Боярская честь. Грани чести

Иван Щукин, 2022

Вчерашний архимаг попадает в другой мир, где он – подросток, напрочь лишенный магических способностей. Собственная слабость после былого могущества кого-то иного могла бы привести к отчаянию. Но память героя о прежней силе и сложном пути её достижения ещё свежа. А значит, и в этом мире герой сделает всё для того, чтобы шаг за шагом становиться сильней и сильней.

Глава 2

— Да что плохого может случиться?

— Я не знаю! И это заставляет меня нервничать.

Ричард Касл

В клинике меня продержали ещё четыре дня. Не столько лечили, сколько пытались убедиться в моей адекватности. И было с чего. Осознав, какую свинью подложил мне Торсон с энергоканалами, я, мягко говоря, вспылил. Ходил кругами по палате, матерился и грозился оторвать ему голову. И даже не сразу заметил, когда открылась дверь, и в палату влетела целительница.

Оказывается, помещение, в котором я находился, не совсем обычное. А скорее — совсем необычное. В стены вплетены артефакторные техники, которые отслеживают состояние пациента, в том числе и эмоциональный фон. Вот целительница и всполошилась, когда «приборы» показали кратковременную вспышку боли, а потом долговременный приступ бешенства.

Допрос, к счастью, никто устраивать не стал. Не у кого было спрашивать. Вдоволь побесившись, я заметил целительницу, удивился, а затем почувствовал неимоверную усталость и снова вырубился. И очнулся лишь на следующий день.

Рядом с кроватью на стуле сидела молоденькая медсестричка. Она быстро задала несколько вопросов о моем самочувствии, убедилась, что я адекватен и побежала звать доктора. Точнее — целительницу. В общем, всё обошлось.

А ещё через три дня мне велели топать домой. И вот я сижу, хлопаю глазами и непонимающе смотрю на целительницу — женщину лет сорока с красивым и удивительно ей подходящим именем Добромила.

— А как же боль? — поинтересовался я и осторожно дотронулся до живота. Не сказать, чтобы сильно болело, но определенный дискомфорт присутствовал постоянно, даже когда я лежал в кровати без движения.

— Всё, что я могла сделать, я сделала, — спокойно ответила женщина. — Остальное залечит время.

— И сколько времени понадобится?

— От двух месяцев до года. Придёшь на осмотр через неделю — возможно, скажу точнее.

— И ничего нельзя сделать?

— Маркус, благодари богов, что ты вообще выжил. Я хоть и целительница со стажем, но всего лишь третьеранговая, — она чуть виновато улыбнулась и развела руками. — Поговори с главой рода. Может быть, удастся определить тебя в княжескую клинику. А ещё лучше — в одну из столичных. Это хоть и дорого, но ты как-никак боярич.

Ага, боярич. Которого свои же родственники чуть не зарезали. Очень сомневаюсь, что кто-то станет тратиться на мое лечение. Надо спасибо сказать, что хоть не добили.

А с целителями на самом деле все сложно. Сильных целителей очень и очень мало. И услуги их ценятся на вес золота. К примеру, у рода Дёминых всего пять целителей. И из них только Добромила — третьего ранга. Остальные второго, а один и вовсе первого. Прямо беда. Придётся ходить скособоченным, пока не найду способ самому себя подлечить. ЧертовТорсон с его подлянками.

Энергоканалы, которые теперь у меня попросту никакие, являются одной из трех основ, которые делают мага магом. Энергоканалы, резерв маны и, само собой, знания. И, как правило, энергоканалы развиваются параллельно с резервом.

Если чуть подробнее, то резерв мага постоянно «тянет» ману, разлитую в пространстве. Затем энергоканалы, в свою очередь, «перетягивают» ману из резерва в ауру. И первое, чему учат начинающего мага — это перехватывать поток маны и вливать его, минуя ауру, в созданную структуру заклинаний. Впрочем, сейчас не об этом.

