Гироскоп Цибаркина

Иван Кочнев, 2023

Судьба сводит бизнесмена-мечтателя с талантливым конструктором-самоучкой и в результате, применив новые прорывные технологии, им удаётся построить в единственном экземпляре необычный летательный аппарат, способный преодолевать силы гравитации. Какова судьба героев и их изобретения, читатель узнает, прочитав эту наполненную приключениями и романтикой историю.

ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

В шумном ресторане за столиком в дальнем углу сидели двое, Виктор Яковлевич Мельников и его друг детства Сергей Петрович Парыгин. По их оживлённой беседе, по их довольным выражениям на лицах было видно, друзья не виделись давно и оба несказанно рады нынешней встрече.

— Так ты всё ещё не отказался от своей мечты? Ну, ты Витян блин даёшь! Ведь детство уже закончилось, ты вон какой солидный дядя и всё еще мечтаешь слетать в космос!?

— А ты как думал, друг?! Нынче наука скакнула на такой уровень, столько возможностей стало, хоть в космос, хоть на дно океана, только деньги плати.

— И тебе не жалко пятидесяти лямов баксов?

— Чтобы взглянуть на матушку Землю из космоса, нисколько не жалко. Представляешь Серёжа, я до сих пор не пропускаю ни одного репортажа из космоса, ни одного фантастического фильма. Вот недавно вновь пересмотрел фильм «Гравитация» Альфонсо Куарона, красотища неописуемая, чуть с ума не сошёл! Посмотри друг, там Сандра Буллок и Джордж Клуни снимались. Не пожалеешь. А Владимир Вдовиченков и Павел Деревянко в нашем «Салют-7», это вообще реальная история с нашими космонавтами ещё в восемьдесят пятом году.

— Ты Витян романтик по жизни.

— Романтик не романтик, а уже артисты кино до орбиты добрались! Та же Юля Пересильд, ну чем не красотка? Так что нужно успевать, пока космос не стал доступным как Кипр или та же Турция.

— Не переживай Витян, успеешь ты в космосе побывать до того, как он станет Кипром. Ха, ха, ха! Лучше давай выпьем, за тебя!

— Давай за нас!

— Давай за нас!

Друзья опрокинули по очередной рюмке горячительного напитка и принялись за закуски.

— Ты бы лучше свои пятьдесят-сто лямов потратил на внедрение какой-нибудь новой ракеты, — продолжил Парыгин пережёвывая закуску, — как тот миллиардер американский, Илон Маск, например. Глядишь на своём корабле космос посетишь, да ещё и прославишься.

— На счёт прославишься, поздновато уже. Дорожку частного бизнеса в космосе Илон Маск уже протоптал. Так что такие бабки уже поздновато тратить, чтобы велосипед поновой изобретать. Так что я лучше пассажиром.

— А знаешь Витян, — продолжил Сергей Парыгин, когда они опрокинули по очередной рюмке, — когда я работал на «Электромеханическом»*, ещё в начале девяностых, у нас в конструкторском был такой же чудак, как ты, — продолжил Сергей, — дядя Вася Цибаркин. Мужик тоже космосом бредил. Так вот, он говорит, что ракета с реактивной тягой себя изжила. Пора, говорит, другим способом в космос добираться. Мы его за эти идеи Циолковским прозвали.

(* — Электромеханический завод)

— Каким другим способом, Серёжа? Наука ещё ничего альтернативного не предложила. Сплошные теории на грани фантастики.

— Тебе видней, ты с детства научную фантастику до дыр перечитывал. И всё же, у мужика взгляд хоть и сумасшедшего, но умные искорки в глазах сверкали. Он у нас первым изобретателем был, рационализировал всё, что только возможно. Насколько я понял, он даже новый двигатель разработал, взамен реактивного, только вот внедрить не успел. Если бы не перестройка, не знаю, куда бы его творческая мысль увела.

— Ты хоть его в действии видел, двигатель этот? Тем более говоришь, что внедрить не успел.

— Видел, не видел, а эффекта левитации у него получился.

— Откуда про левитацию знаешь? — оживился взгляд у Мельникова.

— Откуда? Оттуда, Витян! Он тогда ещё пожар устроил со своими этими опытами, а я расследование проводил, от того и некоторые детали известны. Его за это уволить собирались, но он мне всё откровенно рассказал, и я это дело замял, списал на короткое замыкание в щитке. Мол крыша прохудилась, и вода в электрический щиток попала. В том пожаре у него какие-то бумаги сгорели, чертежи важные. Так он больше за них убивался, чем за пожар, забухал даже с расстройства.

Подошёл официант.

— Извините! Вами интересуются две дамы, они сидят вон за тем столиком, — и официант поворотом головы указал в угол зала возле сцены.

Две миловидные барышни, одна кудрявая блондинка, другая брюнетка с длинными прямыми волосами поприветствовали приятелей лёгким поднятием своих бокалов.

— Что они хотят? — спросил Парыгин, пережёвывая бифштекс.

— Думаю, хотят познакомиться.

Сергей взглянул на приятеля и по недовольному взгляду понял его отрицательное отношение к знакомству.

— Знаешь брат, мы с другом не виделись с детства, не наговорились ещё. Извинись перед дамами и передай им коробку конфет. Выбери в баре по вкусу.

— Хорошо!

Официант наполнил приятелям рюмки горячительным напитком и удалился.

— Ты, я смотрю, устойчивых моральных принципов, — подтрунил Сергей над другом за отказ познакомиться с женщинами.

— А ты Серёжа всё по бабам болтаешься, а ведь вроде женился. Мне мама твоя всё рассказала, когда я в прошлый раз в деревню приезжал.

— Так, когда это было! Я и развестись успел, и опять женился, и опять развёлся. Мама смирилась уже.

— А куда ей деваться, когда сын такой балбес!

Приятели от души смеялись дружескому юмору.

— А сам-то ты, Витян как? Слышал, на Тамарке Кузнецовой женился, что под горой жила.

— Ошибка молодости, друг. Не сошлись характерами и развелись через десять лет. Оставил ей квартиру. Детей на каникулы к себе забираю. Школу вот закончат, отправлю куда-нибудь в МГУ, а может вообще в Лондон.

— Ну куда же ещё, только в Лондон. Ты же деловой у нас, такой бизнес раскрутил, газеты только о тебе и пишут. Только вот в журнале «Forbes» ещё не засветился.

— В «Forbes» ещё рановато, Серёжа, не те у меня капиталы.

Друзья сидели до поздней ночи, так сказать, до последнего посетителя, и всё говорили, говорили, говорили.

— Доброе утро Виктор Яковлевич! — Услышал Мельников из-за спины, когда выходя утром из гостиничного номера закрывал дверь на замок.

Перед ним стояла шикарная брюнетка в красном платье чуть ниже колена. Её прямые длинные волосы спадали на непокрытые роскошные женские плечи и источали терпкий аромат со вкусом подобранных духов.

— Здравствуйте! Мы знакомы?

С тех пор, как Виктор расстался с Тамарой, он зарёкся жениться, но встреч с красивыми женщинами не избегал.

— Вчера вы с товарищем ужинали в ресторане и презентовали нам с подругой коробку конфет.

— Ах да! Припоминаю.

— Я Евгения! — женщина протянула руку.

— Виктор! — представился он сухо, не ответив брюнетке встречным пожатием руки, — чем обязан, Евгения?

— Вы меня не помните? Я Женя! Вы меня ещё Охотницей Дианой прозвали, когда мы на охоту ходили. Правда, это давно было, лет десять назад.

— Десять лет? Давненько! Диана, говорите? Так вы внучка Терентия Ивановича?

— Ну да, внучка! Нынче вот опять на охоту собрались. Вечером на поезд, а там по тайге на Большой Юган.

— Так и я туда же направляюсь. С Терентием Ивановичем договорились вечером на вокзале встретиться. Только вот Женечка. Ничего, что я тебя так называю, как раньше?

— Ничего, ничего, Виктор Яковлевич, мне даже приятно, как раньше.

— Ну и хорошо! Так вот, Женечка, что-то вы не по-походному одеты.

Мельников, наученный неприятным опытом общения с вездесущими журналистами, с подозрением относился и к этой очаровательной незнакомке, представившейся внучкой его давнишнего товарища по охотничьим походам. Она, конечно же, чем-то и смахивала на своего якобы родного деда, и даже имела некоторые общие черты с той пятнадцатилетней неказистой девочкой, которую он тогда в шутку прозвал «Охотницей Дианой». И всё же, то, что через десять лет та нескладная гусеничка вдруг преобразилась в столь шикарную экзотическую бабочку, это подозрительно. Да и на охоту ли она собралась в таком-то виде?

— Я же женщина, Виктор Яковлевич, в ресторан — платье вечернее, в тайгу — плате походное. Да и к вашему фраку болотные сапоги тоже не очень-то подходят.

— Ну да! Уверяю, к болотным сапогам будет соответствующий маскировочный костюм.

Оба заулыбались, и стена отчуждения частью разрушилась.

— Ну, тогда до вечера, Женечка. А пока распрощаемся, у меня в этом городе ещё дела имеются.

— До встречи Виктор Яковлевич.

Евгения вновь протянула руку и наконец, получила ответную реакцию в виде дружеского пожатия.

ГЛАВА 2

— Анечка, чашку кофе, пожалуйста, и свежий номер «Бизнеса»*

(* — здесь деловой журнал)

— Уже несу Виктор Яковлевич! — ответила ассистент через внутренний коммутатор.

В просторный кабинет вошла с иголочки одетая, длинноногая, зеленоглазая, роскошная блондинка с серебряным кофейным подносом в руках.

«Молодец всё-таки наш директор по персоналу, умеет кадры подбирать, — в очередной раз размышлял Мельников, любуясь грациозностью вошедшей девушки. — Ассистент умница, всё с полуслова понимает, и в тоже время красотка шикарная. Редкое сочетание, однако!»

— У вас сегодня встреча с акционерами, Виктор Яковлевич, в одиннадцать ноль-ноль, а вечером, в шестнадцать двадцать, рабочее совещание по исполнению инвестпрограммы. Ну и, конечно же, вот эта стопка неподписанных документов.

— Спасибо Анечка, особенно за стопку документов. Будь они неладны!

Ассистент ответила лучезарной улыбкой и взяв с письменного стола кожаную папку с ранее подписанными документами направилась к выходу из кабинета. Мельников оценивающе посмотрел ей вслед. Впрочем, он никогда не отказывал себе в удовольствии оценить красивую женщину не только спереди, но и со спины, потому выходя из кабинета они, как говорится, ощущали его пронзительный взгляд даже телом от чего, что не удивительно, бывало и подкашивались ноги, особенно на высоких каблуках. Ощущала телом и Анна, ощущала каждый раз. И пускай не каждый раз, но с ней не раз случались разного рода курьёзы: она могла неожиданно споткнуться о невидимое препятствие; могла промахнуться в направлении и вместо того, чтобы выйти в дверь из кабинета, упиралась в её косяк; могла просто выронить стопку бумаг из рук. Мельникова эти пикантные происшествия лишь забавляли. Особенно когда она, присев на корточки посреди кабинета, собирала с разлетевшиеся по полу бумаги, при этом взору открывались и её красивые коленки, и обтянутые юбкой восхитительные ягодицы, и пышущие из-под блузки овалы роскошной груди.

Как бы там ни было, но эти пикантные минуты рассеянности незаурядной по деловым качествам ассистентки никак не отражалась на результатах её работы — документы, как всегда, были заранее рассортированы по степени их важности, по структурным направлениям, и даже по тематическим признакам. Сразу было ясно, которые из них уже можно подписывать не глядя, которые можно смело разворачивать на доработку, а над которыми следует ещё поработать самому.

«Н-да! С появлением Анны целый груз забот долой с плеч. Не будь она моей ассистенткой, легко бы с ней и амуры закрутил, — размышлял Мельников работая с нескончаемым потоком бюрократических бумаг, — но на работе никаких интрижек. Амуры — явление временное, а ценную помощницу потерять легко».

«Акционерное общество «Союз-Прогресс» предлагает систему автоматизации «Электроника-Космо»», — попалось ему на глаза письмо рекламного характера.

Такие рекламного характера письма обычно сразу переадресовывались его замам, и лишь редкие из них просачивались сквозь бдительный фильтр цензуры его помощницы и попадали ему на стол. В письме, конечно же, ничего оригинального. Стандартные полномасштабные АСУ ТП*, разве что Российского производства, и всё. И всё же в мозгу что-то шевельнулось, само название зацепило. «Космо», «Прогресс».

(* — АСУТП — Автоматизированные системы управления технологическими процессами)

Уже вечером, перед тем как отойти ко сну Мельников включил телевизор, посмотреть, что хоть творится в стране и в мире.

«КОРОЛЕВ /Московская область/, 3 июля. /ТАСС/. Российский грузовой корабль"Прогресс М-28М"отделился от ракеты-носителя"Союз-У"и успешно вышел на орбиту, — Прозвучало сообщение ТАСС из Центра управления полетами, — произошло отделение грузового корабля от третьей ступени ракеты-носителя"

«Прогресс. Сегодня уже встречалось это название. Ах да! Рекламный листок затесался среди бумаг: «Союз-Прогресс», «Электроника-Космо», — повторившаяся за день информация навязчиво засела в голове. — Зачем эта бесполезная информация? Ведь ничего нового, эти грузовые «Прогрессы» древние как мир. Ведь ещё в восьмидесятом, когда в армии на Байконуре служил, видел, как они в космос стартуют. Древние как мир эти «Прогрессы» вместе со своими кораблями-носителями «Союзами»! Стоп! — вдруг осенило Мельникова. — Ведь Серёга Парыгин рассказывал про бывшего коллегу своего, тот якобы толковал, что современные ракеты уже устарели и пора уже разрабатывать другие способы доставки грузов на орбиту. Как же его звали? Циолковский, кажется? Нет, не Циолковский, а Цибаркин. Дядя Вася Цибаркин его звали»

На следующий день, когда Мельников просматривал очередную стопку бюрократических бумаг, как обычно зашла ассистент забрать подписанные документы и пустую чашку из-под кофе.

— Анечка, у меня к тебе просьба.

— Слушаю Виктор Яковлевич!

— Мне нужно найти человека, запишите: Василий Цибаркин, в девяностые работал на электромеханическом заводе, возможно связанным с авиационной промышленностью. Думаю, это был город Тюмень. Больше ничего!

— Да уж, информации минимум! Вы как всегда оригинальны, Виктор Яковлевич!

— Зато огромное поле для поиска!

За повседневными административными заботами Мельников совсем забыл о своей просьбе найти таинственного Цибаркина, поэтому, когда среди вороха бумаг на подпись ему на глаза попал лист-резюме, он не сразу сообразил, что это вообще-то важный документ на интересующего его человека. Он уже по привычке, не заглядывая в текст, отписал эту бумагу директору по персоналу, как вдруг его взгляд зацепился за знакомую фамилию — Цибаркин Василий Степанович. Блин! Ведь это тот самый дядя Вася Циолковский с Электромеханического, разыскать которого он поручал своей ассистентке Анне.

