Богомол

Игорь Колосов

Сергей устраивает для своих одногруппников экскурсию к Котловану в Арсеньевском лесу – впадине неизвестного происхождения, где иногда случаются искажения пространства и времени. Здесь на них нападает гигантское насекомое, уничтожая одного за другим, и уцелевшие бегут, укрывшись на заброшенном хуторе. Им предстоит провести в старом доме несколько суток без сна, пищи и воды, отстреливаясь от твари. Спасти уцелевших сможет лишь тот, кто углядит в поведении насекомого слабое место.

Он вышел к поляне, где оставалась его семья, спустя двое суток.

Пятнадцатилетний подросток испытывал голод, ныли спина и ноги. Страшнее этого было отчаяние. Он давно сорвал горло, криком распарывая зеленую паутину леса, плотную, враждебную, душившую последние проблески самообладания и воли, и рассчитывал только на себя.

На левой ступне возник мозоль. До определенного момента парень не замечал боли. Животный страх гнал его, как порывистый ветер сухой одинокий лист. Он заблудился, в этом не было сомнений, хотя отошел от места стоянки максимум на сотню метров, отошел, казалось бы, контролируя направление.

Теперь он стоит на том же месте, откуда более тридцати часов назад последний раз посмотрел в сторону ручья, на отца, мать и младшую сестру, прежде чем скрыться из вида.

Он снова здесь.

На поляне ничего не изменилось!

Мать сидит спиной к нему. Отец переворачивает шашлыки на мангале. Сестра ловит бабочку-лимонницу.

Картина выглядит так, словно он оставил их на минуту-две. То же самое, что запечатлел его взгляд два дня назад. Отличие лишь в незначительных деталях.

Отец выпрямляется, поднимает голову, в прошлый раз он прикоснулся к первому из девяти шашлыков, сейчас — готов отойти от мангала. Сестра начинала охоту за порхающим ярко-желтым цветком рядом с матерью, теперь она удалилась от родителей метров на двадцать пять, к противоположной окраине поляны. Мать, наливавшая в мисочку кетчуп, с улыбкой следит за дочерью.

Самое большее прошло пять минут!

Он закрыл глаза. В темноте опущенных век его как будто ударило что-то необъятное и тяжелое, запущенное прямо в голову. Он покачнулся, сжимая зубы и кулаки, сдерживая крик, рвущийся из надорванного горла. На секунду он испытал уверенность в потере рассудка.

Что-то напутать он не мог. Ужас, долгие часы исторгавшийся порами тела, как пот, невозможно забыть или придумать под натиском воображения. Он провел в лесу две ночи! Благодаря шоку можно потерять чувство времени, однако две глубокие зарубки в сознании в виде ночей способны разрушить любую иллюзию.

Он по-прежнему видел, как по-садистски медленно сумерки прокладывают путь лесной тьме, в чреве которой таится безысходность. Стояли жаркие дни, ночи были теплые-теплые, спи прямо на земле, но он дрожал, подобная реакция тела не проходила даже после восхода солнца.

Первым его заметил отец. Плотный высокий мужчина замер, глядя на него, в глазах — обескураженность, непонимание, похожее на ожидание подвоха. Несколько секунд он так и стоял, созерцая сына.

Его взгляд заметила мать и обернулась. Вскрикнула, вскочила с покрывала, расстеленного на земле.

Он снова пошатнулся, убедившись по реакции родителей, что произошедшее с ним не было сном, пришлось опуститься на землю.

Мать бросилась к нему, ее ступни с шелестом рассекали высокую траву. За ней последовал отец.

Их сын понимал: все дело в его внешнем виде. Два дня бродить по лесу, спать на земле, испытывать непрекращающийся страх за собственную жизнь, питаться черникой, теряя килограммы плоти, — это не могло не сказаться.

Мать едва не сбила его, заключая в объятия. Она зарыдала. Отец что-то отрывисто говорил, возможно, спрашивал, что с ним случилось. Подросток не вникал в смысл этих слов. Словно дым, его окутала слабость, наглая и прожорливая.

Пересекая поляну, к ним бежала девочка, испуганная, готовая зареветь, как если бы ее хотели оставить здесь одну.