Трактир

Живиль Богун, 2022

В мире существует сеть секретных станций, именуемых "трактирами", посетители которых отправляются путешествовать по собственным прошлым воплощениям. Зачем? По разным причинам. В любом случае, для клиентов это жизненно необходимо. Однако иногда и самим трактирщикам приходится таким образом решать проблемы личного характера. А это непросто, в особенности если проблема повторяется из жизни в жизнь, а причина её кроется в догомеровской эпохе.Это первая книга серии "Оказываю гостеприимство"

Глава 4. Барышни-спортсменки

«Начинай уже сейчас жить той жизнью, какой ты хотел бы видеть ее в конце.»

Марк Аврелий

Когда четверо девиц, гогоча и топоча, словно рота гренадеров, ворвались в трактир, Вероника была уже на позиции — за барной стойкой. Встречал посетительниц Марк. Но даже внушительная стать трактирщика меркла перед общей массой девчат, мгновенно заполнивших собой все пространство холла. Хотя были они не такие уж рослые, да и молоденькие совсем, лет по четырнадцать-пятнадцать.

— Четыре кока-колы! — запыхавшись от быстрой ходьбы, выпалила та, что ввалилась первой. Ее короткие густые волосы были выкрашены во все цвета радуги, начиная с красной пряди над левым ухом и заканчивая фиолетовой над правым.

Вероника успела подумать, что для полноты образа можно было бы прицепить еще серьги в виде фазана. Но ответила гостье с обычной любезностью:

— Добрый день. У нас нет кока-колы.

— Нет?! — девица изумилась так, словно ей сообщили о наступлении конца света. — А пепси?

— Тоже нет. Как и прочих подобных напитков.

— Жесть! — возмутилась радужная. — На фига тогда мы вообще сюда тащились?

— Реально надо было оставаться на трассе, — поддакнула вторая, невысокая, но фигуристая не по годам, с пышной каштановой копной на голове. — Я же вам говорила, давайте голосовать!

— Ты че, Светка, батяня сказал ведь дожидаться другой машины!

— Так два часа ждать! — перешла на крик фигуристая Светка. — Так и подохнуть можно…

— А что у вас есть? Ну, попить? Соки там или минералка? — догадалась спросить третья девица, весьма строгого, даже сурового вида. Возможно, она и не была такой по натуре, просто широкие, будто сажей нарисованные брови придавали тонкому бледноватому лицу устрашающе воинственный вид.

— Могу предложить свежевыжатый сок, — сказала Вероника. — Или домашний лимонад.

— Домашний — это как? — удивилась Светка.

Но радужная не нуждалась в объяснениях.

— Давайте уже ваш лимонад! — решила она и за всех повернулась к бровастой: — Лилька, суточные у тебя? Заплати.

— Присядьте, пожалуйста, за столик, — перенял эстафету Марк, пока жена доставала напиток из холодильника. — Я принесу ваш заказ.

Девчонки направились к ближайшему столику и шумно задвигали стульями.

— Позвольте, я возьму ваши куртки, — предложил Марк.

— Да ладно, у вас тут не больно-то и жарко, — отмахнулась радужная. Затем все же повернулась к хозяину и пояснила: — Наш бусик сломался. Можно, мы у вас подождем, пока другой пришлют?

— Разумеется. Желаете перекусить? Горячие бутерброды, хачапури, салаты?

— О, класс! Всем по хачапури? — радужная окинула взглядом компанию. Никто не был против. — Да, давайте четыре.

— А мороженое у вас есть? — спросила фигуристая.

— Разумеется, — кивнул Марк. — Фруктовое, карамельное, шоколадное…

— Мне шоколадное!

— Светка, хорош лопать сладкое! Наберешь лишнего — батяня вмиг выгонит из команды, — вмешалась строгая Лилька.

— Да и цены здесь наверняка до небес, — поддакнула радужная.

— Наши цены вас вполне устроят, барышни, — примирительно сказал Марк. — Желаете что-нибудь еще?

Пожеланий больше не последовало. Приняв заказ, он вернулся к стойке, где Вероника уже ставила тарелки на поднос.

— Слышали — «барышни»! — прыснула фигуристая Светка, едва Марк отошел от столика.

— А что, приятно… — впервые подала голос высокая, худая девчонка, до сих пор не проронившая ни слова.

— Ага, мы тут все прям такие леди-миледи! — съязвила радужная. — Может, ты, Мышка, еще и туфли на шпильках напялишь? И айда десять кругов вокруг стадиона! — она захохотала, остальные вторили.

Только та, которую подруги называли Мышкой, не засмеялась, а снова замкнулась в себе. Она и вправду была похожа на мышь: неопределенного цвета волосы, собранные в тощий хвостик, острый нос, плотно сжатые бесцветные губы. Живыми казались только глаза — большие, темные, блестящие. Девочка с безучастным видом потягивала через трубочку свой лимонад, однако пристальный взгляд из-под ресниц говорил, что она не теряет бдительности.

Она первая заметила сквозь стеклянную дверь приближение еще одной гостьи и подала знак подругам, вовсю уплетавшим горячие хачапури. Когда дверь, тихонько звякнув, отворилась, уже вся четверка дружно глазела на вошедшую.

Посмотреть было на что. Девушка лет двадцати с небольшим будто сошла с рекламного щита — что-о вроде дорогого парфюма или автомобилей класса люкс. На ней было длинное платье, подчеркивающее идеальную фигуру, сизо-синее, под цвет глаз, жемчужно-серый палантин, небрежно перекинутый через одно плечо, и лаковые туфли-лодочки. Золотистые прямые волосы были собраны на затылке в длинный хвост, лишь тонкие прядки у висков обрамляли чувственное, выразительное лицо с неброским романтическим макияжем.

Она направилась через холл прямо к стойке, улыбаясь хозяевам, однако не забыла приветливо кивнуть и девчонкам в обеденном зале. Те, засмущавшись, тут же опустили глаза. Но ненадолго. Как только новая посетительница повернулась к ним спиной, юные спортсменки опять уставились на нее.