ГЛАВА 3

Дядя Вася Степаныч, так звали Василия Степановича Цибаркина знакомые и соседи по дому, Василий Степанович Циолковский, звали его коллеги в те времена, когда он работал в конструкторском бюро на Электромеханическом. Пережив непростые девяностые годы, его родной Электромеханический после неоднократных смен форм собственности и организационных реструктуризаций, наконец становился на ноги. Вроде всё должно стабилизироваться и спокойно работай дальше, но не тут-то было. Руководить производством пришла молодая команда современных менеджеров со своими амбициями, с новым подходом в кадровой политике, и старым опытным специалистам места на заводе не нашлось. Пенсионеров нещадно отправляли на заслуженный отдых, а кому до пенсии оставалось менее пяти лет, выплатили формальную компенсацию и отправили за проходную следом за пенсионерами. Та же участь постигла и Василия Степановича, в его-то пятьдесят пять. И вот он, квалифицированный инженер, держатель патентов на десятки оригинальных изобретений, сидит в мастерской по ремонту бытовой техники и ковыряется во всяких там пылесосах, швейных машинках и прочих так называемых гаджетах и дивайсах. Пытался Цибаркин преподавать, но не находил общего языка с деканатами местных вузов в понимании методик работы со студентами и работы с научным материалом. На промышленные же предприятия города брали лишь в качестве простого слесаря и не более. Мол, возраст не тот, переучиваться на современные специальности уже поздновато, да и молодым специалистам не следует перекрывать путь к профессиональному росту. А ему с его-то амбициями, с его-то своенравным характером делать монотонную работу, да ещё по указке неопытных юнцов, совсем не хотелось.

«Да уж, нынче производством управляют менеджеры юристы-экономисты, а никак не инженеры» — постоянно сверлила досада его наполненный творческими идеями мозг.

Не найдя благодатной почвы для реализации своих необузданных творческих амбиций, дядя Вася за́пил, благо, дети уже взрослые и ведут самостоятельную жизнь, так что на финансовом благополучии семьи это не очень-то и сказалось. Но когда, не выдержав постоянных пьянок мужа от него ушла жена, он за́пил уже по-чёрному и однажды вкусив все прелести алкогольного делирия* угодил в психиатрическую больницу. Там же местные алкаши-сопалатники остряки и юмористы «перекрестили» его из просто дяди Васи Степаныча в дядю Васю Стаканыча. Пройдя курс лечения от алкоголизма, дядя Вася, уже Стаканыч, немного одумался, и стал пить пореже и поменьше, хотя это понятие условное. С трудом устроился в мастерскую по ремонту бытовой техники — с пожизненной стигмой** алкоголика на работу ни где больше не брали.

(* делирий — металкогольный психоз, белая горячка, жаргонное — белочка, связанный со злоупотреблением алкоголем.

** — Стигматиза́ция (от греч. στíγμα — клеймение, нанесение ярлыка-стигмы. Здесь означает учёт в психиатрической больнице)

— Что у Вас? — Не выпуская изо рта дымящуюся сигарету, спросил Василий Стаканыч вошедшего в мастерскую очередного посетителя.

В мастерской кроме него находились ещё двое: седовласый мастер по ремонту холодильников и молодой подмастерье-практикант из местного технического лицея, бывшего ПТУ. В отличие от опрятного вида коллег, припухшее от пьянки лицо дяди Васи украшала трёхдневная неряшливая щетина и на голове лохматилась давно не стриженная нечёсаная шевелюра. На спинке обшарпанного стула, на котором восседал Цибаркин, висел мятый замызганный пиджак неопределённого цвета.

— Добрый день! Цибаркина Василия Степановича могу увидеть?

— Ну, это я! — ответил Цибаркин настороженно.

— Виктор Яковлевич Мельников, — представился вошедший. — У меня к вам разговор.

— Слушаю вас! Что починить требуется? Пылесос, холодильник, телевизор?

— Ничего чинить не надо. Мы можем встретиться в другой обстановке? Вы во сколько заканчиваете?

— Послушайте уважаемый, как там вас! — вспылил вдруг Цибаркин, — я уже говорил вашим дружкам, квартиру не продаю. А если со мной что случится, она полюбому моим детям достанется.

— Вы меня неправильно поняли, я по другому вопросу.

— Если ничего ремонтировать не надо, других вопросов быть не может. Проваливайте, пока я полицию не вызвал.

Седовласый коллега-мастер и парнишка практикант аж рты пораскрывали от удивления. Таким дядю Васю Стаканыча они ещё не видели.

— Извините! — буркнул под нос посетитель и поспешно вышел из мастерской.

По окончанию рабочего дня вышел Цибаркин из мастерской уже «навеселе», о чём свидетельствовали его раскрасневшееся лицо и слегка помутневший взгляд. Как водится, они с коллегой-собутыльником прежде, чем разойтись по домам принимали на грудь по стакану сорокоградусной, благо некоторые клиенты мастерской не отказывали в благодарности за неоценимую помощь в придании новой жизни их казавшейся навсегда потерянной бытовой технике. Подмастерью-практиканту не наливали, молод ещё.

— Василий Степанович! — окликнул его поджидавший у входа Мельников.

— Опять ты?! — сразу вспомнил Цибаркин о дневном визите окликнувшего его гражданина, — говори быстрей, чего надо, а то я тороплюсь.

— Возможно, я могу предложить вам работу, работу конструктора.

— Конструктора говорите?! — слегка смягчил он тон, — пытаетесь зайти с другой стороны?

— Так вы выслушаете меня или нет?! — не выдержал уже Мельников враждебного тона и перешёл на повышенные интонации.

— Ну, говорите!

— Может, где-нибудь присядем? Да хоть вон там, в скверике.

Как только они расположились на скамейке под тенью развесистой ивы, Цибаркин сразу закурил.

— Василий Степанович, я занимаюсь бизнесом, и мою компанию заинтересовала тема, которой вы занимались, ещё работая на Электромеханическом. Вот моя визитка.

— На Электромеханическом я занимался многими темами, — Цибаркин цеплялся за каждую фразу собеседника, потому как был настроен агрессивно, ну и, конечно же, сказывались принятые на грудь двести грамм горячительного напитка.

— Тема полёта в космос, Василий Степанович! Новый прогрессивный способ доставки на орбиту без применения реактивной тяги.

Цибаркин даже на мгновение протрезвел, но тень недоверия всё же не покидала его затуманенный алкоголем мозг.

— Слышь мужик, — вдруг резко перешёл он на «ты», — ты не первый аферист, которого встречаю в жизни. Ничем я не занимался на Электромеханическом, уволили меня. Короче, иди своей дорогой, нет у меня времени на всякие ерундовые разговоры.

— Очень жаль, что разговор не получился, прощайте! — Виктор Яковлевич был разочарован окончательно.

Цибаркин не ответил, и лишь дождавшись, когда Мельников уехал в поджидавшем его такси, встал со скамейки и, шатаясь, поплёлся в сторону своего дома.

ГЛАВА 4

За бесконечными совещаниями и служебными командировками Мельников совсем забыл о том нелепом визите к спившемуся конструктору с Электромеханического. Конечно, на душе остался неприятный осадок, осадок не столько от знакомства с деградированной личностью Цибаркина, сколько от досады на неудавшуюся попытку прикоснуться к «голубой» мечте, к мечте добраться до космоса и не на реактивной «бочке» с керосином, а на другом совершенно новом виде транспорта. На каком, Мельников ещё себе даже не представлял, но интуитивно понимал, что этот новый транспорт-носитель вот-вот появится, нужен лишь небольшой импульс и случится настоящий прорыв в космических, да и наверняка в других технологиях. Может быть, идеи этого дяди Васи Цибаркина-Циолковского как раз могли и послужить таким вот импульсом.

— Виктор Яковлевич, к Вам Цибаркин пробивается.

— Цибаркин, Цибаркин, что-то не припомню. По какому вопросу Аня?

— Это тот самый Цибаркин, которого вы ещё полгода назад разыскать просили. Говорит, вы его на работу приглашали.

— Так отправьте его в отдел кадров.

— Отправляла, не идёт. Говорит, ему личная встреча нужна.

— Цибаркин! — вдруг осенило Мельникова. — И давно пробивается?

— С утра, Виктор Яковлевич. Его охрана через проходную не пропустила, так он через окно попытался. В бойлерной на первом этаже окно открыто оказалось, но там решётки. Охрана его задержала. Спрашивают, что делать, отпустить или в полицию сдать? С ним полная сумка каких-то толстых тетрадок, и такая круглая штуковина, раньше студенты в них чертежи носили. Тубус кажется.

— Конечно, следовало бы его сдать в полицию, Анечка, — в глазах Мельникова сверкнула озорная искра радостного возмущения, — а пускай посидит в приёмной, только приставьте к нему паренька покрепче, для надёжности. Вот с бумагами разделаюсь, тогда и приму.

На этот раз Цибаркин выглядел поприличней и мало напоминал того дядю Васю Стаканыча с той первой встречи в мастерской. Ожидая увидеть в дверях кабинета небритого и взлохмаченного «дегенерата» Мельников его сразу и не узнал. Старомодный и повидавший виды, но тщательно почищенный пиджак, свежевыбритое лицо, на голове аккуратная стрижка под насадку, и свежий аромат дешёвого мужского парфюма — всё говорило за то, что посетитель готовился к встрече серьёзно.

— И как вы меня нашли, Цибаркин?

Не смотря на преображение во внешности визитёра Мельников не скрывал недовольства, давал знать осадок от прошлой неприятной встречи.

— Вы мне визитку оставили Виктор Яковлевич. Я потом в газете на ваше имя наткнулся, и по интернету пробил информацию.

— Вы ещё и газеты читаете, не говоря уже об интернете?!

— Что уж вы так Виктор Яковлевич? Не совсем я деградировал, и прозрения наступают.

— И что за прозрение привело вас ко мне? — Мельников хоть с неохотой, но помаленьку менял гнев на милость.

— Я вот что подумал. Если фигура такой величины как вы сама снизошла до разговора с пьянчугой из бытовой мастерской, значит, Виктор Яковлевич не шутит, значит, ему действительно интересна моя идея полёта в космос на совершенно новом аппарате.

— И надолго ли прозрение вас посетило? До первого стакана?

— Я уже два месяца в завязке, надеюсь удержаться и впредь.

Анна не имела привычки заходить в кабинет к шефу, когда у него важные посетители, тем более он через селектор попросил никого к нему не впускать, но сегодня от их громогласных басов вздрагивали даже глухие стены приёмной, потому, для вида взяв в руки папку с ненужными бумагами, она с опаской приоткрыла массивную офисную дверь.

— И ты говоришь, что ёмкости этой батареи достаточно? Не верю! Покажи свои расчёты, — во весь голос выговаривал разгорячённо Мельников посетителю кабинета.

В просторном помещении стоял табачный дым, в прямом смысле слова — «коромыслом», и это несмотря на то, что требовательный хозяин кабинета сам не курил и другим у себя курить не позволял. На широком столе для совещаний были разложены бумажные чертежи, выполненные ещё карандашом на «допотопном» ватмане. На офисных креслах разбросаны толстые «общие» тетрадки с рукописными записями. Маркерная доска-флипчарт*, что стояла в углу кабинета, полностью испещрена непонятными таблицами и формулами.

— Вот смотри, — бесцеремонно обращаясь к Мельникову на «ты», орал Цибаркин и тыкал пожелтевшим от табака пальцем в раскрытую потрёпанную тетрадь, — я это ещё в семьдесят восьмом на логарифмической линейке рассчитал, в расчёте на кислотный автомобильный аккумулятор. Теперь же литий-ионные аккумуляторы на электромобили ставят. А вот здесь, смотри, вот здесь расчёты, выполненные уже на калькуляторе. Можешь отправить своим программистам, пусть на компьютере проверят.

— Виктор Яковлевич, можно, я окно открою? — ошеломлённая увиденным, осторожно спросила Анна. — Проветрить бы надо.

— Анечка дорогая! — хозяин кабинета, оторвавшись от горячего спора, быстро подошёл к ассистентке и своими огромными ручищами взял её за плечи. — Конечно же, открой. Ты не представляешь, какой человек у меня в гостях! Пожалуйста принеси нам бутербродов и кофе. Много кофе, и покрепче!

От крепкой хватки возбуждённого горячей беседой шефа у Анны аж разноцветные бабочки перед глазами запорхали, и ей даже показалось, ещё немного, и он горячим поцелуем вопьётся ей в губы.

— Но одних расчётов на ёмкость батареи мало, Цибаркин, — продолжили они спор, когда ошарашенная необычным поступком шефа Анна вышла из кабинета. — Где опытный экземпляр, который ты якобы испытал на электромеханическом? Вот его вольт-амперные характеристики и смогут подтвердить твои утверждения.

— К сожалению тот аппарат утилизирован, когда в нулевых завод перепрофилировали, — понуро опустил взгляд Цибаркин. — Зато сохранился гироскоп, я его тогда с завода через забор эвакуировал. Только вот его чертежи не сохранились, при пожаре сгорели. Но самое главное, мне удалось запатентовать способ левитации посредством центробежных сил. Вот он патент.

Цибаркин извлёк из потёртого портфеля прошнурованный и закреплённый гербовой печатью Российской Федерации документ с тиснёнными разводами, с изображением Спасской башни кремля и куполов собора Василия Блаженного, как на денежной купюре. Мельников полистал приложения к документу и не найдя в них серьёзных чертежей, подтверждающих существование «волшебного» со слов Цибаркина прибора-гироскопа, вернул документ изобретателю.

— Это ерунда, Василий Степанович. Нет самого главного: ни чертежей, ни технологии изготовления. Такую бумажку нынче в каждом придорожном ларьке можно купить.

— Так я же говорю, чертежи сгорели, потому и удалось запатентовать лишь метод.

Мельников молча смотрел на странного собеседника. По его разочарованному взгляду становилось ясно, что ещё немного и этот бесполезный разговор будет окончен.

— Я понимаю Виктор Яковлевич, всё это неубедительно, — схватился Цибаркин за последнюю соломинку, — ещё сохранилась вот эта восьмимиллиметровая плёнка. У тебя есть кинопроектор?

Жаркие споры в кабинете генерального не умолкали до самого утра, благо наступила суббота и у Мельникова никаких важных дел на предстоящий день не намечалось. Анна по своей инициативе не уходила тоже, обеспечивая спорщиков бодрящими напитками и свежими бутербродами. Да и идти домой в пустую съёмную квартиру вовсе не хотелось, особенно после вроде ничего не значащего на первый взгляд горячего «объятия» шефа. Её словно невидимым магнитом притянуло к этому сильному человеку, и уже не хотелось от него отдаляться, боясь выйти из зоны действия его «магнитного», «гравитационного» или ещё какого-то другого неведомого поля, в зоне действия которого случилось ей сегодня оказаться.