Так вот, чем круче маг, тем больше у него резерв и насыщеннее аура. И именно за счет благотворного влияния ауры на организм сильные маги очень медленно стареют. А архимаги вообще идут отдельным списком. Даже в моём мире архимаг умудряется «собирать» все доступные крохи маны. Соответственно, со временем аура не только замедляет старение, но и способна вылечить практически всё. Именно поэтому я выжил и после удара Ивлева, и после выстрела снайпера. А теперь вот даже ножевую рану долечить не могу.

Почувствовав, что от этих мыслей снова начинаю злиться, я глубоко вдохнул и попытался успокоиться. Как ни странно, получилось сразу. А учитывая мой непростой нрав, с которым не справились даже учителя в Школе, это было просто удивительно. Возможно, это более спокойная натура Маркуса как-то влияет. Если это действительно так, то стоит, наверное, даже порадоваться. Главное, чтобы влияние боярича не распространилось дальше, стирая моё собственное «я».

— Хорошо, спасибо за совет, — кивнул я целительнице. — Я подумаю, как с этим вопросом подойти к Михаилу Васильевичу.

— Да не за что, — как-то неуверенно — или даже настороженно — ответила Доброслава. — В шкафу твои вещи чистые. Девка принесла. Переодевайся и ступай. Но через неделю на осмотр — не забудь!

Я чуть было не спросил: «Что за девка?», но вовремя вспомнил, что здесь принято такое обращение к низшему сословию, вроде прислуги, всевозможных крестьянок и прочих холопок.

Охохохонюшки… Нелегко мне придётся. Одно дело — помнить обо всём чужой памятью, и другое — всеми этими воспоминаниями суметь воспользоваться. Утешало лишь то, что Маркус — иностранец и, по мнению окружающих, от него всего можно ожидать.

Одежда действительно нашлась в шкафу. Светлая косоворотка с вышитым на груди гербом рода Дёминых, узкие штаны из плотной ткани и невысокие сапоги, странной сине-коричневой расцветки. Сапоги и рубаха оказались очень удобными, чего не скажешь про штаны, которые жали везде, где только можно жать. Надо будет что-нибудь более удобное найти. Да и сапоги сменить на менее попугаистые.

Переодевшись, я стянул длинные волосы в хвост и перевязал их специальным кожаным ремешком. И как-то это действие настолько привычным получилось, что меня аж передернуло. А ведь волосы еще мыть постоянно надо и расчёсывать… Вот же! Надо, наверное, все-таки подстричься. Мода модой, а ходить таким патлатым жуть как неохота.

Оказавшись на улице, я осмотрелся. Не в попытке сориентироваться, а стараясь осознать окружающий мир. Осознать и принять, если это, конечно, возможно.

Оказалось — возможно. Никакого неприятия действительности не было. Скорее, наоборот. Поселок Дёмино был очень чистым и симпатичным. Ровные улицы с добротными домиками, много ухоженных деревьев и кустарников, великолепные дороги и потрясающе чистый воздух. А ещё спокойная, умиротворяющая тишина, нарушаемая редким собачьим лаем и звонкими птичьими трелями.

Постояв пару минут, я глубоко, как перед прыжком в воду, вдохнул, и неторопливо направился в сторону нового дома. Но стоило сделать несколько шагов, как снова начала тревожить боль в животе. Не сильно, но очень неприятно. Хорошо, хоть идти было недалеко. Дома, а точнее — особняки старших семей рода Дёминых — располагались минутах в десяти неспешной ходьбы от местной больнички.

Кстати, к старшим семьям здесь относились не только бояре и их родня, но и так называемые боярские дети — младшие дворяне, по местной табели о рангах. Если провести аналогию с западными титулами, то князья приравниваются к герцогам, боярин равен графу, а боярские дети — местный вариант баронов. Хотя и настоящие графы и бароны на Руси присутствовали. В основном, это были эмигранты или беглецы, получившие право жить на земле Великого княжества с сохранением титулов. Не сказать, чтобы их было много, но и диковинкой они не являлись. Причем некоторые западные дворяне, прожив тут долгое время, от титулов своих отказывались и становились всё теми же боярами да детьми боярскими. Так сказать, окончательно русифицировались.

