Перекресток судеб

Евгений Щепетнов, 2014

Приключения вчерашнего найденыша, а ныне мага-демонолога Неда Черного продолжаются! Что может быть красивее летящего в небе дракона? Но не нужно забывать – это не игрушка, это довольно умное и опасное существо, способное выжечь целую армию врагов! Возрождение расы драконов, судьба народа ардов и всей страны – все зависит от могучего мага и воина Неда. Заканчивается длинный путь, ведь все когда-то заканчивается. Сходятся и расходятся судьбы людей на Перекрестке, там, где все началось. Место Силы, оплот Северного Клана Ширдуан – он все расставит по своим местам. Кто останется в живых, кто погибнет, покрыв себя вечной славой? Знают боги. Люди же пока живут, радуются жизни, не подозревая, что грядет Последняя Битва, в которой многие, ох многие найдут свою судьбу…

© Щепетнов Е., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава 1

— Принимай! Быстро, быстро, шевелись! Взяли! Взяли!

Портовые рабочие споро перехватили канат, наматывая его на причальные тумбы, плотнее притягивая корабль к причалу. Швартовка судов — работа вполне приличная и неплохо оплачиваемая. Каждый капитан платил за нее немалую сумму, это обычная практика портов Замара. Впрочем, никто не жаловался — бесполезно. Да и некуда жаловаться. Так воспринимается дождь или град — не богам же отправлять жалобу на стихийные бедствия. Для чего тогда строить порт, если не выкачивать деньги из судовладельцев?

С грохотом пал трап, и по нему, прогибая толстые доски, сошел пассажир — огромный широкоплечий мужчина, заросший лохматой копной седых волос, спадающих на темные глаза, зыркающие из глазных впадин так, как зверь выглядывает из своей норы на жестокий, опасный мир, в котором найдет добычу или погибнет в борьбе за жизнь.

Толпа на причале была разношерстной. Вопили разносчики пирогов, предлагающие свои подозрительные изделия всем желающим приобрести за два медяка расстройство желудка, мелькали полураздетые грузчики, на покатых мускулистых плечах проносившие сразу по два мешка или здоровенный бочонок. Шатались подвыпившие матросы, уже с обеда надравшиеся кислого вина. Помощник капитана поливал их отборной бранью и пинал в твердые сухие зады, просоленные, как корабельная пенька. Бегали подозрительные мальчишки — то ли попрошайки, то ли воришки, отправившиеся в порт за поживой, — если у кого и водятся денежки, то это у моряков, вернувшихся из плавания, а таких тут было великое множество, — корабли стояли у причала, на рейде, десятки кораблей разного вида и конструкций. Одни из них поднимали паруса — эти суда были загружены до предела и, похожие на огромных китов, наевшихся планктона, отправлялись в свой тяжкий рейс. Другие, потрепанные жестокими штормами, качались на волнах под лучами жаркого солнца, впав в спячку, как морские звери, обожравшиеся жирной рыбы.

Мужчина, сошедший с корабля, равнодушным взглядом осмотрел причал, глянул наверх, на дорогу, уходящую из порта в центр города, и, поправив на плече лямку походного вещмешка, зашагал по брусчатой мостовой. Куда — он сам пока не знал. Денег у него оставалось не так много, но при достаточной экономии мужчина мог прожить около месяца — не шикуя, снимая койку в самой дешевой из гостиниц. Если Нед не появится в городе в течение месяца, тогда придется зарабатывать лекарским делом. А уж лечить бывший армейский лекарь умел! Не маг-лекарь, конечно, но хирург отличный, и в снадобьях разбирался, как никто другой. Армейская школа, годы службы в Корпусе морской пехоты не прошли даром.

Что Коста Жересар собирался сказать Неду? Уж само собой, он не собирался уговаривать Неда простить тех, кто убил Санду, убил Имара Шорокана и, главное, убил его, Жересара, сыновей.

После гибели сыновей Жересар будто выгорел изнутри. Высох, как старый дуб после многолетней засухи. Не осталось ничего, кроме сжигающего желания отомстить тем, кто лишил его счастья, лишил тех, кто был смыслом жизни, — сыновей.

Дальше мести планы Жересара не распространялись — уничтожить врага, а там… там можно будет подумать, как жить. А жить ему не хотелось. Ну да, красавица жена, дочь… но никогда он не обнимет сыновей, никогда.

И сам виноват — зачем взял их с собой? Зачем согласился на их уговоры? Что теперь говорить… поздно. Первая мысль была — пойти и порвать на куски гадов из Военного Совета, организовавших нападение, своими руками уничтожить виновников случившегося. Но ведь убьют. Никто не сможет дойти до членов Совета, напасть на них и остаться в живых. Да и напасть-то не дадут — убьют на подходах. Нет уж — надо добраться до Неда — вот тот точно дойдет до негодяев. И убьет. И отомстит за всех! За сыновей! За свою Санду! За Хеверада! Только бы найти Неда… Он должен быть где-то в этих краях — не сейчас, так позже, но все равно будет тут. И бывший лекарь его найдет. Ах, Нед, Нед… бывший пастух, бывший сержант Корпуса… а теперь — могучий боец, черный маг-демонолог… друг. Друг! И это главное. Если он потребует от Жересара жизнь в уплату за месть убийцам сыновей — Жересар не задумываясь ее отдаст. Месть! Месть! Месть!

А в городе хорошо. Жересар не ожидал, что этот захолустный город окажется таким большим, чистым и красивым. Высокие дома, ухоженные улицы, мощенные брусчаткой, канализационные сливы — видно, что тут не бывает потоков из помоев и грязи, — все цивилизованно и продуманно, не хуже, чем в столице, а может, даже и получше. Только вот странно — откуда эта груда развалин? Как будто кто-то огромным кулаком ударил по башне и развалил ее под самый фундамент. Возятся рабочие, разбирая постройку, груда кирпичей выше забора. Плохо построили? Обрушилась? Но кирпичи обожжены. Был пожар? Вероятно, пожар.

