100 дней до весны. Как пережить зиму в Петербурге и не сойти с ума

Игорь Герцев

Это именно книга – книга в лучшем значении этого слова. Живая и самодостаточная. Книга, которую можно листать, смотреть, читать, которая – вещь в себе. А в книге есть все – от наивности до мудрости, от интеллигентности до мужества – все то, что нужно душе человека. И сделано это легко-легко. Считаем, что эта книга может и должна быть представлена в книжных магазинах Санкт-Петербурга. Отличный пример именно петербургской литературы и творчества в целом.Жюри конкурса «Независимое искусство – 2019»

26 декабря

ЭНШУЛЬДЕГУН

Я никак не могу подружиться с немецким языком. Долгое время мне не удавалось выучить слово «извините» — ну не мог я запомнить это звучащее как зловещее заклинание «эншульдегун» (entschuldigung).

Я рассказывал об этом знакомой немецкой актрисе русского происхождение на одной вечеринке на Берлинском кинофестивале. Советские фильмы про войну научили меня немецким фразам «хендехох», «руссищ швайн», ну и, конечно, «нихт щиссен» (не стреляйте). Позже я выучил «шайсе», но дальше мой словарь пополняться отказывался.

Она смеялась. Что может быть проще. Повтори с десяток раз: эншульдегун, эншульдегун, эншульдегун — и слова отпечатаются у тебя в подкорке!

У нее закончилось вино, и я вызвался принести ей еще один бокал красного.

Зал, казавшийся в начале вечеринки просторным, был забит под завязку мужчинами в строгих костюмах и дамами в вечерних платьях. Представители творческих профессий дресс-код презирали, и я тоже: на мне был кроваво-красный свитер с высоким воротом и рваные джинсы.

Получив два бокала красного, я осторожно, чтобы никого не задеть, пробирался на свое место, бубня себе под нос: эншульдегун, эншульдегун.

Я так и не понял, кто был тот гад, который толкнул меня сзади, но он явно не осторожничал. Один из бокалов подскочил в моей руке и выплеснулся на белоснежное платье дамы, мимо которой я протискивался. Красное пятно пришлось в район декольте; глупо было бы пытаться каким-то образом исправить свою ошибку. Мне было очень стыдно!

Истинный ариец, стоявший рядом с ней, воспылал гневом. Я бормотал извинения по-английски, но, казалось, немца это еще больше злило. Он орал на меня. Я не понимал ни слова, но был уверен, что мужчина говорит на знаменитом Hochdeutsch — высоком немецком! По крайней мере, он ни разу не произнес ни «швайн», ни «шайсе», которые были бы весьма уместны в этой ситуации. Иногда он срывался на фальцет, а я стоял перед ним пень пнем и пытался вспомнить, как же все-таки будет это гребаное «извините» по-немецки.

— Нихт щиссен, битте! — все, что мне удалось произнести, перед тем как я оставил их.

Проклятия еще какое-то время летели мне вслед, но потом их заглушила музыка. Добравшись до нашего столика, я наконец вспомнил это слово, и теперь оно осталось со мной навсегда.

Конец ознакомительного фрагмента.