Цибаркин отсыпался на диване в примыкающей к кабинету комнате отдыха. Мельникову же не спалось, он раз за разом прокручивал эту любительскую киноплёнку на старинном проекторе «Русь», который пронырливые парни из службы охраны сумели где-то раздобыть, да ещё в выходной день. Под стрекот механизма кинопроектора на демонстрационной доске, используемой в качестве экрана, разворачивались затёртые, «немые» без звука, уникальные кадры. Для несведущих они могли показаться малозанятными, но для Мельникова представляли огромный интерес.

На первых кадрах показана заводская мастерская с установленным на три опоры диковинным аппаратом, похожим на оцинкованный тазик увеличенных размеров. Для полного сходства с тазиком на аппарате не хватало лишь двух боковых ручек. По контуру внутренней стенки аппарата закреплена фторопластовая материнская трубка белого цвета. В центре тазика размещена блестящая металлическая сфера — гироскоп собственной конструкции Цибаркина, так сказать сердце этого уникального изделия. От гироскопа к материнской трубе на одинаковом расстоянии друг от друга словно лучи проложены тонкие медные трубки. Остальное пространство изделия заполнено пучками цветных проводов и непонятного назначения приборами. Снизу к тазику подведён свёрнутый в моток многожильный кабель управления и электропитания. В следующем любопытном эпизоде на аппарат уже надет металлический колпак с лампочкой на макушке, от чего он стал похож на летающую тарелку, вернее на летающий тазик из юмористической фантастики.

Вот в кадре появился Цибаркин одетый в серые цвета рабочий халат, с взлохмаченной шевелюрой на голове. Глядя поверх старомодных очков, опущенных чуть ли не на самый кончик носа, он что-то беззвучно объявил в камеру, и вновь пропал из сектора видимости. Лампочка на колпаке замигала и чудо-аппарат медленно оторвался от бетонного пола мастерской. Сопротивляясь силам земной гравитации и излишнему весу подведённого снизу кабеля, аппарат, медленно покачиваясь, уверенно поднимался к закопчённому потолку помещения. Под самым потолком кабель выбрал всю длину и, создав своим натяжением опасный крен, уронил летательный аппарат на бетонный пол мастерской. От жёсткого удара он развалился на отдельные фрагменты: колпак укатился за металлическую бочку, что стояла в углу рядом со слесарным верстаком и, хотя звук у фильма отсутствовал, Мельников невольно ощутил в ушах звон катящегося по полу круглого оцинкованного предмета; блестящий шар-гироскоп словно мяч упрыгал навстречу кинокамере; словно кишки из распоротого живота из тазика вывалились остальные внутренности вместе с пучками проводов, многочисленными трубками и деформированными приборами. Одна из медных трубок отломилась от материнской трубы, из которой вырвалось яркое пламя, воспламенившее пучок проводов.

На этом документальная съёмка оборвалась.

«Итак, — пытался ещё раз для себя понять Мельников, — как объясняет Цибаркин, если для создания эффекта левитации достаточно к полюсу обычного магнита поднести одноимённый полюс другого магнита, либо управляемого электромагнита, то почему бы так же не поступить с гравитационным полем земли. То есть необходимо создать некое устройство с управляемой гравитацией, как в случае с электромагнитом.

Но это чистая фантастика из романа Герберта Уэллса «Первые люди на Луне». Хотя, как утверждает Цибаркин, доля истины в этой фантастике есть. Ведь существуют и используются с древних времён и игрушка-волчок, и гироскоп, и центрифуга. Они своими центробежными силами действительно создают своеобразные радиальное гравитационное поле, действующее перпендикулярно полю земли. И как он утверждает, ему удалось создать свой гироскоп-ускоритель, не с тремя как обычно степенями свободы ротора, а с четырьмя и более, сгенерировать радиальное гравитационное «поле» и преобразовав его в вектор силы, направить вдоль вектора гравитационных сил земли, получив при этом эффект не просто левитации, а эффект реальной антигравитации. И свидетельством тому являются его расчёты, чертежи аппарата и вот эти плохо видимые любительские кадры на восьмимиллиметровой киноплёнке. Но нет самого главного, нет чертежей «сердца» всей конструкции, нет чертежей самого гироскопа. А не шарлатан ли он этот Цибаркин? Может история с утерянными чертежами это всего лишь выдумка? Да и плёнка затёрта специально, чтобы не разглядеть трос, на который его тазик подвешен к потолку? Такие трюки нам ещё Копперфильд демонстрировал. Хотя Цибаркин на фокусника не похож, да и не он ко мне, а я к нему первым пришёл, да и Серёга Парыгин, друг старинный, врать бы про опыты Цибаркина не стал, и про пожар тот».

ГЛАВА 5

Директор по персоналу Компании Константин Сморковский, был недоволен очередным указанием генерального директора Мельникова: шеф, как всегда, чудит, вечно придумает какую-нибудь новацию; всю контору взбудоражит своей новой идеей, экономисты и технологи наработаются до пота лица, потом бухгалтерия по итогам года за голову хватается, финансовый отчёт свести не могут, а он ходит довольный, даже если от его очередной сумасбродной затеи результат нулевой. Вот и сейчас словно с ума сошёл. Приспичило ему, видите ли, устроить на работу в компанию «левого» сотрудника. Ладно бы специалист был соответствующего профиля, так нет — конструктор-электромеханик, специальность в компании совершенно не нужная. Да ещё и репутация у претендента этого не то, чтобы сомнительная, репутация, совсем никуда не годная. У начальника службы безопасности чуть тихая истерика не случилась, когда он ознакомился с личным делом претендента: раньше срока отправлен на пенсию — с хорошими специалистами обычно так не поступают; с трёх работ уволен по собственному желанию, как потом выяснилось, попросили за пьянку и скверный характер; лечился от алкоголизма, но безрезультатно, после этого дважды зарегистрирован в местном медвытрезвителе; и на последнем месте работы вздохнули с облегчением, когда он принёс заявление об увольнении.

Где его Мельников откопал, да и зачем? В конце концов, здесь не реабилитационный центр для алкоголиков, здесь серьёзное производство. А генеральный давит, говорит, чтобы на работу приняли, да ещё и положили приличное жалование. Вот и приходится действовать в обход официальных инструкций и процедур. А если этот претендент Цибаркин сорвётся и уйдёт в запой, а сорвётся он обязательно, тогда отрицательная статистика гарантирована и годовые показатели к чёрту. Шеф же и спросит по итогам года, ему ведь по барабану, чья была инициатива принять на работу этого неадеквата-конструктора. Скажет, плохо работали с кадром, не создали соответствующих условий, вот и получили отрицательный результат.

— Анюта привет! Как там шеф, в духе? — спросил Сморковский заходя в приёмную генерального.

— Да вроде ничего Константин Валерьевич, сегодня ещё никого не разнёс. Вы заходите, он там один.

Анна обычно не задерживала директора по персоналу в приёмной, потому как не выносила его присутствия. Ещё при приёме её на работу тот открытым текстом дал понять, что для положительного решения трудоустройства ей прежде предстоит интимная близость с этим аморальным кадровиком. Она уже отчаялась получить место в престижной компании и лишь удачное стечение обстоятельств позволило ей избежать натиска со стороны Сморковского. Директор по персоналу так затянул «проверку» её личного дела, надеясь склонить претендентку к интиму, что подошёл срок его отпуска. Мельников же не мог ждать, когда Сморковский из отпуска вернётся, ассистент позарез нужен был, потому лично приказ и подписал. Таким образом, он взял новоиспечённую ассистентку под свою опеку.

— Константин Валерьевич, как там Цибаркин? — спросил Мельников, пока подписывал бумаги, с которыми зашёл Сморковский, — почему до сих пор не вижу приказа о приёме на работу?

— Так Виктор Яковлевич, служба безопасности ещё не согласовала, а без их подтверждения СЭД* блокирует прохождение документа.

(* СЭД — система электронного документооборота)

— К чёрту ваш электронный документооборот! — прошипел Мельников сквозь зубы, испепеляя Сморковского злым взглядом из-под бровей. — Я же сказал, под мою личную ответственность. Поручите администратору этого грёбаного СЭДа деблокировать систему, и подкрепите моё указание почтовой перепиской. Сегодня к вечеру жду подписанный приказ. У меня всё!

Директор по персоналу пулей вылетел из кабинета генерального с раскрасневшимся от полученного нагоняя лицом.

— Что, не в духе?! — еле сдерживала улыбку довольная происшествием Анна.

Сморковский ничего не ответил, лишь обвёл неподвластную ему ассистентку шефа ненавидящим взглядом.

ГЛАВА 6

Механосборочная мастерская, она же экспериментальная лаборатория, размещённая в бывшем складском ангаре на подмосковной промышленной базе, раз за разом наполнялась обрабатывающими станками различного назначения, сложными устройствами и хитроумными приспособлениями. Как не крути, а для изготовления всяких мелочей и не только мелочей, постоянно требуются и сверлильный, и фрезерный, и токарный станки, и не по одному каждого вида. Здесь и заклёпочные аппараты, и аппараты для электро и газосварочных работ, и покрасочная камера, и обжиговая печь. Конечно же, сложные и уникальные узлы заказывали на специализированных заводах, но сборка и подгонка непонятного для непосвящённых изделия производилась по месту в ангаре-мастерской. Что это будет за изделие, знал лишь узкий круг посвящённых людей.

Самыми посвящёнными в дело, конечно же были Мельников, так же главный конструктор Цибаркин и небольшая группа разработчиков-энтузиастов. Цибаркину не хотелось погубить дело всей его жизни, тем более, ему не хотелось подвести Мельникова, положившего на «алтарь» их мечты свою репутацию, свой капитал, свою карьеру, потому толковых ребят, грамотных инженеров в свой конструкторский отдел Василий Степанович подбирал лично. И хотя не последнюю роль в подборе кадров играли и проверенные временем личные знакомства, в команду попадали специалисты и по объявлениям. Так в команде оказался уволенный в запас из авиаотряда войск ПВО Гена Валеев — заядлый геймер, любитель электронщик, грамотный инженер. Очень тщательно Цибаркин подходил и к приёмке каждой детали устройства, и к сборке готовых узлов изделия. Он не покидал ангар-мастерскую круглыми сутками, ночевал и питался там же в своём кабинете, хотя в городе ему была выделена просторная квартира со всеми удобствами, предоставлен бесперебойный трансфер и гарантированы горячие обеды в близлежащем кафе.

Ожидаемым результатом этого коллективного творческого труда явился лабораторный экземпляр — усовершенствованная копия того летательного аппарата, который в своё время Цибаркин испытал на электромеханическом заводе. В этот раз аппарат по внешнему виду представлял собой уже не оцинкованный тазик, а блестящий сплюснутый эллипсоид из высокопрочного титанового сплава. Кабель СКУ* подвели сверху, а к нижней вершине эллипсоида прикрепили мощную пружину работающего на растяжение электронного динамометра, вмонтированного якорем в бетонный фундамент-основание. Внутренности аппарата, претерпели серьёзную модернизацию с учётом приобретённого опыта первых испытаний, и лишь сам гироскоп Цибаркина, сердце всего изделия, остался оригинальным. Его главный конструктор берёг как зеницу ока и, веря в него как в талисман, боялся не то, что усовершенствовать, а даже просто копировать.

(* — СКУ — система контроля и управления)

Стартовую площадку разместили в центре ангара и со всех сторон обвешали веб камерами. Чтобы не допустить пожара, как при первых испытаниях ещё оцинкованного «тазика», с четырёх сторон установили лафетные пожарные стволы. В конторке, отделённой от остального помещения ангара кирпичной стеной и бронированными звуконепроницаемым стеклом, установили демонстрационные мониторы и пульт управления, состоящий из привычной для персонального компьютера клавиатуры и манипулятора «мышь», из повторяющего штурвал самолёта джойстика от компьютерной игры-авиасимулятора, и больших размеров кнопкой аварийной остановки. На монитор СКУ вывели параметры осциллографирования и контроля чуть ли не по каждому устройству аппарата. Это спектральные и электрические сигналы, давление и температура, вибрация и сила тяги, скорость и направление движения.

Исходя из секретности мероприятия испытания решили провести ночью с субботы на воскресенье, когда уже точно никто из непосвящённых сотрудников даже случайно не мог появиться ни в ангаре, ни на прилегающей к нему территории. К аппарату вышел Цибаркин и на веб-камеру прочитал короткую лекцию-доклад об истории создания аппарата, о первых испытаниях и последовавшей за ними модернизацией, о будущей перспективе проекта. Затем все были удалены и на стартовой площадке остался лишь титановый лабораторный аппарат. Мельников, Цибаркин и инженер-испытатель Гена Валеев разместились в конторке.

— Ну с богом! — дал добро Мельников.

От чрезмерного волнения у Цибаркина лихорадочно дрожали руки, поэтому за пульт посадили закалённого воинской службой в прошлом лётчика Гену Валеева.

— Гена, давай как обговаривали, — скомандовал главный конструктор.

— Все системы в работе Василий Степанович, параметры в норме, запускаю гироскоп.

На мониторах засветились огоньки, подтверждающие работу систем, по шкалам побежали цифры изменения рабочих параметров, изображения с веб-камер показали визуальные картинки отдельных устройств и всего аппарата в целом. Гироскоп Цибаркина раскрутился до рабочих оборотов и аппарат, растягивая пружину динамометра, стал медленно подниматься к потолку ангара. Нервы были на пределе. Мельников закусывал губы и щёлкал фалангами пальцев, Цибаркин чуть ли не в один затяг выкуривал сигарету за сигаретой, трясущимися руками прикуривая очередную от предыдущей. Лишь Гена Валеев, внимательно наблюдая за параметрами, уверенно и спокойно управлял испытаниями согласно разработанной Цибаркиным программе.

— Василий Степанович, аппарат выбрал запас пружины, показания динамометра девяносто восемь килограмм, и смотрите, на корпусе эллипсоида и на узле крепления гироскопа наблюдается вибрация.

— Когда она появилась?

— Судя по динамике нагрузок, вибрация появилась при тяге девяносто пять килограмм.

— Опусти до девяносто Гена, и стабилизируй на этой величине. Подержим минут десять.

— Показания динамометра девяносто килограмм, включил режим стабилизации. Вибрация снизилась до минимума.

Цибаркин начал лихорадочно переписывать параметры испытания в свою толстую тетрадку.

— Это что получается, Степаныч, мы с аппаратом подняли и пилота, да ещё в скафандре? — не удержался от сравнения Мельников.

— Не подняли ещё, а лишь приподняли. Боюсь, если тягу увеличим, то пружину порвём, либо якорь из фундамента вырвем. Да и вибрация эта мне что-то не нравится.

— Как вырвем? Ты же всё с запасом рассчитывал.

— Рассчитывал, Виктор Яковлевич, с запасом до полтонны. Только вот смотри, гироскоп и на десять процентов не загружен, — показал Цибаркин на диаграмму нагрузок на мониторе.