— Ну ни фига себе! — пронзительный шепот девицы с радужной челкой прервал тишину, воцарившуюся за столиком. — Вот вам и леди-миледи…

— Ага, зарулила за тыквенным латте по дороге в Париж! — добавила Светка.

— В Милан, — поправила ее Лилька. — Теперь они туда за шмотками гоняют.

Однако девушка, с ходу причисленная спортсменками к неким полумифическим им, попросила лишь стакан воды с каплей вишневого сиропа. Четверка слышала, как в ответ на предложение хозяина пообедать или хотя бы выпить кофе, она сказала тихим чётким голосом:

— Благодарю, я всего на пару минут… — и грациозно присела на край высокого табурета у стойки.

А в следующее мгновенье наблюдательницы, следившие за каждым ее движением, дружно ахнули: откуда-то слева вдруг появился гигантский белый лабрадор, неторопливо подошел к гостье и замер, преданно глядя ей в глаза. Девушка улыбнулась, протянула руку, и зверюга тут же пристроил огромную голову ей на колени, явно ожидая ласки. Одной рукой поглаживая пса, девушка приняла поданный хозяйкой стакан, кивком поблагодарила и сделала несколько глотков. Затем повернулась к широкому окну, словно высматривая во дворе кого-то, вздохнула, рассеянно обвела глазами зал и остановила взгляд на пианино в дальнем углу.

— Можно? — кивнув на инструмент, спросила она Марка.

— Всенепременно, — хмыкнул тот.

Девушка встала, не спеша пересекла зал и снова села, теперь уже за пианино. Гигантский пес последовал за ней, даже не обратив внимания на девчонок, которые испуганно съежились, когда он шествовал мимо. Тихонько клацнула блестящая черная крышка, тонкие пальцы пробежались по желтоватым от времени клавишам, словно приветствуя старого доброго друга, и тотчас, почти без перехода, зазвучала нежная мелодия.

— Ну разумеется, Шопен… — тихонько проговорила Вероника, опустилась на свой стульчик за стойкой и прикрыла глаза, вслушиваясь в переливы ноктюрна.

Марк с довольным видом поглаживал короткую курчавую бороду, однако бдительности не терял, то и дело поглядывал на четверых посетительниц в зале. Те тоже слушали музыку, каждая по-своему. Строгая Лилька облокотилась на столик, недоуменно хмуря боевые брови. Фигуристая Светка не переставала жевать; она даже не заметила, как доела свою порцию и принялась за стоявшую рядом. Девица с радужной челкой откровенно скучала, вздыхала, ерзала на стуле, но шуметь не смела. А молчаливая Мышка, казалось, и вовсе уснула: сомкнутые ресницы, неожиданно длинные и пушистые, смягчили острые черты лица, голова чуть склонилась набок, плечи расслабленно опустились.

Нет, она не спала. Она смотрела живую картину, которая разворачивалась перед закрытыми глазами, следуя чарующей мелодии ноктюрна №20 — её любимого.

***

Поначалу сюжет казался весьма романтичным: парень и девушка, молодые, красивые, влюбленные. Эдна и Шон — нередкие имена в Ирландии середины девятнадцатого века. Они помолвлены, собираются поженится осенью, как только Шон достроит домик на задах отцовского участка. Их семьи небогаты, выращивают овощи на арендованных землях, в основном, конечно же, картофель: им засажена, считай, половина Изумрудного острова.

Однако в то лето от заразы гибнет весь урожай картофеля. По всей стране.

— Эдна, давай по-быстрому обвенчаемся и уплывем в Америку! — упрашивает Шон невесту. — Маккензи уже отбыли, всей семьей, О’Конноры тоже собираются, и молодой Джеллет. Его старшие братья уже год как обосновались на восточном побережье, ты же знаешь; пишут, что непросто там, конечно, но жить можно!

— А как же свадьба, Шон? — растерянно моргает Эдна. — Мать уже материю на платье купила…

— Какая свадьба, милая! — парень старается сдерживать негодование: неужто она не видит, что вокруг творится? — В газетах пишут, что в центральных графствах люди уже мрут от голода. Надо уезжать, пока не поздно, пока есть возможность!

— Америка… Это же другой край света, никого из родных! — Эдна никогда не была дальше соседнего городка, она ужасно боится чужих людей, чужих обычаев.

— Но я же буду с тобой, моя маленькая трусишка! И вообще, говорят, ирландцев там уже больше, чем негров!

Все уговоры напрасны. Родители Эдны поддерживают страхи дочери, уповая милоть Всевышнего: даст Бог, жизнь скоро наладится. Увы, небывалые морозы лишь усугубляют положение. Эпидемия тифа косит обессилевших от голода людей. Шон снова настаивает на эмиграции в Штаты. Эдна снова отказывается: после смерти матери младшие сестры остались у нее на руках. Шон уплывает один, пообещав вернуться за ними, как только устроится.

Проходит еще один страшный год «картофельного голода» — An Gorta Mor, Великого Голода, в итоге унесшего около миллиона человеческих жизней. Отец и сестры умирают от холеры. Эдна выживает лишь благодаря надежде, что Шон вот-вот заберет ее к себе. Увы, от него давно нет вестей. Как и от других знакомых, уехавших следом. Старые посудины, битком набитые эмигрантами, не зря называют «плавучими гробами»: далеко не всем пассажирам удается живыми пересечь океан. Но это не останавливает бегущих от голодной смерти. За четыре года Ирландию покидает более миллиона человек.

Маленькая трусишка Эдна уходит из жизни в самом начале второй волны холеры, почти обезумев от горя, страха и постоянного чувства голода. А Шон, пройдя полосу тяжелых испытаний, встает на ноги, начинает свое дело. Правда, он так и не женится, остается бездетным. Зато усердно помогает семье своего друга Уильяма, с которым познакомился на «гробовозе», доставившем их обоих в Америку. Теперь у Уилла своя ферма в окрестностях Детройта. Генри, сын того ирландского фермера-иммигранта, позже станет изобретателем и промышленником, основателем «Ford Motor Company»…

***

…Какое грустное кино! Еще печальнее осознавать, что трусишка Эдна — это она сама, Мышка. Эта история приключилась именно с ней. Откуда она это знает? Да ниоткуда, просто знает, и все. А еще знает, что несчастная Эдна твердо-натвердо заучила урок: нужно быть сильной, целеустремленной, не бояться риска и самой прокладывать свой путь, ни на кого не полагаясь — ни на родителей, ни на мужа! И поэтому теперь, в этой жизни, она активно занимается спортом, превозмогая собственную хилую природу, и борется со своими слабостями, воспитывая в себе решительность и силу воли…

Или же смысл урока был в чем-то другом? Ведь если бы Эдна сразу доверилась своему жениху и уехала с ним еще до начала катастрофы, их жизнь наверняка сложилась бы счастливо..?

