Обречённые. Humana error

Иван Сапрыкин, 2021

«Человеку свойственно ошибаться». А если ценой ошибки станет исчезновение всего человечества? Кто ответит за это? Да и нужен ли кому-нибудь этот ответ? В мире, где не осталось никого, кто помнил бы, что было раньше, отвечать уже некому. Остались лишь те, кто родился после… Вместе с человечеством исчезли войны и болезни. Может, такое оно – светлое будущее? Может, теперь на планете не будет зла? Но нет. Зло бессмертно, и оно ещё проявит себя. И чтобы бороться со злом, нужно очень сильное оружие. Любовь. Содержит нецензурную брань.

Часть первая. Обречённые

Глава один. Чужие

Задыхаясь, он резко вскочил.

— Опять этот сон. Чёрт, как же он мне надоел… — проговорил молодой человек, потирая затёкшую шею.

Голова была шумной. Отяжелевшие веки сощурились от яркого солнца.

Резкий порыв ветра обдал лицо острыми песчинками.

— Во-о-от же зараза!

Молодой человек стал отплёвываться, но противный песок всё равно хрустел на зубах. Оставался единственный выход: чтобы избавиться от песка, он достал из кожаной сумки, которая только что заменяла ему подушку, алюминиевую флягу, выкрашенную в зелёный цвет, и наполнил рот водой. Прополоскав рот, он выплюнул воду на землю.

— Вот теперь можно жить дальше! — тихо проговорил он и начал медленно вставать.

Его чёрная кожаная куртка, доходившая до пояса, была покрыта пылью; в карманах он нащупал песок. Вездесущий песок! Как же он надоел! Он, как вода, найдёт любую щель и заберётся куда угодно.

Вывернув карманы, молодой человек попытался вытряхнуть этот ненужный «балласт», хотя хорошо знал, что полностью избавиться от него всё равно не получится.

Оставив в покое карманы, молодой человек нагнулся и стал тщательно отряхивать штаны. Они ему были велики, — толстый ремень создавал некрасивые вертикальные складки сзади, стягивая талию, широкие штанины с обвисшими коленками снизу собирались в гармошку и волочились по земле. «Подкати штаны!», — постоянно твердил отец. А чего их подкатывать, думал молодой человек, неужто нельзя просто обрезать их и подшить? Но шить он не умел, а отец вечно был занят со своими «технологиями», как он называл те приспособления, которые конструировал в старом гараже из найденных в городе всяких всячин.

Изобретатель, научный сотрудник, думал молодой человек, смотря себе под ноги. Отец всё время чем-то занят, а поговорить с сыном у него времени нет. Хотя, почему нет? А кто постоянно пытается учить сынка уму-разуму? Кто постоянно тащит его в свою «лабораторию», которая на деле является обычным гаражом, и тараторит без умолку о том, как важно для выживания уметь «всего по чуть-чуть». По его словам выходило, что каждый парень должен уметь построить холодильную установку из аммиака, конденсатора и какого-то там испарителя! И каждый парень должен уметь соорудить силки из трёх палочек и капроновой ниточки! А ещё каждый парень должен… нет! просто обязан уметь стрелять! Чтобы убить на охоте особо крупную добычу в виде какого-нибудь койота или ягуара. Но при этом — опять же, по словам отца — никогда нельзя тратить драгоценные пули на крыс. Крыс обязательно надо «добывать» из рогатки или самодельного арбалета!

— Чёрт… как же я не люблю рогатки, — отвечая на свои мысли, проговорил молодой человек.

Он знал, что его никто не слышит. Вокруг никого не было. Он стоял внутри большого зала с разбитыми огромными окнами и смотрел на улицу, где из асфальта торчало толстое дерево. Это помещение, наверное, когда-то было супермаркетом — о них рассказывал отец. Но откуда отцу было известно, как должны работать супермаркеты, если он их в рабочем состоянии никогда не видел? Хотя отец был уже достаточно стар — целых сорок два года — но и он родился тогда, когда то, что произошло… уже произошло. Произошло и закончилось, оставив после себя бесконечную пустыню. Так откуда же отцу известно про всякие «супермаркеты»?

— А, ну да! Он любит читать книги! — продолжал размышлять молодой человек уже вслух. — Кстати, отличное топливо! Эти бумажки так хорошо горят!.. Да, горят-то они хорошо, но вот сгорают быстро! Нужно очень много книг, чтобы как следует согреться ночью… на охоте… в этом… супермаркете, будь он неладен! Как же было холодно! И эти шорохи ещё… Вот кто тут рыскал полночи? Мыши? Крысы? Нет. Это были не крысы. Крысы меня сразу сожрали бы! — Молодой человек коротко хохотнул и продолжил разговаривать сам с собой: — Эх! Если б узнал отец, что я заснул на охоте!.. Такое бы было! «Ни в коем случае не засни!», «Не смыкай глаз!», «Прислушивайся к каждому шороху!», «Используй ночной бинокль!» Ну и отец! А вот я проспал всю ночь, папочка! — повысив голос и обращаясь к гипотетическому отцу, сказал парень. Но тут же одумался и замолчал, так как всё-таки понимал, что громкий голос может привлечь внимание какого-нибудь зверя, что может забрести в город по каким-нибудь своим звериным делам.

— Нет, не всю ночь, — уже еле слышным шёпотом продолжал говорить молодой человек. — Полночи я сидел и слушал. Слушал и сидел. Зевал. Зевал, зевал… а потом… зазевался до того, что… решил прилечь. Прилёг и… заснул. Чёрт. А ведь и правда могли прийти крысы. Это хорошо, если набежали бы маленькие. А если б настоящие крысы! Сантиметров этак под сто! — Он покачал головой. Глубоко вздохнул и сказал: — Н-да-а-а. Пронесло. Везёт… Ну и ладно!

Подхватив свою сумку, он направился к выходу из помещения.

— Пора возвращаться, — сказал он. Смачно зевнул, почесал живот, покрутил плечами и пошёл быстрее.

Перед тем, как выйти из зала, он остановился, посмотрел по сторонам и потом только ступил на засыпанный землёй асфальт.

Неподалёку стоял корявый и поржавевший остов, который когда-то был лавочкой. К закрученной спиралью ножке был пристёгнут небольшой мопед. Парень подошёл к нему, выхватил из кармана ключик, открыл замочек, а цепь спрятал под сиденье.

Мопед был на аккумуляторах, которые выпирали из-под сиденья и были довольно-таки громоздкими. Это средство передвижения было самодельным, его собрал отец из запчастей, которые были найдены в разных сторонах большого города.

Сев на мопед, парень вдруг вспомнил свой сон. Ночью он видел примерно такую же улицу, по бокам которой возвышались многоэтажки. Тем маленьким мальчиком был он сам. По сути, этот сон, что повторялся время от времени, воскрешал прошлое; когда-то, ещё будучи маленьким ребёнком, он шёл по такой же улице — один, не веря в то, что вдруг все его бросили. Он не знал своей матери, но где-то на подсознательном уровне всё же представлял её лицо. Она была молода. Он помнил длинные волосы, тонкие пальцы, овал лица и глаза — голубые, как яркое летнее небо. Это было всё, что он мог рассказать о ней.

Он помнил, как шёл по пустому городу и его тогда подобрал незнакомый мужчина, забрал с собой, накормил и успокоил. И теперь этот мужчина — его отец. Кроме него у парня больше не было никого. Да и вообще, кто у него мог быть, если за всю свою жизнь, парень не видел ни одного человека, кроме отца. Пусть ненастоящего, но всё равно — отца. Он его вырастил и пытался научить всему, что знал сам. Молодой человек не очень охотно принимал все эти знания, но отец продолжал вдалбливать ему всё, что может пригодиться в жизни.

А в жизни может пригодиться всё что угодно. Особенно в такой жизни, где в любой момент на тебя может напасть дикий зверь или огромная крыса, коих развелось невероятное количество. Все подвалы в городе ими просто кишели. Спасало одно — крысы не выходили из своих укрытий днём. Ночь была их временем, поэтому парень передёрнул плечами от осознания того, что так безрассудно позволил себе заснуть в том супермаркете, куда его послал отец «на охоту».

Молодой человек должен был подстрелить какое-нибудь животное или крысу. Из оружия у молодого охотника был пистолет-пулемёт. Отец говорил, что он называется Штайр АУГ. Хотя, как думал молодой человек, пистолетом эту штуку трудно было назвать, скорее, это была миниатюрная винтовка, сантиметров пятьдесят в длину.

Выпуская сына на охоту одного, отец старался предусмотреть все опасности, поэтому эта винтовка имела оптический прицел с функцией ночного видения, а к низу ствола был прикреплен небольшой бочонок-гранатомёт. Парню нужно было охотиться ночью, поэтому заботливый отец приделал сверху ствола небольшой, но мощный фонарик — нелишняя предосторожность. Плюс ко всему у парня был большой комплект боеприпасов: патроны 9x19, несколько гранат и запасной ствол (на всякий случай).

Но на этом вооружение охотника не заканчивалось. У молодого человека имелась большая рогатка и мини арбалет, который был пристёгнут к поясу. Болты к нему располагались на груди, а пульки для рогатки — маленькие шарики «с секретом» — заполняли боковые карманы брюк. Эти шарики придумал отец. Парню было неизвестно из чего они сделаны, но он хорошо знал, как они работают: при попадании в цель, шарик моментально взрывался, и если это была крыса, то она тут же выпускала свои кишки из разорванной раны. Это, конечно же, не могло сразу остановить раненого зверя, но следующая парочка выпущенных из рогатки шариков «с секретом», окончательно добивала хищника. После этого нужно было как можно быстрее бежать за мёртвой добычей, пока не появились остальные крысы.

Парень, сидя в седле своего мопеда, вдруг подумал, сколько же нужно всего знать, чтобы выжить в этом мире! И постоянно таскать на себе все эти «причиндалы» в виде Штайра, рогатки и арбалета с болтами. Груз немалый…

— Стоп! — вдруг воскликнул парень. — А где Штайр?!

Он соскочил с седла, осмотрел и тщательно ощупал всего себя, но оружия не нашёл. Арбалет на месте, рогатка на месте, а вот Штайр!..

— Чёрт!.. Как же так… Где он?.. А! Он остался в супермаркете! Дьявол, какой же я идиот!

Парень побежал к супермаркету, забыв даже пристегнуть мопед.

Перемахнув разбитую витрину, он побежал к тому месту, где провёл ночь.

Его «засадой» был большой дубовый стол с массивными ножками; очевидно, когда-то стол продавался в этом магазине и стоил бешеных денег. Кругом было много мебели, но вся она рассохлась, рассыпалась от времени, и теперь представляла собой груды хлама. Но этот дубовый стол мог простоять при каких угодно условиях лет сто, если не больше. И именно этот стол послужил молодому человеку тем заграждением, за которым он прятался, сидя ночью в засаде.

Он оббежал стол, нагнулся, осмотрел всё вокруг, но ничего не нашёл.

— Да где же он… Он же был здесь… Он же… Я же помню…

Винтовки не было.

«Не могла же крыса её утащить! Ой… отец меня убьёт за это… Чёрт! Чёрт, чёрт!»

Парень облазил всё вокруг; заглядывал даже туда, куда и не ходил вовсе.

«Точно утащили крысы! Но… если бы здесь были крысы, когда я спал, то… они бы… Чёрт! Да им триста лет не нужна эта винтовка! Они бы просто напали НА МЕНЯ, а не на винтовку. Зачем крысам оружие?.. Нет… это кто-то другой… Тут кто-то был… Но кто?»

Молодой человек внимательно осмотрел весь зал. Кругом было тихо.

Медленно переступая, парень пошёл к выходу. Винтовка пропала. Это было ясно, как день — в этом зале её точно нет. Значит, как учил отец, надо искать следы. Любое существо из плоти и крови оставляет следы, стало быть, и тот, кто украл оружие, тоже их оставил. Осталось только узнать, кто это мог быть. За всю свою жизнь парень не видел живых людей, кроме отца. То, что произошло много-много лет назад, уничтожило всё человечество; парень много раз бывал в этом городе, но так никого и не встретил… ни разу. Так неужели же, сюда мог прийти какой-то человек? Ну, конечно! Это человек. Кому ещё понадобилось бы оружие? Вот только враг он или друг? Парень до сих пор жив, значит, тот вор не захотел убивать спящего. Можно было назвать его другом? С большой натяжкой. Но оставался ещё один аргумент — вор просто не решился убить парня, но что помешает ему это сделать теперь? Тот человек мог сидеть где-нибудь в засаде (например, в противоположной многоэтажке) и ждать, когда молодой человек выйдет на улицу. В первый раз он его, скажем, не заметил, а вот теперь, после того как парень устроил немалый шум, вор мог активизироваться и начать следить.

Выходить было опасно. Но выбора другого не было. Чтобы добраться домой — в безопасное место — нужно сесть на мопед, который стоял у лавочки.

Соблюдая все правила конспирации, молодой человек медленно подкрался к выходу и тщательно осмотрел пустую улицу.

Никого.

Осмотрел все первые этажи противоположной многоэтажки. Парень успокаивал себя тем, что, судя по всему, вор не стал бы прятаться там, а убежал бы отсюда как можно дальше.

Подумав так, парень глубоко вздохнул.

«Вот, что я теперь скажу отцу?.. Придётся признаться, что уснул…»

С этими мыслями, он медленно направился обратно к своему мопеду. Пройти нужно было метров пятьдесят, и за все эти пятьдесят метров парень оборачивался чуть ли ни на каждом шагу.

Мопед ждал его облокоченный на полуразрушенную лавку. Её металлический каркас был ещё более-менее целым, но зато бруски, на которых когда-то сидели люди, почти все были прогнившими и поломанными. Но кое-где дерево всё-таки сохранилось — три бруска ещё как-то держались и даже выдерживали вес облокоченного мопеда.

Подойдя к своему «железному коню», парень закинул ногу и сел в седло. Но когда садился, вдруг заметил что-то, что привлекло его внимание. На трёх сохранившихся брусках что-то чернело — парень заметил это боковым зрением. Взглянув вниз, он не удержался от восклицания:

— А-а! Как это!.. Что… Что он здесь делает…

На брусках лежал его Штайр АУГ.

Парень нагнулся, не веря своим глазам, схватил оружие и прижал к груди. Чуть погодя, когда удивление немного прошло, он тихо сказал:

— Нет никакого вора… Нет никаких людей. Я здесь один, как всегда… — Немного собравшись с мыслями, он вдруг понял невероятную вещь. — Получается, что я пошёл на охоту безоружным… Штайр всю ночь пролежал здесь… А-а-а-а-это-же-надо… Охотник хренов… Тьфу!

К винтовке был приделан ремешок. Парень перекинул оружие через плечо, свою сумку прицепил к седлу и, ругая себя, как только можно, поехал прочь из города.

Жили они с отцом примерно в десяти километрах от города, на старом складе металлургического завода. Их быт был полностью обустроен, и это было только лишь заслугой отца; парень это понимал, поэтому, даже несмотря на некоторую занудность воспитателя, очень уважал его и даже любил.

У каждого человека есть странная потребность в любви; без этого чувства жизнь кажется неполной, одинокой и бессмысленной. Но этот парень, выросший на опустевшем заводе, видевший только отца, знал лишь одну сторону любви — любовь к родному человеку. По сути, этот сорокадвухлетний мужчина был ему не родной, но парень чувствовал к нему такую привязанность, что, если бы с отцом что-нибудь случилось, это было бы большим горем. Парень бы остался один. Уже по-настоящему один — в пустынном, безлюдном мире, где нет никого, с кем можно было бы переброситься парой слов.

В свои двадцать три года молодой человек до сих пор не знал другую сторону любви — любовь к девушке. Оно и понятно, — их просто не было. Не было никого. Всё человечество исчезло после странного апокалипсиса.

Но как бы странно это не звучало, парень видел много людей за свою жизнь. Мёртвыми. Если выехать из города и проехать три километра на север, как раз по-над дорогой, с левой стороны располагалось большое поселение, где когда-то жили люди. Они и сейчас были там. Окоченевшие трупы кое-где лежали на улицах, сидели в домах, перед домами… Их не трогал тлен. Казалось, что они умерли только вчера, хотя на самом деле прошёл уже ни один десяток лет.

Проезжая по этой дороге, парень, как всегда, посмотрел влево на это поселение. Его странным образом всегда тянуло туда. Он знал, что там и боялся туда заезжать, но что-то в этом месте было такое, что притягивало к себе.

Как обычно, на этой части дороги, парень сбавил скорость. Поглядывая вперёд, чтобы не съехать на обочину, он всматривался в обветшалые частные дома. Разноцветные крыши уже давно не блестели на солнце, они покрылись серостью, как и всё вокруг.

Дорога пролегала среди поросшего высокой травой поля, где не было ни одно дерева; все деревья, как по волшебству, почему-то росли среди домишек, превращая деревушку в настоящий лес.

В ветвях пели птицы, под толстыми стволами вечерами бегали колючие ёжики, кроты украсили маленькими холмиками лужайки; тоненький ручеёк после заката солнца «гремел» квакающими лягушками. Ну, чем не идиллия? Но идиллия омрачалась осознанием того, что почти в каждом доме находились трупы.

Парень почему-то остановился. Двигатель продолжал тихонько гудеть. Сам не зная зачем, он вдруг повернул руль влево и поехал в деревню.

Прямая дорога местами заросла травой, хотя была покрыта толстым слоем асфальта. Иногда на пути попадались глубокие выбоины, словно рваные воронки от снарядов. Во время дождей эти выбоины превращались в огромные лужи, потому что асфальт местами просел. Приходилось быть всё время начеку, чтобы вовремя объехать очередную яму.

Спустя некоторое время, мопед доставил своего седока в само поселение.

По бокам довольно-таки широкой улицы располагались одно — и двухэтажные частные дома.

Он уже бывал здесь раньше. Иногда — сам не зная зачем — он заезжал сюда и заходил в жилища. Отчасти это было оправданным действием, потому что в домах до сих пор ещё можно было найти что-нибудь стоящее, что могло пригодиться. Например, месяц назад он нашёл микроволновку, забрал её, отвёз отцу, и тот, предварительно почистив и проверив её, включил агрегат, и он работал. Много чего можно было найти. Всё, чем раньше пользовались жители, становилось достоянием одиночек, живущих на старом металлургическом заводе.

Вот и сейчас парень подумал, что если ему не удалось подстрелить ночью никакую дичь, то, может, удастся найти здесь что-нибудь интересное. Не возвращаться же домой с пустыми руками!

Но это было лишь оправданием, — парня тянуло в конкретный дом, куда он заходил не единожды. Там, на кухне, за столом сидела женщина. Парень помнил её очень хорошо. Мёртвое тело вечно смотрело в пустоту стеклянными глазами. Голова откинулась на высокую спинку кресла; её рот был приоткрыт и был виден высохший и задеревеневший язык среди жёлтых зубов. Чёрные волосы обрамляли её ещё не старое лицо. Руки безвольными отростками свисали книзу. Колени сильно сжаты, пятки расставлены в разные стороны, и пальцы на ногах как бы смотрели друг на друга. Женщина была босой, в цветастом платье.

Кто она? Почему молодого человека постоянно тянуло именно к ней? Неужели, это его мать? Ведь только так можно было объяснить это непреодолимое влечение. Но он не знал, кто она. Для него она была обыкновенной женщиной, умершей неизвестно когда, сидя перед раскрытым ноутбуком, стоящим на столе. Возле переносного компьютера стояла чашка; зеленоватый грибок, словно застывшая пена, покрывал эту чашку мохнатым куполом. Женщину настигла смерть внезапно — так же, как и всех остальных. Она работала… или смотрела кино… или играла в игру… А потом… она умерла. Так и осталась вечно сидеть перед ноутбуком, а недопитая чашка с каким-то напитком высохла и покрылась плесенью.

Молодой человек уже стоял перед входом в этот дом. Металлическая дверь была приоткрыта — это он её оставил в таком состоянии ещё месяц назад. За это время не было сильных ветров, поэтому сквозняк не захлопнул её.

Взявшись за ручку, он потянул дверное полотно на себя. Раздался тихий скрип заржавевших петель.

Войдя внутрь, он снова почувствовал знакомый запах — запах сырости, замшелости, запустения и… страха.

Страх в этом доме заменил собой хозяев. Он был единственным властелином, поселившись в каждом углу.

Молодой человек медленно прошёл по узкому коридору и остановился перед деревянной дверью, за которой была кухня.

Там сидела она…

Постояв немного, он решился и зашёл. В кухне было всё как всегда: гора посуды в мойке, открытый шкафчик, висящий на стене, белый холодильник и чёрная сковорода на плите. И эта женщина. Он тихо подошёл к ней. Пустые глаза как обычно смотрели в пустоту…

«Интересно, — подумал парень, — зачем я сюда опять пришёл? Для чего я постоянно иду в эту кухню и смотрю в это мёртвое лицо? Кто она? Она не может быть моей матерью, отец не прав. Люди умерли лет восемьдесят назад, стало быть, если она моя мать, то мне должно быть сейчас примерно столько же. Нет. Это не моя мать. Так, почему же я тогда сюда прихожу? — Он постоял некоторое время, и вдруг призрачная догадка пришла ему в голову:

— Я просто боюсь к ней прикоснуться. Со всеми другими трупами у меня такого нет. Я снимал кольца с их пальцев, снимал ремни, рылся в карманах, и никогда не боялся этого. А вот с ней всё не так просто, хотя, чем она отличается от других?»

Он распрямился, глубоко вздохнул и протянул руку. Видно было, как дрожат пальцы; они не могли прикоснуться к ней; казалось, только они дотронутся до её одежды, как мёртвая женщина клацнет зубами, её стеклянные глаза уставятся на нарушителя спокойствия, а одеревеневшие руки схватят его за горло.

Парень изо всех сил старался прикоснуться к ней. Он делал это, чтобы перебороть свой беспричинный страх; не должно быть в мире такого, чего бы он должен бояться.

Пальцы дрожали, но тянулись к телу. Он смотрел в её глаза… вот сейчас она переведёт свой взгляд на него, сейчас мёртвые зрачки сузятся, и она закричит хриплым голосом, а потом схватит его за руку…

не трогай меня! кто ты такой, чтобы меня трогать! убирайся туда, откуда пришёл!

Или:

ты пришёл в мой дом и посмел ко мне притронуться! теперь тебе не уйти! ты останешься здесь! со мной! навечно!

Парень отдёрнул руку. Он так и не смог к ней прикоснуться. С досады, он даже не заметил, как из его рта вырвалось восклицание, прозвучавшее в этом мёртвом доме, как гром:

— Ну и чёрт с тобой!

Испугавшись своего голоса, он даже сделал шаг назад. Сердце колотилось, как бешеное.

«Я не смог. Опять не смог! Чёрт! Ну и ладно. Нечего мне здесь делать. Пусть она сидит, что мне до неё!»

Он повернулся и направился к выходу из кухни. Но дойдя до двери, вдруг резко остановился. Страх пробрал его до костей. Какое-то мимолётное и неосознанное чувство проскользнуло в голове: что-то не так, чего-то не хватает!

«Что-то не так с этой женщиной! Не так, как обычно…»

Он заставил себя повернуться и посмотреть на неё. Тело сидело на прежнем месте, — это правильно, так и должно быть… Но что-же тогда не так?!

Он осмотрел кухню — всё на своих местах; осмотрел женщину, которая сейчас сидела к нему спиной. Обычный труп… труп, как труп — ничего особенного!.. Но ему что-то показалось… вот только, что именно? Что-то изменилось. Но что?

Он снова подошёл к ней.

Стеклянные глаза. Чёрные волосы. Приоткрытый рот. Язык. Зубы. Платье. Сжатые коленки. Босые ноги. Обвисшая грудь…

— Цепочка! — вдруг воскликнул он. — Цепочка! У неё на шее была золотая цепочка! ЕЁ НЕТ! Как это?.. Где она? Что происходит?!

Парень крутанулся в разные стороны.

«Может, она порвалась и упала на пол?», — подумал он.

Тщательно осмотрел пространство под столом, под стулом, но ничего не нашёл. И тут его внимание привлёк странный шум — как будто бы что-то железное упало на улице. Он подбежал к окну, но ничего странного не заметил.

Показалось.

Не понимая, что происходит, парень ещё раз обыскал всю кухню, пытаясь найти цепочку. В то время, когда он лазил под столом, на улице снова раздался отчётливый звук. На этот раз сомнений быть не могло — там кто-то есть!

Он снова подбежал к окну и заглядывал сквозь потемневшее стекло в разные стороны — всё, как обычно, никого нет.

— Но звук-то был, — шёпотом проговорил молодой человек.

