Безлюди. Последний хартрум

Женя Юркина, 2023

Ризердайн Уолтон совершил невозможное: освободил лютенов и приручил живые дома. Его безлюди – послушные, как дрессированные псы, – принесли ему славу, уважение и деньги. Но одно неверное решение ставит под удар все его дело, а вместе с тем – и жизнь. Когда привычный мир рушится, на помощь приходят союзники, и каждый преследует свою цель: кто-то хочет сохранить систему, кто-то – обратить ее в руины. Образцовый домограф, непокорный лютен и та, что мечтает его освободить – какую роль они сыграют в этом противостоянии? Продолжение YA-романа Жени Юркиной о сестрах, потерявших родных и переехавших в другой город, и о домах, у которых есть душа. Вторая книга трилогии о живых домах. История в духе готического романа с детективной линией и неповторимой атмосферой. Туго сплетенный многослойный сюжет. Обложку для романа нарисовала популярная художница Вельга Северная.

Глава 4

Безумный дом

Флориана

Дождь лил не переставая. Резкие порывы ветра превращали его в хлесткие пощечины, которые звучно били по стеклам — капли катились по ним, словно слезы. Небо затянули многослойные всклокоченные тучи без единого просвета.

Флори отпрянула от окна, мысленно поблагодарив дождь, что из всех дней для появления он выбрал ее единственный выходной. Минувшую неделю она была загружена работой с утра до вечера: переезжала от безлюдя к безлюдю, записывала за домографами какие-то странные цифры и координаты, потом садилась разбирать заметки, обложившись пояснительными бумагами, а по ночам корпела над списком личных заданий.

Дни слились в сплошную путаницу. Подготовить безлюдей к транспортировке оказалось непросто. Следовало учесть состояние домов, их габариты и то, в каких условиях они привыкли жить. После Ризердайну предстояло найти способ перевезти безлюдей, а Рину — подготовить для них новое место. Все это сопровождалось строжайшей секретностью: Ризердайн боялся, что те, от кого он спасал самые ценные экземпляры, прознают о его планах и нанесут удар прежде, чем безлюди покинут столицу.

За неделю Флори так привыкла к работе, что сегодняшнее безделье в четырех стенах угнетало. Она слонялась по дому, пытаясь придумать себе занятие. У камина в гостиной обосновался Рин, изучающий городские карты. Судя по его хмурому лицу, головоломка с перемещением безлюдей никак не решалась. Не желая мешать, Флори выскользнула из комнаты. Следующая дверь вела в столовую, где Саймон протирал тарелки, недовольно бурча под нос.

— Надеюсь, хотя бы вы согласитесь на обед? — спросил он, завидев ее на пороге. — Или домографы сыты тем, что пожирают взглядом чертежи?

Теперь стало понятным, что так возмутило его. Как заботливая матушка, Саймон переживал, что обитатели, увлеченные работой, пренебрегают едой. Ризердайн сегодня не покидал кабинет: не спустился к завтраку, не явился на чаепитие в гостиной, чтобы обсудить плохую погоду, и на обед, кажется, не спешил. Возможно, их одолела какая-нибудь домографная лихорадка, или просто стряпня мажордома не вызывала аппетита.

В тарелке, торжественно поданной к столу, плескалась бурая жижа рыбного бульона с овощами, а вместо хлеба были пшеничные галеты — их следовало размачивать, чтобы сохранить зубы целыми. Флори честно, самоотверженно попыталась постичь это блюдо, но на третьей ложке сдалась и решила, что не так уж и голодна. Пока она в задумчивости грызла галету, Саймон успел наведаться в кабинет к Ризердайну и вернуться с тем же, с чем уходил. Водрузив полный поднос на стол, мажордом сварливо пробормотал:

— Уж, конечно, кухарку я не заменю…

— А почему не нанять помощницу? — спросила Флори.