Жересар с минуту разглядывал полуразваленный большой дом, пожал плечами и пошел дальше. Какое ему дело до чужих проблем?

Народ на улицах ничем не отличается от столичного, но по ощущениям — двигаются как-то помедленнее, или так кажется? В столице все куда-то бегут, как будто им в зад вставили шило, — бегают все, от разносчика булочек до зеленщика с тележкой. Иногда кажется, что это их последняя пробежка в жизни, — иначе отчего они так стараются как можно скорее прибыть в место назначения? Будто от смерти бегут…

Наряд стражи подозрительно посмотрел на огромного человека, но Жересар спокойно встретил взгляд капрала, и тот, сам не ожидая того, отвел взгляд — приезжий смотрел спокойно, но так тяжело, что казалось — на плечи стражника взвалили штук двадцать кирпичей из разваленного дома. Стражник было дернулся, чтобы остановить странного человека, похожего на югра, вставшего на задние лапы, а потом передумал — что ему, больше всех надо? Треснет по башке, и все — прощай обед с кислым вином (опять трактирщик, тварь, налил каких-то помоев, а не вина!), прощай, любимая жена, родившая ему двоих детей, прощай, еще более любимая любовница — женушка капрала Иструга (не дай боги, ее муж про их связь узнает, пьянь проклятая! Пришибет! Но сладкая баба!), прощай, трактир «Зеленая корова» со столом, на котором так славно катятся кости, обещая удачу и благосостояние. И обманывают — как и всегда. Опять придется занимать монет на игру.

Стражник, занятый своими важными проблемами, уже забыл о странном прохожем, а Жересар пошел дальше, к рынку, туда, где можно найти дешевую гостиницу. Возле рынка обязательно была недорогая гостиница, в которой жили возчики и небогатые купцы, — там и стоило поискать комнату. Хотя Жересар и сомневался, что так с ходу ее найдет, — что-то в городе многовато приезжих. Наметанный глаз городского жителя сразу усмотрел в районе рынка неподобающую провинциальному городу суету. Да и в порту слишком много кораблей. Впрочем, это же крупный северный порт, почему бы и нет? Убедиться в наличии или отсутствии комнат можно, только придя в гостиницу, — так чего заранее заморачиваться по этому поводу? В крайнем случае можно и на конюшне переночевать, на сене. Не очень приятно, зато под крышей, а там можно и комнатку поискать — всегда полно пожилых одиноких вдов, недорого сдающих комнаты. В этом жестоком мире вдов всегда хватает, а вот достатка — увы, маловато.

Пожалел, что отказался от обеда на корабле. Надоела их убогая еда, однообразная и невкусная (повара протащить бы на веревке десяток ли за кораблем, чтобы знал, как эту дрянь готовить!). Но еда, хоть и убогая, безвкусная, была сытной, а теперь нужно искать, где перекусить. Организм большой, требует свое — ему безразлично, что хозяин в печали и встал на дорогу мести. Дай ему жрать, и все тут! И пить — неплохо бы кружку-другую пива выпить. А то живот совсем пропал…

Жересар не уставал удивляться происшедшим с ним переменам: до трагедии он был массивным, даже слишком массивным — большой живот, лишний жирок. Теперь куда-то это все подевалось. Так он выглядел только в юности — массивные кости, мощные мышцы. И ни грамма жира. Теперь Жересар был в хорошей форме. Видимо, демон, вселившийся в его тело, не желал, чтобы носитель быстро загнулся, потому поддерживал организм в «боевой готовности».

Базар шумел, толкался. Горой стояли новенькие корзинки, стояли торговки с куриными яйцами, с подозрительным темным мясом, лениво сгоняя с него деловитых жирных мух, отблескивающих на солнце зелеными брюшками. Зеленщик истошно вопил, зазывая хозяек, привлекая их «особо свежей» зеленью, увядшей, как мужская сила старого базарного сторожа. Пахло пирожками, жареными осьминожками, на свою беду угодившими в сетку рыбаков, висела копченая рыба, поглядывающая на покупателей сонным взглядом, и портили воздух лошади, всхрапывающие в липкой жаркой одури полудня.

Жересар продирался через ряды, досадуя, что не обошел базар сбоку, по дуге, — он терпеть не мог массовые скопления народа, эти пахнущие потом и портянками тела, эту вонь жаровен, обугливающих «трупы» осьминогов и рыб. Кроме того, нужно было опасаться воришек, коих на рынках великое множество. Держи кошельки и карманы! Останешься нищим, под смех добрых горожан, радостно встречающих беду ближнего своего, — ведь наказали не их, а какого-то придурка, ничуть не стоящего жалости. Придурков ведь нужно учить!

Насторожился — чья-то ловкая рука пролезла под куртку, добираясь до кошелька, прикрепленного к ремню. Денег там было немного — десяток серебреников, два десятка медяков, но и это деньги — на неделю попитаться хватит. Нет уж — не дам!

При всей своей массивности Жересар умел двигаться быстро, а потому его ладонь, больше похожая на лопату, прихлопнула шаловливую ручонку воришки так, как торговка мясом прихлопывает тряпкой особо надоевшую муху, покусившуюся на хозяйкин потный нос.

Мальчишка взвыл, забрыкался, выпустив кошелек, до которого успел добраться, и начал вопить, закатывая глаза:

— Ай-ай! Помогите! Помогите! Проклятый извращенец! Люди, помогите! Он мне руку ломает за то, что я отказался с ним спать! Люди! Люди!

