Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга вторая

Иван Макарович Яцук, 2019

Роман посвящен сложным отношениям Петра Первого со своим сыном Алексеем Петровичем. Они – антиподы. Для Петра Алексеевича государство – превыше всего. Он считает, что все можно решить силой и жестокостью. Для Алексея Петровича главное – был бы доволен «черный люд». При всей своей устремленности на Запад, Петр остается восточным деспотом. Эта мысль лежит в основе всего романа. Несмотря на то, что героев книги отделяют от нас 300 лет, роман очень актуален, имеет массу аналогий с настоящей политической ситуацией в России. В нем анализируются корни тех проблем, что сейчас встают перед ней. Содержит нецензурную брань.

Глава пятьдесят седьмая. Подготовка к Великому посольству.

Царь не оставил своего желания побывать в Европе. Началась деятельная подготовка. Отбор в посольство проводили тщательно, с учетом многих обстоятельств. Смотрели, чтоб и богат был, и образован, и ум имел государственный, и лицом не страшил иноземцев.

Лев Кириллович сочинил задачи, которые должно было решить посольство. Их набралось много. Надо было себя показать и отринуть представления о себе, как о диком народе, как о самоедах, не знающих, что такое культура и не отличающихся от туземцев, населяющих затерянные в океане острова, куда ходили на каравеллах европейцы за корицей и гвоздикой, ценящихся на вес золота.

Во-вторых, надо было людей посмотреть, то бишь Европу, посмотреть, как другие народы живут, что можно взять от них полезного, отделить быль от сказок, что имели хождения на Руси о заморской жизни. В — третьих, завлечь в Москву добрых мастеров: корабельщиков, инженеров, моряков, рудознатцев, людей, умеющих извлекать золото, серебро, медь из руд, артиллеристов, плотников, столяров, изготовителей мебели, резчиков по камню и по дереву, архитекторов, музыкантов, стеклодувов, военачальников, ювелиров, лекарей, знатоков банковского дела, часовщиков, изготовителей обуви, одежды и многих других спецов.

Лев Кириллович, просматривая список, скорбно качал головой и тяжело вздыхал, ибо за каждого такого мастера должно платить немалые деньги, иначе никто не поедет. Каждому надобно построить дом, нанять обслугу, закупать провизию, лошадей — мороки-то сколько! Ну привезут два десятка иноземцев, они цены себе не сложат, все им не так, все им русским духом чесночным воняет. А что их помощь для Руси? — капля в море. Надобно в контракты записывать, чтобы каждый иностранец по четыре — пять учеников имел да учил их добросовестно, не спустя рукава. А те ни в какую не хотят умом делиться. Хоть бы поскорее сбыть с рук сию обузу.

Бояре дрались за каждое место в посольстве, напоминали о своих заслугах и заслугах предков. Да и было за что драться. Само по себе место в посольстве почетно, опять же — рядом с царем, примелькаешься, может и должность хлебную получишь. Работа в посольстве не пыльная, не обременительная, не связана с опасностями и тревогами. А кому не хочется мир посмотреть, да еще и за казенный счет. Правда, денег, сказали, будет мало, кто хочет жить весело, пусть берет свои. Да сие не страшно, можно по такому случаю и раскошелиться.

В общем, насчитали двести пятьдесят человек. Наверно, то было самое многочисленное посольство, какое когда-нибудь кто-нибудь куда-нибудь посылал, можно записывать в анналы истории. Возникла заковыка с царем. Нигде в книгах не писано, чтобы посольство возглавлял сам царь. Это он сам сказал. А все ж хочется мальчишке повидать иноземщину, самому попробовать на зуб — как там они в европах. Царя записали урядником Преображенского полка Петром Михайловым. Незатейливая уловка — такого царя за версту видно, ну да все ж хитрость: вроде бы спрятали правителя в угоду ему самому.

Великими полномочными послами выбрали Франца Лефорта, сибирского наместника Федора Алексеевича Головина, отличившегося глубоким умом, выдержкой при заключении Нерчинского мира и знанием трех европейских языков, а также думного дьяка Прокофия Сергеевича Возницына — дипломата старой школы, ездившего к туркам и татарам еще при Алексее Михайловиче.

