Собибор. Восстание в лагере смерти

Иван Беркутов, 2018

Это книга о силе человеческого духа, который невозможное сделал реальным. Это рассказ о побеге из безвыходного пространства, о победе добра над злом, стремлении к жизни и свободе – над бесчеловечным механизмом машины уничтожения. Это история о единственном за все время Второй мировой войны успешном восстании узников нацистского концлагеря. Это роман о восстании в лагере смерти Собибор в 1943 году, организованном Александром Печерским (1909–1990) – советским офицером и всемирным героем.

Глава 4

После того как всех мастеров — ювелиров, сапожников, портных — отделили от остальных, обещали им работу, Аксель был полон бодрости.

— Вот увидишь, мы здесь нормально устроимся! — говорил он Якобу. — В любом новом месте трудно приходится лишь в первые дни. Трудно привыкнуть к новым условиям, новым порядкам. Потом ты притрешься и увидишь, что и здесь есть свои привлекательные стороны.

Правда, барак, в который их привели, в котором им предстояло жить, не выглядел привлекательно. Никаких отдельных комнат, где можно было бы жить с женами (на что надеялся Аксель) — общее помещение, где вдоль стен шли деревянные топчаны. И капо с кнутами в руках выглядели зловеще. Порадовала только ювелирная мастерская, в которой им предстояло работать. Здесь было все, что требовалось для изготовления красивых ювелирных изделий: столы с хорошим освещением, инструменты. И было очень много золота — в основном почему-то зубных протезов. Но Якоб не успел подумать, откуда они взялись.

В этот первый день новичкам объяснили устройство лагеря и его порядки. Лагерь Собибор делился на три части (их тоже называли лагерями). Самой оживленной частью Собибора был Первый лагерь, которым руководил обершарфюрер Карл Френцель. Здесь располагались мастерские — столярная, портняжная, сапожная, ювелирная. И здесь же находились бараки, в которых жили заключенные. Во Втором лагере находился только один производственный отдел, зато самый массовый — сортировка. Все, снятое с убитых людей, поступало сюда, на огромные столы в сортировочном бараке. Все эти вещи надо было разобрать — одежду отдельно, обувь отдельно; отделить взрослое от детского, мужское от женского. И, наконец, выделить из общей груды вещей то, что представляло ценность для нацистов. Это была ответственная работа! Ее выполняли в основном женщины.

Самой страшной частью Собибора был так называемый Третий лагерь. Здесь находились газовые камеры и крематорий; здесь происходило уничтожение вновь прибывших. Отсюда летел на лагерь и окрестные леса черный пепел…

На следующий день новичков с утра повели на работу. Но не успели они дойти до мастерской, как со стороны лагерного сада послышались крики, а затем и выстрелы. Колонну мастеров остановили и вернули назад в барак. А спустя час вывели на плац.

Здесь уже собрался весь лагерь — как заключенные, так и надзиратели. Здесь Аксель и Якоб и узнали о том, что случилось утром. Оказалось, что группа заключенных, работавших в саду, воспользовалась тем, что часовые сквозь листву не всегда их видели. Трое узников смогли перерезать колючую проволоку, и вся группа бросилась бежать. Правда, убежали они недалеко. Часовые с вышек открыли огонь из пулеметов. А те, кто смог убежать от пулеметов и проник за второй и третий ряды проволоки, попали на минное поле. Все они подорвались на минах.

Побег не был никак подготовлен — решение о нем возникло внезапно. Если бы заключенные готовились заранее, они бы постарались узнать о том, как лагерь охраняется. Они бы узнали, что, кроме четырех рядов колючей проволоки, кроме часовых на вышках, существует еще одна угроза — мины. Они были густо заложены между третьим и четвертым рядами проволоки. Пространство за пределами лагеря, до самого леса, тоже было заминировано, правда, не так густо. А между вторым и третьим рядами проволоки ночами ходили патрули. Опушка леса по периметру лагеря была вырублена; получилась открытая полоса шириной около ста метров. Все это пространство было пристреляно из пулеметов, которые стояли на вышках. У тех, кто бежал днем, не было никаких шансов добраться до спасительного леса. А ночью охранникам приходили на помощь прожектора.

Беглецам надо было подумать и о том, что они будут делать, если убегут за пределы лагеря. Куда идти? В деревню? Нет, надеяться на помощь местного населения не стоило — и польские, и украинские крестьяне, как правило, выдавали евреев немцам. Это была одна из причин, почему из немецких лагерей уничтожения, в которых содержались в основном евреи, за годы войны было так мало успешных побегов.