— Нам хватило последней. Риз больше не хочет впускать в дом посторонних, — отозвался Саймон и смолк. Его седые усы нервно задергались, точно у кота. — Была у нас одна, возмущалась, что мы ее к безлюдю работать привели и не предупредили. До сих пор болтает всякое.

Он ждал еще одного неудобного вопроса, а Флори больше ни о чем не спрашивала. Сплетни не стоят того, чтобы их обсуждать.

— Я думала, у делмарцев нет предрассудков, — сказала она чуть погодя, мизинцем сметая крошки. Из них, лежащих песочной горкой, получилось бы собрать половинку галеты. Но Саймон смахнул их тряпкой и смыл в раковину.

— Предрассудки, моя милая, рождаются не в городах, а в головах, — хмыкнул он, усаживаясь. — Непременно найдутся те, кто назовет безлюдей демонами, а Риза — их прислужником. Громче всего кричат о тех, кто молчит мудрее всех. Так-то.

Саймон словно бы поставил точку в разговоре. Захлопнул дверь, ведущую к мутной истории и въедливым предубеждениям, бытующим в человеческих умах. А чтобы Флори не вернулась к той двери, принялся спешно запирать замки новым потоком слов:

— Работать с безлюдями все равно что приручать дикого зверя. Дрессировщик его не боится. Для богачей редкий питомец — способ подчеркнуть статус. Простой люд из любопытства готов посмотреть на животное, пока оно в клетке. Но мало кто решится заглянуть к нему в пасть, особенно если видел клыки. Сколько их ни приручай, безлюди — своенравные создания. Я на службе многих повидал…

— На службе? — эхом повторила она.

— Привычка. — Саймон пожал плечами. — Бывших лютенов не бывает, мы своему делу преданны. Поэтому я остался с безлюдями, даже когда власти освободили меня от Протокола и сожгли мой дом. А после… — Он прервался на полуслове, заметив, как она поражена услышанным. — Что, в газетах такого не писали? Да кто ж вам расскажет, как столичных безлюдей уничтожали во время реформы. В отместку. Чтоб Ризу не досталось ничего, кроме горстки пепла. А он и тогда не сдался. Упертый, весь в мать. — Взгляд Саймона стал мягче, в седых усах мелькнула осторожная улыбка.

— И как долго шла реформа?

— Ну… — Мажордом поскреб пальцем подбородок. — Она ведь до сих пор идет, все никак не перебродит. — Не успело его лицо расслабиться и подобреть, как вновь стало мрачным. — Делмар соседствует с городами, где старые уклады по-прежнему живы. В Хафне лютенов держат под замком, а в рыбацких деревнях травят местные байки о домах-убийцах. Повсюду верующие и фанатики, отрицающие все, что им неведомо. Дальше, к западу — Марбр, где лютенов отлавливают и клеймят. И Пьер-э-Металь, на чьих землях по сей день вместе уживаются башни Хранителя и виселицы для лютенов… — Тяжелый вздох, будто в память о ком-то. — Люди видят все это и доверяют толпе. Но истина не меряется большинством голосов, которые о ней кричат.

Флори не знала, что ответить, и рассеянно крутила в руках кусочек галеты. Новая порция крошек сыпалась с ее пальцев. Наверное, поэтому Саймон и глядел так сурово из-под черных кустистых бровей.

— Вы, молодые, верите, что способны разрушить скрепы, изменить мир и пройти этот путь в белом, незапятнанном костюме. А так не бывает. Без пыли, грязи и пота дом не снесешь и не построишь. Так-то.

И снова это твердое «так-то», похожее на удар молотка, вбивающего гвоздь. Не точка, а восклицательный знак, после которого и говорить-то неловко.

Саймон вернулся к кухонным хлопотам, а Флори, погруженная в мрачные мысли, заперлась в спальне, чтобы все обдумать. Она чувствовала себя совершенно разбитой и потерянной. Так бывает, когда окружаешь себя иллюзиями, а потом со всего размаху врезаешься лбом в суровую реальность.