Жересар молча, не обращая внимания на вопли плененного супостата, поволок парнишку туда, где стояли две будки-лавки — зеленщика и торговца пирожками. Между ними было два шага свободного пространства, и на этом пяточке, свободном от базарной толкотни, лекарь собирался побеседовать с парнем, разузнать о Неде — вдруг воришка что-то знает? Базар — средоточие новостей и банк информации, это известно любому горожанину. Впрочем, большинство сведений с базара зачастую оказывались бесполезными — базарный люд любит приврать. Но тут уж смотри сам — голова-то на что?

— Пу-усти! Пусти! А-а-а! Сссу-у-ка-а! Помогите! А-а-а!

— Да заткнешься ты или нет?! — рявкнул Жересар, разозленный вопливым парнем, извивающимся, как змея. — Я просто поговорю с тобой, и все!

— Пусти! Помогите! — не слушая, блажил парень, и Жересар с досадой решил — без толку с таким идиотом общаться. И только собрался его отпустить, как сзади послышался густой хриплый голос:

— Эй, извращенец, чего мальчишку пытаешь?! Проходу уже от вас, поганцев, нету! Пусти его!

Жересар обернулся и увидел здоровенного парня лет тридцати, с маленькими колючими глазками под низким лбом — типичный уличный задира или грабитель. Его засаленные волосы стягивала серебряная заколка с кричаще ярким красным камнем, скорее всего — стеклянной подделкой. Для дешевого металла заколки камень был слишком большим, так что не было никакого сомнения — фальшак. Задира выглядел довольно сильным парнем, его покрытые наколками руки упирались в крутые бока, а рядом с ним стояли еще трое парней похилее, но выглядевшие не менее агрессивно и опасно, чем их вожак.

Жересар пожал плечами и выпустил воришку:

— Да забирай. Он хотел у меня кошель срезать, не получилось.

— Врет он! — плаксиво заныл вор. — Он предлагал мне пойти в гостиницу, а я отказался! Он чуть руку мне не сломал! Пусть заплатит на лечение! Я теперь рукой неделю двигать не смогу, а мне семью кормить!

— Какая семья — у тебя, поганца?! — усмехнулся Жересар. — Скажи спасибо, не оторвал руку напрочь и не отлупил ею тебя! А надо было, чтобы не шастал по базару и не воровал!

— Слышь, ты, извращенец! Заплати парню за ущерб! — Предводитель шайки нагнул голову, как атакующий бык, и потянулся за спину, извлекая короткую дубинку с кожаной петлей на конце. — С тебя десять золотых, и разошлись полюбовно! Плати, а то башку разобью! Я очень вас не люблю, глиномесов!

«Коллеги» бандита перекрыли проход между палатками, чтобы отрезать путь чужаку, сзади был высокий забор, ограждающий базар, — бежать некуда. Жересар вздохнул — это же надо, в первый день и так влипнуть! Похоже, что кто-то его проклял — удача отвернулась, и навсегда. Слишком было все спокойно и хорошо в его жизни — до тех пор, пока Совет не организовал нападение на дом Хеверада.

— Ну что вытаращился, как баран? — усмехнулся бандит. — Давай сюда котомку, будем смотреть, что там у тебя есть!

Жересар скинул с плеча вещмешок, взял его в левую руку и шагнул вперед, передавая его осклабившемуся разбойнику. Тот протянул руку, принимая мешок, и тогда Жересар ударил — со всей мощью, на какую был способен. Его массивный, гранитный кулак врезался в челюсть парня, и она сломалась с треском, похожим на треск ломающегося пересохшего хвороста. Разбойник как стоял, так и упал, потеряв сознание.

Спутники негодяя на секунду застыли, не в силах поверить в происшедшее, и Жересар успел двумя ударами сбить еще двух разбойников, разлетевшихся в стороны, как придорожные травинки, срубленные хворостиной мальчишки.

Оставшийся на ногах громила успел выхватить нож и броситься с ним на чужака, но тут же завопил от боли в сломанной руке, потом замолчал, добитый коленом в хрустнувший нос.

Воришка успел сбежать. После первого же удара он скользнул между громилами, скрывшись в толпе, старательно не замечавшей разборки у палаток — кому нужны чужие неприятности?

Жересар пару раз сжал и разжал пальцы, слегка онемевшие от соприкосновения с головами противников, поднял с пыльной земли вещмешок и отправил его туда, где он был до столкновения, — на левое плечо. Повернулся, чтобы уйти, и тут заметил, что кто-то смотрит в дырочку, проделанную в стене торговой палатки. Глаз мелькнул, потом исчез, а через несколько секунд появился его хозяин, боязливо выглянувший из-за угла:

— Сваливай отсюда, и быстрее! Он сейчас толпу приведет! Вот тебя угораздило с ними связаться! Иди отсюда, а то и мне достанется — еще палатку попортят, когда тебя месить начнут! Понаедут тут!

Красноносый полноватый мужчина — торговец пирожками с тухлятиной — был полон искреннего негодования от того, что чужак приволок к его палатке неприятности, потому кипел от злости, как чайник на огне.

Жересар промолчал, перешагнул через поверженных, истекающих кровью разбойников и шагнул в толпу, успев заметить, как лавочник, воровливо оглянувшись, наклонился над лежащими без сознания парнями — якобы для того, чтобы оказать им помощь, но лекарь видел, как рука проходимца шарит по карманам. А что? Все равно спишут на чужака — мол, он обворовал бесчувственных разбойников.

Лекарь хотел вернуться и дать пинка мародеру, но передумал — какое ему дело до базарных страстей? Вор вора обобрал — и что? Да чтоб они все сдохли…

Через базар ему пришлось пробираться еще с полчаса — Жересар заблудился, уткнувшись в какие-то фургоны, заставленные клетками с кудахчущими и дико вопящими птицами, долго выбирался, блуждая в этом лабиринте, резко пахнущем птичьим дерьмом, вымазал башмаки и злющий, как цепной пес, все-таки выбрался ко второму выходу с базара, в который уже раз нещадно костеря себя за то, что не обошел базар стороной.