Людям, задумавшим уйти из лагеря уничтожения, нужно было составить такой план, который предусматривал бы путь до крупной лесной чащи, где можно было бы создать партизанскую базу. Или надо было добираться до какого-либо города — там польские патриоты из Армии Крайовой сотрудничали с евреями. Но не все, далеко не все. Некоторые из офицеров АК упорно отказывались хоть как-то помогать евреям, если даже те хотели сражаться с немцами. Так что правильнее было уходить на восток и пытаться добраться до Красной армии. Но она была еще далеко, очень далеко…

Нет, никаких подобных планов у двенадцати человек, бежавших в тот день из Собибора, не было. Их побег был просто актом отчаяния…

…Спустя час на плацу были выложены двенадцать трупов — все те, кто пытался совершить побег. Заместитель начальника лагеря Нойман вышел вперед и обратился к узникам:

— Убежать из нашего лагеря невозможно. Невозможно! Вас предупреждали об этом, господа евреи. Пусть каждый знает: беглецы неминуемо погибнут, а невинные поплатятся своей жизнью за их неповиновение. Так было и так будет всегда! Так что внимательно следите друг за другом и сообщайте своим еврейским капо обо всем подозрительном, господа евреи. А сейчас в наказание за попытку побега будет расстрелян каждый десятый из вас. Это обидно, но справедливо.

И тут же офицеры в сопровождении автоматчиков двинулись вдоль строя, выхватывая каждого десятого. Да, это были мастеровые люди, отличные специалисты. Но немцы не дорожили своими рабами. Они все еще были уверены, что смогут захватить новых рабов, что на их век хватит ювелиров, сапожников и портных…

Выбранных заключенных отводили в сторону и тут же расстреливали. Стреляли в затылок. Подкатила телега, в которую вместо лошадей были запряжены узники. Лошадей в лагере почти не держали — зачем, если есть заключенные? Убитых стали грузить на телегу.

В той шеренге, где рядом стояли ювелиры Аксель и Якоб, жертв выбирал комендант Первого лагеря Френцель. До самого конца шеренги доносился его счет:

— Первый, второй… восьмой, девятый… десятый!

И эсэсовцы выхватывали очередную жертву и волокли ее в сторону.

Якоб прижался к другу:

— Я с тобой, Аксель, ты везучий…

Аксель ничего не ответил — он следил за счетом. Вот комендант выдернул из строя очередную жертву — близко, совсем близко от них. Но недостаточно близко, чтобы не тревожиться, чтобы ты стал шестым или седьмым. Неужели?.. Сердце Акселя сжалось от страшного предчувствия…

— Шестой, седьмой, восьмой… — отсчитывал Френцель.

Перед девятым он остановился и, улыбаясь, погрозил ему пальцем. Этот девятый был человек в гимнастерке советского солдата, с суровым, волевым лицом.

— Тебе повезло! — сказал ему эсэсовец, повернулся к стоявшему рядом Акселю и провозгласил:

— Десятый!

Аксель мотал головой — он не мог, не мог поверить в случившееся! Неужели это все? Неужели судьба от него отвернулась? Его удивление было так велико, так искренне, что Френцель рассмеялся. Все так же смеясь, он выдернул «счастливчика Акселя» из строя и стал считать дальше:

— Первый, второй, третий…

Якоб стоял, все еще не веря в случившееся. Он жив! Он жив, а его друг и компаньон Аксель — вон там, у стены! И вот уже слышен выстрел, и вот тело Акселя грузят на телегу… Как же так? Как это могло случиться?

Когда экзекуция была закончена, заключенных развели на работы. Человека в солдатской гимнастерке, стоявшего в строю перед Акселем и чудом избежавшего смерти, отвели в столярную мастерскую. Капо, руководивший работой мастерской, дал заключенному задание — делать сервант для господина коменданта лагеря, выдал инструменты. Однако, как только капо ушел, человек в гимнастерке отложил рубанок в сторону и подошел к одному из старожилов лагеря. Он заметил этого человека еще раньше, на построении. Заметил, с каким уважением смотрели на него другие заключенные. И сделал вывод, что этот лагерный старожил — тот, кто ему нужен.

— Надо поговорить, — тихо сказал военнопленный по-русски. — Как тебя звать?

— Лео, — ответил старожил, внимательно глядя на новичка.

— А меня Александр. Александр Печерский. Давай отойдем вон туда, в угол, где нас никто не услышит.

— А о чем будем говорить?

— Там все скажу.

— Кажется, это будет интересный разговор. Тогда я приглашу друзей.

Лео сделал знак другим заключенным, и еще трое работников мастерской присоединились к нему. Александр удовлетворенно кивнул — на это он и надеялся.

Когда они отошли в угол и другие не могли их слышать, Печерский заговорил:

— Я хочу рассказать вам о себе. Скажу все, ничего не утаю. Откуда я, чем занимался, что успел пережить, как сюда попал. Для чего такой подробный рассказ? Думаю, вы поймете.

И Александр начал рассказывать…