— Офигеть! — не удержался Мельников от жаргонного восклицания. — Надеюсь, ты не собираешься на этой величине эксперимент останавливать?

— Нет конечно! Вот дух переведём и продолжим.

Выкурив ещё пару сигарет и исписав в тетради несколько страниц, Цибаркин скомандовал, — поднимай Гена до ста и вновь стабилизируй.

— Поднял Василий Степанович, параметры в норме. Вибрация отсутствует.

— Давай сто двадцать.

— Поднял.

На мониторе индикаторы вибрации засветились красным цветом аварии.

— Давай назад Гена.

Вибрация снизилась до рабочих параметров, красные огоньки поменяли аварийный красный цвет на допустимый зелёный. Остальные параметры так же светились зелёными огоньками, означающими стабильную работу устройств.

— Давай сто пятьдесят, Гена. Двести пятьдесят.

— Опять вибрация.

— Давай чуток назад и с разгона перескачи эти двести пятьдесят. Молодец Гена. Давай четыреста. Пятьсот.

— Пятьсот килограмм, Василий Степанович. Параметры в норме. Был всплеск вибрации где-то на четыреста пятидесяти килограммах.

— Что это? — воскликнул Мельников, показывая рукой за окно конторки.

Из центра бетонного фундамента, в котором закреплён якорь динамометра, в разные стороны расползлись три извилистые трещины. Лишь благодаря армированию конструкция не разрушилась окончательно. Но самое удивительно, на крыше, являющейся и потолком ангара, вдруг «зашевелилась» бетонная плита. Её приподняло над балкой перекрытия и лишь благодаря прикреплённому к ней кабелю освещения, плита пока ещё оставалась на месте. Цибаркин же, выпучив от восторга глаза и не обращая внимание на восклицание шефа, словно заколдованный лихорадочно листал потрёпанную тетрадку, сверяя записи в ней с параметрами на демонстрационном мониторе.

— Смотри Степаныч, пружина растянута неравномерно, — уже затряс Мельников его за плечо. — У основания аппарата спираль, а ближе к якорю она уже прямая. Почему так?

— Боюсь предположить, — наконец-то отвлёкся от изучения своих записей Цибаркин, — возможно поле гироскопа компенсировало силу растяжения пружины у основания аппарата, а ближе к якорю его силы не хватило, потому пружина и растянута.

— А плита Степаныч? Посмотри на потолок.

— С плитой всё в порядке, судя по модели эксперимента, её просто выталкивает.

— Как выталкивает? Ведь тогда аппарат должно прижимать к площадке.

— Действительно, Василий Степанович, — не смог не высказаться и Гена Валеев, — это ещё из третьего закона Ньютона известно, сила действия равна силе противодействия.

— Ньютон здесь уже и не поможет. Я еще при первых опытах, там на Электромеханическом, обнаружил это явление. Думал случайность, теперь оказалось, что нет.

— Ии?! — не терпелось Мельникову услышать продолжение.

— Что «ии»? Сам не понимаю, что это! Возможно, гироскоп образует вокруг себя не просто антигравитационное поле, а поле в виде лифтовой шахты, и возникает некий вектор силы, как в аттракционе с вертикальной аэродинамической трубой. Ну и выходит, что любой расположенный и под, и над гироскопом предмет, будь то якорь, потолочная плита, и наш эллипсоид, всё устремляется вверх. Понимаешь, всё устремляется вверх. Гена проверь, записи точно дублируются на резервных дисках?

— Дублируются Василий Степанович, для истории ничего не пропадёт.

— Степаныч, пока всё не разрушили, эксперимент надо остановить, — уже паниковал Мельников неудовлетворённый объяснением Цибаркина.

— Погоди останавливать, дай налюбоваться. Смотри, силища-то какая!

— Степаныч, — не успокаивался Мельников, — вот усилим якорь и с крышей разберёмся тогда и продолжим.

— Подними Гена ещё на десять, на том и закончим, — словно не слыша шефа скомандовал дрожащим от волнения голосом завороженный происходящим Цибаркин.

Испытатель пробежался взглядом по показаниям приборов, с опаской оглянулся на Мельникова. Шеф стоял, поджав губы, но запрета в его глазах Валеев не прочитал. Тому, тоже зачарованному увиденным чудом, было любопытно увидеть, что же будет дальше, хотя здравый рассудок требовал остановить эксперимент. Тогда Гена, выдохнув порцию воздуха задал тягу в пятьсот десять килограмм. Потолочную плиту тут же сорвало с поперечной балки перекрытия, и она улетела куда-то в ночное звёздное небо.

* * *

— Внимание, несанкционированный объект, — вдруг объявил дежурный оператор сил ПВО города Москвы, уперевшись взглядом в движущуюся точку на мониторе, — движется по хаотичной траектории, курс вертикально вверх, дальность триста километров.

— Пятый девятому, готовность номер один, — тут же среагировал оперативный дежурный и включил сирену.

— Первый пятому. Что значит по хаотичной траектории и почему вертикально вверх? — поступил запрос из командного пункта полка.

— Что вижу, то и докладываю, первый. Объект имеет силуэт плоского прямоугольника, тепловое пятно отсутствует, значит двигатели не включены, словно им выстрелили из катапульты, от того и траектория такая, хаотичная.

— Разговорчики пятый, перегрелись там у себя на точке, — вновь «прилетело» из командного пункта полка. — Хотя стоп. Другие боевые расчёты подтверждают вашу информацию. Готовность номер один подтверждаю. Ракеты на подготовку.

— Пятый девятому, ракеты на подготовку.

— Есть ракеты на подготовку!

— Пятый первому: курс на восток, дальность сто семьдесят километров, высота три тысячи метров, направление по касательной к полису.

— Пятый, информацию подтверждаю. Объект уничтожить.

— Пятый девятому, очередью две ракеты, первая, четвёртая — пуск.

В ночное подмосковное небо по направлению к неопознанному объекту одна за другой взмыли две зенитные ракеты.

— Девятый пятому. Пуск произведён.

— Принято девятый. Второй очередью две ракеты, вторая, третья — пуск.

По направлению к неопознанному объекту направились ещё две зенитные ракеты. Цель была обречена. Силы противовоздушной обороны, так называемый небесный «зонтик» столицы Российской Федерации города Москвы, успешно справились со своей задачей и уничтожили несанкционированный объект, раскидав его мелкие обломки по прилегающей территории. Лишь яркие вспышки озарила ночное небо и по округе разнёсся раскатистый гром.

* * *

Потолочную плиту тут же сорвало с поперечной балки перекрытия, и она улетела куда-то в ночное звёздное небо. Якорь динамометра вырвало из бетонного фундамента и припружинило к основанию аппарата. Аппарат, словно гусеница, обернулся в крутящийся локон своего неведомого поля, испытателей ослепила яркая, голубого цвета, вспышка и эллипсоид растворившись в пространстве исчез вместе с якорем.

— Стооооп! — заорал Мельников и со всего маха ударил ладонью по кнопке аварийной остановки, но было уже поздно.

Обрывок кабеля СКУ, что остался после отрыва от аппарата сворачиваясь в моток с шумом свалился на разрушенную в бетонные обломки стартовую площадку. Через несколько минут вернулся из небесного пространства блестящий эллипсоид экспериментального аппарата и с грохотом пройдя отверстие в крыше рухнул навзничь рядом с мотком обрывка кабеля. Потолочная плита не вернулась, лишь две яркие вспышка озарила ночное небо и по округе разнёсся раскатистый гром. Участники эксперимента, поражённые увиденным, долго не могли прийти в себя. Даже невозмутимый на вид испытатель Гена Валеев сидел с раскрытым от удивления ртом. Все трое молча вышли из конторки и обступили покорёженный после падения титановый корпус эллипсоида. Перевёрнутый вверх тормашками, покорёженный от падения, да ещё и проломившийся сквозь дыру в потолке, с торчащей вверх пружиной он напоминал лежащую на спине и от того беспомощную черепаху.

— Что это было? — первым нарушил молчание Мельников.

Цибаркин обошёл поверженный эллипсоид со всех сторон, заглянул под аппарат, потряс его за торчащую вверх пружину динамометра, словно во всём этом мог крыться ответ.

— Боюсь предположить, — вдруг засветилось ликованием его лицо, — мы совершили прорыв. Понимаешь Виктор Яковлевич, МЫ СОВЕРШИЛИ ПРОРЫВ! Гена, мы совершили прорыв!

— Ну и?

— Поле, которое мы сгенерировали, оказалось настолько мощным, что с лёгкостью преодолело земную гравитацию. Понимаете?! Поле своей силой вытолкнуло потолочную плиту и даже вырвало из бетонного фундамента якорь.

— Это я видел, — Мельникову явно было недостаточно такого объяснения. — Мы все видели, что произошло, Степаныч. Мы все видели и как вырвало якорь, и как плита улетела неведомо куда. Собственно, эту теорию ты нам только-что и втолковывал. Только вот непонятно, почему наш аппарат вдруг исчез, почему вдруг растворился в пространстве? И ещё эти непонятные вспышки в небе. Или только мне одному это привиделось?

Цибаркин, не до конца веря в своё невероятное предположение, ещё раз обошёл эллипсоид со всех сторон, ещё раз заглянул под аппарат, потряс его за торчащую пружину динамометра.

— Возможно, вырвав якорь, аппарат резко взлетел как из катапульты, от того мы и не успели увидеть его в момент отрыва. Гена, надеюсь ты позаботился о скоростной съёмке?

— Конечно! — испытатель уже держал в руках раскрытый ноутбук и рассматривал файлы видеозаписи.

— И что там?

— Смотрите сами, — не решился Гена сделать вывод от увиденного на мониторе ноутбука.

— Не может быть!

Все трое вновь были ошарашены. Судя по замедленным кадрам скоростной съёмки, летательный аппарат, обернувшись в крутящийся кокон своего таинственного поля и после голубого цвета вспышки, действительно растворился в окружающем пространстве, исчез из видимости, и только после этого произошёл отрыв якоря от бетонного фундамента. Увлекаемая эллипсоидом пружина динамометра так же исчезла из видимости, как только сжавшись полностью попала в границы поля гироскопа. Выходит, что аппарат рванул вверх как из катапульты лишь после того, как он исчез из видимости.

ГЛАВА 7

Руководитель программы Мельников, главный конструктор Цибаркин и испытатель Гена Валеев уже который час кадр за кадром изучали полученные с веб-камер видеозаписи, сопоставляли их с цифровыми записями осциллограмм и аналоговыми показаниями регистраторов. Результаты проведённых испытаний во многом поддавались логическому объяснению и подтверждались теоретическими расчётами главного конструктора. И всё же, совершенно фантастическим и непонятным оставался главный вопрос, вопрос исчезновения аппарата и вопрос связи их опытов со вспышкой в ночном небе и последующим за ними раскатистым громом. То, что не вернулась на своё место потолочная плита, вопросов не вызывало. Так как траектория её полёта из-за прямоугольной формы и парусности по умолчанию могла быть хаотичной, то валяется она где-нибудь на пустыре, и никому не мешает. Главное, чтобы никого не пришибло. Да и кто может болтаться на промзоне, да ещё и ночью с субботы на воскресенье? Разве что сторожа.

— Геннадий Сергеевич, — Мельников ко всем сотрудникам лаборатории, в том числе и к Гене Валееву, за исключением, конечно, Цибаркина, всегда обращался по имени и отчеству, — можете пробить по всяким там социальным сетям, не было ли прошедшей ночью каких-либо происшествий. Что говорят про вспышку и гром, может кто что видел и так далее?

— Да легко Виктор Яковлевич, сейчас займёмся.

— Ну что скажешь Степаныч, есть какие-то предположения? — обратился он уже к Цибаркину, когда Валеев погрузился в плотную паутину интернета.

— Да сам ничего не понимаю. Видимо, генерируя гравитационные поля мы прикоснулись к чему-то неизведанному. Боюсь, мы стоим на пороге открытия, Виктор Яковлевич, непонятного пока открытия.

— А почему вдруг боишься-то?

— Да потому Виктор Яковлевич, стар я уже и здоровье пошаливает. А для того, чтобы об этом явлении заявить, как об открытии, требуется и время, и здоровье. Иначе коммерсанты от науки сначала всё загубят на корню, на взлёте так сказать, а затем присвоят всё себе. Я за свою жизнь с этим столкнулся не раз.

— О чём ты говоришь, Степаныч, о каком здоровье, в твои-то годы.

— Понимаешь, мои прошлые запои даром не прошли. Я ведь тогда и с инсультом познакомился. А теперь боюсь, не дожить мне до того дня, когда наш аппарат в космосе окажется. Об открытие и говорить нечего.

— Что это ты вдруг скис, Степаныч? Переработал видимо. Надо тебе развеяться, отдохнуть. Давай я тебя в санаторий устрою, здоровье тебе поправим и займёшься ты своим открытием с новыми силами.

— Нельзя мне в санатории, я там компанию себе найду обязательно и ударюсь в пьянку. На этом наша деятельность и закончится.

— Что-то ни то тебе не подходит, ни это. Ты действительно устал, от того и капризничаешь. Короче, даю тебе на понедельник выходной. Так что отправляйся домой, выспись, сходи в баньку с другом со своим Вазгеном, знаю, вы с ним закадычные банщики, а во вторник со свежими силами приходи в лабораторию. К тому времени мы с твоим Валеевым результаты испытаний в порядок приведём, и аппарат вскроем, посмотрим, что там к чему.

— Только не надо без меня аппарат вскрывать, обещай мне Виктор Яковлевич.

— Ладно, без тебя не вскроем, обещаю!

Перед уходом Цибаркин ещё раз обошёл эллипсоид со всех сторон, заглянул под аппарат, потряс его за торчащую пружину динамометра, посмотрел на зияющую дыру в крыше ангара, почесал затылок и направился к ожидающему его автомобилю. Мельников приготовил в кофе-машине, что была установлена в бытовке для всего персонала мастерской, две чашки ароматного кофе и одну из них поставил на стол перед Геной Валеевым.

— Геннадий Сергеевич, пиццу заказать вам?

— Да, пожалуйста! Такую пожирнее, я бы целый круг съел, — ответил Валеев, не отрываясь от монитора компьютера.

«Что же это всё-таки могло быть? — размышлял Мельников стоя у помятого от жёсткого падения корпуса эллипсоида. — Фантастика какая-то! Может действительно преодолев гравитацию, мы вторглись в ещё не изученную сферу науки, в сферу с новыми представлениями о мире, о природе? Конечно, страшновато перед неизведанным. Ведь не зря Цибаркин, можно сказать, испугался этого. То, что у него не хватит здоровья и он не успеет своё открытие засвидетельствовать, это лишь ширма. В действительности он боится, что ему не удастся осмыслить, разобраться в сути этого непонятного явления. Да уж! Тот же Исаак Ньютон, тот же Альберт Эйнштейн, они, прежде чем сделать свои великие открытия, прошли большую научную школу, имели, так сказать, университетские образования и сделали себе имя в научных кругах. А у Василия Степановича за спиной всего лишь провинциальный ВУЗ и конструкторское бюро завода. Что не говори, но, чтобы всё что мы увидели, обосновать теоретически и представить, как открытие, Цибаркину и базы и имени точно не хватает»

— Виктор Яковлевич, — оторвал его от размышлений Гена Валеев, — я тут довольно любопытные вещи раскопал.