Не выдержав и получаса наедине с переживаниями, Флори решила выбраться из дома, хотя ливень не утихал, а Саймон поглядел на нее как на безумную, когда она попросила у него зонт. Однако после первого порыва ветра, швырнувшего ей в лицо дождевые капли, прогулка уже не казалась хорошей затеей.

Стена ливня превратила малознакомые улицы в размытую картину. Флори старалась держаться курса, чтобы не заблудиться, и никуда не сворачивала, пока не добралась до пересечения Корабельной и Штормящей улиц, где начиналась цепочка лавок, магазинчиков и торговых павильонов; она тянулась вдоль дороги и плавно перетекала в рыночную площадь. Каждый день они проезжали это место по пути из города к окраинам, где стояло большинство безлюдей. Даже в такую непогоду среди торговых рядов было много народу. Продавали здесь на каждом шагу, всё и вся без разбору, и Флори надеялась отыскать подарок сестре, до встречи с которой оставалась еще неделя.

Она укрылась от дождя под сводами крытой галереи с торговыми лавками. Яркие вывески, пестрые витрины и раскатистые крики зазывал сбили ее с толку. Это было совсем непохоже на рыночные ряды в Пьер-э-Метале и уютные магазинчики в Лиме. Столичный размах поражал ее воображение провинциалки, и первое время Флори глазела вокруг, пока не заметила в толпе знакомое лицо с темными, будто испачканными черничным соком, губами.

Илайн двигалась по другой стороне рядов, выделяясь на фоне праздно гуляющих покупателей своей быстрой и решительной походкой. Одетая в привычный рабочий комбинезон, она несла на плече вместительный кожаный саквояж и выглядела как человек, спешащий по делам.

Случайная встреча казалась исключительной удачей. Вот уже несколько дней она ломала голову над заданиями из списка и не решалась попросить помощи у домтер. Теперь же им представился шанс поговорить с глазу на глаз, и Флори не желала его упускать. Не раздумывая больше ни секунды, она бросилась следом, стараясь не отставать и не терять ее из виду. Только когда Илайн свернула к неприметной лавке и скрылась за дверью, Флори смогла выдохнуть.

Заведение вполне справедливо носило вывеску «Головокружение», предупреждающую о последствиях. Зайдя внутрь, Флори окунулась в море запахов: крепкий аромат хвои, бодрящий цитрусовый, сладкая ваниль, терпкий багульник, а дальше — только невообразимая смесь, дурманящая сознание. Было темно, громко играла шарманка, полки, заполнявшие небольшое пространство, напоминали соты. В них хранились флаконы и пузырьки, бутылки и склянки, мешки с травами, ящики с мылом, колбы и мензурки, словно из химической лаборатории. Хозяин всего этого богатства возился за прилавком, а Илайн со скучающим видом ждала свой заказ.

Звук дверной погремушки заставил обоих отвлечься и посмотреть на того, кто пришел.

— О, госпожа помощница, — Илайн ничуть не удивилась ее появлению, — какими судьбами?

— Ищу подарок для сестры, — быстро нашлась она.

В ответ губы, накрашенные темно-сливовой помадой, дрогнули в ухмылке. Неужели Илайн так быстро вычислила, что ее пытаются обмануть? Сердце Флори тревожно заколотилось. Дождавшись, когда лавочник скроется в подсобке, она, пытаясь придать голосу непринужденность, осмелилась спросить:

— Ты используешь в работе химикаты?

— А еще мозги. Рекомендую взять на вооружение, — Илайн издевательски подмигнула, одной фразой давая понять, что не настроена на мирную беседу.

— Видела, как ты успокаивала безлюдя микстурой, — невозмутимо продолжила Флори. — Мы используем сандаловые благовония, а ты?

— И на какого домографа ты хочешь произвести впечатление? — внезапно спросила Илайн, не оборачиваясь, как будто обращалась к стеллажам.

— Ни на одного.

— Ну-ну.