Музыка плавно смолкла. Мышка открыла глаза — и увидела Шона: он стоял в нескольких шагах от нее, прислонившись спиной к стене, сложив руки на груди — тоже слушал Шопена. Тут парень выпрямился, повернулся к ней лицом, и чувство разочарования больно стиснуло ее сердце. Нет, это был совсем другой парень, ну может, чуточку похож на Шона из ее странного видения: гордый взгляд, волевое лицо, гибкое, сильное тело. И одет он был элегантно, словно танцор или музыкант: брюки, жилет, белая сорочка. Вот только рукава сорочки были мятежно закатаны по локоть, а верхние пуговицы расстегнуты.

Едва красавица убрала руки с клавиш, молодой человек быстро пересек обеденный зал и протянул ей руку:

— Я поменял колесо. Можем ехать, Полина.

Девушка встала, опираясь на его руку, и вдруг рассмеялась:

— Герман, ты похож на трубочиста!

В руке Полины откуда ни возьмись оказался белоснежный носовой платочек — из рукава, наверное, как у фокусника. Привстав на цыпочки, она вытерла почти незаметное пятнышко у парня на виске. А парень поймал ее руку и на мгновенье нежно сжал.

Трепетно-интимная сцена, хоть и мимолетная, не осталась незамеченной: теперь юные спортсменки пялились на парочку с удвоенным любопытством. И не без зависти.

Провожаемые четырьмя парами блестящих глаз, Герман и Полина вернулись под руку к барной стойке и о чем-то заговорили с хозяевами. О чем, девчонки не расслышали, так как в этот момент запиликал телефон строгой Лильки.

— Да? Что? Уже?… Ладно, идем, — пробормотала она. — Выбегаем, говорю!

— Батяня, что ли? — радужная вскочила с места. — Так быстро?

— Другой бусик подъехал. Велено через две минуты быть на шоссе!

Лилька резко встала и направилась к стойке, чтобы расплатиться за всю команду. Нелепые брови недовольно сдвинулись к переносице. Заметив на полу белый платочек, оброненный Полиной, она молниеносно нагнулась, схватила его и спрятала в карман спортивных штанов. Невесомая кружевная тряпица источала тонкий цветочный аромат. Остальные вроде ничего не заметили.

— Что ж, велено, так велено… — фигуристая Светка поднялась из-за стола вслед за подругами, однако не забыла прихватить с собой кусок сырного пирога, к которому так и не притронулась молчаливая девочка. — Мышка, ты че расселась? Бегом марш!

Но Мышка продолжала сидеть, устремив затуманенный взгляд на старинное пианино, которое так и осталось стоять с открытой крышкой, маня и соблазняя всеми пятью октавами: ну же, сыграй!

— Жека, ты уснула, что ли? — Светка толкнула подругу в плечо.

— Давай быстрее, Мышь! — добавила радужная, нетерпеливо обернувшись. — Опоздаем из-за тебя — всем влетит!

— Я не Мышь, — большие темные глаза на бледном заостренном личике горделиво вспыхнули. — И не Жека.

— А кто? — опешили подруги.

— Меня зовут Евгения. И я не поеду на сборы.

— Ты че, совсем рехнулась? — цветная челка колыхнулась и встала дыбом. — Тебя же попрут из команды!

— Я сама ухожу. Совсем.

Прошло минут десять после того, как три девчонки с мерным топотом умчались в сторону шоссе, а Евгения, которую прежде звали Мышью, все продолжала сидеть за столиком и смотреть на пианино. Она очнулась, лишь когда Полина легонько тронула ее за плечо.

— Поехали, Евгения. Мы тебя подвезем.

Девочка не стала отказываться. Просто встала и пошла к выходу вслед за Полиной. Герман придержал для них тяжелую створку двери. Уже с порога Евгения вдруг обернулась — хозяева провожали ее одинаково теплыми взглядами.

— Спасибо, — сказала она.

— В добрый путь! — прозвучал ответ в два голоса.

Позже, уже сидя в машине рядом с Полиной, укутанная в ее благоухающий палантин, Евгения доверчиво поведала незнакомой красавице о своем решении снова заняться музыкой. Ведь до того как удариться в спорт, она успела окончить пять классов музыкальной школы. Мама только обрадуется, она ведь сама преподаватель сольфеджио. Папа тоже не будет против — спортсменов в доме и так хватает, братья-то без ума от футбола.

— Музыка — это хорошо, — одобрила Полина. — А чего ты еще хочешь? От жизни?

— Стать такой, как вы, — зардевшись, призналась девочка. — Такой… красивой.

Полина тихонько рассмеялась. Даже Герман, гоня автомобиль по ночной магистрали, на миг обернулся через плечо:

— А чем тебя собственная красота не устраивает?..

Тем временем Вероника и Марк сидели в своей маленькой уютной кухне, недоступной для посетителей, и пили чай. Рыжий кот довольно урчал на коленях у хозяйки, а пес снова отправился за кресло у камина — бдеть.

— С братьями вроде всё получилось, — проговорил Марк, подводя итог дня. — А с девчонками… Думаю, одна из четырех — тоже неплохо.

— Две, — поправила его жена. — Лилия уйдет из спорта сразу после сборов.

— Та, что с ужасными бровями?

— В ее понимании это модно, — снисходительно пожала плечами Вероника. — Девочка давно мечтает стать моделью и сегодня окончательно определилась.