— Ну рассказывайте!

— Смотрите — вот здесь я собрал кадры съёмок с видеорегистраторов, камер наблюдения, и просто случайных записей со смартфонов, ну те, что пользователи выложили в сеть. Получается, что вспышка и гром, это атака ракет противовоздушной обороны. Смотрите, вот на этих видео одна ракета за другой, а вот следом за ними ещё две. И все они сошлись в одной точке, где и произошла вспышка. А что это за точка, на кадрах не видно. То же самое можно проследить по любительским фото.

— И куда же они целили, если аппарат вернулся невредимым?

— Вот именно! Так вот, мой бывший сослуживец поведал в личной переписке, что радары ПВО зафиксировали предмет прямоугольный формы, который летел снизу-вверх по хаотичной траектории. Вот его-то они и сбили своими ракетами.

— Прямоугольной формы, — задумался Мельников почёсывая лоб, — не уж-то они сбили нашу потолочную плиту? Вы знаете, что это значит, Геннадий Сергеевич?

— Это значит, что силы противовоздушной обороны, так называемый «небесный зонтик» Москвы, настолько надёжен, что даже бетонная плита мимо не прошмыгнёт, не то, что просто мышь летучая, — полушутя ответил Валеев, понимая, что Мельников имел в виду нечто другое.

— Совершенно верно! Даже бетонная плита! Выходит, наш аппарат они не увидели! Или просто проглядели? — вдруг засомневался Мельников. — Отвлеклись на плиту и проглядели. А, Геннадий Сергеевич?

— Не могли они проглядеть, Виктор Яковлевич. Точно знаю, даже птица не пролетит незамеченной, а здесь наш аппарат приличных размеров, да ещё и металлический. Да как за нефиг делать, засекли бы. Это я вам как ПВО-шник ПВО-шнику говорю.

— А если он не успел высоко подняться? Ведь кабель оборвало, и система обесточилась.

— Система автономна Виктор Яковлевич, и там аккумуляторы установлены. Забыли, что ли? И мы с Василием Степановичем в полётном задании возврат в исходную точку запрограммировали. Так, на всякий случай. Аппарат потому и вернулся.

— Ну да, аккумуляторы, — задумался вновь Мельников.

— Радары ниже трёхсот метров не видят, а наш аппарат полюбому должен был выше тысячи метров подняться, потому долго и не возвращался, — продолжил рассуждать Гена Валеев, — там в «чёрном ящике» все записи должны сохраниться, вот вскроем аппарат, там всё и увидим.

— А ваш сослуживец. Ему можно доверять? Может это, как говорится, фейк. Ведь информация, насколько я понимаю, может быть секретной.

— Конечно, информация полюбому секретная. У него жена диспетчером на командном пункте сидит. Так вот она в курилке слышала разговор двух офицеров, а он по старой дружбе мне и поведал.

— Интересно как-то у вас получается — жена рассказала секрет мужу, муж поведал сослуживцу, по старой дружбе так сказать, и никакой военной тайны. Надеюсь, вы с ним нашими секретами не делитесь?

— Нет, конечно, Виктор Яковлевич, я вообще могила по жизни. А насчёт военной тайны, нефиг было этим офицерам в курилке языками молоть.

— И не надо ни с кем делиться Геннадий, — вдруг перешёл Мельников на обращение по имени, — нам бы самим разобраться, что такое сотворили, а уж потом с миром делиться будем.

— И ещё, — не успокаивался Валеев, — ПВО-шники наверняка направили поисковые команды обломки собирать, и с неба территорию осматривать будут, а у нас дыра в крыше.

— Вот это ты правильно приметил!

Мельников тут же достал из кармана мобильный телефон.

— Айказ Арутович привет! Прости друг, что рано разбудил, да ещё в выходной день.

— Здравствуй Виктор Яковлевич! Не надо извиняться, дарагой. Ты же знаешь, для меня выходных не бывает. Говори, что случилось, для тебя всё что ни попросишь, сделаю.

— Да крыша у меня на ангаре прохудилась, и сделать её надо оперативно, так чтобы даже следов ремонта не осталось.

— Да без проблем, дарагой. Когда надо сделать.

— Говорю же, оперативно, значит — вчера. Давай срочно приезжай друг, жду.

Цибаркин не стал дожидаться вторника, а уже в понедельник с утра руководил разборкой своего аппарата. Наблюдая, как сверкающие искры летят из-под диска отрезной машинки, которой молодой монтажник Вова Буторин разрезал титановый корпус эллипсоида, помятого от удара оземь во время испытаний, он в нетерпении переминался с ноги на ногу, при этом то приседал на корточки, чтобы хоть что-то разглядеть сквозь уже образованную от среза щель, то вновь вставал, чтобы закурить очередную сигарету. Сверхпрочный сплав титана режущему инструменту поддавался с трудом. Уже израсходовали четыре абразивных диска, а корпус аппарата не был вскрыт и на половину. Конечно, неподатливость материала корпуса свидетельствовала о правильности подобранного редкого сплава титана, но это обстоятельство и в большой степени препятствовало вынужденному вскрытию эллипсоида.

— Может газовой горелкой попробуем? — предложил монтажник, когда пришла пора менять очередной диск.

— Нет Володя, никакой горелки, иначе повредим внутренности. Давай перекури и продолжим.

Гена Валеев в это время заперся в конторке и продолжал просеивать паутину интернета в поисках свежей информации о происшествии в ночном небе Подмосковья. Мельников в это время был занят управленческой деятельностью своей компании, потому на разборке аппарата не присутствовал.

— Ну что Гена, есть новости из твоих сетей? — заглянул Цибаркин в конторку к Валееву, пока монтажник отдыхал на перекуре.

— Конечно есть! Вот смотрите: грибник на смартфон заснял в лесу группу солдат, которые упаковывали в мешок обломок бетона. А вот владелец гаража сетует на проломленную крышу. Смотрите, кусок бетона в рубероиде торчит. Рыбак вообще заявил, что видел, как в небе над озером разорвался метеорит и его обломок рухнул в болото. И подобных сообщений много. Всё сводится к тому, Василий Степанович, что обломки эти бетонные и, по-видимому, это была наша потолочная плита. А нашего аппарата так никто и не видел.

— Будем надеяться, Гена. Рано ещё афишировать наше изделие, время не пришло.

Лишь к концу дня удалось распилить корпус эллипсоида и извлечь из него так называемый «чёрный ящик». К тому времени в лаборатории появился и Мельников, переложивший часть вопросов по руководству компанией на плечи своего зама. Ко всеобщему удовлетворению, все внутренности аппарата остались целыми, без повреждений. Сердце всей конструкции, гироскоп Цибаркина, так же сверкал своим металлическим блеском. Лишь ослабли болтовые крепления отдельных узлов внутри аппарата, видимо по причине повышенной вибрации, сопровождающей этапы эксперимента.

— Ну давай Гена быстрее выводи записи на монитор.

Цибаркину не терпелось ознакомиться с результатами запуска эллипсоида, записанными на жёсткий диск «чёрного ящика». И пока испытатель Валеев колдовал над аппаратурой и выводил параметры на мониторы, Цибаркин от волнения переминаясь с ноги на ногу выкурил ни одну сигарету.

— Смотрите, вот здесь на графике видно, аппарат поднялся аж на полторы тысячи метров, это по барометрическому альтиме́тру*, — комментировал испытатель динамику полёта по графику, — а вот радиовысотомер ничего не показал, странно. Вот здесь «полочка», это аккумуляторы разрядились на половину и аппарат, согласно полётному «заданию», прекратил подъём. Вот в этой точке наступил режим посадки, и он благополучно вернулся на стартовую площадку. Только вот почему-то с высотой не угадал и прекратил посадку где-то над крышей. А дальше просто грохнулся, так как стал не управляемым.

(* — Альтиме́тр от латинского altus высоко — прибор, предназначенный для измерения высоты, применяется в авиации как пилотажно-навигационный прибор).

— Видим, видим Геннадий, — подбадривал его Мельников, — ты молодец! Версия твоя подтвердилась, аппарат действительно поднялся достаточно высоко, так что радары ПВО не должны были его не обнаружить. А то, что с высотой не угадал, так это выстрел пружины подбросил аппарат выше расчётной точки старта и от того всю ориентацию сбил. Я так думаю!

Целую неделю Цибаркин не покидал лабораторию. Он «зарылся» в бумагах и без перерывов на обед и на сон со свойственной ему скрупулёзностью изучал результаты испытаний, пытаясь разобраться в сути, в смысле, в природе необъяснимых явлений. Прошерстил все доступные научные публикации, просеял всевозможную информацию в интернете, изучил все невероятные факты и прочие технические сведения, но так и не нашёл ответа на вопрос: почему в какой-то момент летательный аппарат исчез из визуальной видимости, и не только из визуальной, но и из физической, иначе бы радиоволновые излучения радаров ПВО его обязательно обнаружили. Никто подобного явления ранее не наблюдал, и тем более не создавал. И не удивительно, гироскоп конструкции Василия Степановича Цибаркина с его необычными, необъяснимыми и фантастическими свойствами был уникален и существовал в единственном экземпляре.

Понимая, что главный конструктор слишком зациклился на поиске причин исчезновения из видимости эллипсоида и совсем перестал заниматься вопросом строительства самого́ космического аппарата, Мельников при первом же удобном случае «выдернул» его из лаборатории на прогулку по близлежащему парку.

— Что скажешь Степаныч, есть прогресс в поисках истины?

— Да какая там истина. Не хватает мне образования Виктор Яковлевич. Я ведь простой конструктор-самоучка, а чтобы понять, что мы здесь такое сотворили, большая наука требуется. Короче мы зашли в тупик, и я не знаю, как из него выбраться.

— Тупик он на то и тупик, что впереди дороги не наблюдается. Значит надо вернуться и может быть другой дорожкой пойти.

— В смысле, вернуться? Куда?

— К первоначальному плану, Василий Степанович. Что-ли забыл? Мы же собирались на твоём аппарате подняться в космос. Из истории известно, даже великие полководцы не всегда выигрывали сражения, если отклонялись от первоначального плана. А мы с тобой скромные инженеры, так что куда нам до полководцев. Поэтому предлагаю, идею с полётом в космос развивать дальше. А явление дематериализации, не побоюсь этого слова, мы оставим на потом. Слона надо съедать по частям, Василий Степанович. Может быть, пока мы строим аппарат, истина сама и откроется. Вот на чём ты сейчас остановился с этим явлением?

— На чём, на чём. Разгадка где-то рядом, я это чувствую. Пока что можно сделать вывод, и то, предварительный: аппарат исчез в момент, когда тяга достигла пятьсот десять килограмм, или где-то около того. Это так же, как преодоление звукового барьера сверхзвуковым самолётом — он уже где-то там далеко, и лишь потом мы слышим хлопок и звук работы турбин. Нечто подобное произошло и с аппаратом. Хлопок в виде вспышки, и аппарат исчез. Дематериализовался, как ты соизволил выразиться. Понимаешь, мы сумели преодолеть некий визуальный, либо, зрительный барьер. Не световой, так как скорости света не достичь, а зрительный. А может даже и материальный. И эти пятьсот десять килограмм, это всего лишь косвенная величина, а может и случайная. Чтобы в этом разобраться потребуется серия стендовых испытаний, тогда мы сможем откалибровать индикатор мощности и контролировать тягу. А без контроля тяги мы в космос как барон Мюнхгаузен из пушки полетим.

— Так давай мы этими испытаниями и займёмся, Степаныч. Укрепим фундамент якоря, сверху построим мощный купол-саркофаг, чтобы твой эллипсоид уже точно не улетел, и проведём твои испытания. А параллельно будем строить полноразмерный аппарат сразу для двоих пилотов. Насколько я понимаю, полёт возможен и в визуально-материальных добарьерных режимах.

— Возможен-то возможен, только вот его радары засекут так же, как засекли нашу потолочную плиту, и ракетами расстреляют.

— Это ты точно подметил. Всё равно аппарат строим, здесь же проводим предварительные стендовые испытания, а на счёт полётных испытаний что-нибудь придумаем. Только вот Степаныч, без резервного гироскопа мы рискуем остановиться на полпути. Когда мы его увидим наконец?

— С резервным гироскопом незадача получается Виктор Яковлевич. Не удаётся мне чертежи в точности воссоздать. Уже два экземпляра изготовили по чертежам этим, не работают. Хоть оригинал распиливай, чтобы понять саму изюминку конструкции.

— Так давай распилим.

— Боюсь я оригинал пилить, не восстановлю потом. Вот тогда не просто остановимся, а встанем надолго и, возможно, навсегда.

— В наше-то время и копию не сделать? Не поверю. Нынче весь технический прогресс на промышленном шпионаже держится. Те же ракетные технологии, не говоря уже об атомной бомбе.

— Так-то оно так Виктор Яковлевич, только вот американцы так и не смогли наш «РД-180»* воссоздать, хотя всю техническую документацию имеют. А для нашего гироскопа даже оригинальных чертежей нет, да и болванка, из которой корпус для него выточен, из какого-то секретного сплава оказалась. Завод-то военный был, засекреченный. Я тебе рассказывал, если помнишь. И обмотки статора с ротором не из меди намотаны, а из сверхтонкой трубчатой проволоки, тоже сплав какой-то не простой, сверхпроводящий. Из всех комплектующих лишь жидкий азот и имеем.

— Ты опять за своё Степаныч. Такую штуковину соорудил, и вдруг отступать надумал. Откуда столько пессимизма?

— Откуда, откуда? Оттуда! Ведь тогда какое-то озарение на меня нашло, словно во сне всё происходило. Тут же по-быстрому в чертежах всё зафиксировал, а для верности эти чертежи ещё на фотоплёнку заснял. Но тот пожар, будь он не ладен, всё уничтожил. Нет чтобы плёнку домой отнести, так нет же, хранил её там же в мастерской.

— Опять двадцать пять! Сломайся гироскоп — без его копии остановимся. Распилим оригинал — копию вообще не создадим и встанем окончательно. Тупик получается Степаныч.

— Понимаю я Виктор Яковлевич, что тупик. Втянул тебя в эту авантюру, теперь ночами не сплю, думы мучают всякие. Хоть программу сворачивай.

— Ну на счёт «сворачивай» ты, конечно, погорячился дружище, такое решение дано только мне принимать, потому резолюция моя, следующая: программу продолжаем как наметили, вплоть до космических полётов. К тому времени глядишь на тебя вновь снизойдёт озарение. А не снизойдёт, распилим твой гироскоп к чёртовой матери и попытаемся копию воссоздать.