Недолго думая, он побежал к входной двери. Дверь была в том же приоткрытом состоянии, в каком он её оставил. Страх заполнил всю его душу. Он боялся выглянуть на улицу. Его Штайр висел за спиной. Неужели, пришло время пустить его в ход? Но против кого? Друг это или враг? Человек или животное?

Это стоит выяснить.

Сделав шаг за порог, парень вдруг подумал, а не дичь ли это? Если дичь, то может охота всё-таки удастся! С этой мыслью он покрался вдоль стены и заглянул за угол. Именно оттуда и был слышен тот странный звук.

За деревьями росли кусты. Как раз там и мог прятаться тот, кто шумел. С шакалом справиться легко, а вот если это ягуар или кабан!..

Парень проверил оружие — всё в порядке; может статься, что придётся выпустить все патроны непрерывной очередью, в том случае если это крупный зверь.

Но в этот момент все мысли улетучились, — парень услышал то, чего не слышал никогда в жизни.

Это был хриплый голос какого-то мужчины. Он отчётливо раздавался за густыми кустами:

— Здесь ничего нет! Валим отсюда!

Откуда-то сбоку послышался ответ:

— Но мы ещё не проверили ту часть…

— Я сказал, валим! Кроме дохляков тут нет ничего! Один хлам! Кто-то уже перешерстил всю округу.

Молодой человек застыл, выставив перед собой оружие. Он совершенно не представлял себе, кто это такие. Он впервые за всю свою жизнь слышит голос, принадлежащий не его отцу, а совершенно чужому человеку! К добру или к худу, но парень теперь знал, что на земле есть ещё люди. Но чего от них ожидать — вот загадка!..

Тем временем за кустами послышался звук захлопывающейся двери автомобиля. Когда-то у отца был маленький грузовичок, но потом в нём что-то сломалось, и отец не смог его починить; так он и стоит теперь в полуразобранном состоянии в большом заводском гараже.

Вслед за звуком закрывшейся двери автомобиля сразу же заурчал двигатель. Звук был не таким, какой был у грузовика, значит, это легковой автомобиль. Затем последовала пробуксовка, и машина быстро поехала куда-то скрытая высокими кустами.

Парень остался в тишине. Он обернулся, вспомнив о своём мопеде. Странно, как же те люди его не заметили! Мопед стоял у дерева, а к седлу была пристёгнута сумка.

И тут он заметил следы: трава возле дома была примята, отчётливо просматривались две полосы от шин автомобиля. Видимо, те люди подъезжали к этому дому и заходили внутрь ещё до того, как сюда приехал он. Теперь понятно, кто снял с той женщины её золотую цепочку. Только зачем она им нужна, думал молодой человек, что они с ней будут делать? Но это их дело; парень удивлялся, как ему посчастливилось разминуться с теми людьми. Хорошо, конечно, что на земле ещё кто-то остался, но встретиться с ними один на один, парню было как-то боязно.

«В последнее время мне катастрофически везёт, — подумал он. — Сначала забыл Штайр, и он пролежал на лавке всю ночь. Крысы меня не съели. Теперь оставил мопед на улице, и те люди его не заметили… Но мопед я всё время оставлял на улице. Зачем зверям мопед? Ведь кроме зверей здесь никого никогда не было! До этого дня. — Он постоял немного в нерешительности, и вдруг сказал сам себе: — Надо срочно возвращаться домой и рассказать отцу!»

Подбежав к мопеду, парень вскочил на него, развернулся и поехал прочь из поселения. Выезжая на корявую дорогу, он постоянно прислушивался и вертел головой в разные стороны, пытаясь услышать или увидеть тех, кто уехал на машине.

Выезжая на трассу, он сначала осмотрел всё поле. Никого не было, поэтому дал газу и на полном ходу помчался домой.

Глава два. Отец

Большой завод занимал площадь не менее десяти километров в диаметре. Громадные бетонные постройки лепились друг к другу, словно им не хватало места. Толстые трубы, из которых когда-то выходил пар от печей, где плавили металл, вырастали как грибы между бетонных корпусов и цехов. Трубы потоньше торчали замшелыми обелисками, указывающими в небо.

Завод напоминал настоящий мегаполис; на территории имелась своя железная дорога.

Когда-то здесь было полным-полно людей, но теперь на этом заводе — только двое: отец и сын.

По широкой дороге, уложенной бетонными плитами, мчал маленький мопед, который вскоре остановился около старого цеха с большими железными воротами. В одной из пятиметровых створок была вмонтирована дверь.

Парень остановился как раз возле неё и соскочил с мопеда.

— Отец!

Распахнув дверь, он перенёс мопед через высокий порог, поставил свой транспорт около стены и снова закричал.

— Отец!

Гулкое эхо прокатилось по просторному цеху. Большие запылённые и замасленные окна, опутанные серой паутиной, плохо пропускали солнечный свет, поэтому в цеху было немного темновато, особенно если зайти с улицы. На высоте около четырёх метров по бокам стен располагались террасы, образовывающие второй ярус; там когда-то были кабинеты мастеров и начальников. От начала и до конца обширного помещения по специальным бетонным выступам на стенах тянулись металлические направляющие — это был кран-балка, крюк которого висел под потолком. Посреди цеха были сложены разнообразные предметы, оставшиеся с тех времён, когда завод ещё был жив: металлические конструкции, бетонные кольца, огромные шестерни, блоки, тросы, смотанные в невероятных размерах бухты; и среди этого всего стоял небольшой грузовичок. Его капот был открыт, и оттуда торчали разноцветные провода.

В цеху никого не было. Парень покрутил головой в разные стороны и снова закричал:

— Отец! — А потом тихо добавил: — Где же ты вечно лазишь…

— Не называй меня отцом, Ким, — вдруг раздалось сзади.

Парень даже подскочил от неожиданности.

— Да чёрт побери, отец! Зачем так подкрадываться?

— Я не подкрадываюсь, — сказал мужчина, вытирая замасленные руки грязным полотенцем. Он был на полголовы выше своего приёмного сына. Волосы, несмотря на то что он ещё не был стариком, практически все поседели. Из карманов рабочей куртки торчали разводные ключи, а на поясе висел небольшой шуруповёрт. — Чего так орёшь? — сказал он и как бы между прочим добавил: — Не называй меня отцом.

— А как называть? Фрол?

— И по имени тоже не надо. Есть хорошее слово «папа».

— Но…

— Мне не нравится слово «отец». Оно грубое и острое, как лезвие. А «папа» звучит мягко и душевно. — Мужчина кинул замасленное полотенце на двигатель грузовичка и спросил: — Что принёс?

— Ничего.

— Я так и знал… Я так и знал! — повторил он, повышая голос. — Опять заснул, да?

— Нет!

— Я знаю, ты вечно спишь на охоте! Как так можно?! Ты понимаешь, что это очень опасно!

— Я не спал, — врал парень. — Я должен сказать тебе что-то важное…

— Ладно. — отмахнулся отец. — Жив, и то хорошо. Будешь есть?

— Да, отец. Но потом. Сначала я…

— Не называй меня так.

— Хорошо, отец.

— Вот… — Мужчина замахнулся на него выхваченным из кармана небольшим разводным ключом. — Вот же несносный… сынуля! Угораздило же меня двадцать лет назад подобрать это чудо на пустынной улице!

— Мог бы и не подбирать, — пожал плечами парень.

— Ну, тогда бы тебя съели крысы.

— Ох-ох-ох, что ж я маленький не сдох!

— Слушай, прекрати паясничать!

— Хорошо, папа Фрол, — насупился Ким.

— Так! Пошёл вон отсюда, паразит! Он ещё издевается! Ничего не принёс, а жрать просит! Вот, что бы ты делал без меня, а? Сдох бы с голодухи! Я тебя кормлю, пою, учу, воспитываю, а ты, гад, дразнишься и…

— Ладно, извини… пап. — Последнее слово Ким еле-еле выдавил из себя.

— Там в холодильнике свинятина… то есть, кабанятина. Суп разогрей, лепёшки бери, они в хлебнице, чай…

— Пап! — перебил его Ким. — Мне нужно тебе сообщить невероятную новость. Именно поэтому я так кричал.

— Что случилось? Колесо пробил?

— Нет. — Молодой человек сделал небольшую паузу, после чего тихо произнёс: — Я видел людей.

Лицо мужчины сразу же изменилось. Он расширил глаза, приоткрыл рот и уставился на парня.

— КОГО ты видел?!

— Людей. Вернее, не видел, а слышал. Я заехал в деревушку…

И Ким рассказал о своём приключении. Отец внимательно его выслушал, и когда сын закончил рассказ, сразу же воскликнул:

— Так, живо! Собирай с улицы все причиндалы! Тачку — в склад, под замок, шины, стол, стулья — в дом! Сетку убери с дороги, верёвку смотай и заноси сюда!..

— А что такое? Для чего это всё?

— Да, и следы замети веником! — продолжал отец. — И заметай так, как я тебя учил, чтобы не было заметно, что заметали, понял?

— Но, что случилось? Почему я должен делать всё это?

— Ты что, не понял, что произошло?

–Нет.

— Ты слышал людей! Кто там был? Мужик с хриплым голосом, да? И ещё один с голосом потоньше?

— Да… по-моему… я не уверен… но, мне кажется, что там ещё кто-то был. Но того я почти не слышал. Может, он сидел в машине? А может, их было всего двое.

— И у них есть машина. Значит, они очень скоро будут здесь! Наверное, они УЖЕ здесь!

— Но почему ты их так боишься? Может, они не враги вовсе! И почему ты думаешь, что они приедут именно сюда? Я ведь не знаю, куда они направились.

— Послушай, Ким, — склонив голову вбок и сложив руки на груди, сказал мужчина, — наш завод трудно не заметить! А наш завод, да будет тебе известно, это лакомый кусочек для всяких проходимцев!

— Но это же люди!

— Вот именно! Именно, что люди! Я всегда тебе говорил, что человек — это самое опасное животное! От людей можно ждать чего угодно. Крысы, шакалы, ягуары, крокодилы и другие обитатели нашего мира — они предсказуемы, у них инстинкты, которые не изменяются, несмотря ни на что! А человек… Он наделён разумом, и порой этот разум толкает его на такое, что и на голову не натянешь!

— Но откуда ты столько знаешь про людей? Из своих книжек? Ты же даже не помнишь своих родителей!

— Я помню своих родителей, — твёрдо сказал отец. — Мне было десять лет, когда они умерли.

— От той болезни?

— Тогда умирали все. Кто раньше, кто позже… Кому-то посчастливилось прожить до старости, кому-то не повезло. Я же тебе рассказывал про апокалипсис. Люди умирали на протяжении долгого времени, пока планета не опустела совсем. Это излучение…

— Опять ты про какое-то излучение! — перебил его Ким. — Это был вирус!

— Нет. Это было излучение. Оно подействовало на всё человечество. От вируса умирают, и после этого трупы разлагаются. Мы же имеем совсем другую ситуацию… Так, стоп! Ты опять мне пудришь мозги! Живо марш на улицу, собирай пожитки! Времени нет трындеть! Сделай так, чтобы никто не понял, что этот цех обитаем. Если те будут проезжать мимо, им на глаза не должно попасться ничего напоминающее о том, что мы тут живём. Пусть едут мимо!

— А если б это были друзья?

— Если б у бабушки был бы… она была бы дедушкой! Так, пошёл, быстро! — Мужчина кинулся было в сторону, но вдруг резко остановился, повернулся к сыну, который уже успел подойти к воротам, и громко сказал: — Нет, стой! — Парень обернулся. — Стой. Не ходи туда. Ты знаешь, как остановить генератор, я тебе показывал, поэтому иди в бойлерную и останови его, чтобы не гремел и не дымил. Потом быстро затуши огонь в печи, чтобы из трубы не шёл дым… Ну, в общем, ты знаешь всё, что надо сделать… А улицей займусь я. Так будет лучше. Живо марш в бойлерную!

Ким пожал плечами и побежал в подвальное помещение, вход в которое располагался в конце этой половины цеха. Преодолев пятнадцать ступеней, он оказался в подвале, а тем временем, отец выбежал из цеха и стал лихорадочно собирать всё, что могло указывать на обитаемость этого места.

В подвале было сыро и воняло дымом. Огромный генератор гремел так, что его было слышно даже если отойти от цеха на порядочное расстояние, несмотря на то что этот агрегат стоял в трёх метрах ниже уровня земли. Из него торчала железная труба, выходившая на улицу, но сочленения её прохудились, и дым сквозь маленькие дырочки вырывался из неё, наполняя комнату гарью.

Ким отлично помнил, как остановить генератор, снабжавший их дом электричеством, а зимой, ещё и теплом.

Генератор имел пять метров в длину, два в ширину, полтора метра в высоту, и весил несколько тонн. Молодому человеку всегда было интересно, как же его сюда затащили, если никаких ворот здесь не было. Отец говорил, что его сюда поставил кран ещё в то время, когда цех только строился, и только после того, как поставили сюда генератор, положили плиты перекрытия и продолжили строительство. Ким не верил этому, предполагая, что генератор собирали по частям в этом помещении. Отец не спорил, потому что видел и такой вариант.

Проведя все необходимые действия, парень глубоко вздохнул, отчего закашлялся, ведь дым висел в воздухе, словно какой-нибудь туман. Генератор замолк. Отключив на всякий случай рубильник, Ким взбежал по лестнице и отправился к воротам, что вели на улицу. Небольшая дверь в створке ворот была слегка приоткрыта. Высунув голову, парень сразу же увидел отца, который метался из стороны в сторону, «наводя порядок».

Отец тут же заметил его и ткнул пальцем куда-то вверх. Ким машинально задрал голову, но тут же понял — дым из трубы — он забыл потушить огонь в печи. Голова исчезла, дверь захлопнулась, и Ким побежал по лестнице вверх, на второй этаж, где стояла коптильня. В ней отец любил готовить мясо или рыбу.

Забежав на второй ярус, Ким влетел в третью дверь от лестницы. Коптильню отец сделал своим руками из большого сейфа. Сейф стоял в этой комнате ещё со времён «человечества». Скорее всего, им никто не пользовался, потому что он был открыт, когда отец задумал соорудить коптильню.

Парень открыл тяжёлую дверь. Повалил густой дым. Рядом всегда стояло ведро с водой. Ким плеснул в тлеющие угли. Вместо дыма повалил горячий пар.

— Чёрт! — Он отскочил, закрывая лицо руками. — Можно было бы просто закрыть дымовую заслонку и ничего не тушить! А он — «Затуши, затуши!» Перестраховщик. Само бы потухло. И чего он так боится?

Ким бубнил себе под нос, но продолжал обильно поливать раскалённые угли водой.

Наконец, пар исчез. Ким закрыл дымовую заслонку вверху металлического ящика, закрыл дверь, осмотрелся и побежал вниз.

Выбежав на улицу, Ким остановился. Отца не было. Мимолётный холодок прошёл по спине; неужели, опасения отца оправдались — его нашли, схватили и… Но тут молодой человек услышал шелест метлы. Облегчённо вздохнув, он побежал за угол здания, на звук.

Отец плавными и особыми движениями «причёсывал» пыль, покрывающую бетонные плиты. Он тщательно заметал следы, и работа его уже практически подходила к концу. Увидев сына, он кивнул в его сторону, как бы спрашивая, всё ли тот сделал. Сын кивнул в ответ, мол, сделал всё, как ты хотел.

Отец домёл последнюю плиту, на которой ещё виднелись следы от ручной тачки, и знаком показал сыну возвращаться домой.

Когда они вошли, мужчина закрыл дверь на засов и тихо сказал:

— А теперь пойдём на крышу. Забеги ко мне в комнату и возьми бинокль.

Парень молча кивнул, и они вместе поднялись на второй этаж. Отец пошёл дальше по коридору, где был небольшой лестничный марш. Открыл незапертую решётчатую дверь, сваренную из арматуры, и поспешил вверх.

Небольшая кирпичная постройка вывела его на крышу. Отец по-хозяйски, не смог не отметить для себя, что кровля находится не в лучшем состоянии и уже вскоре станет течь; мысленно он дал себе зарок, что надо взять горелку, баллон с пропаном, вынести из подвала кровельный материал и раскатать парочку рулонов, чтобы залатать дыры.

По периметру крыши тянулся невысокий бортик, сложенный из белого кирпича; высотой он был от тридцати до шестидесяти сантиметров, в зависимости от уклонов кровли. В некоторых местах бортик прерывался, что в данном случае могло послужить отличным укрытием, где можно было залечь и, не высовываясь, наблюдать за происходящим внизу.

Мужчина так и сделал: согнувшись, он подбежал к промежутку между бортиками и лёг, выглядывая из-за кирпичной кладки.

Внизу всё было тихо. Цех был довольно-таки высоким, выше, чем все остальные постройки, окружавшие его, поэтому видно было хорошо. С этой стороны здания росло несколько деревьев, среди которых темнела небольшая беседка, что когда-то служила работникам завода курилкой, а по бокам — метрах в тридцати — стояли ещё два цеха.

Мужчина внимательно осматривал окрестности, но ничего не замечал.

Именно в этот момент сзади подкрался Ким. Тронув отца за плечо, парень отдал ему бинокль.

— Спасибо, — поблагодарил отец и приставил бинокль к глазам, настраивая резкость.

— Ну, что? — через некоторое время спросил Ким.

— Отсюда никого не видно. Надо посмотреть во все стороны. Они могут быть, где угодно.

— Но почему ты думаешь, что они придут именно сюда? Завод огромный, и ты правильно сказал, они могут быть, где угодно.

Отец пристально посмотрел в глаза сыну:

— Есть такой паскудный закон. Называется «закон подлости». Понятно? Нам всё равно надо быть начеку. — Он отполз от бортика. — Пойдём на другую сторону. Только наклоняйся, когда будешь подходить к краю крыши. На средине, снизу нас не видно, а когда мы подходим к краю…

— Понял, понял!

Так они осмотрели все стороны, но никого не увидели. Это заняло у них не менее часа, после чего отец сказал:

— Ночью я отправлюсь в дозор, а ты будешь сидеть на крыше и наблюдать.

— Чего?! Куда ты отправишься? В дозор? Но зачем?

— Надо выяснить, одни мы тут или нет.

— Для чего? Мы просто можем сидеть здесь и, если они придут, мы непременно об этом узнаем. Зачем идти куда-то?

Отец медлил с ответом. Ему и самому не хотелось рисковать, но также он понимал, что всё равно не успокоится, пока не поставит все точки над «i». Не найдя более-менее подходящего аргумента, он медленно проговорил:

— Мне надо быть уверенным…

Ким пожал плечами и ничего не ответил, — он знал, что с папой спорить бесполезно. Он, если вобьёт себе в голову какую-нибудь ерунду, так её и отбойным молотком оттуда не выбьешь!

Они покинули крышу и спустились на второй этаж.

Везде была полнейшая тишина, даже птицы улетели куда-то. Но так бывало и раньше, особенно перед грозой. Ким, кстати, находясь на крыше, видел на небе синие тучи, что скапливались над горизонтом; наверняка ночью будет ливень. А отец собрался идти чёрте куда! Надо ли ему это? Но Ким не спорил. Его беспокоили только две вещи: то, что отец будет рисковать собой, неизвестно для чего, и то, что ему — Киму — придётся провести эту ночь на крыше. Под дождём. Ещё одна «неудобная» ночь. А так хотелось забраться под одеяло, скрутиться калачиком и хорошенько выспаться. Парень даже жалел, что рассказал отцу про тех людей. Теперь из-за этого надо торчать на крыше всю ночь. Но ничего не поделаешь, — отец сказал, значит, надо делать. Ким, несмотря на то что иногда позволял себе поприкалываться над папой, на самом деле его очень уважал и ценил. Он понимал, что этот мужчина единственный, кто у него есть. И вдобавок, этот мужчина его спас от смерти и вырастил. Только за это уже стоит его ценить.

После того, как они спустились с крыши, уже было около двух часов дня. Весь оставшийся день отец был беспокойным; он всё время подбегал к окнам и высматривал, что твориться на улице. Иногда он поднимался на крышу с биноклем, постоянно прислушивался. Всё было тихо. Но отец не переставал беспокоиться.

Ким не раз за этот день говорил ему, что беспокоится не о чем, ну, или хотя бы, слишком рано, ведь ничего не произошло. Но на отца это не действовало.

— У меня какое-то странное предчувствие, — говорил он.

После того, как отец в очередной раз спустился с крыши, Ким сказал:

— Отец…

— Не назыв…

— Хорошо, хорошо! Пап! Ты это… может, сейчас пойдёшь что ли?

— Куда?

— В свой дозор. Посмотри на улицу. Потемнело. Тучи. Ветер поднимается. Может, ну его, этот дозор, а? Ночью будет ливень. Иди сейчас, если тебе так уж надо.

— Сейчас светло, и я как на ладони. Если и есть там кто-то, то меня непременно заметят. Нет. Это надо делать ночью.

Ким стоял и молча смотрел в пол. Отец знал повадки своего приёмного сына — Ким нервничает, он боится, чувствует что-то нехорошее…

Отец подошёл к молодому человеку.

— Что случилось? — тихо спросил он.

— Я…

Ким снова замолчал.

— Ты переживаешь за меня?

Парень пожал плечами:

— Просто… Этой ночью я опять видел сон… Я не хотел тебе этого говорить… я знаю, что ты о них думаешь… о моих снах.

— Ты опять видел тот сон?!

— Да.

— И кто в нём был на этот раз? — с опаской спросил отец.

Ким всю свою жизнь периодически видел один и тот же сон. Пустая улица. По бокам многоэтажки. По дороге идёт маленький ребёнок и плачет. Он постоянно роняет свою соску, но поднимает её и суёт обратно в рот. Этим ребёнком был сам Ким. Это всё, что он помнил из своего детства. Каждый раз сон повторялся до мельчайших подробностей. Но зато его концовка всегда менялась. Мальчик останавливался, внезапно поднимался ветер, закручивая в небольшом вихре всякий мусор, а потом ребёнок замечал что-то в подвале многоэтажки. Иногда там была тень, иногда цветок, иногда чьи-то глаза. Этой ночью он тоже видел чьи-то глаза, но он никогда не слышал рыка. Какой-то зверь смотрел на него из мрака и рычал. Хищные глаза светились яростью, а в самом конце сна из темноты подвала показалась оскаленная пасть: острые, длинные зубы были покрыты кровью. Ким отчётливо помнил эти зубы, и также отчётливо помнил хриплое рычание.

Отец интерпретировал сновидения сына по-разному: если приснился цветок в подвале, значит, случится что-то хорошее, если, что-то страшное, значит, плохое. Ким не хотел верить в эту «чушь», но также не мог не замечать, что его сны действительно были пророческими, и это не раз подтверждалось фактами.

Летом прошлого года ему приснилось, что из подвала выбежала крыса. Вечером того же дня откуда ни возьмись действительно набежали крысы, ещё до захода солнца. Странное поведение млекопитающих не могло не удивлять: почему вдруг крысы решили покинуть свои убежища в светлое время суток? Ответ был довольно-таки прост: оказалось, что в одном из корпусов произошло возгорание; там когда-то была контора, и помещения были завалены бумагой, которую сквозь разбитые окна разбросал ветер. На полу валялись разбитые бутылки. Была невыносимая жара, солнце палило, как сумасшедшее, и стеклянные осколки, по-видимому, послужили отличными линзами. От этого и произошёл пожар.

Факт оставался фактом — Ким во сне видел крысу, и крысы действительно прибежали, спасаясь от огня.

Каждый его сон имел реальные отголоски, что происходили на самом деле, и не обращать внимания на сны было сложновато, особенно если снилось что-то нехорошее.

На этот раз во сне он явственно видел окровавленную пасть. Потом днём он услышал тех людей. Теперь отец беспокоится… собирается ночью идти «в дозор».

Киму очень не хотелось, чтобы он шёл туда.

Поэтому он тихо ответил на вопрос отца:

— Из подвала на меня смотрели светящиеся глаза, а потом я услышал рык… а потом на меня двинулась оскаленная пасть. Зубы были покрыты кровью.

— Что…

— Да. Пап. Может, не пойдёшь, а?

Отец помолчал немного, собираясь с мыслями, и ответил:

— Окровавленные зубы во сне… Это к смерти.

У Кима сдавило горло.

— Ты не должен туда идти! — сказал молодой человек.

Глава три. Гроза

На крыше было холодно. Пронизывающий ветер метался, как сумасшедший, гнул деревья, раскидывал всяческий мусор и выл в старых зданиях сквозь разбитые окна. Крупные капли дождя, словно бомбы, падали с неба и разбивались, окропляя влагой всё вокруг. Ещё немного, и начнётся ливень. Отвратительная погода. Не летняя.