— Из огня да в полымя…

— Не так все плохо, милый. Она начнет заниматься пластикой, учить языки. Но ее не возьмут в модели. А вот в стюардессы — возьмут. Лилия практически спасет жизнь двум сердечникам. И примет роды у итальянки, которой приспичит произвести на свет сына в небе над Альпами — и вскоре выйдет замуж за брата этой женщины.

— Уже лучше, — согласился Марк. — Надо полагать, девочка проживает свою первую жизнь, ей хочется всего и сразу.

— Все так начинают. А потом исправляют ошибки… — Вероника встала из-за стола, согнав кота на пол. — Поздно уже, пойдем искать Алису. А Герман, надо полагать, вернется только под утро?

— Да, наверняка захочет проводить Полину.

Вероника протяжно вздохнула:

— Я так скучаю по ней…

Марк тоже встал, обнял жену, успокаивающе погладил по плечу:

— Она там, где должна быть. Хорошо еще, что находит возможность нам помогать, вот как сегодня.

— А все же удивительно, что никто не распознает в них брата и сестру! — сквозь слезы улыбнулась Вероника. — Они ведь так похожи, если присмотреться.

— Каждый видит то, что хочет видеть, — усмехнулся в ус Марк. — Тебе ли не знать этого, о лучшая из жен?

Глава 5. Треск в конце тоннеля

Не смерти должен бояться человек; он должен бояться никогда не начать жить. (Марк Аврелий)

Колокольчик над дверью затренькал в начале пятого. На дворе было еще совсем темно — осень, как-никак. Марк, поднявшись, включил свет на обоих этажах. Теперь дом будет сиять издалека. А в холле лампы и так никогда не выключались, ведь гости могли нагрянуть в любую минуту. Вот как этот.

Жену будить он не стал, нутром чуял: снова его очередь. Спустившись в зал, первым делом прошел к камину и подкинул сухих поленьев на подернутые золой угли. Рекс, зевая, вылез из своего укрытия за креслом и ткнул массивной головой ему под дых. Пес по-прежнему был размером с теленка, довольно редкого для догов окраса: серый с голубым отливом. Стальные мускулы играли под лоснящейся шкурой, белая отметина на груди смахивала на манишку в вырезе фрака.

— Ну ты и расфрантился, приятель! — Марк погладил пса. — Что, нравится быть большим и сильным? Понимаю. Рекс, то бишь король, а приходится тявкать в облике шпица. Что ж, работа у нас такая — под каждого подстраиваться!

Пес мотнул головой, то ли соглашаясь с хозяином, то ли вежливо возражая: дескать, благородную суть в любой оболочке видно. И вдруг застыл, резко повернувшись в сторону входа.

Дверь распахнулась. Увидев вошедшего, Марк полностью одобрил выбор своего пса.

Новый гость и сам напоминал крупную служебную собаку: высокий, под два метра, поджарый, широкоплечий. Бледно-голубые глаза ярко выделялись на загорелом лице, уставшем, с воспаленными от нехватки сна глазами. Темный бобрик волос был влажным от дождя. Держался парень очень прямо и уверенно. Одет был просто: черные джинсы, такая же куртка, под ней водолазка. Офицер, хоть и в штатском, сходу определил Марк. Боевой офицер.

— Здравствуйте, к вам можно? — проговорил гость хрипловатым усталым голосом. — Я подумал, раз трактир, значит, круглосуточно…

— Так и есть. Добро пожаловать. Меня зовут Марк.

— Константин.

Марк шагнул навстречу посетителю, Рекс тоже.

— Ого, серьезная у вас охрана! — Константин ни капли не испугался, наоборот, улыбнулся. — Высший класс!

— У нас здесь всё по высшему разряду, — заметил Марк. Жестом велев собаке вернуться на место, сам прошел за барную стойку и осведомился тоном заправского трактирщика: — Чего желаете, сударь?

— Кофе, да покрепче — чуть не уснул за рулем. Сделаете?

— Всенепременно, — кивнул Марк. — Хотя я бы посоветовал сначала вздремнуть хотя бы полчасика, затем душ, горячий завтрак, а тогда уже кофе.

— Ха! И сколько мне будет стоить такое благолепие? — гость огляделся, слегка прищурившись. — Больно уж фешенебельное у вас заведение…

— А я сделаю вам скидку как первому сегодняшнему клиенту, хотите?

Посетитель сразу напрягся:

— Я в состоянии заплатить за себя!

— Ничуть не сомневаюсь, — развел руками Марк, всем видом показывая, что просто пошутил, и потянулся к ящику стола. — Вот вам ключ от комнаты. Но сначала присядьте туда, ближе к камину, а я сделаю вам стакан грога: отлично способствует расслаблению.

— А давайте, — легко согласился Константин. — И вправду надо поспать, иначе могу и не доехать…

Развернувшись, он прошел в левую часть зала и опустился в глубокое кресло перед камином.

— Уф, хорошо, когда в доме живой огонь… Правда, охранник? — Константин подмигнул псу, который последовал за ним и уселся напротив.

Рекс коротко гавкнул в ответ.

— Тише, приятель, всех постояльцев перебудишь… Много у вас постояльцев, хозяин? — поинтересовался гость, когда Марк подошел к нему со стаканом горячего золотистого напитка, в котором плавала долька лимона. Запах гвоздики приятно щекотал ноздри.

— Предостаточно, — кивнул Марк. — Только успевай крутиться.

Было видно, что Константину с трудом дается вежливая беседа, настолько он был измотан. Опустошив стакан, он тяжело поднялся.

— Благодарствую. Теперь бы еще до постели дойти…

— Наверх и налево, вторая дверь, — Марк кивнул в сторону лестницы. — Отдыхайте. Душ в номере.

— Разбудите меня в семь… нет, в половине седьмого, ладно? Ух ты, а это что за зверь?

На нижнем столбике перил сидел рыжий кот. Соизволил-таки явиться, бродяга. И даже разрешил гостю себя погладить, мало того, громко заурчал, что в принципе с ним случалось нечасто.

— Уйду в отставку, заведу себе такого же, — проговорил Константин, почесывая кота за ухом.

— А что сейчас мешает? — поинтересовался Марк.