У выхода его снова ожидал сюрприз. Возле будки базарного сторожа, собирающего деньги за въезд повозок, лекарь увидел давешнего воришку, внимательно разглядывающего прохожих.

Жересар удрученно вздохнул — ну вот, неприятности не кончаются! Все-таки привел своих подельников, поганец! Осмотрел выход — нет, никого подозрительного не было. Тем более что рядом с будкой стояло спиной к базару человек шесть-семь городских стражников, живо обсуждающих свои проблемы, опершись на копья, уткнутые в землю потемневшими от времени древками.

Жересар расслабился и пошел на выход, не обращая внимания на воришку. Однако, как только лекарь приблизился к воротам, парень завопил противным, визгливым голосом:

— Вот он! Вот разбойник, напавший на честных граждан, сломавший челюсть Брюску! Хватайте его! Держите!

Стражники тут же прервали разговор, обернулись и наставили копья на Жересара, опешившего от такой встречи. Он попытался что-то сказать, объяснить, что это ошибка, что наоборот — это его пытались ограбить, но стражники ничего не слушали, а один из них, худой, длинный капрал, зайдя за спину лекаря, достал тяжелую дубинку и со всей силы ударил Жересара по затылку.

Когда лекарь упал, стражники начали пинать его ногами, бить древками копий и успокоились только тогда, когда лицо чужака превратилось в кровавую маску, потерявшую человеческие черты. Затем капрал подозвал дежурного извозчика, и чужака, не подававшего признаков жизни, погрузили в повозку, с трудом подняв его громоздкое тело.

Капрал обшарил карманы лекаря, выгреб все, что там было, срезал кошелек, привязанный к поясу, вытряхнул из мешка чужака какие-то баночки, склянки, траву, противно пахнущую лекарствами. Все это выкинул в бочку с мусором, стоявшую у будки. Прощупал одежду повнимательнее и, крякнув от удовольствия, вытряс из тайного кармана на груди три золотых, сунув их в свой кошель под жадными взглядами подчиненных.

— Это на лечение Брюску! — хмуро пояснил он, скривив рот в надменной гримасе. — Везите парня в «собачник», завтра потащим к судье — если выживет, конечно.

— А может, сразу его… в море? — предложил один из солдат, шмыгая носом и вытирая его рукавом, заскорузлым от покрывающей его белой корки. — Может, он уже сдох?

— Нет, живой! — нахмурился капрал. — Сердце бьется. Хотя мы ему хорошо вломили! Проклятый бродяга! Будет знать, как нападать на наших!

— А может, не бродяга?.. — нерешительно спросил молодой стражник, только недавно принятый в стражу. Ему было лет шестнадцать — папаша, торговец птицей, дал кругленькую сумму, чтобы его взяли на службу, считающуюся выгодной и престижной. Капралу тоже перепало от щедрот купчишки, хотя и немного.

— Вроде приличный мужик-то, — снова заканючил отпрыск торгаша, — склянки-то вроде как лекарские! Как бы проблем не было, а, Девад?

— Идиот! — рявкнул капрал, краснея, как вареный краб. — Он моему троюродному брату челюсть сломал! Он должен за это ответить! И кто о нем знает? Какой-то чужак — то ли лесоруб, то ли морячишко! У нас свидетели есть, что парень напал на Брюска и остальных! А еще — он их обобрал, забрал деньги с бесчувственных тел! Мародер!

— Если он забрал деньги, почему их при нем нет? — пожал плечами настырный юнец. — Может, не все так просто, господин капрал?

— Ты что, умнее всех?! — прищурился стражник. — Что, ты утверждаешь, что я вру? Смотри, не будешь себя правильно вести, вылетишь из стражи так же быстро, как сюда и попал! И вообще, я смотрю на тебя и каждый раз думаю — чего этот придурок здесь, в страже, делает? Эта работа точно не для тебя, щенок!

— И я убеждаюсь в этом каждый раз, как гляжу на твою морду, — тихо буркнул парнишка и, не желая вступать в пререкания с начальником, отошел в сторону, отведя взгляд от капрала.

— Что?! Что ты там сказал, придурок?! — рявкнул капрал, но парень промолчал, сделав вид, что задумался и не понял, что обращаются к нему.

Капрал осуждающе покачал головой, решив, что нужно отделаться от молодого придурка. С ним можно влипнуть, это точно. Дурачок шел в стражу «бороться с преступностью и помогать людям» — романтический идиот. Такие опасны. Тем более что сын торгаша не желает держать язык за зубами.

Брюск теперь должен, и надо будет попросить разобраться с этим дурачком. Ткнут стилетом, когда тот пойдет домой, и долг списан. В команде должны быть только проверенные, свои люди, такие, как он сам, Девад, оттрубивший на этой работе уже двадцать лет! Зря согласился взять парня к себе — на деньги позарился. А получил конопатую проблему.

— Давайте-ка быстрее везите! — рявкнул капрал. — Потом можете пообедать! Вот вам! — Он кинул своим парням кошелек чужака, проверенный на наличие золотишка. — Сбор через два часа, здесь же.

* * *

— Давай! Пока он не очнулся! Ну что ты за глупая скотина? Скорее!

Быстрая рука пробежалась по карманам и нагло полезла за пазуху. Мужчина наклонился над лекарем, второй стоял рядом, с интересом глядя на то, как напарник лазит по карманам лежащего в беспамятстве человека.

— Вроде нет ничего! Стражники все повытаскивали!

— Тщательнее ищи, тщательнее! За подкладкой смотри! Они там всегда прячут!

Жересар видел этих двух будто сверху, как если бы вышел из своего тела и воспарил к сводчатому кирпичному потолку. Несколько секунд лекарь смотрел, как человек с грязными, засаленными волосами обшаривает его тело, потом пришла мысль: «Почему это он лазит у меня по карманам? Кто ему позволил?»