(* — РД-180 — Российский двухкомпонентный жидкостный ракетный двигатель закрытого цикла, разработан в середине 1990-х годов, производится на территории России в «НПО Энергомаш»)

ГЛАВА 8

Работа на испытательной площадке закипела с новой силой. Крышу ангара-лаборатории строители Айказа Казаряна залатали ещё в воскресенье, сразу после неоднозначных испытаний эллипсоида, потому поисковым группам сил ПВО Москвы не удалось обнаружить ничего подозрительного, хотя они и кружили несколько суток подряд на своих разведывательных вертолётах, запускали над территорией предполагаемого взлёта неопознанного объекта оснащённые фото и видеоаппаратурой беспилотные дроны, тщательно опрашивали сторожей и работников всех объектов промышленной зоны — никто ничего не видел, кроме запуска ракет ПВО.

Фундамент якоря динамометра заложили по всем правилам инженерного искусства, его рога «загнали» под углом к горизонту в глубокие скважины и, плотно заармировав, залили прочным цементобетоном. Купол над «стартом» так же плотно заармировали и мощными вантами прикрепили к расположенным по периметру шести бетонным якорям, с так же заглублёнными рогами. На всех крепёжных устройствах, на фундаментах якорей, на куполе и на вантах, на колоннах и на крыше, на других основных конструктивных элементах ангара установили всевозможные датчики, обеспечивающие контроль напряженно-деформированного состояния основных конструктивных элементов, контроль изменения пространственных характеристик объекта, перемещений основных элементов здания относительно друг друга, измерения собственных частот колебаний здания. Учитывая, что для проведения очередных испытаний на полноразмерном аппарате потребуется надёжный источник дополнительной энергии, на площадке рядом с ангаром решили установить мощную дизель-генераторную установку.

Главный конструктор настолько погрузился в решение абсолютно всех производственных вопросов, начиная от строительных дел и заканчивая техникой, что готов был довести себя до истощения. Опасаясь за его здоровье, Мельников приставил к Цибаркину персонального доктора, который несмотря на протесты со стороны пациента чуть-ли не насильно пичкал его витаминными капельницами и прочими процедурами. Доклады от главного конструктора о ходе работ Мельников стал принимать не в своём кабинете и не в лаборатории-ангаре по месту производства работ, а во время пеших прогулок в близлежащем парке, тем самым давая Цибаркину возможность хоть немного сменить окружающую обстановку и подышать свежим живительным воздухом.

— Тебе надо отдохнуть Василий Степанович. Смотри на кого стал похож: мешки под глазами, худющий, ни кожи, ни рожи. Прости за грубость.

— Ты опять за своё Виктор Яковлевич. Надо ещё многое успеть, так что не поеду я в твой санаторий.

— Да бог с ним с санаторием, предлагаю просто развеяться на пару-тройку дней. Давай-ка съездим на рыбалку, мозги проветрим, там глядишь новые идеи появятся.

— Я так-то не рыбак, хотя рыбалка, конечно, дело хорошее. Но недосуг нынче. Дизель-генератор вот-вот доставят, и сразу к наладке надо приступать.

— Так дизель лишь на следующей неделе появится. Я же помню, когда контракт на поставку подписывал.

— Не на той неделе, а уже завтра. Я с поставщиками договорился.

— Ну, ты Степаныч даёшь, вперёд паровоза прёшь! Так пусть хоть и завтра. Пока монтажники его установят, пока наладчики опробуют и к распредустройству напряжение подадут, минимум три дня пройдёт.

— Если над ними не стоять, неделю копошиться будут, потому и нельзя мне отлучаться Виктор Яковлевич.

— Нет дружище, так дело не пойдёт. Завтра получишь свой дизель-генератор и едем на рыбалку, на пару суток. Вернее, летим.

— Опять к себе в «Ханты*» зовёшь? Слышал, рыбалка там отменная, но буду себя не на месте чувствовать, ведь затянут с монтажом.

(* — Имеется ввиду Ханты-Мансийский автономный округ на севере Тюменской области)

— Не затянут, Степаныч, прораб у монтажников грамотный, дело своё знает.

— Всё равно как-то не по себе. Не могу я мастерскую не то, что на день, на час не могу оставить. Вот сейчас гуляем с тобой, а душа не на месте. Удалось ли Петру Ивановичу направляющую выточить точно по чертежу? Не знаю. Деталь сложная. Вдруг надо вместе покумекать, как правильно резец установить, как деталь закрепить на станине.

— Твой Пётр Иванович высшего класса токарь, его учить, только портить, — вставил аргумент Мельников. — Не объять необъятное, друг, — продолжил он после паузы, — и побольше доверяй людям, иначе люди самостоятельно работать разучатся. Я ведь не лезу в тонкости твоего производства, а так порой хочется!

— Ну да!

— Так вот Василий Степанович, — дальше гнул свою линию Мельников, — я, как твой работодатель, оправляю тебя с собой в командировку в Ханты-Мансийск. В командировку творческую и деловую.

— В смысле, в творческую и деловую? Не понял.

— Там и поймёшь.

ГЛАВА 9

— А знаешь, Виктор Яковлевич, я ведь раньше ходил на щуку, когда ещё пацаном был.

Мельников и Цибаркин пробирались сквозь таёжный бурелом к заветной заводи на Большом Югане, левом притоке сибирской реки Обь. Небо к тому времени затянуло плотными тучами, и путники оказались под неприятным моросящим дождём.

Мельников ещё во времена бурной молодости, когда после института лишь только приступил к трудовой деятельности на таёжных нефтепромыслах, приметил здесь на Югане богатое рыбой место. С тех пор он при каждом удобном случае приезжал в эти заповедные края и отдыхал душой и телом от тяжёлого труда нефтяника. А когда по рекомендации тогдашнего райкома пошёл по комсомольской линии и затем в начале девяностых после заката комсомола занялся бизнесом, приезжал проветрить мозги и успокоить нервы.

— Да разве у вас под Тюменью щука? Подрасти не успеет, как вы её всем городским скопом вылавливаете. Был я как-то в ваших местах на рыбалке, на Пышме, одни карандаши* за блесну цеплялись.

(* — имеются ввиду мелкие щурята размером чуть большим канцелярского карандаша)

— Спорить не буду, Виктор Яковлевич, но твою юганскую щуку я ещё не видел.

— Увидишь, Степаныч, увидишь и щуку юганскую, и просторы гигантские.

Обогнув лесное унылое болотце, они устроили привал на небольшой полянке, что раскинулась на горке между рыжестволых сосен. Дождик к тому времени прекратился, но желанное солнце всё ещё пряталось за тучами.

— Не понятно, что ты задумал Виктор Яковлевич? — не умолчал Цибаркин по поводу их поклажи. — Мне эту видеокамеру зачем-то вручил, сам же ноутбук непонятно для чего прёшь с собой, и коробка эта, что в рюкзаке, явно не для улова предназначена.

— Увидишь Степаныч для чего коробка, и ноутбук, и видеокамера, всему своё время, — не стал Мельников раскрывать секрет своей задумки.

У пологого пригорка, что на берегу речной заводи, они вышли к необычной избушке в прямом смысле, к избушке «на курьих ножках» — бревенчатый домик, возведённый по хантыйской традиции на развесистых ветвях векового кедра.

— Ого! — не смог сдержать восторга Цибаркин, — у тебя здесь целое Лукоморье как в сказке Пушкина, разве что русалки не хватает.

— Здесь всё как в сказке, друг! Я здесь душой отдыхаю, реабилитацию, так сказать, прохожу. Вот перекусим с дороги, и «щуку-русалку» изловим. Ты таких не видывал, я уверяю.

— Ну, ну! Не говори «хоп»!

Наверх в домик поднялись по приставной лестнице, припрятанной от постороннего глаза рядом в зарослях густого кустарника. Избушка состояла из небольшой открытой веранды-балкончика и жилой комнаты с топчаном и прикроватной тумбочкой, с маленькой печуркой, по форме, напоминающей русскую печь.

— Ого! — не смог вновь удержать восторга Цибаркин. — Действительно как в сказке, даже печка как настоящая. А почему камин не установил?

— Камин, это баловство друг мой, годится лишь для тёплой Европы. А в наших широтах без проверенной веками русской печи зиму не пережить. Вот загляни в топку, чем тебе не камин. Зато за счёт конструкции и объёма печь в отличии от буржуйского камина становится отличным аккумулятором тепла.

— А ведь это и есть то самое Лукоморье, Степаныч, о котором Арина Родионовна маленькому Саше Пушкину рассказывала, — продолжил Мельников, когда Цибаркин с неподдельным любопытством осмотрел оригинальную конструкцию печи, — многие из рода Пушкиных ещё при царе-батюшке служили и даже отбывали ссылки в этих местах, вот их рассказы и трансформировались в сказки легендарной няни. Ну а Александр Сергеевич уже нафантазировал, как мог. Гений как-никак!

— Так я всё больше по части техники, не до сказок как-то было.

— А зря Степаныч, зря! Вот, например, Баба Яга на ступе летает. А ступа эта не предвестница-ли твоего аппарата?

— Наговоришь тоже. Насколько я разбираюсь в мифологии, у буддистов ступа предназначена для хранения праха умерших при переходе души из нашего мира в иной.

— Вот именно, при переходе в иной мир. А не тот ли переход мы пытаемся совершить полётом в космос? А не произошёл ли тот самый переход, когда наш эллипсоид дематериализовался? А не напоминает ли наш эллипсоид по форме куполообразный буддийский храм-ступу? Может божественный Будда на землю как раз на ступе и спустился? Не зря же там помещают статую с его изображением, не зря же там хранят частицы его тела, вплоть до священного волоса.

— Ты Виктор Яковлевич, конечно, фантазёр ещё тот. Но некая логика в твоих словах есть. Чтобы тебя понять, мне научно-мифологической базы недостаточно. Я больше по части техники.

Когда Мельников раскрыл внутренние ставни, ветер уже разогнал тучи окончательно и солнечные лучи осветили противоположную стену помещения.

— А не об этой ли Русалке ты мне толкуешь? — хитро прищурился Цибаркин, показывая взглядом на ажурные женские трусики, невесть как оказавшиеся на бельевой верёвке, натянутой вдоль осветившейся стены.

— Гх, гх! — закашлялся Мельников от пикантной неловкости, свидетелем которой случайно стал его товарищ по походу. — Женщины тоже на охоту ходят, видимо кто-то и оставил.

— Ну, ну! И Русалка у тебя на ветвях сидит, видите ли, и охотница Диана в гости заглядывает, — не сдерживал улыбки Цибаркин.

***

Конечно же Цибаркин попал своей дружеской шуткой в самую точку, упомянув мифическую Охотницу Диану, якобы посетившую Мельникова в этой лесной избушке на курьих ножках.

Ведь ещё тогда, перед поездкой на охоту на Большой Юган, на железнодорожном вокзале рядом со Терентием Ивановичем, давнишним товарищем Мельникова, его действительно поджидала и Евгения. Та самая Евгения, которую Мельников ещё в её детстве в шутку прозвал Охотницей Дианой и с которой столкнулся накануне, когда наутро после дружеского застолья с Серёгой Парыгиным выходил из гостиничного номера.

— Привет Иваныч, давненько не виделись, — протянул Мельников руку старому охотнику.

— Привет Витя! Как дела.

Друзья крепко обнялись.

— Дела как сажа бела, дружище. Если бы не ты, не вырваться мне на Юган и в этот раз. Кстати, как ты меня нашёл, ведь столько лет прошло.

— Так это всё внучка моя, Женя. Она ведь у меня нынче журналистка вездесущая, та ещё проныра. Помнишь её? — показал Терентий Иванович взглядом на стоящую рядом молодую красивую женщину в камуфляжном костюме и с распущенными черными волосами.

— Теперь уже помню, конечно. Ну здравствуйте Евгения!

— Здравствуйте Виктор Яковлевич! — протянула она руку глядя испытывающим взглядом прямо ему в глаза.

На этот раз Мельников пожал Евгении руку уже доброжелательно и тепло.

Объявили отправление, и пассажиры разошлись по своим вагонам. Вся команда из шести человек вновь собралась вместе лишь под утро на перроне станции Усть-Юган. Загрузившись в УАЗик-буханку, охотники двинулись дальше по лесной дороге к заветному домику лесника, где обычно и останавливались лагерем в дни открытия осенней охоты. Следующим утром, пока ещё не рассеялся туман, глава похода егерь Тарас Егорыч приступил к расстановке охотников по номерам. По неписанному охотничьему закону завсегдатаи выбирали номера первыми, это были сам егерь, лесник-хант Матвей и конечно же старый охотник-завсегдатай Терентий Иванович. Затем шла очередь так называемых прогульщиков, к которым относился и Мельников, и последними были новички. Евгения по умолчанию конечно же была приписана в нагрузку к своему деду Терентию Ивановичу.

— Пятым номером, вот здесь у коряги на излучине «Безымянки*», встанет Виктор Мельников, — егерь указал на крестик на карте и рядом с ним вывел карандашом буквы «ВМ». — Здесь ему нужен напарник, иначе зверь может уйти вдоль болота.

(* — лесная речушка, обозначенная на карте охотников как «Безымянная»)

— Чур, это буду я, — тут же вызвалась Евгения и встала по стойке «смирно» рядом с Мельниковым.

Егерь из-под бровей сердито взглянул на бравую претендентку в напарники к пятому номеру, затем взглянул на Терентия Ивановича, и получив от него одобрительный кивок, под буквами «ВМ» вывел дополнительные «ЖД», что значит Женя-Диана.

Сначала, чтобы не спугнуть зверя, Мельников и Евгения молча затаились в засаде в двадцати шагах друг от друга. Когда зверь благодаря грамотной расстановке участников был удачно загнан в засаду к первым номерам, добыт и разделен согласно охотничьему кодексу, команда в полном составе отправилась в лагерь в домик лесника для реализации второй не менее важной части программы — устроить привал на поляне с застольем под навесом и с традиционными охотничьими байками.

— Я, пожалуй, пройдусь до Большого Югана, здесь недалеко, — как обычно отказался Мельников от участия в застолье, — может подстрелю какую дичь, да и заимку надо проведать.

— Чур я с вами! — вновь вызвалась Евгения к нему в напарники, и как в прошлый раз встала рядом по стойке «смирно». — Иваныч, ты же не против?

Евгения на охоте своего деда, как и все, величала Иванычем, но перед Мельниковым слегка робела от того и обращалась к нему на «вы».

— Пожалуй иди, — не стал Терентий Иванович противиться инициативе давно уже взрослой, и, по его мнению, не совсем путёвой внучки, надеясь, что хоть так она наконец-то наладит личную жизнь. — Не пристало тебе женщине слушать разговоры пьяных мужиков, да и не поматюгаться им вдоволь при тебе.

Так и ушли они вдвоём, интригуя товарищей по охоте.

— Как-то легко Иваныч отпустил вас, Женя.

— Я уже взрослая, и замужем побывать успела, и развелась. Так что женщина я свободная и самостоятельная. Да и вы Виктор Яковлевич мужчина свободный, с семьёй не живёте.