Ким сидел на крыше возле кирпичного бортика закутанный в старый брезентовый плащ. Под плащом был спрятан его верный Штайр.

Сердце молодого человека учащённо билось, и совсем не из-за того, что он бегом бежал по лестнице, поднимаясь на крышу. Он боялся за отца.

Вот, зачем, думал Ким, для чего он попёрся неизвестно куда?! Почему нельзя было просто устроить засаду здесь, дома? И что самое удивительное, отца не остановил даже рассказ сына про виденный им сон. Хотя к снам Кима отец, как правило, относился довольно-таки серьёзно.

Но не в этот раз.

Осознание, что где-то поблизости находятся люди, заставило его плюнуть на все предрассудки и пойти, как он выразился — «в дозор». Единственным «послаблением» плана отца стало то, что он не пошёл где-то ходить, как думал раньше, а решил подняться на высоченную трубу, где у самой вершины была небольшая металлическая площадка, засесть там с биноклем и следить.

Бинокль был обыкновенным — без функции ночного виденья, поэтому отец предусмотрительно захватил с собой свою Сайгу-12К с прицепленной на стволе оптикой, позволяющей видеть ночью. Дробовик, конечно же, не имел никакого смысла, если сидеть с ним на такой высоте, ведь дальность стрельбы его была невелика — такое оружие было предназначено для ближнего боя или для охоты из укрытия. Но мужчина взял его только лишь из-за хорошей «ночной» оптики. К тому же, если он кого-нибудь заметит, и этот кто-то решит напасть на его дом, то отец сразу же спустится со своей «высоты» и, подкравшись, нападёт на обидчиков.

Киму было приказано сидеть на крыше и смотреть во все стороны. Молодой человек изредка косился на ту трубу, где сидел отец, и пытался увидеть знакомый силуэт. Но дело было ночью, — ничего не видно — к тому же, небо было устлано толстым слоем туч, закрывающим звёзды и луну.

Обойдя крышу несколько раз, Ким вытащил из-под плаща Штайр и взглянул в оптический прицел. Ночная оптика высветила деревья, кусты, здания, дорожки, плиты, нагромождения металлического хлама… и больше ничего. Ни одного живого существа. Ким перевёл прицел на верх трубы. Маленькая тень еле-еле шевельнулась и застыла. Это был отец.

Внезапно хлынул ливень. Сверкнула беззвучная молния, озарившая на долю секунды всё вокруг. Немного погодя послышался гром.

Где-то вдалеке небо постоянно озарялось молниями; их отсветы, словно ярчайшие прожекторы, высвечивали несущиеся тучи.

Ещё одна молния — уже совсем близко; казалось бы, она сверкнула прямо над головой.

В этот момент Ким внимательно смотрел вниз, спрятав Штайр под плащ. Той доли секунды что светила молния, хватило, чтобы молодой человек заметил странное движение среди деревьев. Он тут же вытащил Штайр и приник глазом к оптике.

Внизу росли два тополя, похожие на свечки. Их кроны переплетались вверху, потому что стволы были на очень близком расстоянии друг от друга. Чуть ближе к корпусу, где жил Ким с отцом, росли высокие кусты. Киму показалось в свете молнии, что он видит, как кто-то пробежался от деревьев к кустам. Ночная оптика давала возможность хорошенько всё рассмотреть.

Но прошла минута, а никакого движения не было.

Показалось, с облегчением подумал Ким. Он опустил оружие и стал внимательно всматриваться в темнеющие здания.

Снова сверкнула молния; практически сразу прогремел гром.

Гроза уже была над головой. Киму почему-то стало страшно. Когда-то отец рассказывал, что на его глазах такая же молния расколола напополам целое дерево. Страшно подумать, что молния могла сделать с маленьким человечком, притаившимся на крыше! Ким представил, что в него бьёт молния, и он разлетается на куски.

«Окровавленные зубы во сне… к смерти…»

От этого воспоминания Кима передёрнуло; сердце защемило, и в горле разбух противный ком.

Какое-то странное предчувствие. Предчувствие беды. Неотвратимой. Безжалостной и неминуемой…

Снова молния. Оглушительный гром.

Киму не давали покоя те кусты.

«Там кто-то прячется!»

Но он успокаивал себя, твердя, что это ему только показалось, что там на самом деле никого нет. Но, несмотря на это, он снова выхватил Штайр из-под плаща и приник к оптическому прицелу.

На этот раз молния светилась почти три секунды. Одновременно с ней раздался пушечный удар грома. Ким чуть было не выронил Штайр.

Находиться на крыше стало очень опасно. Но ещё более опасным было нахождение на огромной заводской трубе, где сидел отец. Эта труба запросто могла сработать как громоотвод, притянув к себе молнию.

«Чем он думает, это папа Фрол? — возмущался Ким. — Вроде здоровый, умный мужик, а сидит там, на трубе в такую грозу!»

Ливень был настолько сильным, что не спасал даже брезентовый плащ. Ким совсем промок. Холодный ветер обжигал тело, к которому прилипла противная и мокрая одежда.

Стоит ли и дальше продолжать сидеть на крыше?

Ким решил, что не стоит. Ну, кто будет шастать по улице в такую погоду? Если и были где-то там люди, то они, наверняка, сидят сейчас где-нибудь в укрытии и ждут утра.

«Вот и мне пора валить отсюда на фиг!», — резюмировал Ким, и, спрятав Штайр под плащ, встал на ноги.

Очередная вспышка молнии заставила его пригнуться. Но краем глаза Ким заметил движение внизу.

— Не может быть… — прошептал он и приник к кирпичному бортику, всматриваясь вниз.

Ещё одна молния озарила всё вокруг; на какое-то мгновение стало светло, как днём. И в это мгновение Ким увидел внизу маленький силуэт. Согнувшаяся тень бежала от кустов на задних конечностях!

— Это человек! Это не может быть зверь!

Ким снова достал Штайр и перегнулся через бортик, ища прицелом незнакомца.

И он нашёл его! Это был высокий, крупный мужчина, закутанный в длинный плащ. На голове его была надета шляпа с полями (можно было только гадать, как она с него не слетает при таком ветре). В руках у мужчины было что-то узкое и длинное. Оружие? Палка? Лом? Монтировка? Сказать было трудно.

Незнакомец подбежал к зданию и спрятался под небольшим навесом.

Ким уже не видел его. Мужчина находился прямо под ним, но его скрывал навес, выступающий из здания. Молодой человек знал, что под навесом была дверь, через которую можно было попасть внутрь. Но отец благоразумно запер её изнутри на железный засов. Значит, гость не попадёт этим путём в помещение. Но оставались слабые места у этой крепости — окна. Они находились на высоте полтора метра, и преодолеть их мог даже ребёнок. Разбить стекло было делом нехитрым, и Ким стал очень беспокоиться насчёт этого. Тот человек не просто так спрятался под навесом; его цель — попасть внутрь. Сейчас, как думал Ким, он стоит перед металлической дверью и дёргает её в тщетной попытке открыть. Когда он поймёт, что дверь не поддаётся, он станет искать другие пути.

И Ким не ошибся. Ночная оптика высветила мужчину, который выбежал из-под козырька и подбежал к первому окну. В его руках всё ещё была та «палка», которую видел Ким. Он размахнулся и с силой ударил в стекло. В это время прогремел гром, в котором потонули все прочие звуки.

«Вот оно!.. Штурм начался… — подумал Ким. — Надо срочно что-то делать!»

Он тут же побежал к невысокому строению на крыше, где находилась лестница.

Захлопнув за собой деревянную дверь, он помчался по лестнице вниз. Добежал до сваренной из арматуры решётки и остановился, прислушиваясь.

Пока, всё было тихо.

Парень приоткрыл скрипучую решётку и буквально вылез в коридор, чтобы не создавать лишнего шума.

Он был уверен в том, что незнакомец уже проник в здание. Но где он: в цеху со старыми станками? В гараже? В подвале? А может, уже на втором ярусе?!

Он запросто мог идти по тому же коридору, по какому крался Ким. Ким остановился и ещё раз прислушался.

Снаружи сверкали яростные молнии, и гремел гром. Стихия бушевала, и от этого становилось ещё страшнее. Молодой человек — один в этом большом здании, а где-то там, ходит здоровенный мужик с какой-то «палкой» в руке.

Ким проверил Штайр: предохранитель снят, патроны на месте, запасной магазин в кармане, лазерный целеуказатель отключён, чтобы не привлекать внимания красной точкой. Рогатка на месте. Ким отстегнул кнопку кармана с пульками для рогатки на всякий случай, чтобы побыстрее можно было запустить туда руку. Проверил нож — на поясе — отлично. Можно идти дальше.

Приставив приклад к плечу, как учил его отец, он мелкими шагами стал двигаться вперёд, поворачивая оружие в те стороны, куда смотрели его глаза.

Это было гораздо страшнее обычной охоты. Молодой человек хорошо помнил слова отца о том, что человек — самое опасное животное, наделённое разумом. Животное следует инстинктам, поэтому оно предсказуемо, а вот человек может поступить как угодно.

Что на уме у того мужика? Он друг или враг? Может, он сейчас также боится, как и Ким?

Это следует выяснить. Но выяснять надо так, чтобы тот человек его не засёк. Значит, нельзя производить даже малейшего шума, действовать хладнокровно и выверено, как учил отец.

И Ким медленно крался дальше, прижавшись к стене.

Вскоре он добрался до балкона, откуда был виден первый этаж. Высовываться он не стал; он лёг на пол и пополз поближе к краю, постоянно ища глазами непрошеного гостя.

Внизу не было видно никого. Всё было тихо, если не считать бурю на улице.

Ким лежал, опасаясь подползать к краю балкона.

Незнакомец мог быть, где угодно.

Но вдруг какой-то шорох привлёк внимание парня. Сердце сжалось, — шорох раздавался где-то совсем близко… сбоку!

Ким резко повернул голову влево.

— Е-е-е-дрёна-матрё-о-о-на!!!

Эта фраза раздалась сзади и заглушила даже раскат грома; она взорвалась, как бомба.

Ким моментально перевернулся на спину. В шагах пяти от него стоял человек. Ким не узнал его, — это был совершенно не тот мужчина с «палкой». Длинный, худой, на голове старая бейсболка с коротким козырьком. В одной руке он держал обрез, а в другой лепёшку… Эту лепёшку жарил отец только сегодня утром!..

— Так вот, кто обитает в этом замке! — насмешливо воскликнул человек, и тут же повысив голос почти до крика, прогорланил: — Эй! Джон Халк! Ты только посмотри, кого я нашёл! Эй! Джонни! Ты где, этсамое? — Затем он перевёл взгляд на Кима и уже нормальным голосом проговорил: — Здорова, начальник! Как же давно я не видел, этсамое, людей! Едрёна-матрёна! Ты кто такой, пацан? Это ты живёшь тут и жаришь такие вкусные лепёшки, а? А я, этсамое, вот захожу сюда, поднимаюсь, и что я вижу? Застеленная кроватка, этсамое, стульчики, столики, микроволновочки, печечка, холодильничек… и лепёшечки на тарелочке в красивой хлебнице! Вот это да, думаю я, этсамое! Едрёна-матрёна! Думаю, а кто это тут живёт? Не красна ли девица часом? А оказывается, тут добрый молодец! А лепёшка-то вкусна, этсамое, ей-богу! Как тебя зовут-то, парниша?

Ким уже успел встать на ноги. Он выставил впереди себя Штайр и слушал, как незнакомец разглагольствует насмешливым тоном. Незнакомец и глазом не повёл, когда на него направилось дуло винтовки; он, казалось, его совсем не замечал, и продолжал жевать лепёшку и лыбиться из-под нависающих на верхней губе усов.

Ким молчал. Мужчина впихнул в рот последний кусок лепёшки, вытер руки о свой плащ и, продолжая жевать, с набитым ртом крикнул в пустоту:

— Халк! Эй, Халк! Чёрт тебя дери, этсамое! Едрёна-матрёна, ты где, а?!

Внизу послышались шаги, которые гулким эхом раздавались по всему помещению. Ким обернулся и увидел того мужчину с «палкой».

— Ты шо разорался, придурок?! — И тут он заметил Кима. — Ах ты, хрень стоеросовая! Вот он! Я же говорил, что он здеся! — Мужчина пошёл по лестнице вверх. В его руке оказалась большая монтировка не менее полутора метра длиной. В его огромной лапище эта железная «палка» смотрелась как соломинка, которую он нёс, даже не напрягаясь. Мужчина был очень мощным и крупным. Ким узнал его голос — это он кричал там, в деревне, что пора уходить. И теперь этот здоровяк шёл по лестнице вверх, отрезая Киму путь к отступлению.

Ким понял, что дальше молчать нет смысла, — надо выяснить, что это за люди, и с чем они пришли сюда, поэтому он прочистил горло и сказал, пытаясь придать своему голосу побольше уверенности:

— Кто вы такие? И что вы здесь делаете?

— О! — тут же отозвался тот, что недавно жевал лепёшку. — Он даже умеет разговаривать, этсамое! Джонни, ты представляешь! Он может разговаривать! Какая находка, правда? Едрёна-матрёна, ей-богу!

— Та заткнися ты наконец, Пухлый! Воняешь на всю округу, как баба! Не заткнёшь!

Мужчина, которого этот Пухлый называл Джоном, уже поднялся на второй этаж и остановился неподалёку от Кима. С его плаща до сих пор стекали капли дождя, шляпа насквозь промокла, и теперь Ким понял, почему она не улетала от ветра, — толстая резинка, прикрепленная к шляпе, крепко сжимала горло здоровяка, вонзаясь в кожу; «это, наверное, больно», — пронеслось в голове у молодого человека, но мужчина этой резинки, казалось, даже не замечал. Он стоял напротив молодого человека и что-то жевал. Его мощные челюсти ходили вверх-вниз, как жвала страшного чудовища, от чего виски то надувались, то сдувались. Из-под полей шляпы смотрели тёмные глаза; лицо покрывала острая щетина.

Постояв так немного, здоровяк, смачно сплюнул на пол и сказал:

— Так, ладно, парень. Вот мы тебя и нашли. Здорово же ты закопался! Живёшь один или ещё кто-нибудь есть?

Ким понял, что эти люди выследили его, когда он уезжал из деревни. Но как? Ведь он никого не видел! Он тщательно осмотрел всё поле, прежде чем выехать на дорогу! Тогда он не видел ни людей, ни их машины!.. Где, в поле, можно было спрятать машину? Но, как понял Ким, им это как-то удалось. Они следили за ним и знали, куда он поехал. Может, они следили уже целый день, продолжал размышлять Ким. Но нет. Этот спрашивал, нет ли тут ещё людей, значит, об отце им неизвестно. Ким решил пока не говорить им про отца.

— Я тут один, — ответил Ким.

— Это самое… — начал было долговязый, но его остановил здоровяк.

— Тихо! — прикрикнул он, и продолжил, обращаясь к Киму: — Ну, ну… Рассказуй. Мы тебя вниматочно слухаем.

— А что рассказывать? — спросил Ким, сжимая в руках Штайр, который ни долговязый, ни здоровяк, казалось, даже не замечали.

— Ну, шо рассказывать! — прогремел тот, кого звали Джоном. — О своём житье-бытье рассказуй!

Его бас гремел на всё помещение, хотя мужчина и не пытался кричать; это наверняка был его обычный голос.

Ким еле проглотил вязкую слюну, слегка кашлянул и сказал:

— Я тут один. Зовут меня Ким…

— Кто тебя так назвал? — вдруг спросил долговязый.

Ким не ожидал такого вопроса, поэтому несколько мгновений не знал, что ответить.

— Я… я не знаю… Я просто знаю, что меня зовут Ким. И всё.

По залу прокатился громогласный хохот здоровяка.

— Я просто знаю, что я Ким, и всё! — передразнил здоровяк.

— И всё, ага, этсамое! — поддакнул долговязый.

— А кто ещё знает, что ты Ким, а? — подмигивая, и с хитрецой спросил здоровяк.

— Да! — опять вклинился долговязый. — Кто ещё знает?

–Та заткнися же ты, ей-богу, а! Ты шо, попугай долбаный?!

Долговязый замолчал; он продолжал улыбаться из-под усов и таращился на Кима.

— Послушайте, — сказал Ким. — Давайте обсудим всё спокойно. Вы залезли…

— А мы и так спокойные, этсамое! Как танки, этсамое, едрёна-матрёна! Это ты почему-то дрожишь, как цуцик. Ты что замёрз? Или тебе страшно, этсамое?

— Я хочу узнать, кто вы такие и что вы здесь делаете. — Ким постарался сказать это как можно твёрже, хотя его голос так и норовил сорваться в самый неподходящий момент.

— Так, ладно, парень, — сказал здоровяк. — Пошли у низ и там побалакаем. Там я заметил стол со стулами. Присядем, пошушукаемся. Кстати, парень! Как там тебя… Ким! Говорят, у тебя есть лепёшки вкусные?

— Да! Да! Там лепёхи в хлебнице, этсамое! Вкуснюшшие, страсть! Больше, пока я ничего не нашёл.

Здоровяк Джонни посмотрел на Кима:

— Ну? Не хочешь угостить гостей гостинцем, а?

— Там, по-моему, ещё чай есть, этсамое!

— Заткни-ися! — с каким-то обречённым видом посмотрел на своего подельника Джон.

Ким вздохнул. Что ему оставалось делать? Не дать лепёшек? «Человек — самое опасное животное… Непредсказуемое…»

— Я принесу лепёшки, — сказал Ким. — А вы подождите меня здесь. Не ходите никуда больше.

— А что, нельзя, этсамое?

— Хорошо, хорошо, Ким, — ласково сказал здоровяк раскатистым басом. — Мы подождём тебя здесь, и ни-ку-да не уйдём! Неужели ты нас выгонишь на улицу, а?

— В такую-то погоду, этсамое! — добавил долговязый.

Ким не ответил; он медленно пошёл в кухню, не сводя глаз с непрошеных гостей. Подойдя к кухонной двери, он остановился. Взглянул ещё раз на них и пошёл к хлебнице.

На кухне был беспорядок. Хлебница была открыта, пара лепёшек валялась на полу, дверцы настенных шкафчиков тоже были распахнуты настежь; по столу, что стоял посреди кухни, были разбросаны спички, зажигалки, разлита вода; в мойке стояла раскрытая кастрюля. Ким заглянул в неё и увидел недоеденный суп и большую ложку, которая утонула в нём. «Этот Пухлый успел сожрать полкастрюли супа!» — отметил про себя молодой человек. Он посмотрел на улицу через окно: ливень лил, не переставая, дул ветер, по стеклу струились целые реки. Ничего не было видно. И где-то там — отец, который не знает, что в дом забрались… люди.

Ким вернулся к хлебнице; там стояла тарелка с лепёшками. Он вытащил её и понёс в коридор.

— Ну шо, пошли у низ, — заметив молодого человека, сказал здоровяк.

— Ага, пошли, этсамое! Жрать охота, едрёна-матрёна!

— Тебе б только жрать, Пухлый! Только и жрёшь, как свинья! Хрень стоеросовая!

— А чё, пожрать нельзя, чё ли? Я жрать хочу!

— Выведи ты наконец своих глистов! Или этого, как его… силитёра!

— Не силитёр, а солитёр, — поправил его Пухлый.

— Да! Во! И его тоже выведи! — засмеялся здоровяк Джон. — А то жрёшь, как боров, а тощий, как швабра!

И он снова засмеялся.

— Да пошёл ты! — отозвался Пухлый.

Джон продолжал смеяться, не обращая внимания на слова своего товарища. Здоровяк, всё ещё смеясь, махнул рукой, чтобы все шли за ним и направился вниз по лестнице.

Пухлый сделал жест обеими руками, обращаясь к Киму, чтобы тот шёл за Джоном; Киму ничего не оставалось, как послушаться. Он пошёл вниз за хохочущим здоровяком, а последним начал спускаться Пухлый.

Джон прошёл мимо грузовичка, завернул влево, обошёл большую бухту металлического троса и остановился возле круглого стола, что стоял около кирпичной пристройки со стеклянными окошками, выходящими в цех.

— Присаживайтесь, господа рыцари круглого стола! — сказал Джон. Когда все сели на стулья с металлическими ножками, он обратился к Киму: — А знаешь, почему рыцари сидели за круглым столом?

— Не знаю, — тихо ответил Ким. К его стыду, он в первый раз слышал про каких-то рыцарей, и что они почему-то сидели за круглым столом. Отец про это ему не рассказывал.

— А потому шо они хотели сказать этим, шо они равны. Ну, то бишь среди них нет начальников и подчинённых. Каждый рыцарь сам себе начальник, а собрались они за этим столом, шобы обсудить важные вопросы. Вот, как и мы сейчас. — Он говорил ласково и при этом делал величественные жесты руками. На лице была добродушная улыбка, а глаза блестели добротой и миролюбием. — Давайте, господа, съедим по лепёшке и обсудим насущные проблемы.

С этими словами он снял шляпу, вытащил изо рта жвачку, приклеил её себе за ухо, взял с тарелки лепёшку и откусил маленький кусочек. Тщательно прожёвывая, он закивал головой и промычал что-то похожее на «угу», мол, вкусно. Потом положил недоеденную лепёшку на пыльный стол и спросил:

— А шо с грузовиком?

Ким оглянулся на раскуроченную машину. Он не знал, что ответить. Отец не смог его починить, потому что говорил про какие-то мозги. Единственное, что знал Ким — «мозги», это какие-то датчики или провода.

— Там мозги не в порядке, — сказал он.

— Мозги не в порядке? — вежливо переспросил Джон. — У-у! Не повезло тебе, парень! Где ты сейчас найдёшь подходящие мозги для этого крокодила? Это считай, шо металлолом уже! А ходовка нормальная? Кстати, а антифриз у тебя есть? А то у нас расширительный бачок протекает, задолбались уже подливать! Мы его уже и паяли и шо только не делали! А он течёт и всё тут! Нет антифриза, а? Может, поделишься? Я смотрю у тебя тут всё на мази! И быт себе ты благоустроил, и чистенько всё! Столько всего есть у тебя, аж глаз радуется!

— Вам нужен антифриз? — нехотя спросил Ким. Ему почему-то казалось, что им нужен не только антифриз.

У отца в гараже было много жидкостей для машин. Он постоянно водил Кима в гараж и рассказывал ему обо всех тонкостях автомобилей: как починить, как следить, что делать при той или иной ситуации… Но Ким по большей части пропускал всё это мимо ушей. Он считал, что машины — это не для него. Ему так не хотелось копаться в грязных внутренностях автомобилей! Пачкать руки, лазить по полу, таскать колёса, крутить эти не откручивающиеся болты!..

Он поёрзал на стуле и проговорил:

— Там есть немного. Могу дать баночку.

— Ну-у, баночка нас не спасёт! — тут же заверещал Пухлый. — У нас бачок течёт. Нам много надо, этсамое! У тебя тут вон сколько всего есть. И не только этот… самое… как его… антифриз!

Ким взглянул на Джона. Тот сидел и молча смотрел на парня, при этом в глазах его было что-то неопределённое; невозможно было угадать, о чём он думает. Здоровяк одновременно казался добродушным и каким-то загадочным. И тут Ким подобрал подходящее слово для определения этого человека: здоровяк был непредсказуемым. От него можно было ждать чего угодно. Может, они и вправду просто возьмут антифриз, переждут здесь бурю, а утром свалят отсюда? Ким ни в чём не был уверен. Он сидел напротив Джона и чувствовал себя загнанной в угол жертвой. Что он сейчас мог противопоставить этим людям? У него, конечно, есть Штайр, да и другое оружие, но эти незнакомцы пока не давали повода нападать на них. Да, манера общения у них была своеобразной, какой-то дикой; общались они даже между собой без вежливости и уважения, могли послать друг друга и не обидеться на это. Ким никогда не видел людей, поэтому подумал, что, может быть, так и общаются люди. Хотя, отец так никогда себя не вёл.

Сердце Кима учащённо билось, руки немного дрожали. Он не хотел себе признаваться в том, что боится.

Но он боялся. Боялся этих людей. А также, сильно переживал за своего отца. Тогда в деревне он слышал два голоса. Обладатели этих голосов сейчас сидели рядом с ним. Но Ким припоминал… или может быть, ему это только показалось… что там был ещё один голос. Молодой человек не был уверен, слышал ли он на самом деле третий голос или нет. Но если третий голос всё-таки был, то, где сейчас находится его обладатель? Этот вопрос заставлял ещё больше тревожиться.