Они стояли у прилавка: Илайн — устало завалившись на него, Флори — скромно держась в сторонке. Хриплая шарманка издевательски отыгрывала какую-то задорную мелодию, а когда прерывалась или затихала, становилось слышно шум из подсобки. Лавочник что-то бормотал себе под нос, двигал коробки, гремел мерными емкостями, шуршал пакетами. Но как бы окружающие звуки ни пытались сгладить напряженную атмосферу, молчание все равно нависло над ними грозовым облаком.

— Я тебя не знаю, Флориана, — после затянувшейся паузы сказала Илайн. Оказывается, ей было известно ее имя. — Может, ты милая девушка, а может, хитрая змея. Мне, в общем-то, плевать. Я не доверюсь ни той ни другой.

От ее испепеляющего взгляда Флори спас лавочник, вернувшийся с целым ящиком бутылок, пузырьков и свертков. Он обратился к Илайн, назвав внушительную сумму за заказ, который она оплатила увесистым мешочком с монетами. Пока учтивый торговец складывал все в саквояж, домтер похлопала по карманам комбинезона и извлекла из одного маленький пузырек. Внутри плескалась маслянистая жидкость янтарного цвета.

— Вот, держи, — сказала она, обращаясь к Флориане. — У меня как раз завалялся. Делай с ним что хочешь. Исследуй, вынюхивай, пытайся разложить запах на составляющие… А лучше выпей и внимательно изучи ощущения. Удачи!

Илайн подхватила заполненный саквояж и ушла, громко хлопнув дверью. Погремушка, закрепленная над притолокой, упала и с треском разбилась, выплюнув на пол мелкие круглые камешки, издающие характерный звук.

— Госпожа, — подал голос лавочник. — Не советую вам это пить.

— Спасибо за беспокойство, — сконфуженно пробормотала Флори и поспешила прочь.

Под ногами захрустели рассыпанные бусины.

Если у нее было скверное настроение, она готовила. Стряпня успокаивала, отвлекала и давала ей ощущение домашнего уюта. Поэтому, вернувшись после прогулки, Флори известила Саймона, читающего газету, что займется ужином. Тот с радостью уступил ей место на кухне, и вскоре соблазняющий аромат выпечки распространился на весь дом, приманив его обитателей. Никого приглашать к столу не пришлось, они расселись сами: Рин, Ризердайн и Саймон.

Раньше Флори думала, что мажордом ест отдельно, как положено слугам, но теперь у нее закралось подозрение, что он по доброй воле отказывался от совместных трапез, испытывая неловкость за собственные кулинарные творения. Сегодняшний ужин стал для него приятным исключением. О полезных блюдах, вроде желе из водорослей, он уже позабыл. Хорошо, если бы навсегда.

Разговор за ужином пришел к обсуждению гастрономических различий между югом и западом, а свелся к лестным словам в адрес Флори.

— Мне было совсем несложно, — смутившись, ответила она. — К тому же на кухне я быстрее согрелась после прогулки.

— Прогулки? По такой погоде? — удивился Ризердайн. Просидев в кабинете весь день, он даже не заметил ее отсутствия.

— Говоришь так, будто ты бумажный и можешь утонуть в ближайшей луже, — поддел приятеля Рин. Он снова был нетрезв и весел, не думая о том, что говорит. С таким домографом Десмонд наверняка нашел бы общий язык. Или все-таки подрался бы.

— Я ходила по делам. И в парфюмерной лавке…

Рин прервал ее громким смешком.

— Дела в парфюмерной лавке! Этот серьезный женский подход!

С трудом Флори заставила себя не отвечать на колкость, хотя заметила, как Ризердайн бросил в приятеля предупреждающий взгляд.

— Хотела занять себя одной загадкой, — невозмутимо продолжала она. — Меня заинтересовала микстура, которой Илайн успокаивает дома.