Эта мысль кольнула сознание, и душа Жересара мгновенно юркнула в «хранилище», удобно расположившись в большой лобастой голове.

И тогда пришла боль. Не очень большая, не такая, от которой умирают, но вполне даже приличная, выжимающая слезу из глаз. Если бы, конечно, лекарь не разучился плакать. Болело все — руки, ноги, живот, плечи, такая же боль пронзала его, когда он очнулся на берегу реки, вытекающей из пещеры. Тогда он был на грани смерти, изрубленный, избитый шатриями секты Ширдуан. А теперь?

Вспыхнула яркая картинка — вопящий воришка, лоснящиеся лица стражников, наставивших на него копья, и… вспышка, окончившаяся чернотой. Затем он открыл глаза в повозке — и снова вспышка и чернота. И так дважды. Пока не оказался в этом полутемном помещении, в виде парящей души.

Картинки проскочили за секунду, и пришло понимание — скорее всего, он лежит в темнице и какой-то негодяй обшаривает его тело.

Жересар поднял руку и молча схватил негодника за горло. Мужчина захрипел, задергался в тяжелой руке лекаря, а его напарник завопил и попытался помочь приятелю, лягнув Жересара в висок. Вернее, попытался лягнуть, потому что тот поймал ногу пинающего и, повернув ее до хруста в суставах, опрокинул противника на пол, отчего тот крепко приложился о каменный пол и замер, дернувшись пару раз.

Первый мужчина так и продолжал хрипеть, синея и закатывая глаза, когда лекарь ослабил хватку:

— Я тебя сейчас отпущу, не будешь драться?

Тот помотал головой — нет, мол.

— Ответишь на мои вопросы?

Снова помотал головой — да, отвечу.

— Хорошо.

Жересар разжал ладонь, мужчина упал на пол, судорожно вдыхая воздух, попытался отползти, но лекарь поймал его за ногу, притянул к себе и без замаха сильно ударил в бок. Что-то хрустнуло, и мужчина побелел от боли — видимо, Жересар сломал ему ребро.

— Ты обещал, что ответишь на мои вопросы. Еще раз попытаешься сбежать — я сверну тебе башку, совсем сверну, — безо всякого выражения равнодушно проговорил лекарь.

— Эй, ты чего там разбушевался? — раздался голос из полумрака, лекарь повернул голову и увидел, что на него смотрят человек двадцать людей разного возраста, разного телосложения. Не было никаких особых признаков, по которым можно было бы определить, почему этих мужчин засунули сюда, в темницу, — молодые, старые, прилично одетые и в рванине, они смотрели на Жересара, лежащего в углу, и молчали. Говорил один — лет сорока, кряжистый, кривоногий человек, одетый так, как одеваются портовые грузчики, вышедшие в город, чтобы напиться в трактире, — свободная куртка, широкие штаны из парусины и вязаная шапочка, которую носили и матросы, и грузчики, и все, кому не хотелось напечь голову или застудить ее на морском ветру. — Отпусти его, а то я тебе сейчас уши обрежу!

Жересар медленно встал, продолжая держать пойманного противника за предплечье. Проверил, как собственное тело держит равновесие, — вполне недурно, как оказалось. И, перехватив воришку за пах и горло, поднял его как пушинку и со всей силы метнул в человека с ножом.

Мужчина, которого он метнул, был не большим и не маленьким. По весу примерно равен камням, которые метала крепостная камнеметная машина. Хотя Жересар и не был камнеметной машиной, но эффект, произведенный этим живым снарядом, был так же действен, как если бы в толпу влетел подобный по весу камень.

Человека с ножом снесло, как и двух парней, на свое несчастье стоявших рядом с ним, и теперь они вяло шевелились на полу возле «снаряда», потерявшего сознание. Жересар тяжелыми шагами подошел к оцепеневшей толпе, испуганно раздавшейся в стороны, и тяжелым басом спросил:

— Еще кто-то хочет мне что-то отрезать? Или хочет проверить мои карманы?

— Ты не сможешь не спать вечно! — заметил кто-то из толпы, намекая на то, что, как только Жересар уснет, его тут же прирежут. Лекарь шагнул вперед и медленно спросил:

— Кто это сказал? Иди сюда, не бойся. А ну выйди сюда! Иначе я сейчас всех перебью к демонам!

Мужчины отодвинулись от высокого парня, а тот смело посмотрел в глаза лекарю:

— Я сказал. И что?

— Мне нужно, чтобы кто-то ответил на мои вопросы. И это будешь ты.

— А если не отвечу?

— Тогда я разобью тебе башку, а потом возьму другого и предложу то же самое, — равнодушно сказал лекарь.

— Эфос, да ответь ему! — раздраженно выкрикнул кто-то из стоящих справа. — Видишь, он не в себе! Ответь, да пусть валяется, как и все мы!

— Тебя не спросили! — огрызнулся Эфос. — Чего тебе надо, чужак?

— Откуда ты знаешь, что я чужак? — спросил Жересар.

— Тут все про всех знают, — усмехнулся парень. — Ты что, убил их?

— Может, и убил, — пожал плечами лекарь, — наплевать. Пойдем, расскажешь мне кое-что. А вы расходитесь. Что это вам, представление комедиантов? Лучше помогите вашим приятелям.

— Тут нет приятелей, — хмыкнул кто-то слева, и народ стал расходиться, не глядя на побитых мужчин, копошащихся на полу.

Жересар присел к первому поверженному им противнику, тому, что обшаривал карманы, сильно ударил его в живот, вынул из бесчувственной руки нож и, переломив его между пальцами, оттащил мужчину к остальным, двое из которых уже начали поднимать головы. Бросил, как бревно, не обращая внимания на кровавый след, оставшийся на полу. Потом кивнул Эфосу:

— Пошли в угол. Не бойся, мне всего лишь нужно кое-что узнать. Расскажешь — и делай что хочешь.