Противный ком в горле мешал Киму нормально разговаривать. Он снова кашлянул и сказал:

— Ну, доедайте лепёшки, а я схожу принесу вам антифриз. Там есть кровати из сеток, старые матрасы, подушки… Они правда пропитались сыростью в подвале, но поспать на них можно. Вы можете переждать бурю здесь, а утром поедете дальше.

— А куда это мы поедем?.. — начал долговязый.

— Цыц! — прикрикнул на него Джон и тут же обратился к Киму: — Ну, спасибо тебе, парниша. Уважил. Не кинул…

Но долговязый не мог молчать; он ерзал на стуле, чесался и постоянно жевал лепёшки. И сквозь набитый рот заговорил:

— А чё это мы должны спать на сырых матрасах? Там на втором этаже есть хорошие сухие матрасы, этсамое! — Он проглотил прожёванную лепёшку и сказал: — Скажи, парень, а ты что спишь на двух кроватях?

— В каком смысле? — не понял Ким; но до него сразу дошло: долговязый успел побывать в его комнате и комнате отца; он видел две кровати.

— А в смысле в том, что… там две кровати. Застеленные. И две комнаты. Ухоженные, этсамое. Ты живёшь в двух комнатах?

Ким несмотря ни на что, и ни на что уже не надеясь, решил гнуть свою линию:

— Я тут один.

Но тут вмешался Джон:

— Понятно! Понятно, что сейчас ты один. — И тут он задал неожиданный вопрос, смысл которого не сразу дошёл до молодого человека: — А где же твоя метла?

— При чём здесь метла?

— Эта метла так здорово мела двор, что просто загляденье! — И здоровяк снова рассмеялся своим громогласным голосом.

Ким тут же понял, что они видели, как днём отец заметал следы. Врать было бесполезно, — они точно знают, что Ким здесь не один.

— Так, где же твой дворник? — ехидно спросил долговязый.

— Дворник?.. — переспросил было Ким, но он не успел ничего больше сказать.

Внезапно сквозь шум бури отчётливо послышался выстрел.

Стреляли на улице. Потом прогремел гром, а ещё через мгновение прозвучал ещё один выстрел, и тут же где-то в цеху посыпалось стекло. Задул сквозняк.

Ким вскочил на ноги.

Здоровяк схватил монтировку и тоже резко встал. Вслед за ним, поднялся и долговязый.

Ким обернулся.

— Так! — вскричал Джон, сжимая в руке монтировку. — Спокойно! Никому не двигаться.

— Там кто-то стрелял, — заверещал Пухлый. — Там…

— Я знаю, заткнися!

И в этот момент все услышали звук открывающейся входной двери.

Глава четыре. Взрыв

Послышались шаги.

Ким во все глаза смотрел туда, откуда они доносились. Кто это? Отец? Или тот… третий?

И тут во мраке показался высокий человек. Он вышел на средину зала, стал около грузовичка и посмотрел в разные стороны. К его плечу был прижат дробовик.

— Отец! — вырвалось у Кима.

Мужчина резко повернулся на голос. Включился фонарик, который ослепил стоящих. Но вдруг Ким почувствовал сзади быстрое движение; в ту же секунду молодой человек почувствовал, что его схватила сильная рука. Он чуть не упал назад, но тут же врезался спиной во что-то мягкое, но в то же время — прочное и тяжёлое. Штайр тут же был вырван из его рук, и в следующее мгновение Ким понял, что его крепко прижал к себе Джон, который завладел его оружием.

Молодой человек почувствовал зловонное дыхание здоровяка у себя возле уха и услышал тихий шёпот:

— Ти-и-ише, парниша. Стой смирно и не шевелися. Тогда все останутся живы. — А потом он повысил голос и сказал: — Спокойно, мужик! Тут все свои!

— Кто вы? — выкрикнул отец. — Что вы здесь делаете?

— Мы? — ответил Джон. — Мы обычные путешественники. Мы ехали, ехали и наткнулись на этот завод. Подумали, а что же тут такое есть? Может живые люди, а? Зашли сюда и познакомилися с милым молодым парнишей. Ким, помахай дяде ручкой. — Последние слова Джон насмешливо-издевательским тоном проговорил в ухо Киму.

— Отпусти его! — воскликнул отец.

— Спокойно, мужик! — продолжал здоровяк. — Не делай резких движений, стой, где стоишь, и никто не пострадает. Скажи лучше, где наш приятель?

— Ваш приятель напал на меня! Он пытался меня убить!

После слов отца Ким услышал тихий шёпот Джона: «Твою мать… Всё-таки не удержался…»

— Он пытался тебя убить? — с улыбкой громко переспросил Джон.

— Он прыгнул на меня из кустов с ножом, — сказал отец, — а потом погнался за мной.

— И ты его за это убил?

— Он убил Жмурика! — воскликнул Пухлый. — Халк! Он убил Жмура! Ах ты сука!

— Цыц! — прикрикнул на него Джон. — Стой спокойно, Пухлый, не мельтеши. Эй, братуха! — обратился Джон к отцу Кима. — Так где сейчас наш приятель, а?

Но Пухлый на этот раз не послушался Джона. Он выхватил из-под плаща обрез, резко метнулся в сторону и вскинул оружие, целясь в отца Кима. Видя это, отец попытался спрятаться за грузовиком, но прозвучал выстрел. Отец резко остановился, — выстрел преградил ему путь.

— Э! — заорал Джон. — Пухлый! Тварь! Завали свою пукалку!

— Он убил Жмура!

— Завали, сказал, пукалку, тварь! Э! Мужик! Спакуха, братан! Никто стрелять больше не будет. Этот нервный больше не побеспокоит тебя. Всё хорошо. Спокойно. Твой пацан рядом со мной для моей, так сказать, безопасности. Стой там и опусти оружие.

— Отпусти парня, — сказал отец.

— Не! Не отпущу. Ты слишком… опасный. — Джон тихо засмеялся. — Пока паренёк побудет со мной, а ты скажи нам, где наш друг?

— Он на улице.

— Ты застрелил его?

— У меня дробовик, — сказал отец. — Промахнуться сложно.

— Он убил его, Халк! — возмутился долговязый. — Я же говорил! Он убил Жмура, этсамое! Ты, падла, поплатишься за это…

— Завали хлебальник, Пухлятина! — громко сказал Джон. — Буду говорить я.

— Но он убил…

— Завали, сказал! — заорал Джон. — Заткнися на хер! Э, мужик! — продолжал здоровяк, — давай спокойно всё обсудим. Опусти свой дробовик, а мы потихоньку придём к тебе, ладно, а?

— Ты должен отпустить парня, — твёрдо сказал отец.

— С ним всё будет в порядке, если ты не будешь делать глупости! Так, всё, мы идём к тебе. Спокойно.

И Джон медленно пошёл вперёд, подталкивая Кима сзади. За ними увязался Пухлый. Ким даже на расстоянии слышал шумное дыхание Пухлого, который еле держался, чтобы снова не выстрелить.

Все трое подошли поближе к отцу Кима. Пухлый тут же обошёл его сзади, не переставая целиться в него из своего обреза. Джон Халк крепко держал Кима перед собой, сделав тем самым импровизированный щит из молодого человека. Рыпаться Киму было бесполезно, — одно неосторожное движение, и Джон с лёгкостью сломает ему шею; Ким хорошо это понимал, ведь этот Халк был слишком здоровый и сильный.

Отец Кима теперь был в своеобразном окружении: сзади стоял Пухлый с обрезом, а спереди — Джон Халк. Окружённый попытался как-то изменить ситуацию, но Джон не дал ему сдвинуться с места, сильно прижав заложнику шею, от чего тот застонал.

— Я же сказал, мужик, спакуха, — спокойно проговорил Джон. — Стой там, где стоишь, и всё будет в поряде.

— Что вам надо? — спросил отец.

— Нам? — словно бы удивляясь, переспросил здоровяк. — Да ничего, так сказать, особенного. Эй, Пухлый! Шо нам надо-то? А то вот хозяин спрашивает.

— У них до хрена бензина, Джонни! — ответил Пухлый.

— Та-ак, — протянул Джон. — Бензин. Шо ещё, а? Э, Пухлый! Не молчи.

— Соляра, антифриз, жидкость для ГУРа, аккумуляторы, дистиллированная вода, тормозуха! Та до хрена чего нам надо, Джонни! Ты же всё сам знаешь!

— Э, мужик. Ты слышал его? Нам до хрена, оказывается, чего надо-то. Я знаю, у тебя есть много чего. И, как мне кажется, вы слишком зажралися тут с пацаном. Многовато для двоих-то! Пора делиться. Я тут видел дым из подвала. Сдаётся мне, там огромный генератор. А он жрёт бензина чёрте сколько! Скажи, мужик… как там тебя зовут-то?.. откуда столько всего у вас?

— Меня зовут Фрол, — ответил отец Кима. — И то, что есть у нас, останется у нас. Почему я должен отдавать вам то, что было добыто с таким трудом?

И тут Джон захохотал. Этот смех гремел похлеще, чем раскаты грома на улице. Просмеявшись, он сказал:

— А меня зовут Джон Халк! И я сломаю шею этому мальчишке так же легко, как ты сломал бы соломинку! Я так понимаю, это твой сынуля, да? Эй, парниша, ты сынуля этому… Фролу?

— Не разговаривай с ним, Ким! — вмешался отец.

— Помолчи, мужик! Парень уже взрослый, и сам принимает решения, с кем ему говорить, а с кем нет. — И он снова обратился к Киму. — Так ты сынуля этому Фролу?

— Я его приёмный сын. Он меня подобрал на улице, когда мне было года три, и вырастил.

— М-м-м! — протянул Джон. — Вот значит, как. А скажи мне, парень, откуда у вас столько добра?

Отец Кима сделал резкое движение получше прицеливаясь в Джона, но Джон только улыбнулся и показал глазами на стоявшего сзади Пухлого, потом покачал головой и сказал:

— Эх, я бы тебе не советовал рыпаться, Фрол. Парень такой хлюпик! А ты можешь меня напугать, и я, чего доброго, неосторожно прижму ему шейку. Ты же не хочешь, чтобы он увидел своими глазами свою же спину, а?

Отец Кима понял, что перевес не на его стороне, поэтому немного приопустил дробовик и сказал:

— Хорошо. Вам нужен бензин, жидкости и всё остальное? Пусть твой Пухлый идёт и забирает, раз такое дело.

— И жратва нам нужна тоже, этсамое! — вклинился Пухлый.

— И жратву забирайте! Забирайте и проваливайте отсюда! — повысил голос отец.

— И шо ж так грубо-то, а? — насмешливым тоном сказал Джон. — Дело в том, шо для сборов был предназначен наш товарищ, который по твоей милости сейчас лежит где-то холодный… мёртвый…

— Ты за это ответишь, сволочь, — сквозь зубы прошипел Пухлый. — Это был мой брат, ты, скотина! А ты убил его, тварь! Джонни! Я до смерти хочу размозжить ему его тупую башку!

— Так, Пухлый! Анука убери палец с курка! Быстро, я сказал! Вот та-ак! Хорошо-о. Стрелять будешь только тогда, когда я об этом скажу, понял? У тебя есть сейчас другое занятие, поважнее, чем выпустить ему мозги. Ты слышал? Этот добрый господин жалует нам всё, шо мы захотим. Так иди! Иди собирай. Ты ещё здеся?

— Не, я уже тама, — прохрипел Пухлый, сжимая до белых пальцев свой обрез.

— Иди, — продолжал Джон, — я тут сам разберуся.

— Дак это ж надо ж Мэрс пригонять!

— ТАК ПРИГОНЯЙ! — взорвался Джон. — Или мне его пригнать?! Шо-то до тебя туго всё доходит! Иди за Мэрсом! Бегом!

Пухлый опустил обрез и повернулся лицом к воротам.

Яркая вспышка молнии внезапно озарила всё помещение, и тут же раздался оглушительный гром. Никто не заметил, как небольшая металлическая дверь в воротах распахнулась настежь, и с улицы ворвался какой-то человек.

Всё произошло настолько быстро, что никто даже не успел ничего подумать. Ворвавшийся человек с яростным криком побежал в сторону грузовичка, где стоял отец Кима; на ходу он вырвал обрез из рук изумлённого и ничего не понимающего Пухлого, и тут же начал стрелять куда попало.

Отец Кима прыгнул под днище грузовика. Пухлый отлетел куда-то в сторону. Джон метнулся назад к столу, где они только что сидели. Ким каким-то образом изловчился и вырвался из лап здоровяка; он упал на пол и пополз к большой бухте металлического троса.

Сумасшедший стрелял не переставая. Он поливал свинцом всё вокруг. Посыпались стёкла. Грузовик превратился в изрешечённый остов.

Откуда-то орал Джон, пытаясь перекричать звуки выстрелов.

Наконец, свинцовый душ закончился. Все увидели коренастого мужчину в короткой куртке, в широких джинсах и с перекошенным от ярости лицом. Секунду спустя очередная вспышка молнии осветила всё вокруг. И этой секунды хватило, чтобы увидеть по-настоящему кошмарный вид этого мужчины. Всё его лицо было в крови, куртка разорвана и там, где он стоял, на полу виднелись небольшое лужицы крови.

— Жмур!!! Твою мать!!! — Орал Джон. — Ты что творишь, придурок!!!

— Братуха!!! — подал голос Пухлый. — Ты живой! Едрёна, этсамое… тфу ты… этсамое… матрёна! Живой! Жмур! Брательник! Это ты!

— Забери у него обрез, Пухлый! Забери сейчас же! — кричал Джон.

— Халк! — кричал Пухлый. — Это же ведь это… брательник! Он, этсам… он едрёна-матрёна, на хер, живой! Халк! Он живой!

— Ты слышал меня?! Забери у него обрез, иначе он всех нас перестреляет к чёртовой матери! Забери обрез!

— Жмурик! — Пухлый выполз из-под небольшого верстака и направился к брату. Тот стоял на месте, задыхался и осматривал всё вокруг бешеными глазами.

Когда Пухлый подошёл к нему поближе, Жмурик дёрнулся и наставил на брата оружие.

— Где он? — прохрипел Жмурик. — Где этот хмырь?

— Жмурик, — ласково прощебетал Пухлый. — Отдай мне, пожалуйста мой обрезик.

— Где он?!

— Ты о том мужике?

— Где он?!

— Он… он… он… где-то… Отдай обрезик, Жмуричек.

— Я убью его!

— Хорошо. Только потом… попозже. Не сейчас. Хорошо?

— Я хочу убить его! Я ХОЧУ убить его!

— Хорошо. Ты убьёшь его, только отдай обрезик, Жмуричек.

— Он меня убил! Он выстрелил в меня из дробовика! Я ДОЛЖЕН его убить! Где он?!

При очередной вспышке молнии Пухлый успел хорошо рассмотреть брата. Тот еле держался на ногах. Его тело во многих местах сочилось кровью. На голове висел наполовину оторванный кусок кожи, на котором виднелись короткие волосы. Левое ухо было похоже на кровавое месиво. Его белая рубашка была полностью пропитана кровью. Можно было только гадать, как вообще он остался жив? Он потерял столько крови, что любой другой на его месте уже давно бы корчился в судорогах. Но только не он. Тот, кого звали Жмуриком, стоял, покачиваясь из стороны в сторону, и хрипел при каждом вдохе и выдохе.

Пухлый не знал, что предпринять. Он попытался было протянуть руку к оружию, чтобы забрать у брата обрез, но тот резко дёрнулся и чуть не упал.

— Где он? Я видел, он вошёл сюда! Я хочу его убить. Мне НУЖНО его убить как можно быстрей! Где он?

— Я не знаю… — тихо проговорил Пухлый. Затем повернулся и сказал Джону: — Я не знаю, что делать. Он сейчас сдохнет, Джонни! Что делать, Джонни? Он сдохнет, этсамое!..

Джон выбрался из своего укрытия.

— Я тебе сказал забрать у него оружие, — сказал он.

— Но он подыхает, Джонни! — взмолился Пухлый.

— И шо?! Я тут при чём? Или я бог и воскрешу его из дохляков?!

— Но… что мне делать?..

— ЗАБЕРИ У НЕГО ОБРЕЗ, СУКА!

Пухлый всхлипнул и осторожно взялся рукой за дуло. Его пальцы дрожали, — это даже было видно сквозь толстые кожаные перчатки, — но крепко сомкнулись, пытаясь вырвать оружие из рук брата. Жмурик раскачивался всё сильнее, и только какое-то чудо всё ещё позволяло ему держаться на ногах. Несмотря на свою слабость, он сильно сжимал обрез, и Пухлый никак не мог его отобрать. Он постоянно смотрел в затуманенные глаза брата и знал, что любая секунда может стать для раненого последней. Но Жмурик держался и ни в какую не хотел отдавать оружие. Наконец, Пухлый решился и сильно дёрнул обрез на себя. В ту же секунду прогремел одиночный выстрел.

Пухлый резко вздохнул и попятился назад, постепенно вытаскивая из ослабевших рук брата своё оружие. Он опустил голову — в его плаще была маленькая дырочка. Пухлый отодвинул полу плаща и взглянул на свой бок. Синяя рубашка тоже была с дыркой, и из дыры просачивалась тёмная кровь.

— Х-х-хрень какая-то… — изумлённым шёпотом проговорил Пухлый. — Джонни… а Джонни… А ведь он меня подстрелил, этсамое…

Жмурик из последних сил взглянул на брата. Его глаза медленно моргали; было хорошо заметно, что он пытается настроить зрение, но не мог. Постояв так несколько мгновений в полной тишине, Жмурик сделал шаг назад, после чего его ноги подкосились, и он упал на спину.

Больше он не двигался.

Пухлый какими-то виноватыми глазами смотрел на Джона и молчал. Джон застыл в трёх шагах от Пухлого и тупо уставился на тело.

В помещение врывался сильный ветер вперемешку с дождём. Под окнами постепенно образовывались лужи; небольшие ручейки стремились к мёртвому Жмурику и тем лужицам крови, что темнели на бетонном полу. Казалось, они хотят побыстрее смыть эту кровь; дождевая вода сливалась с красной липкой жидкостью и растекалась всё дальше и дальше. Молнии то и дело озаряли эту страшную картину. Гром резкими выстрелами создавал ещё более гнетущую атмосферу.

Пухлый, наконец, пошевелился. Он прижимал руку к ране, и между его пальцев постепенно проникали алые ручейки.

Среди этой застывшей картины, вдруг откуда-то сверху прозвучал громкий голос:

— Эй, ты, Пухлый! Брось обрез на пол!

Джон с товарищем тут же подняли глаза вверх. На втором ярусе стоял отец Кима и целился из винтовки М39.

— Одно неосторожное движение — и вы трупы! — продолжал он. — Ким! Ты где?

Ким медленно вылез из-за бухты. Но тут подал голос Джон:

— Ситуация переменилась, не правда ли?

— Переменилась, — ответил отец Кима. — Вам пора уходить, господа, если вы не хотите заполучить пулю в лобешник.

— Да я и так получил эту самую пулю! — неожиданно громко прокричал Пухлый.

— Тебя только царапнуло, так что заткнися, — сказал ему Джон.

— Да что заткнись! Сам заткнись! Он убил моего брата, а брат по его милости теперь подстрелил МЕНЯ! У меня дырка в боку, Джонни!

— Ну, заткни её чем-нибудь! — Джон опять терял терпение.

— ЧЕМ?!!

— Своим языком!!! Заткнися, я сказал!!! Не мешай мне говорить с добрым человеком, у которого мы на мушке! Эй, Фрол!..

Но Пухлый был в бешенстве. Он не стал молчать.

— Да пошёл ты, Джонни! Сам заткнись, понял! Он убил брата, я сейчас тоже сдохну! Тебе что, похер на всё?! Для тебя мы расходный материал?!

— А если ты сейчас не заткнёшься, этот Фрол всадит тебе пулю! — прокричал Джон.

— А мне всё равно! Пусть всаживает!

— Но он всадит и в меня!

— Да пошёл ты! Пошёл ты, Джонни! Похер мне на тебя! Задолбал ты уже, понял!..

С этими словами Пухлый выхватил из внутреннего кармана новый магазин, выбросил старый, зарядил обрез и тут же наставил его на Джона. Но Джон молниеносным движением схватил оружие за дуло, резко рванул его вверх и выхватил его из рук товарища. Перевернув прикладом к себе, он метнулся в сторону, спрятался за грузовик и в тот же момент пустил очередь вверх, туда, где стоял отец Кима.

— Отец! — закричал Ким.

Уже около минуты Ким смотрел на свой Штайр, который лежал на полу возле перевёрнутого стула с металлическими ножками. Стул валялся недалеко от стола, где Джон недавно расхваливал лепёшку. Недолго думая, парень прыгнул и схватил оружие. Его манёвр не остался незамеченным для Джона. Здоровяк моментально пригнулся и начал стрелять, побежав к бухте, за которой раньше прятался Ким.

Выстрелы Джона не достигли цели, — молодой человек успел спрятаться за углом кирпичной пристройки.

Отец Кима тоже открыл огонь. Он пытался попасть в Джона, но тот уже спрятался за бухтой.

Во мраке, никто не заметил, куда исчез Пухлый — только что он стоял около брата, и вдруг пропал. На полу его не было. Отец Кима во время непрекращающейся стрельбы пытался найти Пухлого, но он исчез.

Ким, лёжа за углом пристройки, тоже открыл огонь. По большей части он стрелял наугад, так как Джон сместился к выходу, выбежав из-за бухты троса.

Отец пытался его достать из снайперской винтовки, но у него не получалось. Единственное, что он мог сделать, это обстреливать вход, чтобы Джон не смог выйти отсюда живым.

Пухлый пропал.

Джон изредка высовывался из-за угла и стрелял не целясь то на второй ярус, то в сторону Кима.

Ситуация была практически патовой. Эндшпиль мог наступить только в тот момент, когда у кого-нибудь закончатся патроны.

Но этого ждать не пришлось. Откуда ни возьмись вдруг появился Пухлый. Он вынырнул из-под лестницы и метнул на второй этаж небольшой предмет.

Это была маленькая граната.

Отец Кима вовремя заметил это и отскочил вглубь коридора.

В следующий момент прогремел мощный взрыв. Металлическая лестница, ведущая на второй этаж, разлетелась на куски. Нависающий балкон прогнулся и рухнул вниз. Вылетели все стёкла. Горячая волна обдала жаром. Осколки изрешетили стены.

Ким не ожидал такого поворота. Он сидел в этот момент в своём надёжном укрытии и стрелял в сторону Джона, но после ярчайшей вспышки и невероятного удара, его отбросило назад.

Он попытался встать, но не успел, — прозвучал второй взрыв. Пламя обдало все стены. Воздух, казалось, моментально выгорел весь. Дышать было нечем. Невероятная гарь и копоть переполняла всё вокруг. Всё здание превратилось в огромный пылающий факел.

Ким, отплёвываясь, кашляя и задыхаясь, вскочил на ноги и побежал к боковой двери, что вела в соседний цех, где стояли металлообрабатывающие станки. Перекошенную деревянную дверь облизывали языки пламени. Пожар преграждал путь. Но выбора не было — если хочешь спастись, прыгай в огонь и выскакивай из этого ада.

Ким так и сделал. Огонь был невысоким, и только это позволило ему быстро распахнуть горящую дверь и вбежать в цех.

Останавливаться он не стал. Нужно было, как можно быстрей покинуть здание. Ким отлично знал, что в подвале стоят девятнадцать баллонов с пропаном, один из которых немного травил (отец, зная об этом, его весь спустил, но в баллоне всё равно оставался конденсат, который был не менее взрывоопасен, чем сжиженный газ). Ким сразу нашёл разбитое окно, через которое внутрь пробрался Джон.

Молодой человек запрыгнул на верстак, стоявший перед окном, и выскочил на улицу.

Только сейчас он смог сделать глубокий вдох. В горле першило, было горько, и все внутренности выворачивало наизнанку.

Стоя под небольшим навесом, Ким ловил ртом воздух, не в силах больше пошевелиться.

Его мысли работали без остановки. Что же такое могло взорваться второй раз? Первый взрыв, понятно — это граната, брошенная Пухлым. А второй взрыв отчего? И тут Ким понял. Он вспомнил, ЧТО стояло под балконом второго яруса!

— Бензин! — воскликнул он.

Доверху наполненные столитровые бочки с бензином. Их было пятнадцать штук! И все они взорвались. Вот почему всё помещение моментально воспламенилось. Огонь буквально расплескался по стенам и потолку! Теперь здание выгорит дотла. Но Ким понимал, что здание, скорее всего не успеет выгореть, — оно взорвётся снова из-за баллонов с сжиженным газом. Когда подвал хорошо раскалится, баллоны не выдержат.

