртыванию плана номер два — раздавался дикий вопль на всю казарму: «Кадета прое…али!». Теперь уж выстраивались все в две традиционные шеренги, и начинался наигранно-деловитый поиск «исчезнувшего» кадета, который не отозвался. Естественно, по «счастливому нахождению», искомый боец получал «активные дополнительные нарекания».

Обязательный в таких заведениях обряд инициации проходил не менее зловеще — к голове в будущем полноценного и полноправного кадета прилаживались клеммы стародавнего, ещё с какой-то динамо-машиной, телефонного аппарата. Затем старательно вертелась ручка, заряжая энергией древний прибор и развесёлую шайку созерцателей, и страдалец получал заряд, от которого начинались вполне настоящие судороги и потери, пусть тёмного, но все же, какого ни есть, сознания.

Ну и ещё такая сущая безделица на закуску: группа старослужащих мило затевала щекотать «салагу» и инквизиторский обряд этот совершался и совершался, несмотря ни на одержимый смех жертвы, ни на мольбы о пощаде, ни на проклятия и слёзы, до тех пор, пока он, «эскузе муа», не напускал в штаны («пока не обоссытся», в каноническом оригинале).

Да… Нравы! Когда принимался за этот пересказ, я бодро усмехался, дескать, жуть, но ведь смешно, а перечёл, так что-то одна жуть и осталась…

Колюня часто добредал до работы в состоянии, как он это сам именовал, «депривации сна». Это когда весь яркий вечер и ночь накануне отчаянно бухаешь и «дуешь», спишь пару часов, и вот ты уже в самой, что ни на есть форме для трудовых свершений. Однако невероятный Коля на абсолютном серьёзе считал это состояние идеальным для общения с надоедливыми и часто неадекватными покупателями — ничего не соображаешь, рефлексии — ноль, язык сам собой несёт несусветную чушь, чем удивляет не только вампира-оппонента, но и своего измученного хозяина.

А ещё наш Колюнька единственный «репабликанец», который уволился отсюда самым «решительным» образом… Будучи на последних днях своей «фантастической» карьеры в этом заведении барменом (репабликанское кафе, кстати, самое уютное и домашнее в Москве, потом срублю с дяди Д. за лёгкую рекламку), он немного «принял для бодрости», ибо пахал без выходных несколько дней подряд. Предательский запах алкоголя был учуян зорким управляющим, и ему немедленно было предложено выйти вон. Коля, спасавший неделю подряд осиротевший было бар от вымирания, не вынес такой обидной несправедливости и выказал жест категорического несогласия с мнением начальства — он вырвал огромную кассу с компьютерным монитором и в праведном гневе грохнул её об пол. Вот она — волшебная сила эмоции, которой нет преград ни духовных, ни земных. Это был настолько мощный акт неповиновения, что ошарашенная администрация струсила и предпочла не заметить этот рок-н-ролл, и осторожно обошлась без обязательной милиции и прочих иных «серьёзностей».

Несравненны и замечательны его байки про путешествия «автостопом» — сакральная вещь для Колюни, наряду с грёзами об отъезде в глухой, непроходимый лес и житие там в сторожке, стоически промышляя рубкой дерева и проводя суровый мужской досуг в изготовлении и злоупотреблении самогона.

Но сейчас пока лишь о Колином удивительном «стопе». Безумные шофёры подбирающие «стопперов» методично изводят дорожных бродяг совершенно бредовыми беседами. Один дикий водитель рассказывал в творческом упоении, как он «три раза НЛО видел». Другой оказался фанатичным адептом «Свидетелей Иеговы» и подвозил только под обещание терпеливо и внимательно слушать всю дорогу его умилительные проповеди и параллельно по́ходя спасать свою бессмертную, но заблудшую душу. Колю с сотоварищами коварные сектанты пустили переночевать и даже обещали накормить, но снова под письменное обязательство выйти завтра в шесть утра к молитве. Есть хотелось жутко, поэтому подъём был лёгким, а молитва бодрящей.

Я, конечно же, не смогу передать Колюниной уникальной манеры говорить, слишком это затейливо и неуловимо, как акцент питерца, но его фирменное «тижало» вместо «тяжело» осталось со мною навеки. Но чтобы хоть как-то намекнуть на его способ изъяснения, приведу (с его любезного согласия, разумеется) маленькую записочку из презираемого всеми «вконтакте», которую он мне как-то трогательно засылал:

«на следующий день после концерта был на дне рождения

это была какая-то вакханалия

там чуваки напились… сыпались чудовищные откровения… после которых с утра

просыпаться не хочется

подозрения в изменах

демонстрации физического превосходства

членовредительство

была огромная нога кабана, которого откармливали желудями

и липкий пол — ад

и вот ролик на стенку оценишь, быть может при встрече…»

Грамматика и синтаксис «классика» были мною бережно сохранены, как вы успели заметить. А теперь, ну-ка прочтите это с пулемётной скоростью, нахлёстывая конец предложения на начало, и всё равно это будет разве что жалких процентов десять тощего гаера Колюньки. Говорят, что он сейчас поправился и успокоился, но я почему-то в это не верю.