Рин тут же поменялся в лице. Как Флори и подозревала, шутник-домограф напрягся, что его маленький секрет раскроется. Он дал ей список экзаменационных заданий, и среди них было нечто похожее: «Предложить и обосновать десять способов усмирения безлюдей». Одна случайная фраза могла все испортить. Конечно, Флори не собиралась этого делать, но не упустила шанса подразнить домографа.

— Вы можете спросить формулу у нее, — сказал Ризердайн, словно говорил о какой-то другой Илайн.

Флори не стала спорить. С ним домтер вела себя иначе — пусть дерзко, упрямо, но всегда сохраняя уважение. Возможно, Ризердайн видел ее отзывчивой и дружелюбной, однако на саму Флори эта благосклонность не распространялась.

— Разгадать головоломку интереснее, чем сразу получить ответ, — ответила она в итоге. — Разве не так?

— Тогда можете воспользоваться моими записями и вывести свою формулу, если хотите.

Флори просияла.

— Это бы мне очень помогло.

Ризердайн кивнул и отлучился, чтобы принести из кабинета заметки, о которых говорил. Саймон вскочил следом и принялся убирать посуду. Едва он скрылся на кухне, Рин наклонился поближе к Флори, опершись локтем на стол, и тихо сказал:

— Вы умница, что прислушались к моему совету.

Он явно хотел примириться и надеялся, что похвала сможет закрыть брешь, пробитую его пьяной болтовней. В прошлый раз Флори не смогла скрыть обиды и сбежала с ужина. Сегодня проявила стойкость и сдержанность, уколов в ответ. В следующий раз она не будет ждать — и ударит первой, чтобы навсегда отучить господина Эверрайна от насмешек в свой адрес.

— Раз вы так любите советы, вот вам один, — деловито сказала она. — Поменьше болтайте, когда пьяны.

Домограф вальяжно откинулся на спинку стула.

— А раньше вам не нравилось, что я скуп на слова.

— Просто не была знакома с вашим многословием, — иронично подняв бровь, ответила Флори. — Оно еще хуже.

К счастью для них обоих, разговор не получил продолжения. Вернулся Ризердайн. Обещанных записей при нем не было, поскольку он предложил Флори занять один из его кабинетов. Такой щедрости не удостаивался даже Рин, но ему хватило ума оставить свои колкости при себе.

Коридор на первом этаже имел форму буквы «Т» — его длинная часть вела из столовой в кабинет. Стены в нем были сплошь завешаны чертежами, картами, исчерканными страницами. Флори впервые оказалась здесь, и это напомнило ей рабочее место отца в архитектурном бюро. Пока она с восторгом осматривалась вокруг, Ризердайн закрыл дверь, отрезав их от остального дома.

— Прошу прощения, что вам приходится терпеть колкости Рина, — сказал он с виноватой улыбкой.

— Вы не должны извиняться за него.

— Позвольте мне самому распоряжаться своими извинениями.

Его слова прозвучали мягко, едва ли не ласково, однако донесли до нее главную мысль: он не потерпит, чтобы ему указывали, как себя вести и что говорить. Иногда Флори забывалась, что за человек перед ней. Он был обходителен, дружелюбен и скромен, — это усыпляло бдительность и расслабляло; но стоило немного осмелеть, ступить за границу дозволенного, и в нем раскрывалась другая сторона его личности. Разговаривать с ним было все равно что ходить по кромке льда: никогда не знаешь, что принесет следующий шаг.

Оранжевый свет лампы на миг превратил Ризердайна в бронзовую скульптуру. Затем его выразительное лицо ожило, и наваждение исчезло. Он нахмурился, нервно облизнул губы и произнес:

— Я отчасти виноват, что Рин выбрал вас целью своего злословия. — Он невесело усмехнулся. — В академии нас всегда сравнивали и ставили в пример друг другу, чтобы подстегнуть стараться лучше. Так что мы привыкли соперничать. На этом выросла наша дружба.

Он прервался, чтобы глубоко вздохнуть и выразить сожаление о том, что прошлое странным образом объединяло их как добрых приятелей и вечных конкурентов.