«Надо смываться!», — подумал Ким и побежал вдоль стены.

Дождь уже прекратился, но по бетонным плитам текли настоящие реки. Ветер немного стих, грома практически не было слышно, хотя небо постоянно мерцало от невидимых из-за туч молний.

Добравшись до угла здания, Ким хотел было бежать дальше, но краем глаза заметил движение — кто-то выскочил из двери, что была вмонтирована в створке ворот.

Ким тут же спрятался за углом, прильнув к стене. Аккуратно высунувшись, он стал искать глазами того человека.

Это оказался Джон. За ним из двери показался Пухлый, который почему-то выходил согнувшись и спиной вперёд. Когда Пухлый уже весь показался на улице, Ким понял — он тащит своего брата.

Джон отбежал на порядочное расстояние от здания и выкрикнул:

— Брось его! Он всё равно уже дохлый! Себя спасай!

— Нет! Он живой! Он дышит!

— Ни хрена он не дышит! Брось его!

— Нет! Он живой! Живой!

— Ты с ума сошёл! Как можно выжить в этом аду?! Мы и то еле выжили!.. Брось!

— Да пошёл, ты, Джонни! Он мой брат, и я его не брошу! Я его вылечу!

— ОН ДОХЛЫЙ! — заорал Джон.

— Сам ты дохлый! Иди в жопу!

Пухлый продолжал тащить тело брата. Видя это, Джон махнул рукой и побежал к невысокому строению, что располагалось сбоку от здания. Там, наверняка, как подумал Ким, стоял их «Мэрс», который надо было «пригнать», чтоб собрать награбленное.

Джон завернул за это строение и скрылся. Пухлый изо всех сил тащил тело вслед за Джоном. Бурный поток воды очень мешал идти, но Пухлый не сдавался.

Глава пять. Нож

Ким в это время думал, что ему предпринять. Открыть огонь? Или подождать, когда они уедут? К тому же, парня мучил вопрос: где отец? Жив ли он? Ким знал, что отец успел отбежать вглубь коридора перед взрывом. Но что с ним сталось потом? И тут молодой человек вспомнил: там, на втором этаже, в одной из комнат был аварийный выход. Металлическая дверь вела на сваренную из металла площадку с такой же металлической лестницей, по которой можно было спокойно спуститься вниз. Ким очень надеялся, что отец успел воспользоваться этим выходом.

Чтобы это узнать, нужно обогнуть здание и зайти с другой стороны. Но как раз с той стороны здания были бандиты. Они в любой момент могут засечь его и начать стрелять.

Но Кима это не остановило. Он очень переживал за отца. Поэтому побежал в обратном направлении, решив обогнуть здание сзади.

Этот корпус был метров пятьсот в длину. От быстрого бега Ким даже запыхался. Сердце стучало, как бешеное, коленки подкашивались, и мелкая дрожь сотрясала всё тело. Он ужасно боялся. В первый раз в жизни молодой человек столкнулся с такими событиями.

Да, встреча с людьми не приносит счастья…

Но вот, он достиг угла здания. Обогнув его с торца, Ким остановился и выглянул из-за стены. Вокруг никого не было. Немного высунувшись, он посмотрел на аварийную лестницу. И там никого.

«Чёрт! Где же отец? Неужели он не успел?..»

Но тут Ким заметил какое-то движение под лестницей. Сомнений быть не могло. Это отец. Он лежал на животе и странно копошился.

«Что случилось? Он ранен?»

Невзирая на опасность выйти на открытый участок, Ким покинул укрытие и поспешил к отцу. Тот сразу заметил движение и вскинул винтовку.

— Пап! Это я! — громким шёпотом предупредил Ким.

Винтовка опустилась. Ким подбежал к отцу и присел рядом с ним.

— Ты ранен? — быстро спросил молодой человек.

— По-моему, я сломал руку. И головой сильно ударился.

— Чёрт…

— С тобой всё в порядке? — поинтересовался отец.

— Да. Только тошнит от гари.

— Ничего, это пройдёт. Ты уверен, что не ранен? — Отец внимательно осмотрел сына.

— Нет, не ранен. Тебе надо закрепить руку. Сильно болит?

— Поболит и перестанет. Этим займёмся потом. Сейчас нам надо избавиться от бандитов. Их нельзя отпускать. В любой день они могут вернуться и подкараулить нас где-нибудь. Это очень опасные люди. Если они уйдут сейчас, мы уже никогда не сможем чувствовать себя в безопасности.

— Но они убежали!

— Они там. — Отец указал на то небольшое строение, за которое забежал Джон. Пухлый успел уже затащить туда брата. — Нам нужно подкрасться туда и перестрелять этих тварей. Мы обогнём эту маленькую площадь сбоку. Вот те бочки послужат нам укрытием.

— Пап! Там в подвале баллоны! — напомнил Ким.

— Точно! — воскликнул отец. — Они могут взорваться в любую минуту! Скорей! Валим отсюда. К бочкам!

Справа стояли большие цистерны, которые отец Кима назвал бочками. По ним извивались стальные лестницы, чтобы можно было забраться наверх, к люкам. До цистерн было метров пятьдесят. Эти пятьдесят метров, как сказал отец Киму, надо было преодолеть, согнувшись, и как можно быстрее. Потом нужно было перескочить через железную дорогу, добежать до противоположного здания и уже там, медленно красться вдоль стены. Отец предполагал, что бандитский «Мэрс» стоит где-то там.

Ким с отцом выбрались на открытый участок. Согнувшись, они побежали к цистернам.

Повезло, — бандиты то ли не заметили их, то ли даже и не пытались следить, занимаясь своими делами.

Добравшись до цистерн, отец остановился и стал всматриваться в противоположное здание. И как раз в этот момент прозвучал взрыв. Сначала что-то хлопнуло, а потом череда хлопков слилась в один невероятный удар, от которого стены здания раскололись. Крыша взлетела на воздух, оттуда повалил густой дым. Острые осколки просвистели и пробили цистерны, словно они были сделаны из пластика.

Отец с сыном прижались к земле, которая в данный момент напоминала настоящее озеро. Пришлось задержать дыхание, чтобы не захлебнуться дождевой водой и буквально нырнуть в бурный поток.

После того, как отгремел взрыв, Ким вскинул голову и заметил, что отец уже на ногах. Он подбежал к нему; отец смотрел на то место, где проходила железная дорога, которая находилась на некотором возвышении. Это была очередная преграда, и риск был слишком велик, ведь нужно было взобраться наверх и быть полностью незащищённым.

Отец посмотрел на сына:

— Готов? Надо действовать очень быстро. Сейчас выбегаем. Не останавливаясь, бежим через пути и так же быстро спускаемся. Понял? — Когда Ким кивнул, отец сказал: — На счёт «три»… Один. Два. Три! Побежали!

Они покинули убежище и помчались к железной дороге. Крупный щебень мешал быстро бежать — камни переворачивались, и ноги постоянно скользили. Но им удалось довольно-таки быстро подняться наверх, перепрыгнуть через рельсы и буквально скатиться вниз. В конце спуска Ким всё-таки не смог удержаться и упал.

Потирая содранные ладони, Ким вскочил на ноги и помчался дальше за отцом.

Прошло не более пяти секунд, когда они добежали до здания. Прижавшись к стене, отец и сын поспешили вдоль неё.

До угла здания было метров сто. На пути попадались всяческие преграды в виде старых вагонеток, стальных ящиков и прочего хлама; но как раз этот хлам можно было использовать, как прикрытие. Прячась за вагонетками и ящиками, они вскоре достигли угла здания. Теперь надо быть особенно внимательным, ведь они не знали, где именно стоит машина бандитов. И стоит ли она до сих пор? Может, они уже уехали?

И, как бы отвечая на этот вопрос, спереди послышался звук закрывающейся двери автомобиля.

— Они собираются уезжать! — прошептал отец. — Скорей! Будь внимательным. Как на охоте. Помни правила. Тут всё то же самое, только дичь — это бандиты. Понял?

— Понял, — прошептал Ким.

— Как только увидишь их — стреляй. Не думай ни о чём. Просто стреляй. Это не люди. Это дичь! Вперёд.

Ким посмотрел на отца. Тот показал головой, что надо идти и чуть-чуть выглянул из-за угла.

Но тут странный шорох привлёк внимание Кима. Он сразу повернул голову влево и оторопел.

В шагах десяти стоял Джон, который вышел из-за поваленной на бок большой стальной бочки и застёгивал ширинку. Он сразу же заметил лазутчиков и застыл, выпученными глазами уставившись на них.

— Ох-х-хренеть… — произнёс здоровяк.

Не говоря больше ни слова, он вдруг выхватил из-под полы своего плаща большой пистолет и выстрелил, не целясь. Пуля врезалась в стену, отколов полкирпича, как раз между Кимом и его отцом. Отец сразу же повернулся и открыл огонь. Джон метнулся обратно за бочку и начал стрелять оттуда, выставив одну только руку, державшую пистолет.

Отец и сын сразу же прыгнули за стоявшую рядом вагонетку. В этот же момент послышались звонкие удары пуль, врезающихся в толстостенный металл.

Джон стрелял до тех пор, пока были пули, но, когда они закончились, он покинул своё укрытие и побежал по направлению к железной дороге.

Ким увидел удаляющуюся спину здоровяка. В этот момент душа молодого человека переполнилась такой яростью, которую невозможно было подавить в себе. Этот человек, думал Ким, лишил их жилища, из-за него были уничтожены все запасы, из-за него отец сломал руку, из-за него они с отцом будут вынуждены ночевать где-то в пыльном и заброшенном цеху, из-за него придётся начинать всё заново!.. Этот человек хотел убить их!.. Этот человек в полном смысле слова — уничтожил их быт! Он должен поплатиться за это! Чувство мести совершенно заполонило разум Кима, и он уже не мог трезво мыслить.

Совсем не отдавая себе отчёта в том, что делает, Ким вдруг выбежал из-за вагонетки и помчался за Джоном.

— Ты куда?! Стой! — выкрикнул отец, но Ким продолжал бежать.

Буквально взлетев на рельсы, Ким остановился в самом верху, вскинул Штайр и открыл огонь. Длинная очередь поливала свинцом залитые водой бетонные плиты. Парень стрелял и кричал. В темноте было трудно разобрать что-нибудь. Джон успел отбежать уже достаточно далеко, но Киму показалось, что он всё-таки попал в бандита.

Штайр умолк.

Тишина снова воцарилась над заводом.

Ким стоял между рельсами и вглядывался во мрак, озаряемый отблесками большого пожара. Он не мог точно сказать, попал или нет. Он задыхался, всё тело дрожало, а мысли путались. И тут он понял, что стоит незащищённый на высоте; он, как на ладони; в любой момент бандиты могут его увидеть. Поэтому Ким решил отступить. Он повернулся назад, собираясь спуститься, но увиденное припечатало его к месту. Ким застыл, не веря своим глазам.

Возле вагонетки стоял Пухлый и крепко держал отца. При этом левая рука бандита сжимала отцу рот, а правая пряталась за его спиной.

Ким даже во мраке отчётливо видел бешеные глаза Пухлого. Бандит смотрел на парня, и в его взгляде угадывались смешанные чувства: победа, издёвка, насмешка, гнев и месть. Пухлый что-то шептал на ухо отцу, прижавшись сзади. Потом бандит улыбнулся и громко сказал Киму:

— Ну что, этсамое! Какие дела, парень? Я тут надыбал кое-кого… по-моему, это твой батя, который подстрелил моего брата. Как тебя зовут?.. Ким, да, этсамое? Ну так вот, Ким. Мне очень нравится твоя игрушка. Брось её на землю, да подальше от себя и поближе ко мне.

Ким перевёл взгляд на свой Штайр.

— Отпусти его, — сказал молодой человек.

— Ха! Ты что, с ума сошёл, этсамое! Я столько сил потратил, чтобы его схватить, и вдруг должен отпустить?! Не-е, парень! Ты давай, бросай свою пушку сюда и тогда поговорим.

— Я должен быть уверен, что, если я брошу Штайр, ты отпустишь отца, — ответил Ким.

— Штайр? Это так называется эта пушка? Серьёзное название, этсамое! Сам придумал или он правда так называется?

— Он правда так называется, — твёрдым голосом проговорил Ким. — Я должен быть уверен, что ты отпустишь отца. Тогда я брошу пушку.

Пухлый рассмеялся.

— Эй, парниша, этсамое! Ты сейчас не в той ситуации, чтобы что-то требовать! Или ты бросаешь игрушку или…

Правая рука Пухлого резко двинулась за спиной отца. Отец тут же выгнулся вперёд. Ким понял — в руке у Пухлого нож, и он может в любой момент пустить его в ход.

— Эй, Фрол, — насмешливым тоном продолжал Пухлый. — Классная у нас игра получается, правда? Мы проверяем насколько сильно тебя любит твой сынуля. Где букмекер? Делаем ставки, господа! Я ставлю на то, что он бросит пушку. А ты на что ставишь, а, этсамое? Он бросит её или нет?

Пухлый дёрнул правой рукой; отец снова выгнулся вперёд. Ким видел, как крупные капли пота струятся по лбу отца, заливая ему глаза. Его сломанная рука была прижата к животу и дрожала. Второй рукой отец хватался за руку бандита, но это всё, что он мог сделать в этот момент. Он был полностью в его власти.

Ким не знал, что предпринять. Он смотрел на отца в надежде, что он сможет подать хоть какой-нибудь знак. Но ожидания его были тщетными. Нужно было что-то делать, поэтому молодой человек сначала повыше поднял Штайр, прикладом к плечу, но Пухлый тут же отреагировал на это движение — рука бандита снова дёрнулась; нож упёрся в спину заложника.

Ким думал, что, может быть, ему удастся как-нибудь прицелиться получше и пустить пулю в лоб бандиту, но лицо Пухлого было слишком близко к лицу отца. В таком состоянии, когда руки трясутся, почти ничего не видно, а дыхание сбивается, делать такой рискованный выстрел ни в коем случае нельзя.

Штайр в руках Кима постепенно опускался всё ниже и ниже. Пухлый улыбался, и его нависающие над верхней губой усы щекотали ухо отца. Ким опустил оружие.

— Дай мне слово, что ты его отпустишь, — сказал молодой человек.

— А ты сначала брось, — ехидно заявил бандит.

— Я брошу. Но сначала дай слово.

— Ну, хорошо! На.

— Что, на?

— Слово. Держи, вот оно!

И Пухлый расхохотался.

— Слушай! — воскликнул Ким. — Я серьёзно! Дай слово, как настоящий мужик, и тогда я брошу оружие.

— Как настоящий мужи-ик, самое! — передразнил Пухлый. — Какие взрослые слова! Это тебя батя научил таким словам, да? Фрол, это ты его научил? Молодец! И парень у тебя молодец! Вы оба молодцы, этсамое!

Ким вдруг понял, что Пухлый просто тянет время, поэтому решился:

— Хорошо! Я бросаю! Но ты тут же его отпустишь!

В этот момент отец замычал и стал дёргаться. Его глаза расширились и буквально метали молнии в сторону сына.

— Э! Э, э! Тихо, дружище, тихо, этсамое! Чего задёргался? Стой смирно.

Но отец продолжал выворачиваться.

Ким снял с плеча ремень и приготовился бросить Штайр.

— Только подальше, парень, понял? Подальше. Так, чтобы ты его не достал, — сказал Пухлый.

Ким смотрел на отца. Выставив руки вперёд, он подбросил оружие, но не в сторону Пухлого, а вбок, так чтобы бандит не смог его легко достать. Штайр упал вниз, проскользил по крупному щебню и застыл.

— Во-о-от так! — тут же протянул Пухлый. — Молодец.

— Всё! Отпускай его!

— Конечно! — воскликнул Пухлый и засмеялся.

— Ах ты… — Ким понял, что его надули и попытался выхватить из-за пояса рогатку, но не успел. В этот же момент молодой человек почувствовал удар по ногам.

Удар был резким и сильным. Ким не удержался и рухнул, ударившись головой о шпалу. В голове зашумело; парень ничего не видел, но в следующее мгновение он услышал знакомый бас:

— Я даю тебе это слово, пацан!

Над Кимом нависал Джон.

Где-то внизу хохотал Пухлый.

Ким, преодолевая головокружение, пытался встать. Он повернулся на бок и, упираясь руками в холодные камни, стал на четвереньки. Но тут же почувствовал сильный удар по животу; мельком он заметил большой сапог Джона. Резкий выдох вырвался из груди. Ким снова упал.

— Пушку! Пушку забери! — кричал Пухлый.

— Да, да! Я знаю! — отозвался Джон.

Ким услышал посыпавшиеся камни щебня — это Джон спускался, чтобы забрать Штайр. Парень понимал, что, как бы не было больно, сейчас не время страдать и разлёживаться, — в руках у Пухлого отец, а Джон через секунду схватит Штайр, и тогда всему конец. Хотя, как понимал Ким, «всему конец» уже и так наступил, — они с отцом проиграли. Хитрость и везение сыграли на руку бандитам. Ким, превозмогая боль, разлившуюся по всему телу, снова стал на четвереньки. Потом резко дёрнулся вверх и оказался на ногах. Тут же он полез за пояс и выхватил рогатку. Быстро достал пульку из бокового кармана штанов и приладил к изгибу толстой резинки.

Но выстрелить он не успел. В руках Джона уже был Штайр, и дуло метнулось в сторону Кима. Надо было срочно прятаться, — Джон шутить больше не станет. Ким метнулся было назад, но вдруг остановился. Какое-то чувство пронзило его мысли. Он резко обернулся.

Джон и не думал стрелять, — он закинул Штайр не плечо и стоял около Пухлого, в руках которого до сих пор был отец. Пухлый широко улыбался, что-то говорил, а его правая рука резко дёргалась взад и вперёд за спиной отца. При каждом движении руки Пухлого отец выгибался грудью вперёд, а его глаза расширились.

Ким не сразу осознал, что происходит, но когда отец начал оседать на землю, молодой человек всё понял.

Только что произошло непоправимое.

Пухлый, наконец, отпустил заложника, который рухнул вниз. И только теперь Ким увидел длинный нож в руке убийцы; лезвие по самую рукоятку было покрыто тёмно-красными потёками.

У Кима перехватило дыхание. Он впал в ступор и не мог поверить в происходящее. В руке он до сих пор сжимал рогатку, но в этот момент совершенно забыл про неё.

И только выкрик Пухлого вернул молодого человека к реальности:

— Я дал тебе слово, пацан! Я отпустил его!

И бандиты вместе захохотали.

Отец Кима лежал у ног убийцы.

Пухлый и Джон развернулись и быстро пошли к зданию.

Ким сорвался с места и побежал вниз. Бандиты уже успели отойти шагов на десять, когда Ким упал на колени перед отцом. Он был ещё жив. Изо рта текла густая струйка крови; отец лежал в страшной луже, которая всё росла и росла под ним.

Ким чувствовал невосполнимую потерю. Паника и неспособность здраво мыслить в этой ситуации приводили к отчаянию.

Он до сих пор не верил, что это произошло. Может, показалось? Может, отец только ранен? Но отчётливые хрипы и закатывающиеся глаза отца доказывали обратное. Тело отца подёргивалось в агонии.

У Кима сдавило грудь. К горлу подкрался комок. Молодой человек готов был разрыдаться… Но в этот момент он услышал мерзкие голоса, которые хохотали, кричали что-то и ругались между собой, не обращая никакого внимания на Кима. Бандитам было наплевать на чувства парня, наплевать на то, что они принесли с собой бесконечное горе.

Они уничтожили дом и убили отца.

Ким звал его, но тот лежал. Он был ещё жив: адамово яблоко на шее дёргалось вверх-вниз, дыхание было смешано с хрипами, изо рта текла тёмная кровь.

— Н-Н-НЕТ! — изо всех сил закричал Ким. — Я убью вас! Убью! Убью! Я убью вас, твари!!!

Ким вскочил на ноги. Схватил рогатку, что лежала на земле, приладил разрывную пульку и побежал в ту сторону, откуда доносились голоса убийц.

Забежав за угол, он сразу увидел чёрный внедорожник, а рядом с ним — бандитов. Дверь багажника была открыта, и они грузили туда бесчувственного брата Пухлого.

— Он дохлый, — говорил Джон, помогая Пухлому засовывать тело в багажник.

— Нет! Он живой и он дышит! Вот посмотри! Прислушайся!

— Делать мне больше нечего! Ты лучше спасибо скажи, что я помогаю тебе грузить Жмура! Эх! Столько добра пропало! А ведь мы могли бы славно нажиться здесь! Бензина завались! Всякого добра!.. Детали, масло! Тьфу, чёрт! И угораздило же тебе кинуть эту гранату, а!

— А если б я не кинул, то этот шизонутый Фрол расстрелял бы нас из своей винтовки. Кстати, где этот… самое… Как же он его назвал-то… фраер, шмаер…

— Штайр! — подсказал Джон. — Крутое оружие! Он на заднем сидении. Жаль, что винтовку не удалось…

— Как это, не удалось? Я это… того! Она у меня, этсамое, едрёна-матрёна! Батя пацана сидел типа в засаде, а я подкрался сзади, когда тот фунфырик побежал за тобой. Отобрал у батяни винтовку и… Ты же знаешь, как я умею уговаривать несговорчивых при помощи своего ножика!

С этим словами Пухлый вытащил из сапога длинный нож и повертел им перед лицом Джона. Здоровяк ударил по руке Пухлого.

— Ты ещё мне помахай тут! — сказал Джон. — Запихни его себе знаешь куда! А шо винтовку добыл, так это ты молодец.

Ким наблюдал за убийцами, стоя на открытом участке. Он и не думал прятаться. В руках была заряженная рогатка, которая разорвёт головы этих нелюдей. Ким поднял своё оружие, натянул резинку, но в этот момент, Пухлый случайно повернулся в его сторону. Он тут же закричал, рванул Джона за руку, и оба бандита попытались спрятаться за внедорожником.

Ким не стал больше ждать — он пустил пульку в сторону убегающих бандитов. Через секунду послышался хлопок. Небольшой взрыв произошёл прямо у ног Пухлого. Тот упал и стал орать. Но тут же бандит вскочил на ноги, и Ким понял, что промахнулся.

— Ах ты падла! — закричал Пухлый. — Ты всё не уймёшься, сволочь! Ну тогда отправишься к бате!

Джон в это время открыл заднюю дверь автомобиля и схватил Штайр. Пухлый откуда-то вытащил винтовку отца. Оба бандита тут же начали стрелять.

Ким рванул за угол здания. Он бежал изо всех сил, но бандиты тоже были быстры. Не прошло и трёх секунд, как в сторону Кима посыпался целый шквал пуль.

Слева темнел проём в стене. Ким тут же влетел в него и побежал дальше, пытаясь спрятаться. Бандиты бросились за ним.

Ким бежал среди цепей и всяческих желобов. Небольшие лесенки мелькали по бокам. Было темно, но молодой человек не сбавлял темп. Стоило только ему приостановиться, как бандиты тут же нагонят его и застрелят. Погоня была совсем близко. Джон и Пухлый отставали лишь на несколько метров. Иногда они стреляли, но стреляли наугад, так как помещение было настолько захламлено, что вести огонь было бес толку.

Ким вилял то влево, то вправо. Постоянно натыкался на какие-то твёрдые предметы. Несколько раз сильно ударил ногу, но бежать не переставал.

Впереди показались низкие перила. И только когда Ким подбежал к ним вплотную, вспомнил, что за этими перилами был большой провал. Перила окаймляли десятиметровую окружность, ведущую на нижние ярусы этого цеха; это был своеобразный балкон, за перилами которого темнела бездна.

Ким очень поздно вспомнил всё это. Он с разгона врезался в перила. Попытался остановиться, но инерция сделала своё дело — тело Кима перемахнуло через ограждение и полетело вниз.

Раздался оглушительный крик. Во время полёта у Кима замерло сердце; он понял, что следующая доля секунды для него будет последней, и он действительно, как сказал Пухлый, встретится со своим отцом. Крик замер в горле.

Ещё секунда и… Ким ударился обо что-то пружинящее и, как ему показалось, мягкое. Буквально в ту же секунду он почувствовал тысячи иголок, что вонзились в тело.

Стекловата! Оказывается, на дне этой дыры были тонны стекловаты. Мельчайшие стеклянные иголки впились в тело. Ким упал на спину, и именно это, можно сказать, спасло его, ведь упади он головой вниз, то сломал бы шею; если бы упал ногами, то сломал бы ноги, а так, упав плашмя, сила удара распределилась более-менее равномерно, и Ким только лишь почувствовал сильный удар. И тысячи иголок.