— Так у меня пока что и дома нет: месяц там, два — сям…

— Могу одолжить нашего на пару часиков, если хотите.

— Хочу! — Константин потянулся к коту. — А ты хочешь?

Рыжий не колеблясь запрыгнул гостю на руки и дал себя унести.

Дождавшись, пока захлопнулась дверь наверху, Марк опустился в кресло, где только что сидел посетитель. Полтора часа пробегут быстро. А что дальше? Пока всё идет гладко. Слишком гладко для столь непростого клиента…

В начале седьмого явилась Вероника, свежая и жизнерадостная, сварила кофе. Марк поведал жене о новом госте.

— Приготовлю-ка завтрак поплотнее, — сказала она, повязывая фартук и скручивая в узел длинные волосы.

— Давай. А я пойду разбужу нашего вояку, уже половина седьмого.

Однако гостя в комнате не оказалось. Марк осмотрелся: постель едва примята, куртка аккуратно висит на спинке стула. В ванной тоже пусто, полотенца не тронуты. Пропал человек. Испарился. Сбежал. Да еще кота с собой прихватил! Хотя кот, пожалуй, мог и сам за ним увязаться…

— Так и знал, что с этим парнем будут проблемы, — сказал он жене, снова спустившись на кухню. — Придется искать. А сколько времени это займет, неизвестно. Управишься без нас? Рекса беру с собой, разумеется.

— Герман вот-вот вернется, поможет, — успокоила мужа Вероника. — Иди, за нас не волнуйся.

Пес вертелся вокруг хозяина в предвкушении долгой прогулки. В том, что прогулка будет долгой, Марк не сомневался. Невозможно предугадать, в которой из своих предыдущих жизней застрял Константин, а значит, придется заглянуть в каждую, в обратном порядке. Он бегом поднялся на второй этаж, в комнату гостя.

— Ищи, Рекс! Ищи!

***

Больше всего это смахивало на документальный фильм о крупнейших военных конфликтах двадцатого века — предельно объективный и безжалостно реалистичный фильм. Апрель 1985 года, Афганистан, провинция Кунар, рядовой в составе бригады спецназа; март 1965 года, Вьетнам, район Дананга, безусый лейтенант морской пехоты США; 1939 год, Испания, Арагон, подросток, после расстрела отца франкистами затесавшийся в партизанский отряд; февраль 1916-ого, Западный фронт, французский летчик, сбитый в самом начале «Верденской мясорубки»… Каждый раз — ужасная, бессмысленная гибель. И каждый раз парню не больше двадцати. Он будто сам лез под пули…

— Похоже, наш добрый молодец совсем не дорожит жизнью, — проворчал Марк, глядя с вершины скалистого утеса на догорающую крепость Макдэлы, где только что покончил с собой эфиопский император Теодорос II, не желая сдаваться в плен британцам.

Рекс лежал рядом, устало опустив голову на вытянутые передние лапы. Он только что снова учуял след: среди двух десятков погибших солдат англо-индийских войск лежал и неугомонный Константин, или как там он звался в эпоху правления королевы Виктории. И снова они явились слишком поздно: всякий раз, когда они выходили на беглеца, тот был уже мертв. Да, именно беглеца. Чутье подсказывало Марку, что странный гость не случайно застрял где-то в собственных прошлых воплощениях: он намеренно вернулся туда.

— Он просто не хочет жить, вот и прет, где погорячее, из столетия в столетие, — вслух рассуждал Марк, поглаживая пыльную спину пса. — Найдем причину этого нежелания — найдем и нашего неугомонного вояку. Имею в виду, живым… Ну что, передохнул, дружище? Тогда вперед! То есть назад…

…Ландшафт почти не изменился: высокогорье, субтропики. Внизу по узкой долине бурной реки двигалась армия Симона Боливара. Он вернулся, чтобы вслед за Венесуэлой освободить от испанского господства всю Южную Америку. Среди отчаянных пастухов-льянерос, перешедших на сторону Боливара, был и тот, кого они искали. И снова он упорно двигался к смерти. А смерть была уже недалеко: за перевалом повстанцев поджидали части колониальных войск. Будет бой, Боливар прорвется, правда, не без потерь…

— Хорошо хоть, в девятнадцатом веке он воплощался всего дважды, — заметил Марк, обращаясь к верному псу. Тот согласно кивнул массивной головой. — Что ж, на очереди восемнадцатый. Я тоже устал, дружище, но дело есть дело. Полагаю, наш драчун никак не мог пропустить Семилетнюю войну…

…Чутье и в этот раз его не обмануло. Бесстрашный воитель нашелся в штабе генерала Тотлебена. Молоденький адъютант отличился отчаянной храбростью, лез во все стычки союзников с войсками Фридриха и погиб доблестно, своим телом прикрыв командира при взрыве пушечного ядра.

— Значит, причина кроется еще глубже, — изрек Марк, издалека наблюдая за торжественным погребением павших: трубы, флаги, аксельбанты, эполеты… — До сих пор наш герой ни разу не жил мирной жизнью крестьянина или торговца, ученого, ремесленника или хотя бы бездельника-аристократа. Такое впечатление, что он воплощается лишь для того, чтобы записаться в ближайшую армию, едва молоко на губах обсохнет, и тут же погибнуть. Но что-то же затянуло его в эту бесконечную бойню! Давай, Рекс, ищи… Стой! — он схватил пса за ошейник. — Вот я дурак, сразу не подумал! Надо искать не чокнутого храбреца, а нашего котяру! Понял, Рекс?

Пес гулко гавкнул — что же тут непонятного? — принюхался и резко рванул вперед… вернее, почти на сто лет назад.