При назначении Лефорта возник шумный спор, ежели не скандал. «Кто он таков? — кричали родовитые бояре, привыкшие, что из их родов в большинстве случаев избирали послов.–Уж мы видели в Азове, каков он

специалист. — Сам чужеземец, и от нас едет к чужеземцам? Не бывать тому. Продаст!»

Лев Кириллович терпеливо объяснял, что Лефорт знает европейское обхождение, к нему будет больше доверия, он и по одежде, и по внешнему виду выглядит европейцем. «Что он знает о наших делах? — кричали в ответ. — Умеет по-иностранному кутить — вот все его умение»

Надо сказать, что те, кто возражал против Лефорта, были отчасти правы. Франц, конечно, знал европейский политес, но знал его, как знают обычные европейские вертопрахи, умеющие больше пустить пыль в глаза, и до посла он все-таки не дотягивал. Льву Кирилловичу пришлось прямо сказать, что сие есть указание самого царя, и что самые важные решения будет все же принимать сам Петр Алексеевич.

Тогда только угомонились и согласились. Царю же швейцарец был нужен, как близкий друг и одновременно посредник между царем и посольством. Кроме Лефорта, такое дело Петр мог поручить еще Голицыну, но Бориса царь оставил сторожить государство, ежели Лев Кириллович упустит вожжи.

Москву оставили на попечение Федора Юрьевича Ромодановского — человека не шибко умного, но твердого и непреклонного, какой и нужен Москве с ее многолюдием, воровскими и разбойничьими притонами, стрелецкими разгулами и драками, с купцами, не желавшими платить добросовестно торговое мыто. Федор Юрьевич был одновременно и начальником Преображенского приказу, куда тащили всех несогласных и нарушителей порядку.

Готовились поразить Европу богатством и пышностью. Все, что было ценного в роду, нацепили на себя: золото, серебро, соболей, чернобурых лисиц, горностаев, бобров, белок и даже зайцев. На лошадях были красного бархату попоны, вынутые из дедовских заветных сундуков, золотые уздечки, позолоченные стремена. Бояре все — в парчовых халатах, сафьяновых сапожках, в рубашках с воротниками, изукрашенными бисером и жемчугами. Красота и величие необыкновенные!

Так, наверно, собирались вожди индейских племен, готовясь в гости к белым поселенцам. В перьях из самых красивых птиц, в боевой и праздничной раскраске на лицах, с лучшими копьями и стрелами, а у французов, англичан, испанцев уже были мушкеты и пушки…

С горькой усмешкой вспоминал Петр Великий то первое посольство. Водили их, как водят слонов по улицам. Бояре сперва пыжились, важничали, что так много народу их встречает, а потом со стыдом поняли, что над ними смеются, как над скоморохами. Да и как было не смеяться? В жару майскую — в горлатных бобровых шапках, сафьяновых сапогах, каково, а? От каждого несет затхлым звериным потом давно немытого тела, нечесаных волос, косматых бородищ. Такими рожами впору непослушных детей пугать.

Хитромудрая затея с тайным пребыванием царя среди посольства сразу провалилась. Попробуй спрячь двухметрового детину среди людей, которые непроизвольно то и дело кланяются ему в пояс и тянут шапки со своих голов. К тому же Петр Алексеевич, как уже отмечалось, любил играть в тайну, но так, чтобы об том все знали. Мол, царского своего происхождения, своих достоинств не спрячешь ни за какими уловками.

Сперва посетили Ригу. Жители встретили посольство с веселым любопытством, тыкали пальцами в лошадей, в глупо одетых людей, детишки даже кидались гнилыми яблоками, оставшимися с зимы. В крепость не пустили. Бургомистр вежливо, но холодно принял великих послов в городской ратуше. Город принадлежал шведам, политической самостоятельности не имел, потому на все вопросы великих послов бургомистр отвечал улыбками и разводил руками. Поговорили о том о сем и разошлись. Прощаясь, бургомистр спросил, зачем такое знатное посольство, похожее на небольшое войско, на что великие послы, сделав значительные лица, ответили, что сие не бургомистрова ума дело. Не совсем так, но в таком духе.

Конец ознакомительного фрагмента.