— Я и не боюсь! — вскинулся парень, но покорно побрел за Жересаром в темный угол и уселся рядом на охапку несвежей соломы, пахнущей прелостью и мочой.

— Где я нахожусь? — спросил Жересар, опершись на кирпичную красную стену и глядя в маленькое окошко под потолком, с трудом пропускающее свет.

— В темнице, где же еще? — скривился Эфос. — Как и все мы.

— Давно я тут?

— Нет. Привезли, втащили, бросили. Парни пошли прощупать у тебя карманы — а ты очнулся. Не думали, что ты очнешься.

— Почему это? — поднял брови лекарь.

— А ты себя со стороны видел? Весь в крови, лицо-то еле рассмотришь. Да и стражники сказали, чтобы, как ты сдохнешь, им покричали. А еще сказали, что, когда ты перекинешься, можем забрать твои шмотки себе. Мертвому-то они все равно не нужны!

— Ясно. Что-то говорили, за что я здесь?

— Кто? Стражники?

— Стражники, да. Что-то говорили о том, за что я здесь? — медленно, как для идиота, повторил Жересар.

— Ну… да. Говорили, что ты разбил челюсть троюродному брату капрала Девада, что на базаре шастает. Что напал на Брюска, избил его и ограбил.

— Понятно. Что мне грозит? Что теперь будет?

— Ну что… в рабство продадут скорее всего. Ты вон какой здоровый. В рабство — и все! Не повесят, нет. В рабство, ага.

— А здесь кого собрали? Что за люди?

— Всякие. Есть уважаемые люди — авторитетные. Есть пьяницы, которых прихватила стража за буйство в трактире, а у них не было денег оплатить разгром. Щас ждут, когда родственники выкупят. А то, мож, и отрабатывать заставят. Всякие есть.

— А как же авторитетных-то сюда загнали, — усмехнулся Жересар, — если они авторитетные? Насколько понимаю, все ваши банды платят стражникам.

— Само собой, платят. Иначе работать не дадут. А эти… вовремя не заплатили или работали не там, где им позволили работать стражники. Если кто работает в порту — не моги лезть на базар. И наоборот. Вон тот жену убил. Скорее всего, повесят — убивать можно только благородным или по суду, палачу. Вон те подрались — соседи, и на них подали жалобу. Вон тот… да какая разница? Ты кто вообще? Откуда взялся? Чего ты этого хмыря покалечил? Дай догадаюсь: они хотели тебя на деньжонки потрясти, а ты их уложил? Здоров ты, да… вот только не рассчитал. Так-то Брюск крыса еще та, я его не люблю. Так ему и надо. Но капрал Девад авторитетный, да. Он всех на базаре «строит» — там, где ему сержантом позволено «строить».

— Плевать мне на капрала и сержанта, — хмуро прогудел Жересар, — ты вот что скажи, мне человека найти надо, он должен был сюда приехать. Нед его звать. Молодой такой, лет двадцать.

— Ты чудак, — хихикнул парень, — ты хоть представляешь, сколько людей приезжает в этот город? И сколько здесь живет? В порту не протолкнешься от приезжих!

— А чего так много приезжих? — поинтересовался Жересар. — Всегда так было?

— Всегда. Большой порт, да. И металл везут из Винурга — все через Шусард, и золотишко мыть стали на западе, и вообще — людей много приезжает, город растет.

— Здесь кормят?

— Есть захотел? Кормят. Один раз в день. Вечером. И воды дают. Ежели в сортир — вон туда, там канава в полу. Удобства тут никакого, но и долго обычно не задерживаются. Завтра к обеду будешь болтаться в петле или звенеть цепями. Девад злой на тебя шибко.

— И что, все на самом деле решат, что приезжий набросился на банду Брюска и ограбил их? — криво усмехнулся Жересар. — Неужели настолько продажный судья?

— Да ему плевать на нас, — хихикнул собеседник. — Ты что думаешь, кто-то будет разбираться? Есть показания капрала и его двух-трех помощников. Не верить им основания нет. Почитает судья их писульки — и все, шагай к палачу! Закуют в цепи и отправят на рынок, туда, где торгуют рабами! И вечером будешь или на гребной карюге, или еще где-нибудь — кто купит, у того и будешь, в общем. Не знаешь, как это делается? С луны упал?

— Честно сказать, никогда не задумывался, как тут все происходит. Меня это дело не касалось. Военный суд — это знаю, а вот гражданский — никогда не имел дела.

— А! Ясно! Вояка бывший, да? Вон откуда ты такой здоровый-то. В лесорубы скорее всего купят, будешь на цепи лес рубить. Убежать-то не дадут, не надейся. Лучники сажают стрелу прямо в затылок, так что не балуй.

— Все, шагай отсюда, я спать буду, — опустошенно сказал Жересар и закрыл глаза.

— Можешь не проснуться, — серьезно предупредил парень. — Ты уважаемого человека покалечил и его людей. Теперь сиди да оглядывайся.

Лекарь промолчал, а парень поднялся с охапки соломы и пошел дальше, туда, где расположилась основная масса людей. Они сидели, лежали небольшими группками и по одному, а когда парень подошел, дали ему место, и он начал что-то говорить — видимо, рассказывал, о чем беседовал с новичком.

Жересар проводил его взглядом, потом закрыл глаза — видеть то, что он видел сейчас, совсем даже не хотелось, и у лекаря на душе было гадко и тоскливо. Попасть в темницу вместе с ворами, пьяницами, убийцами и другими ублюдками всех мастей и статей — великолепное завершение лекарской карьеры в Корпусе морской пехоты. А еще хуже было бы остаться тут, в этой темнице, с отрезанной башкой. Если продырявят — это ерунда, хуже дырявили, и выжил, спасибо демону. А вот если башку отрежут — здесь уже без вариантов, покойник. Да будь что будет!