Тут же сверху раздались голоса преследователей. В отличии от Кима, они вовремя заметили ограждение и остановились. Ким лежал лицом вверх и видел, как через перила склоняются два силуэта.

Немного погодя сверху донёсся истерический хохот. Оба бандита смеялись во всё горло. И когда приступ хохота прошёл, Ким услышал голос Пухлого:

— Ой, дурак, едрёна-матрёна! Это же надо было свалиться, а! Вот дебил, этсамое! Вот дебил!

— Может, он выжил? — спросил Джон.

— Ты что, рехнулся? Пацан орал, как резаный, а потом резко заткнулся! Да он валяется сейчас где-то там внизу и это… распался на мелкие кусочки! Там сейчас кровищи и мозгов не соберёшь! Подох он! Пошёл поздороваться с папочкой!

Оба снова захохотали.

Ким лежал тихо, боясь пошевелиться. Хоть он и упал на более-менее мягкую поверхность, но удар всё-таки давал о себе знать: всё тело ныло, голова раскалывалась от ужасной боли, в висках пульсировало, а нутро выворачивало наизнанку. К тому же, стекловата вонзалась сквозь одежду и жгла, как самые яростные осы.

Бандиты ещё постояли немного и решили уйти. Пухлый сказал, что надо спешить, а то Жмурик не доживёт до завтрашнего дня.

Ким лежал и слушал отдаляющиеся голоса.

— Ты думаешь, что вылечишь его? — говорил Джон.

— Ему нужно переливание крови.

— А где ты возьмёшь эту кровь?

— Э, а ты что забыл про старую больницу?! Ты ведь её знаешь, Джон!

— А! Это там, где мы ужралися спиртом?!

— Во-во, самое! Именно там.

— Ну, тогда поедем! — засмеялся Джон. — Может, там ещё спиртику осталось!

— После тебя, хрен, что останется!

— И ты думаешь, шо найдёшь тама кровь для переливания?

— Ещё бы! Конечно, этсамое! Там в подвалах криокамеры с замороженной донорской кровью, которая осталась ещё со времён человечества. Биоматериал может храниться хоть сто лет, самое, и ему ничего не будет! Мне надо достать эту кровь, правильно разморозить и перелить в Жмурика. Тогда он будет, этсамое, жить. Ну идём, ты чё стал-то, этсамое?! Жмурик скоро сдохнет совсем! А ведь он мой брат, едрёна-матрёна!

— Да вот думаю… А что это за оружие было у пацана? Помнишь, когда он с психу пульнул в нас чем-то… Тогда ещё небольшой взрыв был.

— Да! Мне ноги посекло, — сказал Пухлый. — До сих пор ноет, и, по-моему, кровища течёт! Вот, зараза пацан этот… самое.

— Так, что это за оружие? Ты не заметил?

— По-моему простая рогатка.

— Охренительная у него рогатка, слышишь! — прогремел Джон. — Стреляет разрывными!

— Рогатка-то обычная, а вот пульки, этсамое… В них всё дело!

— Слухай, Пухлый! Давай спустимся на дно той дыры и пороемся в карманах малого! Прикольные пульки! И рогатку заодно заберём, а?

— Джон! Лоб твою медь! Жмур скоро подохнет на хер! Какие могут быть карманы и рогатки, этсамое! Спешить надо!

— А-а! Задолбал ты своим Жмуром, а! Пока мы тута вошкаемся, он наверняка уже подох и так!

— Ни хрена он не подох! Сам же видел, что он живой!

— Ладно, пошли!

После слов Джона, наступила тишина. Ким лежал без движения и прислушивался к каждому слову. Он сам не знал, для чего это делает, но понимал одно, что бандиты сейчас уедут. Он попытался отомстить за смерть отца, но не смог. Зачем нужно было тогда так долго пялиться на них? Можно было выстрелить и убить обоих! Но Ким не хотел стрелять исподтишка, — он хотел, чтобы бандиты увидели мстителя, и только тогда месть была бы полной. Но именно это промедление дало шанс бандитам улизнуть. Месть не получилась. Вместо победы, которая уже была практически в руках, Ким по глупости свалился в эту яму. Как теперь отсюда выбираться? Стекловата была до такой степени колючая, что больно было даже пошевелиться. А по ней предстояло ещё доползти до какой-нибудь стены, а потом ещё искать какую-нибудь лестницу, чтобы выбраться отсюда!

От пыли жутко чесался нос. Микроскопические стеклянные иголочки впивались в ноздри, и от этого очень хотелось чихать. Но чихать было нельзя, так как бандиты его непременно услышат, вернуться и застрелят. Ким зажимал нос рукой и держался изо всех сил. Это было похлеще инквизиторских пыток, о которых когда-то ему рассказывал отец. Но всё же Ким стойко переносил страдания, и лежал тихо.

Когда голоса совсем затихли, Ким осторожно перевернулся на живот и пополз наугад. Он находился в кромешной тьме и полз вперёд, зная, что рано или поздно всё равно упрётся в стену.

Когда это произошло, Ким начал двигаться вдоль стены и искать лестницу.

Пытка стекловатой продолжалась не менее пяти минут. Ким уже описал почти полный круг, прежде чем нащупал выступающие из стены прутья, служившие лестницей.

Каждое движение давалось с трудом. Стекловата кололась и жгла всё тело. Пыль полностью забила нос. Ким натянул колючую рубашку на лицо и схватился за нижний прут. Подтянувшись, он нащупал следующий прут. Значит, ему всё-таки удастся выбраться отсюда.

Глава шесть. Яма

Очутившись наверху, Киму вдруг показалось, что бандиты на самом деле не ушли, а только сделали вид, будто уходят. Они могли устроить засаду среди мрака и хлама. Но потом он вспомнил, что Пухлый действительно очень спешил, чтобы вылечить брата.

Да. Они ушли. Что им тут делать? Ждать, когда выберется из ямы беглец? Киму показалось это глупым. Тем более, они и правда думали, что парень разбился.

Так что, бояться нечего; но и идти в открытую тоже нельзя. Поэтому Ким стал медленно продвигаться к выходу, постоянно присматриваясь и прислушиваясь.

Дойдя до дверного проёма, он выглянул на улицу. Там никого не было. Молодой человек решил проверить, уехали бандиты или нет, и пошёл вдоль стены к тому месту, где стоял внедорожник. Дойдя до угла здания, он аккуратно высунулся и осмотрелся. Никого. Отчётливо виднелись следы от шин, которые тянулись между небольшими постройками к переезду. В этом месте бетонные плиты были покрыты слоем земли, которую нанёс сюда ветер и водяные потоки дождевой воды. Ким удостоверился, что бандиты действительно уехали, и поспешил обратно.

Там, возле старой вагонетки лежал его отец. Киму было ужасно страшно и больно подходить к этому месту, но он понимал, что отца нужно вытащить отсюда и… похоронить. Иначе его съедят крысы. Киму очень не хотелось, чтобы его отца разорвали на части.

Его надо похоронить.

Утвердившись в этой мысли, Ким медленно пошёл к отцу.

Он лежал на спине.

Руки были раскинуты, а голова запрокинулась вверх. Рот был открыт. Раньше из него текла кровь, но теперь она остановилась. Так же, как и остановилась его жизнь…

Сын присел возле отца. Рыдание клокотало внутри и сдавливало горло. Но Ким держался. Он не хотел, чтобы его горе выплёскивалось наружу и било через край. Отец всегда ему говорил, чтобы Ким умел себя держать в руках: «… Никогда не позволяй эмоциям руководить тобой. ТЫ должен руководить эмоциями! Только ты хозяин своего тела и разума. Если ослабить контроль над собой, то можно совершить роковую ошибку, которая может привести к самому плачевному результату. Будь всегда собран и внимателен. Только так можно выжить в этом мире. Учись замечать мелочи. Самая несущественная деталь может сослужить большую службу. Никогда не позволяй врагу контролировать твои действия. К примеру, крысы. Крысы умны. Один небольшой зверёк может попасться тебе на пути, испугаться и убежать. Он знает, что ты охотник, а он — жертва. Но на самом деле всё может быть по-другому. Это ТЫ жертва, а маленький зверёк — охотник. Дело в том, что эта маленькая крыса может быть подсадной. Её послали крупные особи, чтобы привлечь к себе внимание потенциальной жертвы и завлечь в западню. Ты увидел маленькую крысу. Побежал за ней, потому что знаешь, что это твоя еда. Но за следующим поворотом ты натыкаешься на метровое чудовище, под лапой которого сидит меленькая крыска, та, что привлекла к себе твоё внимание. Только что ты был охотником, но в мгновение ока стал жертвой. И на тебя наступают несколько десятков громадных крыс. Почему это произошло? Потому что ты, не подумавши побежал вслед за одиноким «зазывалой». Поэтому контроль над своими эмоциями и сохранение хладнокровия и здравого смысла — это первоочередное правило, которому нужно неукоснительно следовать…»

Нравоучения отца порой были долгими и нудными. Молодой человек терпеть не мог, когда отец садил его перед собой и начинал рассказывать. «Началось…», всегда думал Ким, но терпел и даже пытался слушать. Ученик не был прилежным, — всё время ёрзал, отвлекался, «считал ворон», но отец постоянно одёргивал его и говорил, как это важно — знать, как устроен мир, и какие опасности могут подстерегать на каждом шагу. И Ким слушал…

И вот теперь, когда отца не стало, Ким сидел около него и вспоминал те дни. В эту минуту он совершенно забыл о бандитах, о крысах, что в любой момент могли подкрасться сзади, о пожаре, что до сих пор бушевал где-то в стороне… Апатия и бесконечное одиночество погрузили его в отрешённое состояние.

Его нужно похоронить. Так учил отец. «Когда меня не станет, ты должен вырыть яму, замотать меня в брезент и опустить в неё…», «…мне очень не хотелось бы, чтобы моё тело сожрали крысы…», «…так делали все люди, когда кто-нибудь из родственников умирал…»

Обычно, после подобных нравоучений следовал длинный рассказ о религии. Отец рассказывал Киму о боге, о том, что раньше были церкви, о том, что в церквях отпевали покойников, провожая их в загробный мир.

Киму казалось странным, что после смерти может быть какая-то жизнь. Он не верил этому. Он всегда говорил отцу: «Человек умер. Так как же он может после этого жить?» На что отец всегда отвечал, что жизнь физическая — это только первая ступенька перед настоящей жизнью — духовной. После смерти душа человека отправляется в иное измерение, где высшее существо определяет судьбу этой души, сопоставляя хорошие и плохие дела.

Отец рассказывал про рай и ад. Но Ким всё равно пытался спорить: «А если сдохнет крыса? У крыс тоже есть рай и ад?» Отцу всегда не нравился этот вопрос. Ким чувствовал, что отец и сам не знает ответа на него, но пытается как-нибудь выкрутиться, и начинал говорить о реинкарнации, мол, некоторые души людей, не попавшие ни в рай, ни в ад, перерождаются в виде животных. Ким в эти моменты всегда улыбался, — он не верил, а отец начинал нервничать…

Его нужно похоронить…

Эта мысль заставила Кима выйти из мира дум; воспоминания улетучились, и молодой человек вернулся в реальность.

Нужен брезент и тачка. Отец несколько раз водил приёмного сына на ту полянку, что располагалась в километре от их жилища. Вдоль железнодорожных путей шла широкая дорога, заканчивающаяся возле небольшой посадки, внутри которой была уютная полянка, поросшая высокой травой. Отец хотел «лежать» там.

Хорошая одноколёсная тачка, к сожалению, сгорела в пожаре, но была ещё одна — старая, железная и тяжёлая, что стояла в другом крыле здания, где они жили. Взрыв пощадил то крыло, и туда можно было зайти.

Отец любил хранить свои «ценности» в разных местах; он всегда говорил сыну, что ценные вещи нужно хранить не в одном месте.

Отец оказался прав. Впрочем, как всегда. И Ким теперь понимал это. В разных местах завода были небольшие склады, где хранились всевозможные вещи, что добывали отец с сыном. В одном таком складе хранился большой кусок брезента.

Ким поднялся и пошёл к горящему зданию.

Зайдя с другой стороны, он подошёл к воротам. Они были закрыты, но зато толстое стекло широкого окна было разбито — острые осколки торчали в окне, словно клыки неведомого чудовища. Ким вырвал эти осколки и запрыгнул внутрь.

Дым резал глаза, и дышать было тяжело. Но он знал, где стоит старая тачка, поэтому быстро побежал туда.

Изогнутая железная ручка была приварена к листу металла, под которым были три колеса. Управлять такой тачкой было делом нелёгким. Ким подкатил её к воротам и открыл засов.

Теперь — брезент и лопаты. Ким выкатил тачку на улицу и побежал к второму складу. Как и следовало ожидать, ворота были закрыты. Ключи от них остались в сгоревшем здании. Ким вздохнул. Надо снова бить стекло.

Гора арматуры валялась поодаль. Молодой человек выбрал прут поувесистей и подошёл к окну. Размахнувшись, он изо всех сил ударил по стеклу. Через пять минут он уже вылезал из окна на улицу, держа в руках четырёхметровый обрез брезента, скрученный в рулон. Он кинул его на тачку и поспешил к отцу.

Пришлось катить тачку к переезду, так как у Кима ни за что не получилось бы перетащить её через железную дорогу. Покрытые мокрой землёй бетонные плиты до сих пор сохранили следы от внедорожника. Ким отчётливо видел две полосы от колёс, уходящие вдаль — к бывшей проходной. Он остановился. Он ненавидел эти следы и ненавидел тех, кто их здесь оставил. Привычная, спокойная жизнь разрушилась в одночасье, после появления тех людей. Отец убит. Дом разрушен. Всё нажитое имущество сгорело. Остались лишь жалкие крохи, хранящиеся в запасных складах отца.

К горлу снова подкатил ком. Плач изо всех сил стремился вырваться наружу, но Ким стойко подавлял его в себе. Отец всегда говорил ему: «Будь мужчиной. Никогда не плачь, если тебе больно. Какова бы ни была боль, знай, ты сильнее её! Держись, и не показывай свою слабость». И Ким держался. Он проглотил отвратительный комок и стал толкать тачку дальше.

Вдалеке показалась та самая вагонетка, под которой лежал отец. Ким снова остановился. Ему очень не хотелось туда идти, — было больно, невыносимо и страшно. Он не представлял себе, как будет грузить тело, ведь для этого нужно было прикоснуться к мёртвому. Ким вдруг почувствовал такой же непреодолимый страх, какой чувствовал перед той женщиной, сидящей на кухне перед раскрытым ноутбуком. «Это особые мертвецы, — подумал молодой человек, — и я не могу себя заставить прикоснуться к ним».

Он стоял, не решаясь идти дальше. Пальцы с силой сжимали ручку тачки. Немного погодя, он заметил, что сильно скрежещет зубами. Пот выступил на лице. Долгий прерывистый вздох до отказа наполнил лёгкие.

Ким всматривался в тело. Он пытался сделать шаг, но не мог; чувства захлёстывали через край; в голове роились бесконечные несвязные мысли. Они мелькали в уме, словно маленькие бестолковые мухи. Но одна мысль приковала к себе внимание, и Ким на ней остановился.

«Теперь… это не мой отец. Это тело. Просто тело. Оно мёртвое. Не живое. Просто очередное тело. И его надо убрать».

Ким силился сделать шаг, но он как будто бы врос в эту землю и не мог пошевелиться. Он, не отрываясь, смотрел на тело, что неподвижно лежало возле вагонетки.

Но вдруг Киму показалось, что у мёртвого двинулась рука.

Он пристально вгляделся в эту руку…, и она снова дёрнулась. Нет! Не просто дёрнулась — она зашевелилась! Ким отчётливо видел эти движения. Рука двигалась.

— Неужели… — прошептал Ким.

И тут его оцепенение улетучилось. Одна мысль застряла в голове и перекрыла собой все остальные: он жив. Он жив! Он не умер. Он просто ранен.

— Отец! — закричал Ким. — Папа!

И, отпустив тачку, он помчался вперёд.

Пот заливал глаза, приходилось всё время смахивать со лба ненавистные капли. Он уже был в нескольких шагах от цели, но вдруг остановился и застыл, уставившись широко раскрытыми глазами на руку, что недавно шевелилась.

Из-под руки мертвеца вылезла омерзительная тварь.

— Крыса! — закричал Ким. — Это крыса!

Маленькая острая мордочка с розовым носиком повернулась к Киму. Он видел, как шевелятся тоненькие усики, а чёрные глазки внимательно наблюдают за ним.

— Это крыса… — тихим шёпотом повторил он.

Тем временем, зверёк, насмотревшись на незваного гостя, продолжил то дело, от которого его так внезапно отвлекли. Она подлезла под руку и вцепилась острыми зубами в палец.

–Ах ты тварь! — закричал Ким. — Пошла отсюда! Пошла!

Он выхватил рогатку, но пульку доставать не стал, — он знал, что разрывной мини снаряд повредит отца. Поэтому, Ким кинулся вперёд, крича и размахивая руками. Он знал, что если не прогонит сейчас эту особь, то в скором времени здесь появится целое полчище этих тварей, и отца сожрут за считанные минуты.

Он подбежал к отцу. Крыса выскользнула из-под руки и уселась на груди трупа.

Ким замахнулся ногой и попытался сбить её, но промахнулся. Крыса была гораздо быстрее; она соскочила с тела и юркнула под вагонетку.

«Надо спешить, — думал Ким. — Она приведёт сюда других, и тогда мне не справиться»

Он побежал обратно к тачке, преодолевая смертельную усталость и боль во всём теле от падения с высоты. Голова сильно болела, а в висках пульсировала кровь. Плюс ко всему всё тело пылало огнём от стекловаты. Ким добежал к тачке и схватился за ручку. Он увидел свои следы, что отпечатались на мокрой земле: оказывается, он бежал и вилял в разные стороны, и даже не заметил этого. Теперь Ким понял, что самочувствие его гораздо хуже, чем он думал, — его шатало, значит, с организмом что-то не так. Но он не стал останавливаться и жалеть себя; он навалился на ручку и потолкал тачку вперёд по мокрой земле. Колёса вязли в грязной каше, и Ким думал о том, каково же будет тащить её нагруженной, если даже пустая тачка еле идёт.

Подкатив тачку к телу, Ким схватил брезент и размотал его, положив рядом с отцом.

— Надо перевернуть его, — тихо сказал себе Ким.

Подсунув руки под тело, Ким напрягся и попытался сдвинуть мертвеца. Голова трупа запрокинулась, одежда натянулась, оголив шею. Ким заметил тонкую цепочку. Он знал, что это за цепочка: на ней висел ключ от очередного склада, где отец хранил особо ценные вещи. Этот ключ отец всегда носил на шее и никогда с ним не расставался.

Ким приподнял мёртвую голову и стянул цепочку. Тихонько звякнул металлический ключ, который Ким положил себе в карман. И только после этого, снова принялся за свой тяжёлый труд.

Работа действительно оказалась нелёгкой. Отец не был толстым, но перевернуть его было очень тяжело.

После некоторых мучений, Ким всё-таки справился, — отец лежал ничком на брезенте. Теперь нужно было его замотать и каким-то образом погрузить на тачку. На удивление, всё получилось довольно-таки быстро: он обмотал тело брезентом, затем положил сначала ноги, а потом изо всех сил поднял тело и кое-как запихнул его на тачку. Теперь можно было ехать.

Толкать тачку было просто невыносимо; колёса углублялись в грязь и постоянно наезжали на мелкие камешки, от чего тачка совсем останавливалась.

Ким проехал не более пятидесяти метров и совсем выдохся. В висках пульсировала ужасная боль, пот градом катился по лицу, сердце готово было вырваться из груди, в глазах темнело.

— Что же это такое происходит?.. — проговорил Ким и буквально свалился на мокрую землю из-за того, что подкосились ноги.

Сидя в грязи, Ким чувствовал, что мир вокруг него начинает вертеться. Раньше у него никогда не кружилась голова, зато у отца частенько случалось такое недомогание. Отец говорил, что это «давление» и пил какие-то таблетки. Но у Кима не было никаких таблеток; но даже если б и были, он понятия не имел, как они называются.

Мир стал кружиться ещё сильнее. От сильной головной боли начало тошнить.

Немного посидев, Ким решил всё-таки подняться. Упёршись руками в землю, он встал на ноги. Моментально потемнело в глазах. Уши заложило так, что все звуки стихли. И через мгновение, он почувствовал, что падает. Удержаться он не смог и вскоре понял, что лежит лицом вверх. Не успел Ким сделать пару вздохов, как сознание покинуло его.

Открыв глаза, он не мог поверить, что это произошло; в первый раз в жизни Ким потерял сознание. Сколько времени он провалялся тут? Минуту? Две? Три? А может, час?

Посмотрев вверх, он увидел низколетящие тучи: серые исполины тихо плыли в небе и постепенно таяли, разрываясь на части.

Ким прислушался к своим чувствам. Сердце немного успокоилось, но голова так же болела. Было тяжело, но он знал, что время поджимает — надо как можно быстрее увезти отца отсюда. И похоронить, пока крысы…

И в этот момент Ким почувствовал, что по его ноге что-то пробежало. Он поднял голову. То, что он увидел, повергло в шок: на тачке лежал страшный брезентовый свёрток, который буквально был облеплен копошившимися комочками.

— Крысы… Крысы! Я не успел!

Ким сел на землю. Крысы, облепившие его отца, не обращали на молодого человека никакого внимания. Они разрывали брезент и вгрызались в ещё не до конца окоченевшее тело.

— Пошли отсюда! — закричал он и полез за рогаткой. На этот раз он вытащил пульку и запустил её под тачку. Раздался хлопок. Крысы насторожились, но слезать с тела не захотели. Следующая пулька отправилась вслед за предыдущей. Хлопок. Несколько крыс спрыгнули и остановились, соображая, стоит ли убегать или нет.

— Ну, твари… — Ким залез в карман брюк и вытащил сразу две пульки. — Не хотите по-хорошему… — Он выстрелил двойным зарядом. Это уже был самый настоящий маленький взрыв, от которого все крысы соскочили с тела и отбежали, как им показалось, на безопасное расстояние. — …будет по-плохому! — закончил он свою мысль.

Ким полез за следующей пулькой. Теперь можно было стрелять прямо по целям, не опасаясь повредить тело отца. Очередной хлопок разорвал пару зверьков. Остальные, видя такое развитие событий, решили отступить. Ким стрелял по убегающим комочкам до тех пор, пока последняя крыса не скрылась в здании.

Молодой человек подошёл к тачке и навалился на ручку всем своим весом. Голова до сих пор была шумной. Самочувствие, хоть и улучшилось немного, но всё же пережитое падение давало о себе знать. Тошнило ужасно, болела голова, руки дрожали, как у больного древнего старика.

Но тачку везти всё равно надо.

Проехав пару метров, он понял, что так дело не пойдёт; он повернул тачку задом наперёд, схватился за ручку и потащил её за собой, как какой-нибудь грузовой мул. Оказалось, что так ехать было гораздо легче. Колёса увязали в грязи, но тачка всё-таки катилась.

Так Ким доехал до переезда и, отдышавшись, стал тащить её вверх по плитам, перевозя свой груз через рельсы.

Спустившись, он выехал на более-менее ровную дорогу: на этой стороне бетонные плиты не были занесены землёй, поэтому тащить тачку было значительно легче.

Путь предстоял довольно-таки долгим, — полянка была в километре отсюда.

Постоянно делая небольшие передышки, Киму удалось проделать полпути. Доехав до крытого ангара без стен, он решил передохнуть и отдышаться. Оглянувшись, Ким понял, что опасность миновала, — крысы не стали преследовать его. Хотя, могли. Ким вспомнил, как однажды в городе, на охоте он заметил небольшого кабана и погнался за ним. Кабан забежал в какое-то заведение, напоминающее аптеку, и, перевернув небольшой столик, помчался в подсобные помещения. Ким побежал за ним. Кабан пробил мордой гипсокартонную перегородку, за которой оказалась обрушенная внешняя стена здания, и скрылся в колючих кустах. Ким не стал тогда лезть в те дебри и остановился. Краем глаза он заметил движение сбоку. Оказалось, что на него смотрит целое полчище крыс, среди которых мелькала морда огромного существа. Наверное, это крысиное чудовище было предводителем, — оно кинулось на охотника, и охотник моментально превратился в жертву. Крыса была больше метра в длину; огромные передние резцы клацнули почти у самой ноги Кима. Он тут же запустил в чудовище арбалетный болт и помчался наутёк. Он даже не понял, попал или нет; он бежал без оглядки, и только слышал, как сзади шелестят многочисленные лапки. Тогда Кима спас только его мопед. Молодой охотник вскочил на него и рванул с места. Крысы остались позади, не в силах догнать технику, едущую около семидесяти километров в час.