— Рину сложно находиться здесь и осознавать, что я сделал то, чего он не смог.

— Тогда почему бы ему не вернуться в Пьер-э-Металь и не повторить ваш успех?

— Он человек порядка. Часть системы. Его связывает намного больше обязательств, чем меня. Не всякое бунтарство — созидание. Иногда это влечет за собой лишь разрушения.

Флори замерла и внимательно посмотрела на Ризердайна: что он хотел сказать на самом деле? Ее не покидало ощущение, что в его словах скрыт иной смысл, а весь разговор затеян вовсе не для того, чтобы оправдать чье-то поведение. Он говорил так, будто разгадал ее мотивы и прочел мысли. Сложно было придумать более подходящий момент, чтобы завести речь о реформе. Она уже хотела задать свой главный вопрос, но Ризердайн опередил ее.

— Не думайте, что он это всерьез… Он злится на меня, а срывается на вас.

Ризердайн снова вернулся к тому, с чего начал. Подходящий момент был упущен.

— Будем считать, что я работаю громоотводом, — отшутилась она. Ей не хотелось вымещать обиду на Ризердайне. Что бы он ни говорил, его вины здесь не было.

— А я — та крыша, в которую не бьет молния.

Он примирительно улыбнулся и ушел, оставив кабинет в ее распоряжении.

Она просидела с бумагами допоздна и не помнила, как добралась до кровати и уснула, зато сразу поняла, что ее разбудило. Громкий стук и механический звонок прозвучали по очереди, потом одновременно, а следом к ним добавились бранные крики.

Нырнув в платье, Флори выскочила в коридор — и оказалась последней. С лестницы уже доносились торопливые шаги, из холла — беспокойные голоса.

Илайн, явившаяся среди ночи, была на взводе и выглядела растерянной. Заметив Ризердайна, она кинулась к нему навстречу и выпалила:

— Проблемы в Доме с эвкалиптом.

— Ты послала дежурного? — спросил Ризердайн, спускаясь.

— Да. И Флинн со мной. Боюсь, там что-то серьезное.

— Мы поедем с вами, — вызвался Рин: собранный и представительный, как обычно.

Илайн полоснула его взглядом.

— Это не ознакомительная прогулка.

— Брось, Ила, — второпях обуваясь, сказал Ризердайн. — Лишние руки нам не помешают.

— Вот именно, что «лишние», — пробормотала домтер, но спорить больше не стала.

Снаружи ждал автомобиль, а за рулем — Флинн, парень в пижаме и… шляпе. Видимо, новость застала его врасплох, и он, не успев сменить спальную одежду, попытался компенсировать это строгим головным убором. Не успели двери закрыться, как водитель нажал на педаль, и машина рванула с места. Флори откинуло назад и впечатало в сиденье. Они чудом никуда не врезались и, пролетев петляющие улицы, прибыли на место целыми и невредимыми.

Выбравшись, Флори сразу почуяла запах эвкалипта и мокрой земли, а затем увидела двухэтажное здание под куполом раскидистого дерева. С виду дом казался самым обычным — прямоугольный, с выпирающей вперед крышей, наполовину скрытой листвой. Однако, подойдя ближе и прислушавшись, можно было различить полухрип-полустон и треск досок, что доносились изнутри.

Во дворе суетились люди, где-то плакал ребенок, и в этой тревожной суете было сложно отличить жителей дома от простых зевак. Илайн ринулась сквозь толпу.

— Пропустите! Прочь с дороги!

Своим напором она проложила дорогу остальным. Один за другим они зашагали по живому коридору, ловя на себе взгляды. Нарастающая тревога чувствовалась в воздухе, словно надвигающаяся гроза.

— Безумный дом! Опасный дом! — доносилось из толпы. Вначале осторожным шепотом, потом громче и громче, переходя в истеричные возгласы.