Жересар вытянулся вдоль стены, подложив под себя солому, и закрыл глаза, впадая то ли в сон, то ли в какой-то ступор, транс — чего с ним никогда не было. Ему опять стало казаться, что он поднимается над своим телом и взлетает вверх, к крыше — бесплотный и свободный, как утренний ветер с моря.

Посмотрел на себя сверху — грязный, в синяках, лицо с пробившейся седой бородой окровавлено, на правой щеке засохшие рубцы, как будто сюда кто-то ткнул копьем или кинжалом.

«Может, и ткнули, свободное дело! — подумал лекарь. — Лихо махали копьишками-то! Суки! В первый ряд бы их, да чтобы налетела лавина исфирцев, закованных в сталь! Небось сразу забыли бы о поборах на рынке и наложили в штаны, подонки!»

Жересар пожелал оказаться над группой «товарищей по несчастью», среди которых он увидел побитых им негодяев. Те все были живы, хотя и не очень здоровы — с разбитыми лицами, перекосившиеся, как старый дом, они не были похожи на ученых или лекарей, а больше всего напоминали побитых бандитов, собиравшихся затеять заговор против своего обидчика. Потому следовало послушать, о чем супостаты говорят, — если получится, конечно.

А говорили они о том, что, как только все затихнет, все уснут, надо подойти и воткнуть в глаз этой твари нож. Под «тварью», надо понимать, они имели в виду Жересара, на которого заговорщики бросали огненные взгляды.

Жересар повисел над ними несколько минут, и когда ему надоело перечисление кар, которые должны пасть на голову нечестивца, посмевшего обидеть таких уважаемых людей, отплыл в сторону и стал подниматься вверх, сквозь кирпичное перекрытие.

Душа Жересара пронизывала толщу обожженных кирпичей, как ветер проходит сквозь открытое окно. Ни малейших затруднений, ни каких-то неприятных ощущений — вот только что он был в темнице и уже стоит в большом пустом зале, в окна которого заглядывает низкое вечернее солнце. «Что, уже день прошел?! Ну и ну…»

Жересар немного полетал по судебному залу, потом вылетел наружу, на улицу, повис над головами прохожих, спешащих по своим делам.

Решив полетать по городу, лекарь начал движение, но, отлетев шагов на сто, вдруг остановился как вкопанный, будто кто-то держал его на привязи. Догадался: видимо, это предел того расстояния, на которое он может удаляться от своего тела. Немного подосадовал, потом выругал себя — как можно было оставлять тело без присмотра? А вдруг за это время его прирежут?! Рванул назад и через мгновение уже завис над телом — и вовремя. Тот, кому поручили прирезать лекаря, осторожно, стараясь на шуметь и не спугнуть жертву, подходил к распростертому на полу телу Жересара, и совсем не для того, чтобы узнать у него методы лечения вывиха плечевого сустава. Скорее всего, он хотел сделать аккуратный хирургический разрез на шее чужака, чтобы выпустить из него дурную кровь.

Лишней крови у Жересара не было, потому он рванулся к своему телу, дабы встретить супостата ударом, дробящим кости «пациента».

В юности Жересар был завсегдатаем трактиров и отличался буйным нравом и огромной силой. Нрав с годами у него смягчился, а вот сила никуда не делась, и, возможно, став массивнее, чем в юности, он сделался еще сильнее.

Вдруг Жересара посетила новая мысль, и, не заняв свое тело, он бросился к убийце, крадущемуся в пяти шагах от предполагаемой жертвы. Вернее, так: не бросился, а мгновенно переместился, да не просто переместился, а нырнул в тело противника, помня, как до того легко прошел через кирпичную стену.

Дело в том, что, когда Жересар проплывал через кирпич, у него возникло странное ощущение — он как будто чувствовал этот кирпич, ощущал его неровности, шероховатости, структуру искусственного камня, ощущал его «руками», невидимыми руками. И если он ощущал эти шероховатости, так почему тогда не мог воздействовать на тот объект, который «пощупал»? Может, конечно, не то время, чтобы ставить эксперименты, но у него есть несколько секунд, и, пока враг нерешительно крадется к телу, можно попробовать испытать свои возможности.

Лекарь и сам не знал, что он собирается сделать. Остановить врага? Наказать его за подлые намерения? Испытать свои силы? Вероятно — все сразу.

Внутри человека должно было быть темно, но Жересар видел все как днем — красную плоть, пропитанную живительными соками, мышцы, передвигающие тело хозяина туда, куда он пожелает, белые кости и все, что может «увидеть» душа лекаря, пробравшаяся в чужой организм. Мускулистый мешочек сердца бился часто, так часто, что казалось — сейчас он разорвется, проталкивая кровь по сосудам. Опытный глаз лекаря сразу увидел и язву желудка, грозившую прорвать его стенки насквозь, и увеличенную печень — результат неумеренного употребления дурного вина, и язву на кишке, которая должна доставлять много неприятных ощущений.

Лекарь протянул невидимую руку и сжал сердце мужчины, ощутив, как бьется этот теплый, гладкий комок плоти, а затем рванул его, опуская вниз, в полость живота, обрывая сосуды, как гнилые веревочки.

Человек еще не понял, что он умер, — резкая боль, схватился за грудь… Убийца умер так же верно, как если бы ему отрубили голову. Он упал возле ног тела Жересара и больше не шевелился.

Жересар-дух вышел из тела разбойника, удовлетворенный полученным эффектом. Совесть его не мучила. Этот человек с ножом знал, на что шел. Жересар-дух мгновенно переместился туда, где затаились сообщники убийцы, пославшие его на смерть. Секунда! И лекарь в теле следующего противника. Рывок! И еще один захрипел, падая на пол.