Вспомнив этот случай на охоте, Ким справедливо предполагал, что крысы и на этот раз погоняться за ним, ведь как можно отказаться от такой обильной пищи! Но, то ли у них не было огромного предводителя, то ли крысы побоялись солнечного света, но погони не было.

Вспомнив про солнце, Ким взглянул на небо. Выглянувшее из-за туч светило висело недалеко от горизонта на западе.

— Сколько же я провалялся без сознания?! — воскликнул Ким, ведь он хорошо помнил, что начал грузить тело на тачку тогда, когда солнце ещё даже не взошло. Теперь же день клонился к вечеру; наверняка сейчас было что-то около шести часов. Ещё полтора часа, и солнце скроется за горизонтом. Ночь настигнет в самый неподходящий момент, когда Ким будет в лесу, один, рыть яму. Крысы и другие животные, что любят рыскать по ночам, могут запросто напасть на него. Из оружия только рогатка… Да… жалко Штайр! Жалко винтовку отца. Было бы, хотя б что-нибудь, Ким чувствовал бы себя гораздо уверенней. Но ни винтовки, ни Штайра не было, поэтому надо спешить.

И Ким снова потащил тачку к полянке.

Хоть он и выдохся полностью, но всё-таки дотащил свой груз до места.

Вытащив из-под тела две лопаты, он стал срезать высокую траву. Размеры могилы он знал; отец и этому успел научить парня.

Яма должна быть два метра в длину, метр в ширину и два метра глубиной.

Работа предстояла нелёгкая. Ким начал рыть, когда солнце уже было невысоко над горизонтом. Оставался максимум час до наступления сумерек.

Но работа двигалась хорошо. Всё-таки Ким неплохо отдохнул тогда, валяясь без сознания!.. Отметив про себя этот факт, несмотря на всю трагичность ситуации, у него промелькнула горестная улыбка.

Закончил он только тогда, когда почувствовал невыносимую слабость. Яма была уже достаточно глубока. Горы земли по бокам визуально делали её ещё глубже. Стоя в яме, Ким заметил, что солнечного света уже практически нет. Солнце уже наверняка скрылось за горизонтом. Но он также отметил про себя, что справился довольно быстро.

Можно преступать к похоронам.

Облокотив лопату о стенку вырытой ямы, он встал на черенок и, подтянувшись, вылез на поверхность.

Он очень устал. Самочувствие было хуже некуда. Но оставалось самое главное — сбросить тело в яму и засыпать землёй.

Ким не стал стоять без дела, — солнце скрылось, сумерки постепенно превращались в ночь, прохладный ветерок незаметно крепчал, раскачивая ветви деревьев, кое-где по небу плыли тяжёлые тучи, готовые снова вылиться дождём; ночью нельзя здесь оставаться, тем более безоружным; рогатка может и не помочь. Стоять без дела нельзя!

Он подошёл к большому изгрызенному крысами свёртку, нащупал ноги, и потянул тело к яме. С обеих сторон ямы были горы земли; скинуть тело вниз можно было только с узкой части, а это не так уж и просто. Но у него получилось; правда бросок вышел неуклюжим, — тело согнулось, и раскрутился брезент. Отец упал набок, при этом его голова ударилась о земляную стену и вывернулась лицом вверх. На Кима смотрели раскрытые стеклянные глаза. Посмотрев в них, Кима передёрнуло от какого-то странного чувства. Это был страх, вперемешку со скорбью и каким-то сомнением — всё ли он делает правильно.

Широко раскрытые глаза смотрели и смотрели снизу. По спине молодого человека снова прошёл озноб от этого мёртвого взгляда. Киму даже на секунду показалось, что отец на самом деле не умер, и теперь обвиняет его за такой поступок.

Нужно срочно закрыть эти глаза!

Это непременно нужно сделать! Но для этого придётся спускаться в яму… В яму, что стала могилой, в яму, где лежал труп… Ким очень боялся это делать, но вспомнил, как отец говорил, что трупам обязательно надо закрывать глаза. Для чего — молодой человек не знал, но знал точно, что это необходимо. Так говорил отец, а отец врать не станет!

— Я не хочу туда… — медленно мотая головой, прошептал Ким.

Всё вокруг моментально стало страшным. Чёрные силуэты деревьев на фоне темнеющего неба мотали туда-сюда «ожившими» ветвями. «Живая» трава норовила схватить за одежду. Трава… Она скрывала в себе что-то опасное, жестокое, безжалостное… Кроны деревьев наполнялись тихим, но леденящим душу звуком. За каждым стволом угадывались чёрные силуэты неведомых призраков с бездонными, мёртвыми глазами, что пожирали душу того, кто в них посмотрит. И глаза отца… Они смотрели снизу — из могилы, из потустороннего мира! Они были особенно страшными.

Кима пробрало до костей. Он весь сжался, боясь пошевелиться. Зубы стучали, в груди поселилось необъяснимое чувство, одновременно разрывающее и сдавливающее грудь изнутри.

— Надо закрыть их… — еле слышно проговорил Ким.

Он ДОЛЖЕН преодолеть этот страх и залезть в могилу.

Темнело быстро. На небе уже зажглись звёзды.

Ким стоял на краю ямы… Он не мог себя заставить снова туда лезть. А что, если зарыть тело так? Оно всё равно мёртвое, какая ему разница?.. От этих мыслей стало прескверно на душе. Как можно так думать? Ведь это же отец!

В яме виднелась лопата, по которой он взбирался наверх.

— Так! — неожиданно громко сказал Ким. — Вот с лопатой закапывать его вообще нельзя. У меня, конечно, есть ещё одна лопата, но… Я должен достать лопату!.. Отец не простит меня за такие похороны! Он сейчас в другом измерении и всё видит. Прости, папа. Я похороню тебя так, как ты рассказывал… как ты хотел…

И недолго думая, Ким, отбросив все страхи, полез в яму. Спрыгнув на землю, он моментально кинулся к отцу, закрыл непослушные глаза трупа, накинул на мёртвое лицо брезент, поправил тело, схватил лопату, положил её поперёк ямы сверху так, чтобы получилось подобие турника, подтянулся на нём, и сразу же выскочил наружу. Он не успел даже ничего почувствовать, как дело было сделано.

«Вот так! — думал Ким, подхватывая лопату и вонзая её в рыхлую землю, чтобы начать зарывать могилу. — Вот так я и поборю в себе все страхи! Вот так!.. — Он яростно орудовал лопатой с полузакрытыми глазами и засыпал яму. — Вот… так… вот… так… вот… так…»

При каждом слове он бросал в могилу землю; без остановки, не разгибаясь, не думая ни о чём. Только эти два слова были у него в голове: «Вот… так… вот… так… вот…»

Работа продолжалась бесконечно долго. Яма казалась бездонной. Земли по бокам становилось всё меньше. Ким быстро терял силы, но пытался не останавливаться ни на секунду; ему казалось, что если он остановится, то возобновить работу уже не сможет. «Вот… так… вот…»

Пот градом струился по лицу, попадал в рот, заливал глаза; одежда промокла насквозь. Но он не останавливался.

В какой-то момент, его качнуло. Это произошло внезапно. Ким не успел сохранить равновесие и почувствовал, что сейчас свалится в яму. По инерции, он махнул руками, чтобы удержаться, но нога всё равно соскользнула вниз. Ким подумал, что сейчас упадёт ничком с высоты и ударится о мёртвое тело… Но правая нога сразу же почувствовала опору — она по щиколотку погрязла в рыхлой земле. Ким упал в грязь. Оглянувшись по сторонам, он понял, что яма, оказывается, ужа почти зарыта. Осталось совсем чуть-чуть — только насыпать холмик, как учил отец.

Выбравшись на твёрдую землю, Ким снова схватил лопату и продолжил работу.

Не прошло и пяти минут, как появился тот самый холмик, который должен быть на любой могиле.

И только теперь Ким остановился. Шумное дыхание; выпрыгивающее из груди сердце… дрожащие руки… подкашивающиеся коленки…

— Я сделал… сделал это… Да. Я… похоронил тебя, папа… как ты рассказывал. Как ты хотел. Я всё сделал правильно. Вот только… я забыл слова…

Ким помнил, что после того, как зароешь яму, нужно что-то сказать. Отец много раз повторял эти слова, но Ким их совсем забыл. Но что-то неуловимое проскользнуло в уме, и Киму показалось, что он всё-таки вспомнил.

— Во имя папы… его сына… и… это… потус-с-стороннего духа. Алми… али… ами… Блин! Я не помню! Апин… Нет. Амле… А! Во имя духа, аминь! Во. Спи спокойно, папа.

В голове зашумело. Ким почувствовал, что сейчас снова потеряет сознание. И чтобы хоть как-то отвлечься и предотвратить это, Ким повернулся и быстро пошёл прочь с поляны.

Через некоторое время, когда деревья уже остались позади, Ким вдруг почувствовал, что правая ступня почему-то промокла и замёрзла. Он посмотрел вниз и понял, что потерял ботинок. Остановившись, он хотел было вернуться, оглянулся на чёрные силуэты деревьев, но тут же понял:

«Ботинок слетел, когда я упал в яму. Он сейчас засыпан землёй, и мне его не достать. Хотя, достать можно, но для этого придётся снова откапывать… Нет. Нельзя. Я уже сказал святые слова. Теперь, как говорил отец, могила запечатана. Бог хранит её, и разрывать её нельзя. Обойдусь без ботинка. — Немного поразмыслив, он вспомнил: — Во втором складе, кажется, была какая-то обувь. Утром наведаюсь туда»

С этой мыслью, он побрёл вперёд, пока ещё сам не зная, куда.

Глава семь. Контейнер

По дороге Ким понял, что идти ему некуда, кроме как во второй склад. Он не был там уже, наверное, пару лет. Насколько он помнил, там когда-то отец хранил всякие тряпки, вещи, какой-то хлам, который, по словам отца, мог когда-нибудь пригодиться. Наверное, тот самый случай, когда пригождается хлам, настал. Ким пытался идти быстро, но ноги почти не слушались; он готов был упасть прямо здесь, на бетонных плитах, под открытым небом. Но, зная, насколько это может быть опасным, продолжал идти.

Вокруг всё было тихо. Начал накрапывать небольшой дождик. Изредка порывы ветра проносились мимо и исчезали.

Вид мёртвого тела отца не выходил из головы. Внутри у Кима что-то сломалось — бесконечная скорбь заполонила душу, горло сдавливало рыдание, которое молодой человек старался не выпускать. Делая шаг за шагом, он вдруг почувствовал, что по щекам текут слёзы.

Он не смог больше прятать в себе захлёстывающие через край чувства. Дойдя до какого-то покосившегося столба, он буквально сполз по нему вниз, на землю. И тут всё, что таилось у него внутри, выплеснулось наружу…

Наступала ночь. Ким уже не задумывался о том, что сидит безоружный, ночью около какого-то столба, и что в любой момент на него могут напасть голодные хищники.

Сколько времени он просидел тут, ему было всё равно. Но зато стало хоть немного легче, и он заставил себя подняться.

До склада Ким еле дошёл.

Остановившись перед тяжёлой металлической дверью, он понял, что ключей у него нет. Придётся опять бить стёкла. Оглядевшись по сторонам, он попытался найти кусок арматуры, но кроме битого кирпича здесь не было ничего. Ну, что ж… Для такого дела сойдёт и кирпич. С этой мыслью, Ким подобрал «снаряд» и запустил им в стекло.

После всех переживаний и передряг, а особенно, после похорон, силы молодого человека куда-то улетучились. Кирпич еле долетел до стекла, не причинив ему почти никакого вреда; только небольшие трещинки потянулись в разные стороны.

Разбить стекло получилось только с третьей попытки. Еле передвигая ноги, Ким залез в окно. Спрыгнув на грязный пол, он пошёл по коридору, что тянулся вдоль окон. Справа одна за другой располагались двери; там ничего не было, кроме мусора и ненужного хлама. А вот нужный хлам был за восьмой дверью, которая, как и полагается, была закрыта на замок.

— Чёрте что!.. — тихонько выругался Ким, стоя перед той самой дверью. — Как я туда попаду?

Его совсем покинули силы. В отчаянии, он прислонился к холодной стене и сполз по ней, усевшись на корточки. Со стены посыпались отставшие коржи масляной краски вместе со штукатуркой. Отряхивая волосы, Ким думал, что делать дальше, но в голову ничего не приходило.

Так он и сидел, пока не почувствовал, что засыпает. Он постепенно проваливался в некое забытьё. Сидеть на корточках стало очень неудобно, и он вытянул ноги вперёд, усевшись на холодный пол. «Не сиди на бетоне…», — прозвучали в голове слова отца. Ким вспомнил, как отец всегда говорил ему про то, как надо сидеть, и на чём сидеть, чтобы не простудиться. Сейчас говорить было некому. Отец умер, и Ким остался совершенно один в этом безлюдном мире.

Уже почти провалившись в сон, Ким вспомнил Джона и Пухлого. Как же он их ненавидел! Они разрушили всю его жизнь. Уничтожили дом со всеми припасами. Но самое ужасное — они убили отца. Это сделал Пухлый; бандит смеялся, разговаривал о чём-то со своим сообщником, и в то же время орудовал ножом… Киму так хотелось его убить!.. Отомстить ему за всё зло! Но оружия нет… Ничего нет… Осталась лишь рогатка и небольшой запас разрывных пулек. Ким представил в уме, как стреляет в Пухлого, и его отвратительная голова разрывается на мелкие кусочки…

И вдруг, Ким встрепенулся. Он моментально открыл глаза.

— Стоп… — сказал он. — Разрывные пульки… Рогатка… — Он помолчал немного и продолжил мысль, что так внезапно появилась в голове: — Замок… дверь… пульки… Я же могу…

Он поднялся на ноги.

«Я же могу, — продолжал он мысленно, — взорвать замок при помощи пулек, и дверь откроется!»

Выхватив рогатку, он достал сразу три пульки и прижал их изгибом резинки. Натянув её получше, он прицелился и выстрелил. Прозвучал настоящий взрыв, который эхом разнёсся по всему коридору. Характерный запах наполнил помещение.

Теперь в районе замка зияла раскуроченная дыра. Ким подошёл к двери и потянул на себя, взявшись рукой за наполовину оторванную деревяшку. Дверь не поддалась сразу; пришлось её как следует расшатать, и только после этого получилось её открыть. Ким тут же вошёл внутрь.

Здесь воняло сыростью. Плесень покрывала стены. Штукатурка во многих местах осыпалась, а старая краска висела лохмотьями.

Во внутреннем кармане лёгкой курточки у Кима всегда хранился маленький фонарик. Ким перед сном всегда ставил его на зарядку (а вдруг пригодится!). И вот, он пригодился.

В комнате не было окон. Абсолютная темнота могла скрывать в себе всё, что угодно. Вездесущие крысы могли прогрызть где-нибудь себе норку и прятаться тут.

Маленький лучик пронзил темноту. Светлое пятно скользило по стенам и полу, пока не наткнулось на большой деревянный ящик, закрытый крышкой. Крышка была забита гвоздями, шляпки которых торчали из дерева специально для того, чтобы было легче вытащить эти гвозди. Рядом с ящиком стояла монтировка, которая служила «ключом». Отец как-то ответил сыну на его вопрос, зачем оставлять тут монтировку: «Кроме нас тут людей нет. Я забиваю крышку гвоздями, чтобы туда не пробрались крысы. Крысы не умеют пользоваться монтировкой, поэтому не проберутся в наш сундук». «Но крысы могут спокойно прогрызть его» — сказал тогда Ким, на что отец ответил: «Поэтому я оббил сундук оцинковкой».

Ким осмотрел ящик. Железный лист снизу почти превратился в труху: проржавевшие куски зияли дырами, сквозь которые просматривалось дерево. Но дерево было цело, значит, крысы ещё не успели сюда добраться. Хотя, что им тут брать? Старые тряпки? Но вдруг Ким вспомнил, что отец как-то ходил сюда без него и сказал, что положил в сундук новую порцию копчёной солонины. Отец раз в полгода клал в свой сундук новую порцию мяса; он делал это, как он говорил, на всякий случай — а случаи бывают разные.

— Наступил такой случай, пап… — прошептал Ким, вспоминая отца. — Ты, как всегда, был прав. Ты был невероятно умным и предусмотрительным человеком.

Ким глубоко вздохнул и потянулся за монтировкой. Пришлось изрядно постараться, чтобы вытащить приржавевшие гвозди. Они с громким скрипом вылезали из дерева. Но Ким справился. Подняв тяжёлую крышку, он стал рыться в сырых тряпках. Сундук отца в длину был не менее двух с половиной метров, высотой по пояс и шириной почти метр; туда умещалось столько вещей, что нужно было буквально залезть в него, чтобы всё пересмотреть.

Сбоку стояло несколько пар кожаных сапог. Ким достал один и натянул на свою босую ногу. Подходит. Это удача. Обувь есть. Осталось сменить одежду.

Маленький фонарик помогал плохо; почти ничего не было видно, поэтому Ким решил отложить поиски до утра. Он вытащил несколько тёплых пуховиков, потом закрыл крышку, разложил мягкие куртки на сундуке и лёг на эту импровизированную кровать. Скрутив потуже сразу два капюшона, он положил их под голову.

Укрывшись ещё одним пуховиком, пахнущим затхлостью и источающим сырость, Ким скрутился калачиком и почти сразу уснул.

Его разбудил яркий свет, бивший прямо в лицо. Ким открыл глаза и понял, что уже вечер. Напротив открытой двери комнаты было окно, и оттуда бил солнечный свет. Солнце уже висело над горизонтом, готовое вот-вот нырнуть за «край неба».

«Солнце уже садится, — подумал Ким. — Я проспал ночь и день!»

Было так уютно и тепло, даже несмотря на сырость; он пригрелся, и пуховые куртки так приятно облегали тело, что не хотелось даже двигаться. Солнце светило прямо в глаза. Ким натянул на лицо раскрутившийся капюшон и решил ещё полежать немного.

Мучал голод. Но двигаться совсем не хотелось. Мясо лежало где-то среди всех тех тряпок, что были в сундуке, и для того, чтобы его достать нужно перерыть почти все вещи.

Неохота двигаться. Совсем неохота.

В голове роились различные мысли. Ким думал о своём будущем: как он будет жить дальше? Нужно искать новый дом, добывать провизию, налаживать быт!.. Предстояла такая большая работа, что даже становилось страшно. Справится ли он? Готов ли он быть один? Получится ли у него? Раньше почти всё делал отец, а теперь… Ким очень пожалел, что многое из того, чему учил его отец, пропустил мимо ушей. Отец пытался подготовить сына к жизни, научить его всему, что знал сам, но ученик оказался нерадивым. И теперь этот ученик сожалел о своём упущении. Да, это было именно упущение, — Ким упустил то время, когда вся информация лежала «на блюдечке»; а вот сейчас нужно было до всего доходить самому… если, конечно, хочешь выжить в этом недружелюбном мире. Допускать ошибки, учиться на них, делать выводы, извлекать уроки из различных ситуаций!.. Всё это было очень сложным, и такое учение могло длиться многие годы.

Погрузившись в эти мысли, Ким не заметил, как снова уснул. Но как раз перед тем, как провалиться в беспамятство, где-то на подсознательном уровне промелькнула мысль о том, куда он должен пойти, чтобы пополнить свои запасы.

«Контейнер…» Это слово прозвучало в голове, после чего сон окончательно одолел молодого человека.

Утром он пойдёт к контейнеру. Там может быть всё, что угодно; именно оттуда они с отцом доставали бензин, баллоны с пропаном, оружие, боеприпасы и многое другое, что может пригодиться для выживания.

Там было всё.

Но этот контейнер был не один. Ким с детства привык к тому, что далеко в поле есть место, где появляются большие контейнеры, наполненные всевозможными вещами. Отец всегда брал сына с собой в эти рейды.

Раз в год на одном и том же месте — среди поля — появлялся новый контейнер. Отец Кима сто раз задавался вопросом, откуда они берутся, и кто складывает туда всё, что необходимо для жизни человека. Там было абсолютно всё — от кастрюль до оружия. Лекарственные препараты, бинты, гипс, антибиотики, пенициллин. Предметы быта, кухонная утварь; приправы к пище, соль, сахар; уксус, сода и многое другое. Так же, там было оружие; именно оттуда отец вытащил Штайр АУГ, дробовик и винтовку М39; боеприпасы к ним.

Каждый год, двадцать восьмого июля отец и сын приходили на это поле. Как обычно, их уже ждал очередной контейнер. Он никогда не был заперт; можно было спокойно открыть дверь и войти внутрь. Отец обычно приезжал на своём грузовичке, когда тот ещё был на ходу, но после того, как грузовик сломался, приходилось всё возить на маленьких мопедах. Вещей было много, поэтому нужно было делать не одну ходку.

Самое удивительное было то, что со временем контейнеры разваливались на части и превращались в труху. Они были сделаны из неизвестного материала, который не мог простоять долго. Отец говорил сыну, что это называется «биоразлагаемый материал», сделанный специально таким образом, чтобы не загрязнять окружающую среду. Именно поэтому нужно было как можно быстрее увести все вещи из очередной «посылки».

Отцу никак не давал покоя вопрос, откуда берутся эти контейнеры? Кто их посылает.

Однажды, не выдержав, отец решил приехать на поле за три дня до появления нового контейнера. Он хотел выяснить, как они здесь появляются.

Два дня Ким с отцом просидели в грузовичке, спали там и ели ту еду, что взяли с собой. Отец не спал по ночам, пытаясь увидеть «чудо». Отсыпался днём, когда просыпался Ким.

Произошло это ровно в три часа утра. Отец ходил вокруг грузовика, пытаясь не заснуть. Рассвет ещё не наступил, но небо уже было не таким тёмным, как глубокой ночью. Звёзды постепенно гасли. Среди полной тишины отец вдруг заметил странную тень в небе. Подняв голову, он увидел четыре мерцающих огонька, между которыми виднелся вытянутый прямоугольник.

— Это он, — воскликнул отец и поспешил разбудить сына.

Четыре огонька опускали тяжёлый контейнер вниз. Немного погодя, груз плавно опустился на землю, а огоньки каким-то образом выскочили из-под контейнера и устремились ввысь. Не прошло и минуты, как они исчезли за облаками.

Отец с сыном кинулись к новой «посылке». Теперь они знали, каким образом это происходит. Но это знание породило гораздо больше вопросов, чем было раньше. Отец рассуждал, что где-то «там» всё-таки остались люди, которые заботятся о выживших, посылая им всё необходимое для жизни. «А «там», это где?» — спросил Ким. Отец пожал плечами и ответил: «На небе… за приделами неба… в космосе». «Значит, кому-то всё-таки удалось спастись?». «Мне кажется, — отвечал отец, — что мы этого уже никогда не узнаем. Но они есть! Люди! Они выжили! Они могут находиться на какой-нибудь космической станции. У них много припасов, и они делятся с нами! Они нас не забывают. И это замечательно!». «А можно ли как-нибудь попасть туда, к ним?». «Вряд ли… Если конечно, они сами не заберут нас отсюда». «А почему они нас не забирают?». Отец долго думал, прежде чем ответить. Потом тихо произнёс: «Наверное, есть какие-то причины…».

Этой ночью Ким проспал как убитый. Утром, открыв глаза, он почувствовал, что всё тело ломит от долгого лежания. В общей сложности он проспал две ночи и один день. Отдых знатный! Но такой продолжительный отдых вызывал нестерпимый голод.

Ким соскочил с сундука, отбросил ненужные пуховики, открыл крышку и начал рыться в вещах.

Практически сразу он наткнулся на большой свёрток. Зелёный брезент был перехвачен бечёвкой крест-накрест. Ким знал, что это солонина — мясо кабана, которого удалось подстрелить на охоте в лесу, куда они с отцом ездили ещё пару месяцев назад.

Пять килограмм мяса. Ким помнил это; отец бесконечно повторял, что отнёс в сундук пять килограммов. Ким сетовал на то, что отец постоянно выбрасывает столько мяса, на что мудрый мужчина отвечал, как обычно: «Случаи бывают разные».

Ким взял увесистый свёрток, вышел из комнаты и положил его на подоконник. Потянув за верёвку, он развязал её. Мясо было разделено на куски, и каждый кусок был облачён в вакуумную упаковку, не дающую доступ воздуху, чтобы не портилось как можно дольше. Вскрыв упаковку маленьким ножиком, что висел на поясе, Ким вгрызся зубами в твёрдое мясо.