— Всё то вы про меня знаете Женечка. Правильно Иваныч пронырой вас назвал.

— При моей профессии по-другому не получается.

— Для того и нашли меня, чтобы интервью взять? Но я интервью не даю, если вы не в курсе.

— В курсе, в курсе, Виктор Яковлевич, от того на интервью не рассчитываю, а просто напишу репортаж о сегодняшней охоте с вашим участием. Здесь-то вы не будете против.

— Здесь не буду. Только чур не приписывать мне охотничьих подвигов, не люблю я этого. Да и на охоту выхожу не ради добычи, а чисто мозги проветрить.

— Замётано, от того и в лагере на остались. Вот увидите, всё будет пристойно, репортаж вам понравится.

Серьёзной дичи по пути к заимке путникам не попалось, так, спугнули несколько мелких вальдшнепов*, и проводили взглядом пару северных уток, пролетавших над противоположным берегом большого открытого болота, ну и высоко в небе над вершинами вековых кедров в сторону юга пролетела стая гусей, своим га-га-нием, оповестившая округу о наступившей осенней поре.

(* — Лесная птица отряда куликов, красновато-бурого цвета с пестринками)

Накрапывал мелкий дождик-морось, особенно противный в северных лесах осенью.

— Всё-таки зря вы со мной пошли, Женя, промокните под дождём. Может вернётесь в лагерь?

Мельников конечно же не хотел расставаться со своей очаровательной спутницей — женщина она интересная и общество с ней весьма приятно. В то же время пугая осенним дождём он на всякий случай пробивал почву: насколько искренен её необъяснимый порыв составить компанию, и не заистерит ли она, промокнув окончательно под холодным дождём — таскайся потом с ней по осенней тайге. И Евгения не хотела упускать случая близко пообщаться с самим Виктором Мельниковым, известным бизнесменом, не раз мелькавшим своим именем и достижениями на газетных страницах. Хоть он и в давнишних друзьях с её дедом, всё равно пришлось провести целую многоходовую операцию, чтобы выманить Мельникова на эту охоту. И вот, на самом финише всей журналисткой затеи, какой-то там мелкий дождик вдруг может оказаться препятствием?

— И вы промокните, но всё же не возвращаетесь.

— Так там на заимке у меня хозяйство как-никак. Когда я ещё соберусь сюда на Юган?

— Вот и я о том же. Вдруг чем помочь потребуется, по хозяйству-то. Я женщина сильная, с детства закалённая, к хозяйству приученная.

На этом тема возвращения в лагерь была исчерпана. Морось не унималась и вскоре переросла в противный холодный осенний дождь. Окончательно промокшие путники прибавили шагу. Мельников изредка оглядывался — Евгения не отставала и своим невозмутимым видом вовсе не выражала ни жгучей досады, ни явного разочарования, а напротив, она была полна неукротимой решимости и тверда духом. Когда они подошли к затерявшейся между зарослей заимке, пасмурное северное небо и густые кроны вековых деревьев окончательно погрузили вечернюю округу в непроглядный мрак, от того Евгения и не разглядела, как выглядит лесное жилище снаружи. Мельников неведомо откуда извлёк приставную деревянную лестницу, и они на ощупь поднялись наверх, как ей сначала показалось, на чердак. В холодном помещении «чердака» было сухо и темно. Свет зажжённой керосиновой лампы вырвал из потёмок уютное помещение и промокшие трясущиеся от холода силуэты крупного мужчины и хрупкой женщины.

— В-возьмите в шкафу сухую одежду и п-переодевайтесь.

— П-прямо з-здесь, п-пере-одеваться?

— М-можете выйти за дверь, но там дождь. Д-да не бойтесь же вы, я не смотрю.

Мельников отвернулся и приступил к растопке печи. Заранее заготовленные в топке пара берёзовых поленьев тут же заполыхали от пучка подожжённой бересты. Языки яркого пламени медленно, но, верно, набирали силу, и избушка стала наполняться спасительным теплом.

— Я готова.

Он обернулся. Евгения была закутана в шерстяное одеяло, её мокрый камуфляжный костюм обтекал на растянутой вдоль стены верёвке, там же висели бюстгалтер и ажурные трусики.

— Что, мала кольчужка, от того и не надели? — указал Мельников взглядом на комплект сухой одежды, сложенный рядом на табурете.

— Ну да, мала, конечно, штаны аж до макушки. Как этот великан вообще мог поместиться в вашем скворечнике?

— Ладно, вставайте к печи, там теплее. Только отвернитесь, мне тоже надо переодеться.

Когда он, отвернувшись к платяному шкафу скинул с себя мокрую одежду и потянулся за сухим комплектом белья, его обняли нежные руки и к спине прижалось тёплое женское тело.

***

Ужин из мясных консервов, а может быть уже и завтрак, в июне в этих северных широтах солнце обычно не заходит круглые сутки, оказался хоть по-спартански и без изысков, но достаточно вкусным. Цибаркин за последнее время наконец-то покушал с удовольствием и сытно. На свежем-то воздухе, да ещё после пешей прогулки!

Эллинг* для моторки**, как и сама избушка, был скрыт от посторонних глаз зарослями ельника и кедровника. Образовавшийся из толстого слоя опавшей хвои и мха наст служил хорошим слипом для спуска лодки на воду. Для подъёма же лодки в эллинге была установлена лебёдка.

(* — помещение-ангар для речных судов. ** — лодка, оснащённая навесным мотором)

— Ого! Здесь у тебя серьёзно оборудованная база, Виктор Яковлевич. И кто присматривает? Ни та ли Охотница Диана?! По-соседски, так сказать!

— Лесник местный, дед Матвей. Я ему регулярно провиант подбрасываю, ну а он не забывает ко мне на заимку заглянуть. Ты присмотрись к этим местам Степаныч, думаю база эта в наших с тобой делах полезна будет.

Для ловли щуки рыбаки первым делом закрепили пару жерлиц с насаженными на крючки живцами, и лишь потом двинулись на вёслах к тихим речным заводям закидывать блесну. Результат не стал себя долго ждать. При очередном броске удилище Цибаркина вдруг изогнулось в дугу и судорожно затряслось от резко натянувшейся лески.

— Ого! — запричитал он. — Уйдёт ведь. Витя, готовь сачок, сачок!

— Спокойно Степаныч, не тяни всё время вверх, удилище сломаешь. Подтянул и подматывай катушку, опускай удилище пока вдоль лески не встанет. Вот-вот, молодец! Давай ещё разок, и ещё разок. Теперь удилище повдоль лески, и медленно подтягивай.

Рыбацкий приём удался, и вот уже у борта вспучилась вода, и вот под бьющуюся рыбину подведён рыбацкий сак.

— Давай, давай Степаныч, поддерживай с того края, — орал в азарте Мельников, — а теперь через борт. Переваливай через борт, а не перетаскивай. Переваливай, говорю. Молодец!

Для не видавшего ранее большой щуки Цибаркина рыбина длиной в полтора аршина* показалась огромной.

(* — аршин равен 71 см.)

— Ну что, с первым уловом тебя, дружище!

Улов в итоге составил пять барахтающихся на дне лодки приличных размеров щук. Мелких же щурят-карандашей размером с менее локтя они отпускали обратно на волю. Когда уже на вёслах подходили обратно к заимке, стали слышны мощные всплески воды.

— А вот и обещанная русалка. Слышишь, как плещется от предвкушения встречи с городским гостем! — не преминул подметить Мельников.

— Посмотрим, посмотрим! — произнёс дрожащим от волнения голосом, вошедший в азарт Цибаркин.

И действительно, живца заглотила настоящая «русалка» с щучьей головой и хвостом — рыбина размером с человеческий рост. Можно даже сказать, живца заглотила царь-рыба с маховую сажень*. Чтобы вытащить её на берег, пришлось применить острогу, потому как стоило только подтянуть её на мелководье, она могла с лёгкостью оборвать леску, а в сачок добыча помещаться не желала, да и не по размеру ей сачок.

(* — маховая сажень равна 1 метр 72 см.)

— Вот теперь верю, Виктор Яковлевич, водятся здесь «русалки», — тяжело дыша, произнёс запыхавшийся от нелёгкого труда Цибаркин, — что-то даже ухи захотелось.

— Из щуки уха не очень, Степаныч. А это чудовище, — Мельников указал на только что выловленную щуку, — только на котлеты и годится, потому-как с возрастом мясо у неё задеревенелое.

— А это что за рыбина такая? — спросил Цибаркин, когда Мельников, проверив улов на второй жерлице, вытащил на берег рыбину в серебристой чешуе размером с аршин.

— А это друг мой, нельма-белорыбица, царская невеста, как её здесь величают. Вот из неё-то мы уху и сварганим, и строганинки замаринуем.

— Нельма говоришь! Слыхал, но ни разу не пробовал.

— Не уж-то не пробовал? — удивился Мельников. — Ведь к вам в Тюмень северяне и нельму, и муксуна частенько завозили.

— Вот именно, что завозили. Я тогда всё работой на электромеханическом был занят, а потом запил, ну сам знаешь. Так вот, друзей-северян завести не довелось, да и равнодушен я как-то к деликатесам всяческим.

— Да ты эти деликатесы и не пробовал, от того и равнодушен. Так что, ждёт нас уха барская из невесты царской.

— А со щукой-то что делать будем, Виктор Яковлевич? Мы же столько рыбы до Москвы не довезём, даже если на котлеты пускать.

— Не переживай друг мой, деду Матвею отдадим, а он уже найдёт рыбе применение, на котлеты ли перекрутить, или собакам скормить. У него хозяйство большое, всё сгодится.

Вдруг, отзываясь звонким эхом, округу огласил собачий лай.

— А я смотрю, кто это сдеся без спросу бродит? А это Виктор Яковлевис собственной персоной, однако.

Перед ними стоял невысокого роста мужичок-хант с редко седой бородкой. Разговаривал он с характерным для северных народов забавным акцентом, при этом не выговаривая шипящие звуки. Одет он был в противомоскитный маскировочный костюм, на поясе прикреплён охотничий нож, за спиной висела видавшая виды двустволка. Следом за ним из-за кустарника выбежала сибирской породы лайка по кличке Вьюга. Собака обнюхала их обувь и, не обнаружив ничего интересного, вновь исчезла в лесных зарослях.

— Дед Матвей, привет старый друг! — обнял гостя Мельников. — Проходи за стол, вот-вот уха будет готова. Знакомься, это мой товарищ, Василий Степанович.

— А вы Матвей как догадались, что мы здесь? — тут же спросил Цибаркин после дружеского рукопожатия. — Костёр-то совсем недавно развели, да и дым в тайге из далека не видать.

— Дым сдеся ни при сём, Василий Степановис. Это у вас в городе мозно селовека потерять, а у нас в тайге не спрясесься, однако. Я о вас узнал, как токо вы с трассы в лес свернули, однако. Деревья посептались мез собой и весть по эстафете от полянки к полянке быстро долетела. Да и птисы мне все уси просебетали, мол забрели в тайгу люди городские, дюзе сумные, однако.

— Да ладно, сказки рассказываете дед Матвей. Вот и Виктор Яковлевич мне все уши про сказочных русалок прожужжал.

— Хосес, верь, не хосес, не верь, мил селовек. Мы сдеся потому и зивём, сто в скаски верим. И Виктор Яковлевись сюда вовсе не за рыбой приесзает, а в скаску окунуться, однако!

С удовольствием наблюдая, как двое уже пожилых мужчин спорят о существовании сказок, Мельников широко улыбался.

— Ладно, хватит спорить, уха готова, и строганинка специи приняла, так что пошли за стол.

— Матвей дружище, проводи-ка нас к той поляне, что у притока между скалами. Ну, где мы с тобой давеча в пещере от дождя прятались, — обратился Мельников к леснику, когда они и покушали вдоволь, и о сказочных местах наговорились.

В дорогу Мельников взял свой заветный ноутбук и рюкзак с загадочной коробкой, Цибаркину же он вручил небольших размеров кирку, сапёрную лопату и ту самую видеокамеру. Идти пришлось около часа. Путники пересекли пару лесных ручьёв и обошли небольшое болотце. Дорога, вернее видимая только Матвею лесная тропка, виляла меж хвойных деревьев и густых кустарников, меж глубоких оврагов и крутых взгорок. Неугомонная лайка Вьюга то убегала далеко вперёд, то исчезала между разлапистыми елями, то назойливо вертелась под ногами путников. Для подтверждения статуса охотничьей собаки она для приличия трижды облаяла прыгающих по ветвям деревьев озорных белок и даже изловила случайно выбравшуюся из своей норки мышку-полёвку. В конце пути они перевалили через заросшую густым лесом гору и их взору открылась живописная покрытая одуванчиками лесная поляна. Где-то здесь под зарослями ивняка били лесные родники и собирались в журчащую речушку, получившую от охотников имя «Безымянная». Собрав все ручьи в округе, Безымянная послужила хотя и незначительным, но всё же притоком Большого Югана.

— Зацени Степаныч поляну. Как думаешь, удастся нам здесь аппарат поднять?

— Аппарат поднять? Ну ты, конечно, хитрец, Виктор Яковлевич! На рыбалку да на рыбалку, а сам площадку решил показать.

— Так я же сказал, командировка деловая. Только вот не торопись говорить нет. Посмотри, подумай, а потом и обсудим.

Цибаркин по поляне прохаживался долго. Обмерил её шагами, с помощью кирки и лопаты сделал в грунте несколько неглубоких шурфов, подержал в руке пару добытых из шурфов камней, испробовал на вкус и набрал во фляжку воды из ручья, осмотрел окружающие скалы, и всё заснял на видеокамеру. Мельников же в это время извлёк из коробки набор деталей и собрал из них четырёхмоторный радиоуправляемый летательный дрон с видеокамерой на борту. Деду Матвею действия хозяина заимки и его товарища показались не интересными и он, пристроившись на нагретом лучами солнца валуне погрузился в безмятежный сон. Вьюга посидела рядом с хозяином, и убедившись, что ему ничто не угрожает, умчалась в лесную чащу, оглашая округу эхом своего лая.

— Ну и как? — спросил Мельников, когда Цибаркин закончил свои исследования.

— Что как! Давай запускай свою шарманку, покажи площадку сверху. Зря что ли пёр этого дрона через тайгу.

Зажужжали пропеллеры и по мере подъёма дрона на мониторе ноутбука раскрылась великолепнейшая картина юганской тайги. Высоченные ели и вековые кедры медленно «раздвинули» свои лапы-ветви и выпустили летательный аппарат из хвойных объятий на небесный простор. Тайга, молчаливая и равнодушная, с высоты выглядела огромным тянувшимся без конца во все стороны зелёным океаном. Заболоченные низины и вымерзшие в зимние морозы взгорки обозначились седыми всполохами разбросанного по всему простору сухостоя. Небо, всё ближе прижимаясь к вершинам леса, тянулось далеко-далеко за самый горизонт. Чем дальше смотреть, тем плотнее серая туманная дымка ложилась на сибирскую тайгу и растворяла её в себе. Внизу меж плотными рядами деревьев извиваясь широкой сверкающей лентой буйствовал своими водами Большой Юган.