Усадьба ныне покойного боярина Святослава Дёмина, которая в данный момент являлась домом Маркуса, а теперь, соответственно, и моим, меня не поразила и не удивила. Добротный трехэтажный особнячок. Большой, опрятный, но вполне себе обычный. Разве что сад, в котором росло множество фруктовых деревьев, производил впечатление размерами и ухоженностью.

— Ох, барчук! — раздался из дома удивленный возглас, и на крыльцо выскочила плотная женщина лет сорока, одетая в тёмное платье и белоснежный фартук. Она колобком скатилась по ступенькам и, подбежав, принялась меня аккуратно крутить и осматривать со всех сторон, приговаривая: «Живой, Маркушко. Ой, и наволновалась я, как узнала. Ох, и напереживалась. Вкусностей много всяких понаготовила, снести их тебе хотела, да боярин Иван не велел. Сказал: рано пока. А как рано может быть, если кушать всем хочется? Особенно молодым да пораненным. Как ты, дитятко? Здоров?»

— Все нормально, тетя Ирина, — каким-то теплым, несвойственным мне тоном ответил ей я. И почувствовал, что непроизвольно защипало в глазах.

Ирина. Единственный человек, который всегда с искренней теплотой относился к Маркусу. Была она то ли домоправительницей, то ли ключницей, то ли поварихой. Сколько Марк себя помнил, эта женщина постоянно жила в этом доме, занималась домашними делами и просто обожала всех хозяйских детей. А дети, соответственно, обожали ее. И, что самое удивительное, эта почти материнская любовь не обошла стороной и приёмного паренька, который первое время и по-русски толком не говорил.

— Ох, ты ж дитятко! — неожиданно испуганным голосом воскликнула Ирина. — Да что же они с тобой сделали, нелюди?!

— Что случилось, тетя Ирина? — удивленно спросил я, осматривая себя на предмет особо ужасных ран или шрамов. Но вроде ничего такого не наблюдалось.

— Да говор же твой, Маркус! Говор! Чисто как говоришь-то. Не картавишь и не шпрехаешь. Это что ж тебе пережить-то пришлось?

Осознав сказанное, я замер. Ведь действительно: Маркус на русском говорил с явным акцентом, за что регулярно его осыпали насмешками в гимназии.

Чёрт, еще и гимназия! Мне же, получается, там учиться придется.

От всех этих невеселых мыслей и переживаний неожиданно разболелась голова, и я, не сдержавшись, зажмурился и потер виски. И именно это спасло меня от дальнейших неудобных вопросов. Ирина, увидев моё состояние, снова запричитала и настойчиво потащила в комнату Маркуса, расположенную на втором этаже. Отдыхать до ужина.

В комнате, теперь уже моей, головная боль чуть стихла, и я хозяйским взглядом, но без особого интереса, прошёлся по вещам прежнего хозяина этого тела. Но ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Разве что заначенный ещё два года назад золотой червонец, да подаренная отчимом шпага. Ах да — ещё аккордеон, на котором Маркус учился играть, и своим музицированием просто доводил до бешенства сводную сестру Василису.

— Маркус! — донесся до меня крик с первого этажа. Вспомнил, называется, сестру — она и нарисовалась. — Маркус, ты где?

В коридоре раздался быстро приближающийся топот, и дверь в комнату беспардонно распахнули.

— Ага, стоишь! — обвинительно произнесла Васька. Разве что пальцем в мою сторону не ткнула. — Вот так достоишься и вылетишь из рода!

Василиса Святославовна Дёмина. Боярышня и моя новая сводная сестра. Шестнадцать лет, как и Маркусу. Среднего роста, стройная, очень спортивная. И красивая. Странно, но в памяти Марка этот факт никак не акцентирован. То ли у нас с ним разные вкусы, то ли он её вообще как девушку не воспринимал. А вот я сейчас залюбовался. И фигуркой, и большими ярко-синими глазами, и розовыми губками, и аккуратным, чуть курносым, носиком. Блин, что-то меня вообще не в ту степь понесло!