Даже страна была та же, Австрийская империя, только называлась она тогда Священной Римской Империей, поскольку ненасытные Габсбурги вознамерились подчинить себе всю Европу. Османы желали того же — налицо конфликт интересов. Почти полтора века назад турки уже осаждали австрийскую столицу. Теперь же, крепко засев на Балканах и заручившись поддержкой мятежных венгров, они снова нацелились на Вену. Готовясь к неизбежной войне, император Леопольд срочно наращивал численность своей армии. А жители многонационального государства не знали, чего им больше бояться — войны или чумы. «Черная смерть», бушевавшая в Европе пять лет назад, унесла около миллиона жизней. Теперь, по слухам, со стороны Турции катилась новая волна эпидемии…

Эту и другие новости возбужденно обсуждали посетители кабачка на окраине селения в центральной части Богемии. Ремесленники, крестьяне, мелкие торговцы облепили длинные, черные от времени и пролитого пива столы. Марк же сидел в гордом одиночестве. Только сам хозяин, краснолицый рыжебородый здоровяк, осмелился подойти к нему — остальных пугал грозный вид огромного пса, лежащего у ног незнакомца.

— У нашего герцога почти такие же песики, — сказал хозяин, ставя перед гостем кружку пива и деревянную тарелку с жареными колбасками. — Их еще называют кабаньими собаками.

— Герцог любит охоту? — полюбопытствовал Марк.

— Больше всего на свете!

— Это хорошо. Поскольку я намерен устроиться к нему на службу. Егерем, например.

— Можешь попытаться, конечно, — рассудительно заметил здоровяк-кабатчик. — Но у его сиятельства достаточно егерей. К тому же Иржи недавно вернулся, а он наш лес знает как свои пять пальцев.

— Откуда вернулся?

— Так говорили, он в Баварию подался, чтобы в императорскую армию записаться. Однако вернулся, когда услышал о смерти старого лесника.

— А что так?

— Ну так Элишка, дочь старика — вроде как невеста Иржи. Вот девка обрадовалась, поди! Ведь одна-одинешенька осталась…

— А где бы мне найти этого Иржи? — осведомился Марк.

— А тебе зачем?

— Если здесь не удастся устроиться, быть может, тоже в армию запишусь. Хотелось бы разузнать, что там да как.

— Эх, не пойму я вас, служивых — какая вам выгода за Леопольда помирать? — покачал головой здоровяк. — Но мое дело маленькое: пиво варить да колбасы шпиговать… А Иржи найдешь в доме Элишки, где ж ему еще быть?

Подробно разъяснив иноземному гостю, как добраться до избушки лесника, и получив за это двойную плату, хозяин поспешил к новым посетителям: день был воскресный, народу хоть отбавляй. А Марк скормил Рексу знаменитые чешские колбаски, и спустя четверть часа они уже шагали по наезженной лесной дороге. В густой листве пели птицы, скакали по веткам белки, разок пятнистая косуля перемахнула через тропу, только сверкнул в кустах белый зад.

Марк не любил путешествия в прошлое. Никто из трактирщиков не любил — слишком много горя. В истории человечества крайне редко выпадали периоды мирного созидания. Таких мест и эпох, где Марк с удовольствием гостил, было всего несколько: можно глянуть на Фра Филиппо за работой, послушать фугу Баха, не дошедшую до потомков, поболтать с Хайямом о радостях жизни…

Увы, по долгу службы иногда приходилось отправляться на поиски пропавших постояльцев. Как правило, в не самые благополучные места и времена. Чаще всего люди застревали в прошлом с перепугу: поддавшись панике, забывали дорогу назад. В таких случаях достаточно было просто разбудить потерявшегося: ведь в предыдущем воплощении пребывало лишь сознание клиента, а тело продолжало спать в уютной комнате трактира.

Однако изредка случались и такие казусы, как с бравым воякой Константином: человек самостоятельно отправлялся в путешествие по своему прошлому, осознанно или неосознанно воспользовавшись порталом проводников. Заранее разглядеть в постояльце задатки темпорального путешественника было практически невозможно, поэтому приходилось разыскивать его уже пост фактум. Для этой цели и держали собак вроде Рекса — регресс-ищеек. Правда, иногда мало было найти пропавшего: некоторые наотрез отказывались возвращаться. В таких случаях приходилось звать на помощь курьеров. Михаил, старший сын Марка и Вероники, как раз и был проводником-курьером, большую часть времени проводил на заданиях и к родителям наведывался, в основном, по делам. Полина работала в Италии экспертом по Позднему Средневековью и Возрождению. Герман пока учился и не спешил покидать отчий дом, ну а младшенькая, Алиса, была еще ребенком, хоть и самостоятельным не по годам. Они и помогали родителям в работе с постояльцами.

На поиски Константина Марк отправился лично: нутром чуял, что гость грамотно затаился. Вот только не догадывался храбрец об особенностях рыжего хозяйского кота, увязавшегося за ним…

Именно его, своего кота, Марк узрел первым, едва приблизившись к жилищу лесника — аккуратной рубленой избушке с крышей из тростника. Рыжий грелся на солнышке, свернувшись клубком на дощатом крыльце. Во дворе, в тени навеса, девушка в крестьянской одежде сосредоточенно чистила ножичком крепкие белые грузди. Элишка заметила чужака, лишь когда скрипнула калитка, и поспешно встала, вытирая руки о передник. Раз или два она тревожно оглянулась на своего мохнатого волкодава: тот, как ни странно, даже звука не издал, продолжал лежать у будки, не обращая на незнакомцев никакого внимания. Породистая собака гостя, впрочем, тоже не реагировала на местного сторожа — застыла как вкопанная у ноги хозяина. Только кот встал, потянулся и принялся деловито вылизывать лапы.

— День добрый, пани, — Марк намеренно обратился к хозяйке как к замужней женщине, у которой предположительно имеется защитник. — Я приятель Иржи. Мне сказали, что найду его здесь.

— Добрый день, пане… — Элишка, однако, только еще больше перепугалась. Милое веснушчатое личико побледнело, даже руки слегка дрожали, когда она торопливо поправляла светлые волосы, выбившиеся из-под косынки. — А-а… зачем вам Иржи? — девушка нервно переминалась с ноги на ногу, поскрипывая новенькими башмачками, с пряжкой да на каблучке, как у настоящей городской барышни — жених подарил, кто ж еще.

Марк без труда читал ее мысли: Элишка опасалась, что иноземный гость явился снова забрать у нее Иржи.