— Смотри Степаныч, — комментировал Мельников изображения на мониторе, — там у заводи под кронами кедровника наша заимка, там же эллинг с лодкой, и с высоты полёта ничего не видать. Теперь смотри сюда. Видишь скалу, там рядом поляна, и видно только тебя в красной кепке, а мы с Матвеем в камуфляже сливаемся с ландшафтом полностью.

— Ну да, не подскажи, я бы и себя не разглядел.

Подчиняясь командам Мельникова, летательный дрон сделал над поляной пару ознакомительных кругов и, запечатлев напоследок бескрайние просторы северной тайги, приступил к снижению. Направленная вниз камера спроецировала на экране ноутбука заросшую лесом вершину горы и окружившие поляну причудливые, сверху похожие на зелёные еловые шишки, верхушки таёжных деревьев.

— Безымянку видишь, Степаныч?

— Да не видно ничего, лес сплошной.

— Вот именно!

Перед самой посадкой дрон сделал последний круг почёта низко над поляной и мягко приземлился на траву. Жужжание пропеллеров прекратилось.

— Хоросая птиса, однако! — это разбуженный жужжанием пропеллеров дед Матвей присоединился к просмотру округи через монитор ноутбука. — Мне бы такую, Виктор Яковлевис, за тайгой присматривать, однако.

— За тайгой говоришь? Будет тебе такая птица Матвей, следующим летом обязательно тебе дрона привезу.

— Ну что Степаныч, говори, — обратился наконец Мельников к Цибаркину, когда тот ещё раз прокрутил на ноутбуке видеозаписи с камеры дрона.

— Площадка, конечно, сама по себе неплохая. И грунт что надо, скалистый, и водичка чистая, родниковая, думаю подойдёт для систем охлаждения аппарата. И от лишних глаз далеко, и с неба неприметная. Только вот не под открытым же небом аппарат собирать и испытывать? По большому счёту здесь ангар надо поставить, но тогда места для старта не останется.

— Совершенно верно Степаныч, места не останется! Но ангар уже имеется, пошли.

С трудом пробравшись сквозь густой ивняк, что плотной стеной закрывал проход к подножию скалы, они оказались у небольшого грота, куда можно было забраться лишь пригнувшись.

— Вот здесь у нас и будет ангар.

— Не шути Виктор Яковлевич! В эту нишу разве что твой дрон игрушечный поместится, ну или ступа бабы Яги как в сказке твоей, и то с трудом. А наш аппарат сам знаешь, размером с КАМАЗа будет.

— Зря ты в сказки не веришь Степаныч. Помнишь Али Бабу? Так вот, скажи волшебное «сим-сим» и полезай за мной.

Пригнувшись Мельников забрался в устье грота и растворился во мраке. Цибаркину ничего не оставалось, как пробираться вслед за шефом. Уже через пять-шесть метров появилась возможность выпрямиться во весь рост и свет фонаря, что был закреплён на голове Мельникова, высветил огромный зал глубокой таинственной пещеры.

— О-го-го! — не удержался от восторга Цибаркин. — Действительно как в сказке про Али Бабу! Только сокровищ не хватает.

— А сокровищем будет наш аппарат, который ты здесь и построишь со своими сорока разбойниками.

Пещеру конструктор обследовал не менее тщательно, чем поляну. Так же измерил помещение шагами, осмотрел ниши, заглянул в тянущийся вглубь пещеры туннель, всё заснял на видеокамеру.

Когда они выбрались наружу, снова зарядил мелкий моросящий дождик.

— Я, конечно, не спелеолог, — заключил Цибаркин, — но на мой взгляд дилетанта, если укрепить своды и расширить проход, то ангар здесь устроить можно. Ну допустим, построим аппарат в пещере, испытаем системы, и отдельными блоками переместим на поляну. На поляне под маскировочной сеткой соберём его словно детский конструктор, испытаем системы вновь, и, если позволит погода, произведём старт. А если не позволит, разберём снова и обратно в ангар? С погодой здесь на северах, как я уже понял, угадать трудно, вон трижды уже за день поменялась. И как долго мы будем прыгать туда-сюда, Виктор Яковлевич?

— На счёт погоды ты, конечно, сгущаешь краски, Степаныч. Это сегодня денёк не задался̀. Конечно, бывает и на неделю дождь зарядит, а бывает неделями солнце жарит. Так что погода не помеха.

— Ну допустим, с погодой угадаем, — не успокаивался Цибаркин, — а как быть с прочностью конструкции. Корпус аппарата, да и другие его узлы, если сварными не сделать, на критических скоростях от вибрации развалятся. Здесь же на открытом воздухе нужного качества сварки не добиться, даже если сверху палатку натянуть. Здесь специальная камера нужна. Плюс неделя уйдёт на предстартовые испытания. И всё это под открытым небом. Нас же с какого-нибудь спутника засекут обязательно. Да и народ по тайге всякий шастает, грибники, охотники, и просто туристы. Обязательно кто-нибудь такого же дрона запустит тайгой полюбоваться. Нам лишние глаза нужны?

— Не нужны, конечно.

— И ещё Виктор Яковлевич, — добавил Цибаркин очередное сомнение, — как оборудование с материка* доставлять будем? Да и источник энергии требуется, мощный источник.

(* — термины «материк» и «большая земля» распространены в удалённых и труднодоступных районах северных широт относительно местности с цивилизацией)

— Хорошо, что я тебя сюда привёз Степаныч! Ты как трезвый скептик, конечно, слегка охладил мою горячую голову. И всё же аппарат мы поднимем именно здесь на Югане, другого более подходящего места я просто не вижу. Мы его в пещере смонтируем, здесь же и условия для сварки создадим, и испытаем по максимум. Короче в пещере будет настоящий МИК*, как на Байконуре. А затем уже целиком собранным и сваренным переместим аппарат на старт. А твоей задачей, товарищ главный конструктор, будет минимизация и размеров, и массы, и энергоёмкости аппарата. Скажем так, доведи его до размеров микроавтобуса, а если получится, то до размеров джипа, типа УАЗика, в этом и заключается творческая часть твоей командировки. Короче, возможность обеспечить и прочность аппарата, и секретность нашего предприятия как видишь имеется, а уж как оборудование с материка доставить и энергией обеспечить, будет моей заботой.

(* — МИК — монтажно-испытательный комплекс для предстартовой подготовки ракет-носителей и космических аппаратов)

ГЛАВА 10

Самолёт регулярного рейса Ханты-Мансийск — Москва разогнался по взлётной полосе и оторвавшись от земли, стал набирать высоту. Мельников, привыкший к частым воздушным перелётам, тут же заснул. Цибаркину не спалось. В переполненной впечатлениями голове вертелись и не давали покоя разные мысли: «По прилёту в Москву надо будет сразу приступать к опробованию систем, как раз дизель-генератор будет испытан и готов к выдаче электроэнергии. Как себя поведёт центробежный ускоритель, всё ли учтено при его разработке? А вакуумная камера, насколько она надёжна, и справятся ли шлюзовые клапаны на входе и выходе из камеры? И что делать с губительной вибрацией, которая выявилась ещё на стадии лабораторных испытаний? Вот и самолёт этот, венец инженерной мысли, весь полёт потряхивает, особенно когда он входит в зону турбулентности. И ведь самолёт от этой вибрации не разваливается на части лишь при скорости восемьсот километров в час. А согласно расчётам, нам на эллипсоиде придётся достичь скорости до двух тысяч километров в час, чуть меньше, чем на наших сверхзвуковых «ТУ-144» и на французских «Конкордах», на которых проблемы с вибрацией так и не были решены. Ладно, хоть не потребуется первая космическая скорость, когда законы аэродинамики совсем по-другому работают. Да ещё Мельников дополнительную задачу поставил — минимизировать всё. Задача, конечно, правильная и достаточно творческая, даст хорошую тренировку для ума. А площадку так-то он выбрал правильную. И к северному полюсу ближе, где гравитационные поля с учётом центробежных сил больше подходят для стартовых параметров аппарата. И для доставки грузов водный путь имеется, и что немаловажно, место там глухое, что позволит как можно дольше сохранять секретность предприятия. Стратег всё-таки этот Мельников. Ведь чем дольше бюрократы всякие об изделии знать не будут, тем больше шансов на успех предприятия»

От монотонного гула турбин самолёта стало клонить в сон и Цибаркина. Но это был не тот безмятежный сон, в который окунулся его шеф, это была полудрёма на грани между покрытой туманом реальностью и загадочным царством древнегреческого бога Морфея.

***

«Удилище вдруг изогнулось в дугу и судорожно затряслось от резко натянувшейся лески.

— Спокойно Степаныч, не тяни всё время вверх. Подтянул и сделай паузу, леску подматывай, пока удилище вдоль лески не встанет. Теперь медленно подтягивай»

***

— Блин! — Цибаркин внезапно проснулся.

— Ты что так и светишься весь?! — спросил Мельников конструктора, когда они вышли из самолёта по прилёту в Москву. — Доволен, что на рыбалку съездил?

— Доволен Виктор Яковлевич, ещё как доволен! А ведь это здорово, что ты меня в своё Лукоморье вытащил, в сказку окунул. Командировка действительно оказалась творческой. Представляешь, меня осенило! Я теперь знаю, как уйти от проблемы с вибрацией, и это даст возможность всё минимизировать, как ты хотел.

ГЛАВА 11

В центре ангара-лаборатории на установленных рядами стульях и скамейках расселись инженеры и рабочие, за столом напротив сидели Мельников, Цибаркин и недавно появившийся в коллективе новый сотрудник Парыгин Сергей Петрович. Сергея Парыгина, своего ещё со школьной скамьи старинного друга, Мельников подтянул в команду на позицию начальника службы безопасности во вновь создаваемое предприятие.

— Уважаемые коллеги! — начал выступление Мельников. — Прошло два года нашей совместной работы над новым проектом, которому наш главный конструктор и идейный вдохновитель Василий Степанович Цибаркин дал имя «ЛнО». Это был не простой период формирования коллектива настоящих единомышленников, период технических проб и ошибок. Общими усилиями мы добились желаемых результатов — испытали опытное изделие в лабораторных условиях. И не побоюсь заявить, испытания хоть и породили массу вопросов, но всё же дали ожидаемый результат, что вселило надежду на дальнейшее развитие проекта. Теперь же нам предстоит построить уже полноразмерный экземпляр изделия ЛнО с последующим запуском его в промышленное производство. И тогда у нас появится возможность не только тратить деньги на эксперименты и развитие, а уже их смело зарабатывать. Для этого мощности существующей Лаборатории недостаточно, да и политика возглавляемой мною Компании не позволяет в больших объёмах финансировать непрофильный НИОКР*. Поэтому, чтобы дать возможность развиваться нашему научно-техническому направлению самостоятельно и независимо от основной деятельности Компании, принято решение о ликвидации Лаборатории в составе Компании и о создании отдельного предприятия со своим уставным капиталом. По сути, это та же Лаборатория но со своим названием — ЗАО «НПП «Лифнор»**. Цели и задачи Лифнор, сами понимаете, намного шире и масштабней. Повторюсь, нам предстоит построить полноразмерный экземпляр изделия с последующим запуском его в промышленное производство. Скажу сразу, условия работы в Линфоре будут не такими вольготными и менее комфортными, чем раньше в Лаборатории под крылышком Компании. Теперь мы должны будем работать только за счёт своих средств и так, чтобы при минимальных затратах добиваться максимальных результатов. Предстоят длительные творческие и чисто производственные командировки в полевых условиях. И будут не простые полевые условия, будет таёжная романтика, будут комары, будут палатки, будут жилые вагончики. Так вот, в связи с ликвидацией Лаборатории всем здесь присутствующим необходимо написать заявления об увольнении из Компании и о приёме на работу в НПП «Лифнор». У меня всё.

(* — НИОКР — Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы — совокупность работ, направленных на получение новых знаний и практическое применение при создании нового изделия или технологии.

** — Закрытое акционерное общество «Научно-производственное предприятие «Лифнор»)

— У меня вопрос, — потянул руку сидящий во втором ряду инженер-механик Бочеев, — если Лаборатория ликвидируется, значит, согласно закону, нам полагается компенсация в размере двух окладов и прочее.

— Совершенно, верно, Фёдор Иванович. Всем, кто не пожелает переходить в «НПП «Лифнор», будет выплачена предусмотренная законом компенсация. Но именно всех присутствующих в этом зале и лично вас товарищ Бочеев мы хотим видеть на новом предприятии, поэтому и предлагаем написать заявления.

— А как быть с отпусками? У меня за два года отпуск не отгулян. Второе лето заканчивается, дети на море давно просятся, жена постоянно пилит, — это механик-конструктор Чеботарёв высказал свои опасения на счёт положенного отдыха.

— Да, да! Работаем на износ, не покладая рук, не поднимая головы! — вставил острое замечание инженер-электрик Сергей Бортнев.

По залу тут же прошла волна оживления. Сергей Бортнев, будучи талантливым инженером, слыл среди коллектива ещё и как заводила-хохмач. Мельников с трудом сдерживал себя, чтобы не вступить с этим Бортневым в весёлую дискуссию на счёт «не покладая рук и не поднимая головы», ну и прочее. Но сегодня не тот случай, сегодня собрание коллектива знаковое и можно сказать судьбоносное, так что не до шуток.

— При увольнении из Компании отпускные выплаты, естественно, будут компенсированы всем. Для тех же, кто сильно нуждается, готовы предоставить отпуск на пару недель, не более. А Вам Сергей Андреевич, — обратился Мельников уже к Бортневу, — отпуск вообще противопоказан.

— Почему это?!

— А потому, товарищ Бортнев, что в прошлый раз коллектив, после вашего даже короткого отпуска, вместо того чтобы решать производственные задачи, был на неделю дестабилизирован под впечатлениями рассказов о ваших пикантных похождениях, товарищ Бортнев.

Меткое замечание Мельникова было встречено всеобщим одобряющим смехом присутствующих. На этом собрание коллектива вновь образованного предприятия «Научно-производственное предприятие «Лифнор» было окончено.

Мельников готовил кабинет к передаче своему приемнику, новому генеральному директору компании. Перелистывал пухлые папки с различными бюрократическими документами и расставлял их в книжном шкафу по тематикам и направлениям, извлекал из письменного стола личные предметы и складывал их в картонную коробку из-под канцелярской бумаги формата А-4, ревизировал содержимое металлического сейфа, наполненного ценными атрибутами и прочими наградами ещё со времён бурной комсомольской деятельности и по сегодняшний день. В сейфе на нижней полке он наткнулся на потрёпанную рабочую тетрадь в потрескавшейся от времени дерматиновой обложке, куда ещё в молодости записывал свои размышления о природе, о технике, о космосе и о жизни вообще.

Конец ознакомительного фрагмента.