«Да, — отметил про себя Ким, тщательно пережёвывая, — отец умел коптить мясо. Недаром у нас на втором этаже стояла коптилка».

Завтрак продолжался достаточно долго. Мясо было жёстким и сухим; отец специально его делал таким, чтобы оно могло пролежать как можно дольше. От такой еды даже заболели челюсти. Изрядно наевшись, Ким выпустил смачную отрыжку, и подумал, что неплохо было бы теперь ещё и попить. С водой проблем не было, — за тем зданием, где они жили (если пройти по небольшой аллейке) бил небольшой ключ. Ледяная вода образовывала большую лужу, которая стекала вниз под горку, в овраг, где собиралась в тихий ручеёк. Этот ручей тек среди завода, и покидал его, впадая в небольшую речушку, что тянулась далеко в поле и доходила аж до леса (где был подстрелен кабан).

У Кима до сих пор чесалось всё тело, — стекловата не давала забыть о себе. Нужно сменить всю одежду. Ким стал рыться в сундуке, и вскоре нашёл хорошие чистые штаны из плотного материала: по бокам брюк шли большие карманы, разделённые пополам добротным швом; карманы были сзади и спереди, так что вещей в эти штаны поместиться очень много. Нашёл кожаную куртку с подстёжкой. Подстёжка была на молнии, и её можно было при желании отстегнуть. Куртка была удобная, также, как и штаны, имела множество карманов. Порывшись ещё, Ким нашёл чёрную кепку (отец называл такие — бейсболками). Его новые сапоги стояли около сундука.

Полазив ещё, Ким выудил нижнее бельё (тоже пригодится!). Нашёл хорошую рубашку, а в самом низу лежал сшитый из толстой кожи пояс со всевозможными кармашками и отделениями, куда можно было положить всё, что угодно; нож, патроны, боеприпасы — всё уместится и будет всегда под рукой. Ким забрал этот пояс. Небольшой пакет с носками Ким вскрыл и подобрал себе одну новую пару.

«Кажется, всё, — подумал он, разглядывая своё добро. — Теперь надо пойти помыться и переодеться во всё чистое».

Их с отцом летний душ представлял собой кирпичную постройку, на крыше которой стояла пластиковая бочка, что нагревалась на солнце, а внизу, к ней была приделана душевая лейка с краником. Там же, в душе, на полочке лежали мочалки и мыло.

Ким, ещё раз осмотревшись, решил уходить отсюда. Он закрыл крышку сундука, предварительно сложив в него все вытащенные вещи, собрал свою новую одежду, вышел из комнаты, плотно прикрыл дверь с развороченной дырой вместо замка и отправился в душ.

Он шёл мимо своего бывшего дома. Из крыши до сих пор валил чёрный дым, от которого резало глаза, и невозможно было дышать. Он всю жизнь прожил здесь, знал каждый закуток, но теперь на месте дома были сплошные чернеющие развалины.

Ким вспоминал свою тогдашнюю жизнь. Как же было всё хорошо и просто! Спокойно и размерено. Молодому человеку очень нравилась его жизнь. И он никогда не думал, что всё может закончиться так внезапно и трагически.

Но сожалеть и рвать на себе волосы Ким не стал, — что было, то прошло, и уничтоженное не восстановишь… мёртвых не воскресишь. Надо жить дальше, быть выносливым и сильным — только так можно добиться всех поставленных перед собой целей. Но Ким до сих пор не знал, что будет делать дальше; какие цели перед собой ставить? Куда стремиться?

Единственной целью на данный момент был поход к контейнеру. Ким хотел посмотреть, может, там ещё что-нибудь осталось. Двадцать восьмое июля уже давно прошло; тогда они с отцом делали несколько ходок и практически всё вывезли. Оставалось надеяться, что они всё же что-нибудь не взяли.

Ким подошёл к небольшому домику, где был душ, разложил свои чистые вещи на маленькую лавку, что когда-то сколотил отец, снял с себя всё и ужаснулся. Всё тело было покрыто волдырями и было красным, как помидор. В некоторых местах виднелись кровоподтёки от постоянного чесания. Вот до чего привело падение в стекловату; но, не было бы её, Ким разбился бы. Так что он был ей очень благодарен, хотя из-за неё теперь всё тело покрылось язвами.

Помывшись и переодевшись, молодой человек почувствовал себя гораздо лучше. Одежда, что он себе подобрал, сидела очень хорошо. Подцепив напоследок пояс с различными отделениями, он не стал долго думать, и отправился в путь.

Идти пришлось пешком, — его мопед сгорел в пожаре. Путь предстоял долгим. Свёрток с солониной нести под мышкой было совсем неудобно. Поняв всё это, Ким решил вернуться к сундуку и порыться в нём более тщательно — он хотел найти там какую-нибудь сумку, куда можно сложить вещи. Странно, что он раньше об этом не подумал, ведь если он найдёт что-то в контейнере, то как он собирался это нести? Поэтому он вернулся во второй склад, открыл сундук и полностью залез в него, отбрасывая то, что было ненужным.

И только на самом дне он смог найти несколько сумок. Вытащив их на свет, он выбрал большой рюкзак, подумав, что нести его будет гораздо удобнее, чем сумку.

Положив в него завёрнутое в брезент мясо, он быстро зашагал по широкой заводской дороге.

Была уже вторая половина дня, когда он вышел в поле. Еле заметная колея петляла, огибая небольшие холмики и земляные наносы, поросшие травой. Эту колею прокатали Ким и отец, когда возили вещи.

Контейнер стоял посреди поля, и до него оставалось идти ещё около часа.

Небо совсем очистилось; солнце палило нестерпимо. От влажной травы поднимался пар. Иногда попадались большие залитые водой участки, которые появились здесь вследствие недавней бури. Высокие сапоги очень хорошо спасали от воды. Отец когда-то говорил, что такие сапоги делались специально для солдат. И теперь Ким понял, насколько они удобны в далёких странствиях. Они, конечно, были тяжёлыми, но к этому молодой человек быстро привык и уже не замечал их веса.

Зайдя на пологую возвышенность, Ким, наконец, увидел контейнер. Он темнел среди высокой травы, выделяясь, словно какое-то мёртвое чудовище. Идти осталось не так уж и долго.

Ким прибавил шаг и уже в скором времени подошёл к раскрытой двери контейнера.

Внутри было темно. Открытая дверь слегка освещала тесное помещение. Но у Кима был с собой его маленький фонарик, поэтому он смело вошёл и стал озираться по сторонам.

Слева стояли пустые столитровые бочки. Раньше в них был бензин, но Ким с отцом уже давно их опустошили и перевезли в канистрах домой. За бочками стояли различные пластиковые ящики, в которых были боеприпасы, гранаты и порох. Ящики тоже были пустыми.

Ким повертелся в разные стороны, не зная, зачем он сюда пришёл. Они с отцом уже давно вывезли всё; что тут можно было теперь найти?

Он включил фонарик и пошёл вглубь.

Среди всевозможных ящиков и упаковок Ким заметил что-то белое. Наклонившись, он увидел рассыпанный сахар. Странно, как они его тогда не заметили? Сахар облепили муравьи; казалось, что сюда перебрался целый муравейник: тут были и крылатые особи, большие и маленькие, чёрные и коричневые. Чуть подальше Ким увидел несколько ос. Решив не мешать насекомым, молодой человек пошёл дальше.

Ну и беспорядок они с отцом тут устроили! Всё валялось: пустые ящики, разбитые бутылки с серебрянкой, упаковочная плёнка, бумага, картон — всё было перемешано, и пройти было нелегко.

Переступая всяческий хлам, Ким добрался до конца контейнера. Здесь было довольно-таки темно, и фонарик оказался не лишним. Высвечивая очередной завал, Ким наткнулся на деревянный ящичек, что лежал перевёрнутый среди разорванных картонных коробов. Нагнувшись, он подобрал находку. Ящичек был цел и закрыт крышкой. Рядом с ним оказался продолговатый коробок. Ким потянулся к нему и попытался подхватить его одной рукой. Не вышло, — небольшой коробок был достаточно тяжёл. Это уже интересно: что же там может быть? Ким повернулся лицом к двери, положил обе находки на один из пустых ящиков и открыл первую.

— О! — вырвалось у него. — Это же арбалет! А во второй коробке, наверняка болты к нему! Вот это находка!

Арбалет был в точности такой же, какой был у него раньше — маленький, не более тридцати сантиметров в ширину; сделан он был из лёгкого пластика, сверху располагался оптический прицел, а снизу — пистолетный спусковой крючок.

Ким отбросил промасленную упаковочную бумагу и засунул своё новое оружие в рюкзак. Как и предполагал Ким, во второй коробочке лежали болты. Они тоже были пластиковыми, но, как было известно, могли пробить насквозь двухсантиметровую доску. Всего было пятьдесят болтов, и они тоже отправились в рюкзак.

Снова повернувшись в тёмный угол, Ким расшевелил ногой хлам, надеясь ещё что-нибудь найти. Но на этот раз не повезло. Он повернулся, собираясь выйти, но взгляд скользнул по левой стене.

— Чё-о-о-орт!.. — протянул Ким. Его взгляд приковал к себе большой нож. Он висел на маленьком крючке, зацепленный за ремешок ножен.

Лезвие было широким и длинным, немного изогнутым, а сверху имелись маленькие зубцы. Выглядело очень внушительно, особенно из-за зубцов, но Ким вспомнил, что отец называл такие зубчики ненужным «фарсом». «…Эти зубцы только мешают вытащить нож из тела жертвы. Да, они, конечно, причиняют гораздо больше боли противнику, но в нашем случае, нож должен быть удобным и хорошо выниматься из плоти. Мы охотники, а не издеватели. Нам нужно быстро и безболезненно убить животное, чтобы прокормиться. А причинять ему излишние мучения, это негуманно…»

Ким, вспомнив слова отца, всё равно не отказался от такой находки. Он прицепил нож к поясу и, ещё раз осмотрев всё вокруг, решил выйти, так как в контейнере больше не осталось ничего.

Яркий солнечный свет немного ослеплял. Ким прошёл несколько шагов и остановился. Оглянувшись по сторонам, он осмотрел местность. В разных сторонах темнели остовы предыдущих контейнеров. Их было много; все они уже практически рассыпались и превратились в труху, которая тонула в растительности и без следа исчезала в почве.

Но кроме контейнеров здесь было полно мусора: упаковочные плёнки, куски фанеры, рейки, остатки поломанных пластиковых ящиков, и многое другое. Всё это заросло высокой травой. Отец много раз собирался «прибраться» тут, но всё никак не доходили руки. Ким дал себе слово, что как-нибудь соберётся и всё-таки наведёт здесь порядок. Но для начала нужно было организовать свою новую жизнь, а главное — найти жильё.

Вздохнув, он повернулся к тропинке, собираясь покинуть это место, но вдруг, боковым зрением заметил какое-то странное движение. Ему показалось, что высокая трава как-то странно качнулась; и вроде бы даже послышался тихий шорох.

Ким насторожился. Он стоял, не двигаясь, и смотрел на траву.

Лёгкий ветерок качнул высокие стебли.

Всё было тихо.

«Показалось…», — подумал Ким и медленно пошёл к тропинке.

Но всё равно, какое-то чувство закралось в душу, — слишком уж настоящим был тот шорох, и слишком уж настоящим показалось то движение.

На всякий случай Ким вытащил свой новый арбалет, осмотрел его, вынул из рюкзака болт, зарядил, и только потом отправился дальше, держа оружие в правой руке.

Тропинка с обеих сторон поросла травой, которая доходила почти до плеч. В этой траве мог скрываться любой хищник. Может, то была лиса, подумалось Киму? Или кабан… Но кабаны обычно не ходят по полям — что им тут делать? А вот ягуар или тигр — пожалуйста.

Отец рассказывал ему, как в этих широтах появились такие животные. Лет десять назад, находясь в городе, он осматривал очередную квартиру, где лежали несколько трупов: мужчины, женщины и троих детей. Среди их вещей, отец нашёл толстую тетрадку. Это оказался дневник того мужчины. В нём он описывал свою жизнь. Отец прихватил с собой тетрадь и уже дома прочёл её всю. Оказалось, что мужчина был смотрителем в зоопарке.

Началось массовое вымирание людей. Мужчина чувствовал, что когда-нибудь придёт и его очередь, как он писал: «…после очередной волны». Что это была за «волна», отец не знал, потому как родился уже в мёртвом мире. Работая в зоопарке, мужчина всё время переживал о том, что же будет с животными после того, как все люди вымрут. Он любил своих питомцев, и боялся, что они могут остаться в клетках без воды и питья. Однажды, когда людей осталось уже совсем мало, смотритель решился на отчаянный поступок — он решил освободить всех животных. Мужчина надеялся, что они смогут приспособиться к жизни на воле и научатся сами добывать себе пищу. Взяв с собой ключи, он открыл все клетки. Как он писал в дневнике: «Потом я сел на скутер и помчался оттуда прочь…» Животные уже тогда голодали, — поставки еды прекратились уже давно, и животные были истощены. Все питомцы разбежались, кто куда, и смотритель не знал их дальнейшей судьбы. Последняя запись в дневнике была следующей: «Утром прошла очередная волна. Симптомы совпадают. Те же симптомы чувствуют дети и жена. Сегодня, восемнадцатого сентября, две тысячи сто одиннадцатого года, мы поняли, что не доживём до вечера. Сейчас на часах 12:43. Нам осталось жить несколько часов. Жалко детей… Жалко жену… Я ничем не смогу помочь им. Мы все превратимся в застывшие куклы, и будем вечно… Я не могу дальше писать. Всё это слишком тяжело. Человечество подошло к своему концу. Не останется никого. Некоторые говорят, что излучение — это просто слухи. Но я знаю, что это не так. Оно есть, и оно убьёт всех нас».

На этом дневник обрывался. Ким припомнил эту последнюю запись. Он представил, как тяжело было тому мужчине осознавать факт неотвратимой трагедии. Он был бессилен что-либо сделать, и ждал смерти.

Вся семья умерла от того непонятного излучения; все люди умерли… Но животные остались живы. То излучение не действовало на них.

Бывшие обитатели зоопарка разбежались и начали новую жизнь, приспособившись к новым условиям.

Ким брёл по тропе, вспоминая всё это. Одновременно он смотрел по сторонам, опасаясь внезапного нападения.

В траве мог быть хищник. Он мог следить. Мог подкрасться и прыгнуть. Поэтому молодой человек был начеку.

Осматривая волнующуюся от ветра траву, он вдруг заметил движение вдалеке: какая-то тень скользнула с небольшого холмика вниз.

Теперь-то Ким знал точно — на этом поле он не один. Он отчётливо видел некое существо, которое молниеносно покинуло холм и буквально занырнуло в высокую траву.

Глава восемь. Ив

«Может, это обезьяна? — подумал Ким. — Я никогда раньше не видел обезьян. Отец говорил, что они есть, и что живут где-то в лесах. Им не подходит местный климат, поэтому они плохо размножаются. Ещё он говорил, что они вообще скоро вымрут»

Киму было известно, что обезьяны не очень опасны; это тебе не тигр или кабан. Но быть внимательным всё равно надо, тем более что он не знал, чего можно ждать от этих животных.

Прибавив шагу, он направился дальше.

Ким возвращался к заводу. Там он решил обзавестись новым домом, и даже придумал, какое здание подойдёт. Административный центр. Так называл этот большой дом отец. Здание в пять этажей, длиннющее, со множеством окон. Внутри были бесконечные коридоры и комнаты. Огромный подвал под всем зданием мог служить хорошим погребом и складом. Осталось только вытравить оттуда всех крыс. И вот тут была проблема, которую Ким не знал, как решить. Крысиный яд сгорел в пожаре. В контейнере ничего такого не было. И как теперь травить крыс?

Ким решил пока не пользоваться подвалом, а подождать прибытия нового контейнера; молодой человек надеялся, что в новой «посылке» будет яд. А пока можно пожить и так.

Настроение у него немного улучшилось, и он сам не заметил, как дошёл до главных ворот.

Шагая по знакомой с детства дороге, Ким уже не смотрел по сторонам; он думал, что та обезьяна (если, конечно, то была обезьяна) давно отстала или побоялась влезть во владения людей.

Но он ошибся. Сбоку стояло двухэтажное строение с выбитыми окнами, и оттуда неожиданно донёсся самый настоящий грохот. Среди полной тишины он прозвучал как раскат грома. Было понятно, что упало что-то тяжёлое… Ким даже подпрыгнул от неожиданности. Он вмиг остановился и приставил арбалет к плечу.

Выискивая цель, Ким просматривал все окна того здания. Всматривался в каждую щелочку, в каждый осколок стекла, что торчал из полусгнивших деревянных рам.

Так стоял он достаточно долго, уже подумывал пойти на разведку, но вдруг в окне первого этажа появилась мохнатая голова, которая тут же исчезла.

Ким опустил оружие и с облегчением вздохнул.

— Всё-таки это обезьяна, — тихо проговорил он. — Какая настырная! Это же надо было пройти за мной всю дорогу и залезть в этот дом! И что теперь делать? Интересно, они съедобные? Отец не говорил, можно есть обезьян или нет.

Ким раздумывал, стоит ли соваться туда или оставить обезьяну в покое, но, в конце концов решил всё-таки хотя бы выгнать этого зверя на улицу, а там, пусть бежит себе куда-нибудь в поле. Может, она заблудилась или отбилась от стаи!..

И он пошёл к выбитой входной двери.

Подойдя к проёму, он остановился и прислушался. Всё было тихо. Потом он посмотрел по сторонам. Влево и вправо тянулся узкий коридор, который с обеих сторон выходил в небольшие цеха, где стояли станки. Голова обезьяны показалась тогда в том окне, что было по правую руку. Значит, надо идти вправо.

Прокравшись по коридору, Ким остановился около двери, ведущей в цех. Ряды станков и всевозможных механизмов загораживали видимость. Обезьяна, если она ещё здесь, могла прятаться за ними.

Стараясь производить как можно меньше шума, Ким медленно пошёл между рядами, заглядывая то в одну, то в другую сторону.

Он миновал небольшую конвейерную ленту, прежде чем отчётливо услышал шорох справа. Животное пряталось за развороченным компрессором. Оно чувствовало, что человек уже близко и хотело поменять место. Ким, недолго думая, с арбалетом наготове, метнулся вперёд и резко завернул вправо. Что-то мелькнуло вбок, спрятавшись за стоявшим рядом станком.

— Чёрт… — вырвалось у него.

Он кинулся вперёд. Скрываться уже не было смысла.

Небольшой силуэт проскользил по полу и убежал. Ким заметил, что силуэт имеет четыре конечности, как у человека, и двигается на четвереньках. Теперь не было сомнений, что это обезьяна.

Он побежал вслед за ней.

Животное было очень быстрым и юрким. Ким несколько раз замечал тёмное тело. Рассмотреть как следует не удавалось. Он бежал на звук, но подобраться поближе никак не мог. Обезьяна всё время убегала.

Эти догонялки продолжались до тех пор, пока Ким не выдохся. Обезьяна так и не позволила себя рассмотреть, но она тоже устала — и Ким это заметил. Иногда даже слышалось шумное дыхание; Ким подумал, что обезьяны, оказывается, очень похожи на человека, и даже дышат так же. И устают. А если устают, то, стало быть, её можно измотать и загнать в угол. Главное выдержать эту гонку самому.

Ким в очередной раз помчался в ту сторону, где затаился зверь. Обезьяна почувствовала это и метнулась за очередной станок.

— Чёрт! — закричал Ким. — Да стой же, скотина! Эй! Выметайся отсюда на улицу!

Задыхаясь, он снова побежал, но тут же остановился около станка, за которым сидел нежелательный гость. Ким решил поменять тактику. Он тихо подкрался к станку, приготовился и резко вскочил на него сверху. Обезьяна не ожидала этого. Она сжалась, буквально превратилась в маленький комочек, прыгнула в сторону и помчалась наутёк. Ким оторопел. Он никак не ожидал, что обезьяны настолько похожи на людей. Ему даже показалось, что на животном была какая-то одежда! Небольшое тело, чёрная лохматая голова, чёрные руки и ноги, но… Ким хорошо рассмотрел спину. Это никак не могло быть шкурой животного. Это одежда!

— Не может быть… — еле слышно прошептал Ким.

Спрыгнув со станка, он побежал вдогонку. Он слышал, что эта странная обезьяна направилась к небольшой боковой двери, и уже вскоре послышался скрип петель, а потом дверь закрылась.

Ким ликовал! Он-то знал, что обезьяна сама загнала себя в угол. Там, за дверью было маленькое помещение — туалет, где стоял один унитаз. Там-то он и поймает этого гостя!

— Ну, теперь всё! Попалась!

И он кинулся что было сил к туалету.

Подбежав к двери, он остановился, прислушался и, поняв, что обезьяна сидит в полной темноте и в полнейшем недоумении, рывком открыл дверь и наставил арбалет во мрак.

— Не стреляй!

Ким чуть не выронил арбалет. То, что он услышал, было просто невероятным. Это был человеческий голос. Но именно такого голоса он никогда в жизни не слышал, — он был звонким, писклявым и тоненьким. И что-то в этом голосе заставило его душу сжаться в комок. Этот голос заворожил его и приковал к месту. Ким затаил дыхание, всматриваясь в темноту. Он не знал, что предпринять.

В глубине комнаты послышался шорох. Ким снова поднял опустившийся было арбалет.

— Не стреляй, — жалобно сказало существо.

И тут он увидел, как из темноты появляется та «обезьяна». Она поднялась на ноги и медленно шла по направлению к молодому человеку, выставив руки вперёд.

— Ты… ты кто… — еле выдавил из себя Ким.

— Я? Я… я тут… случайно… Ты шёл по полю… и мне показалось, что ты из тех… Но ты не тот. Ты не с ними.

Ким не понял ничего. Он даже подумал, что, может быть, обезьяны умеют разговаривать, и это у них такой язык. Но сразу же понял, что всё это бред. Перед ним самый настоящий человек. Но человек этот какой-то странный, таких он никогда не видел. Что-то не то было в этом теле и в этом голосе. Немного придя в себя, он решил переспросить:

— Я не с ними? Я не тот? Что это всё значит? Кто ты?! Я думал, что ты обезьяна, а… а ты… это…

— Я не «это». Я человек.

Ким кивнул:

— Э-э-это я вижу. Н-но всё же… таких людей… Постой! — В голову пришла потрясающая догадка: — Ты же эта, как её… эта… ну… де-девушка!

— Ну, да! Я девушка. И меня зовут Ива.

— Как?

— Ива! Ты что, никогда не слышал такого имени?

— Признаться, я вообще никаких имён не слышал.

— Но, конечно, Ива — это я сама так себя называю. По-настоящему меня зовут Ив. Это «Ева» по-русски.

— А почему тогда Ив? Если ты на самом деле Ева.

— Ив — так имя «Ева» звучит по-английски. Моя мама англичанка.

— Кто?

— Ты что, плохо слышишь?

— Нет. Слух у меня хороший.

— А почему ты всё время переспрашиваешь?

— Да п-просто как-то… я не ожидал, что ты тут… это… что ты окажешься человеком-девушкой.

Она вдруг звонко рассмеялась.

–Человек-девушка! — воскликнула она сквозь смех. — Такого я ещё не слышала!

Ким смотрел на неё в совершенном недоумении. Он в первый раз в жизни видел девушку. Раньше он, конечно, видел представительниц противоположного пола, но мёртвыми. Он всегда думал, что они двигаются, разговаривают, смотрят и общаются так же, как и мужчины, но на деле всё обстояло не так. В её глазах были особые искорки, которые Ким никак не мог объяснить; её взгляд притягивал и, казалось, гипнотизировал. Её голос был звонким, наполненным особыми нотками, которые западали в самую душу, выворачивали её наизнанку и заставляли потупить взор, подчиняясь всему, что она скажет. Её тело было гибким, каким-то мягким, совершенным и притягательным. Ким почувствовал непреодолимое желание дотронуться до этого тела, чтобы ощутить его тепло. Внизу живота что-то заныло; странная истома наполнила все внутренности, и Ким смотрел на неё, не в силах отвести взгляд. Её чёрные волосы доставали до плеч. Губы, щёки, глаза, нос — всё было настолько изящным, интересным и… Ким не сразу смог подобрать слово, но всё же нашёл его: «красивая». Да, она была очень красивая, даже несмотря на то, что одежда была вся в грязи, по лицу тянулись какие-то размазанные серые пятна, волосы слиплись и были похожи на всклокоченную мочалку. Немудрено, что он спутал её с обезьяной.

Конец ознакомительного фрагмента.