— Не волнуйтесь, пани, мне просто необходимо кое-что узнать у него…

По сути, он мог ничего ей не объяснять, и так было понятно, где искать беглеца: из леса за избушкой доносился стук топора. Однако Марк не простил бы себе такую грубость. К тому же здесь, в Центральной Европе, к женщинам во все времена относились уважительнее, чем во многих других странах, по крайней мере, они не считались бесправными рабынями собственных отцов и мужей.

Элишка тоже поняла, что пришелец уже догадался, где Иржи, и нехотя махнула рукой:

— Обойдите дом слева, пане, там тропинка к просеке…

Рыжий кот, закончив умываться, наконец подошел к хозяину. Не обращая внимания на изумленный взгляд девушки, Марк взял кота на руки и неспешно направился по указанной тропинке вглубь леса. Рекс трусил следом.

Размеренный стук топора звучал всё громче. Вскоре они вышли на поляну, поперек которой лежало несколько срубленных деревьев — корявых старых сосен, практически высохших на корню. Крепкий парень в одной холщовой рубашке, засучив рукава, обрубал сучья. Он выглядел моложе, чем Константин, явившийся в трактир, и не носил бороды, однако Марк узнал бы его под любой личиной.

Да и сам беглец не стал скрывать, кто он на самом деле. Заметив приближающихся, Иржи-Константин отложил в сторону топор, выпрямился во весь свой немалый рост и скрестил руки на груди.

— Здорово, служивый, — мирно приветствовал его Марк и кивнул на соседнее бревно. — Я присяду?

— Садись, не жалко — волка ноги кормят. Нашел, значит… — хмурый взгляд скользнул по собаке, затем уперся в кота, преспокойно восседавшего на руках у хозяина. — Кот сдал? Сигналы, что ли, подавал, вроде трекера?

— Что-то в этом роде.

— А я, дурак, обрадовался, что по душе кошачьей пришелся! — хмыкнул Константин с нескрываемой досадой.

— Мы бы все равно тебя нашли, — ответил Марк, устраиваясь верхом на бревне. — Рекс — лучший в своем деле. Однако без помощи кота пришлось бы попотеть. И так насмотрелись не слишком приятного кино.

— Сплошные боевики, — согласился Константин с невеселой усмешкой. — У кого свет в конце тоннеля, а у кого — сплошной мрак, треск и грохот… — он внезапно посерьезнел. — Будешь меня арестовывать? Учти, без боя не сдамся!

— Я что, похож на жандарма? — парировал Марк. — Не волнуйся, я обычный проводник. Давай просто поговорим.

— Ну давай, коль не шутишь, — беглец уселся на ствол второго поваленного дерева лицом к трактирщику.

— Рассказывай, зачем сюда вернулся. Неужто из-за девушки? — Марк кивнул в сторону избушки лесника.

— Я слово дал, что ее не брошу. Родители Элишки приютили меня, сироту, вырастили, выкормили, лесник своему делу обучил. А когда мне взбрело в голову мир посмотреть, отпустил с Богом. Только просил дочь не оставлять на произвол судьбы — матушка ее к тому времени скончалась уже. Да и полюбили мы с Элишкой друг друга по-настоящему, даром что росли под одной крышей как брат и сестра… Но затянула меня жизнь вольная, полная приключений. А тут приятель подговорил вступить в имперскую армию: Леопольд издал указ в два раза увеличить численность пехоты и кавалерии, поскольку турки явно готовят наступление. Меня, такого рослого, хотели взять в личную гвардию императора. И тут пришло известие с родины, что помер старый лесник. Элишка, значит, одна осталась… — Константин умолк, опустил голову на руки.

— Я так понимаю, тогда, в первый раз, ты к ней не вернулся? — спросил Марк, когда молчание затянулось.

— Думал, годик-два послужу, затем уволюсь и вернусь. Написал Элишке, чтобы пока пожила у тетки в соседнем селении, ну и чтобы ждала меня. Но она не дождалась.

— Что, замуж за другого вышла?

— Умерла. От чумы.

Константин снова умолк. Но Марку больше объяснений и не требовалось. Чувство вины — самый крепкий якорь! Вдобавок нарушенное обещание… Вот и бросался парень в самые горячие точки столетий, гонимый необъяснимой душевной мукой, словно Орест, преследуемый эриниями.

— А когда ты вернулся, воспользовавшись услугой нашего трактира, — продолжил Марк за беглеца, — то решил переиграть историю заново. Вполне логично. Но ты ведь понимаешь, что судьбу девушки этим не изменишь? Ее все равно унесет чума…

— Понимаю, — кивнул Константин и вдруг резко поднял голову: в стальных глазах читалась боль и решимость. — Зато умрет она не в отчаянии и полном одиночестве, проклиная весь род мужской — вероломный, подлый, недостойный доверия! Я бы мог подарить ей хоть недолгое, но настоящее счастье…

Марк задумался. Желание беглеца было понятно и по-своему резонно. Таким образом он действительно мог исправить если не нынешнюю, то хотя бы будущую судьбу девушки. Обиженным женщинам, ушедшим из жизни с ненавистью и недоверием к мужчинам, в следующих воплощениях приходится ох как непросто!

Не дождавшись его ответа, Константин продолжил:

— Ведь существует возможность исправиться, не так ли? Недаром же у тебя над дверью написано: «Исправленному верить»?

Марк не смог скрыть удивления, и Константин иронично усмехнулся:

— Что, не думал, что такой солдафон, как я, может знать латынь? Так ведь я честно пытался вырваться из заколдованного круга, получить мирную профессию, завести семью. И все равно в итоге оказался в армии… Пожалуйста, брат, мне нужно всего три месяца!

— Так… мало? — невольно поежился Марк.

— Да. Эпидемия уже перекинулась на Балканы. Скоро волна смертей достигнет и нашей Богемии. Когда всё будет кончено, я вступлю в армию императора…

— Нет.

— Нет?

— В армию уйдет Иржи. И дальше проживет свою жизнь так, как в первый раз — бравым солдатом, — твердо сказал Марк. — А ты, Константин, как освободишься, возвращайся к нам, в трактир. Для людей с твоими способностями всегда найдется работа.

С этими словами он встал, вскочил и Рекс, лежавший рядом. Константин тоже поднялся на ноги:

— Я подумаю над твоим предложением.