— Ты чего на меня вылупился?! — возмущённо спросила девушка. — Ты вообще понимаешь, что я тебе говорю? Может, за толмачом сбегать, чтобы он переводил?

— Я тоже рад тебя видеть, — чуть улыбнувшись, произнес я. И этим, похоже, окончательно разорвал шаблон привычного поведения Маркуса.

— Чего?! — воскликнула она, с подозрением меня разглядывая. — Ты совсем головой двинулся? Может, тебя сосулькой приголубить?

Да, это она может. Василиса — Стихийник второго ранга, что для шестнадцати лет очень даже неплохой показатель. И, несмотря на предрасположенность к стихии льда, девушка имела взрывоопасный характер, больше подошедший бы какому-нибудь огневику. Правда, угрозы в жизнь не воплощала, и Маркуса никогда не била.

— Так ты чего хотела-то? — стараясь сдержать улыбку, поинтересовался я.

— Я хотела? — переспросила Василиса. — Я хотела тебе сказать, что ты идиот.

— Эмм, — неопределенно промычал я, пытаясь проанализировать полученную информацию и не заржать. Получалось с трудом. — Позволь уточнить, почему?

— Что — почему?

— Почему идиот?

— А я откуда знаю? Родился таким, наверное.

— Это всё, что ты хотела мне сообщить?

— Нет! — гневно ответила девушка. Затем нахмурилась и продолжила уже абсолютно другим, серьёзным, тоном. — Меня сегодня вызвал дед Михаил. Сначала он сказал, что я теперь с ними совет держать буду, от Младшей ветви. Я, конечно, поупрямилась, попыталась тебя в совет выдвинуть. Но не вышло. Но оказалось, что дед Михаил это всё измыслил лишь для того, чтобы тебя из рода изгнать! Представляешь?

— И что? — напряженно спросил я. В принципе, чего-то подобного стоило ожидать. Но оказаться в данный момент на улице мне совершенно не улыбалось. Это не тот мир, где можно выжить одиночке. И, лишившись поддержки рода, я рисковал мигом оказаться у кого-нибудь в холопах. А если вспомнить недавние события, то и вовсе зарезать могут, и никому не будет до этого дела.

— Я возмутилась, но дед попытался авторитетом задавить. А дед Иван вообще сидел и помалкивал. В общем, я им сказала, что если тебя выгонят, то и я следом уйду.

Офигеть! Не знаю, смог бы осознать Маркус, что для него сделала эта девчонка. А вот я понимаю. Она безапелляционно поставила главу рода перед фактом, на корню зарубив его идею с изгнанием. Потому что поступи он по-своему, и она действительно уйдёт следом. Слово сказано, а бояре словами не разбрасываются. И то, что Василиса — девчонка сопливая, роли в данном случае не играет. Михаил Васильевич сам признал её равной, когда ввёл в совет.

— Спасибо, сестрёнка! — неожиданно для самого себя выдохнул я.

— Хм… — хмыкнула Василиса, и в её взгляд вернулась подозрительность. — Ты точно ещё страннее прежнего стал. Хотя кому я это вообще говорю? Ладно, побежала я. Дел много.

Она стремительно развернулась и быстро покинула комнату, даже не подумав прикрыть за собой дверь. Но я был не в обиде. После такого поступка девчонке можно многое простить.

Прикрыв дверь, я стянул сапоги, забрался с ногами на кровать и невидящим взглядом уставился в противоположенную стену. Надо хорошенько обдумать полученные новости. И попробовать просчитать, во что всё это может вылиться.

Но поразмышлять мне не дали. Стоило прилечь, как в коридоре снова раздались шаги, а затем в дверь негромко постучали, и в комнату заглянула Ирина.

— Боярич, там Иван Васильевич пришёл. Тебя зовёт. Только он это, — женщина замялась и фразу закончила неуверенно: — велел Василиске не говорить. В саду сидит, в беседке.

Ну вот, кажется, и приплыли! И никакой ультиматум от Васьки не помог.