За пять секунд лекарь расправился с тремя заговорщиками, остановив их сердца. Поднялся к потолку, посмотрел сверху — в темнице мало что изменилось. Кто-то спал, кто-то разговаривал о своем, собравшись в кучку и не обращая внимания на остальных. Смерть убийцы и его товарищей, возможно, и привлекла внимание, но окружающие предпочли сделать вид, что ничего не видели. Так-то оно вернее… много знаний — много скорби.

Жересар вернулся в свое тело, втянувшись в него, как дым очага втягивается в трубу дымохода. Его волновало, сможет ли он восстановить контроль над телом, но все прошло нормально. Только подумал о том, чтобы двинуть руками и ногами, как что-то будто щелкнуло, зазвенело струной, и лекарь ощутил боль в отбитых ребрах и разбитой голове.

Впрочем, боль была уже не сильной, словно повреждения получены день-два назад и остались лишь синяки.

Подвигав конечностями, он облегченно вздохнул и замер, прикрыв глаза. Он был хорошим лекарем, просто великолепным, и последние события в его жизни не смогли выбить знания о лекарском деле и искоренить научный подход к делу. И теперь Жересар пытался сообразить: что же такое с ним случилось?

После получасовых размышлений пришел к выводу: теперь он умеет убивать, не двигаясь с места, и для него не служат преградой ни стены, ни земля, ни стальная броня. И первым желанием Жересара было оказаться там, где сидят люди из Совета, пощупать их грязные сердца! Увы, теперь он был в полутора тысяч ли от негодяев и не мог достать подлецов.

Лекарь даже застонал от разочарования — ну почему, почему умение проявилось только сейчас, а не тогда, когда он был в столице?!

Впрочем, еще полчаса размышления дали понимание — он не всесилен. Да, против него теперь нет защиты, нет укрытия. Если только не отойти на сто шагов. А еще — он не может убить толпу одним движением руки. Только по одному-два человека в секунду, и его тело при этом совершенно беззащитно — делай что хочешь. А вот что с ним будет, если уничтожить тело, Жересар не знал. Скорее всего, после смерти тела демон унесет его душу в преисподнюю, и лекарю пока не хотелось на тот свет. Не все дела завершены. Успеется в иной мир. Не все сердца подержал в руках.

Жересар не хотел думать о переменах, произошедших с его сознанием, — почему тайное убийство теперь не кажется противным и подлым делом? Почему он так холодно воспринимает смерть людей, пусть и негодяев, — словно он сорвал травинку, а не вырвал сердце у человека? Да, в глубине души лекарь осознавал — это ненормально. Это странно и страшно. Но загонял мысль глубоко, совсем глубоко, туда, где сидел демон, слившийся с его душой.

Через два часа загремели засовы дверей, зашумели, загомонили узники, выстраиваясь в очередь, — у всех в руках были плошки из глины, деревянные ложки, и люди оживленно переговаривались, предвкушая долгожданный ужин.

Похоже, что передачи с воли здесь были не приняты, — за все то время, что лекарь сидел в темнице, он не заметил, чтобы кто-то здесь ел или пил. Поел раз в сутки того, что выдадут тюремщики, — и хватит. Впрочем, какая разница, что тут не принято? Сейчас нужно что-то поесть — организм требует.

Жересар встал, оттолкнувшись рукой от грязного пола, — рука тут же вляпалась во что-то скользкое, и он с отвращением вытер ладонь о стену, оставив широкий красный мазок.

Перешагнул через труп убийцы, так и лежащий на полу, и пошел к очереди, выстроившейся возле входа. В голове очереди уже началась раздача еды — мужчина лет пятидесяти, с лицом, на котором жизнь оставила глубокие отметины-шрамы, большим черпаком доставал из котла на колесиках липкую белую массу с темными вкраплениями и шлепал ее в подставленные плошки. Туда же бросал ломоть темного хлеба, а из другого котла черпал пахнущий пряной травой отвар, переливая его в кружку заключенного.

Лекарь подошел к началу очереди, оттеснил плечом первого, кто стоял с пустой плошкой, и не обратил внимания на его злобное ворчание. Раздатчик налил отвара парню впереди и, опустив черпак, поднял глаза на Жересара:

— Ты кто? Когда прибыл?

— Он первый день здесь! — крикнул кто-то сзади. — К полудню его привезли, с базара! От Девада!

— Первый день? — хмыкнул черпальщик. — В первый день еды не положено. Завтра я принесу тебе чашку и кружку. Если раньше не осудят.

— Осудят, — хмыкнул стражник позади черпальщика. — Завтра его в суд поведут. Девад на него сильно зол. Парень челюсть сломал его брату, шум устроил на рынке. Могут и повесить.

— Не повесят, — буркнул другой стражник, довольно-таки доброжелательно глядя на Жересара. — Брюск обнаглел, зарвался! Средь бела дня уже начал людей щемить! Давно надо было ему укорот дать! Сюда ЕГО надо, а не этого мужика. Эй, дайте ему чашку и кружку! Пусть поест. Ему и так сегодня крепко досталось. Есть свободные чашки?

— Есть, Эбар! — Из очереди вышел парнишка лет двадцати с узким хитрым личиком. — Целых четыре чашки освободилось и четыре кружки! Четыре покойника у нас, парни.

— Это как так? — нахмурился стражник. — Кто? Зарезали, что ли?

— Да нет, — пожал плечами другой, мужчина лет сорока, с воспаленными красными глазами пьяницы, — никто их не трогал. Как сидели, так и сидят. Дохлые. А вон тот пошел к нему — поговорить, видать. И упал. Тоже дохлый. Мы их не трогали, как сдохли, так они и лежат.

— Этого еще не хватало, за него только что внесли… — пробормотал первый стражник. — Эй, не трогай труп! Я сам посмотрю! Вот не было еще проблем…