— Подумай.

Они пожали друг другу руки, и Марк пошел обратно. Бессмысленно было говорить что-то еще, тем более желать удачи или всего доброго. Они оба знали, что ничего хорошего Иржи-Константину здесь уже не светит…

Конечно, можно считать удачей то, что чума его не тронет — ни в Богемии, ни в Австрии, куда он отправится, похоронив молодую жену. Как и того уличного музыканта Августина, любимца жителей Вены, который, будучи сильно нетрезв, однажды свалится в яму с телами жертв «черной смерти», где проспит до утра, однако останется жив-здоров; правда, счастливчик Августин все равно вскоре умрет, но уже после эпидемии, после знаменитой Венской битвы — от пьянства. Возможно, богатырь Иржи и весельчак Августин наравне с другими горожанами будут разбирать дома на окраинах австрийской столицы, чтобы турки остались без укрытия. Будут вместе сражаться на стенах осажденного города, два месяца терпеть голод и лишения, пока не подоспеют войска короля Речи Посполитой и не разгромят полки султана. Битва под Веной станет переломным событием в трехвековой войне государств Центральной Европы против Османской империи. А после снятия осады Иржи передумает вступать в личную гвардию императора, который бросил свою столицу на произвол судьбы, присоединится к войскам, гонящим турок из Европы, и погибнет в боях за Трансильванию.

Марк прошествовал мимо избушки лесника, где с замиранием сердца ждала жениха юная Элишка, и удалился в сторону тракта, насвистывая не сочиненную еще в народе мелодию — анахронизм, конечно, но ничто другое в голову не шло:

«Ах, мой милый Августин,

Августин, Августин,

Ах, мой милый Августин,

Всё прошло, всё!»

***

Константин появился в трактире почти месяц спустя. Стояла солнечная погода, редкая для поздней осени, и Марк трудился в саду. Нужно было порубить гору сухих сучьев, спиленных со старых деревьев — зимой пригодятся для растопки. Разогнувшись, чтобы стереть пот со лба, он увидел гостя, шагающего к нему со стороны дома.

— День добрый! — зычно поздоровался Константин. — Хозяйка сказала, ты тут…

Оба невольно вздрогнули — надо же, какое совпадение! — и пожали друг другу руки.

— Второй топор найдется? — спросил Константин.

Марк кивнул в сторону сарайчика:

— Выбирай.

Вдвоем быстро управились. Когда вся растопка перекочевала в дровяник, на столе в садовой беседке их уже ждал вместительный кофейник, кружки и корзинка с горячими булочками.

— Сто лет не пробовал домашней еды, — сказал гость, с аппетитом уплетая угощение. — Или все триста? Кстати, как проводники считают личное время жизни? Вот тебе, к примеру, сколько лет?

— Да никак. И нисколько, — ответил Марк. — С момента первого реального путешествия в прошлое этот вопрос в принципе перестает нас беспокоить. Живем себе и живем. Как бы вне времени.

— А ваши дети? Я видел девчушку на кухне с твоей женой… Они ведь взрослеют?

— Ну разумеется. Насколько им самим этого хочется.

— Чудеса! — подивился гость.

— Можно и так назвать. У трактьеров, то есть проводников, своеобразные отношения с материальным миром, — подтвердил Марк.

— Трактьер — это от слова «тракт»?

— Верно. Трактом мы называем путь перевоплощений: он и вправду похож на почтовую дорогу — от станции к станции… А трактир, трактирщик — ну, просто так совпало в данном регионе, — Марк усмехнулся в ус. — В других странах наши заведения называют соответственно местным традициям: караван-сарай, таверна, постоялый двор, просто гостиница.

— Понятно… Ты говорил, есть работа? — голос Константина заметно изменился.

— Что, надоело воевать?

— Сыт по горло.

Марк с пониманием кивнул:

— Работы полно. В последние десятилетия резко возросло количество желающих исправить ошибки прошлого. Видимо, от того, что рамки человеческого сознания значительно раздвинулись: сейчас уже никого не удивишь таким понятием, как «опыт прошлых воплощений». Да и сама идея реинкарнации перестала быть частью экзотической религии индусов или мистического учения теософов… Так вот, проводники трудятся в нескольких направлениях. Молодежь больше тянется к курьерской службе, оно и понятно — постоянное движение, приключения и всё такое. А вот трактирщиков сильно не хватает. В Новой Зеландии, к примеру, нет ни одного. Поедешь туда?

— В Новую Зеландию? — опешил Константин. Но подумав, сказал: — А почему бы нет? Говорят, прекрасная страна — и люди, и природа. Вот только… — он замялся.

— Да? — подбодрил его Марк. — Что тебя беспокоит?

— Английский у меня слабоват, не говоря уже о немецком или французском. А там наверняка будут туристы со всего света!

— Насчет этого не беспокойся. Вспомни, я ведь общался с Элишкой на чешском, причем на средневековом чешском, да и одет был соответственно месту и эпохе. Разве тебе это не показалось странным?

— Я как-то не обратил внимания, — признался Константин. — Не до того было. Это какая-то особенность проводников, полагаю?

— Темпоральная мимикрия — так мы это называем. Как она работает, не спрашивай, сам не знаю. Но работает безотказно. Внешность, язык, манеры — всё приходит само собой, как хамелеон желтеет на желтом фоне и зеленеет на зеленом.

— А ваши ищейки тоже мимикрируют? — поинтересовался гость, глядя на деловито трусящего к беседке Рекса. Пес, снова в обличии серого немецкого дога, поприветствовал Константина как старого знакомого: ткнулся головой ему в колено и дружелюбно повилял хвостом.

— Тоже. Они меняют породу, подстраиваясь под психотип посетителя.

— Шутишь, что ли? — не поверил Константин.

— Нисколько. Пару часов назад Рекс был забавным белоснежным пуделем, причем карликовым. Состоятельная, но одинокая пожилая дама за завтраком вспоминала, что точно такой был у нее в детстве — а заодно вспомнила о своей племяннице и ее детях. Так что оставшиеся годы старушка проживет в окружении шумных, но заботливых родственников.

Конец ознакомительного фрагмента.