— Внутри кто-то есть? — спросил Ризердайн, перекрикивая гвалт.

К нему подскочила босая женщина в пледе и заговорила сбивчиво, нервозно, глотая слоги. С трудом все же удалось понять, что безлюдь пуст.

Ризердайн кивнул и направился к дому, где уже работали Илайн и Флинн. Вооружившись десятком аптекарских склянок и щедро проливая их содержимое на землю, они обошли периметр.

Рин не спешил присоединяться к ним. Такие методы были ему неизвестны, и без своего портфеля, полного привычных инструментов, он не мог ничего предпринять. От представительного образа домографа остался только костюм, но даже в нем Рин выглядел потерянным и беспомощным.

— Не понимаю, что они делают.

— Используют масло шалфея, чтобы успокоить безлюдя, — объяснила Флори.

Он посмотрел на нее с недоумением.

— Откуда вы знаете?

— Прочитала.

— Делаете успехи!

Она проигнорировала его похвалу, обратив внимание на Флинна, который бросился к машине и вскоре вернулся с парой больших мотков веревки.

— Нужна твоя помощь, — сказал он Рину и, не сбавляя шага, бросил ему бобину.

Флори осталась одна на растерзание толпы, тут же обступившей ее. Гул недовольства, звучащий как рой пчел, прокатился среди зевак. Она хотела успокоить их, но получилось только разозлить.

— Эй, милочка, — крикнула женщина с суровым каменным лицом, — если он навредит моему дому, я вашу контору засужу.

Несколько человек поддержали ее одобрительными возгласами. Другие наперебой стали рассказывать о том, что слышали из окон плач. Флори попыталась объяснить, что это был голос самого безлюдя, чей вой и впрямь напоминал человеческий, и снова столкнулась с непониманием. От нее требовали действий, а не слов: что бы она ни говорила — все звучало для них неубедительно.

Не выдержав, Флори метнулась к дому, уже оплетенному веревками. Она огляделась по сторонам и, не найдя никого из своих, решила, что справится в одиночку. Ей не придется даже переступать порог, достаточно швырнуть пузырек с успокоительным внутрь безлюдя, чтобы он замолчал и больше не пугал людей. Ничего серьезного, что могло бы осложнить ситуацию или навредить.

Как же она ошибалась. Во всем: начиная с отношения делмарцев к безлюдям и заканчивая тем, что ее план достаточно продуман.

Флори беспрепятственно подкралась к двери, толкнула ее и швырнула на пол пузырек. В нос ударил резкий, концентрированный запах — неприятный, слезоточивый, совсем непохожий на тот, что обычно. Она отпрянула, но не успела ступить и шагу. Пол ушел из-под ног, затрясся и накренился. Не удержавшись, Флори упала через порог, едва не напоровшись на осколки, и кубарем вкатилась в холл. Она попыталась подняться на локтях, однако резкие наклоны, вибрации и перемещения опоры не позволили сделать этого. Вокруг стоял оглушительный грохот, с которым рушились вещи. Ползком она все же добралась до двери и обнаружила ее наглухо запертой.

Успокаивающая микстура дала обратный эффект. Раз хваленые методы домтер не сработали, стоило обратиться к старому, проверенному способу. У Флори не было с собой сандаловых благовоний, зато наверняка в доме хранились спички. Подгадав момент между накатывающими приступами безлюдя, она бросилась в ту сторону, где предполагала обнаружить кухню. Но длинный коридор привел ее в странную комнату — круглую, скудно обставленную мебелью. В центре, точно опорная колонна, возвышался бледный ствол эвкалипта, покрытый клочьями отслоившейся коры. Флори сразу поняла, что оказалась в хартруме: его выдали окна, подернутые пленкой, хриплое дыхание и ощущение живого существа.

Она отыскала спички на столике рядом с ингалятором, но зажечь их не получилось — отсырели. Воздух в комнате был настолько влажным и плотным, что в нем могли бы плавать рыбы, тогда как Флори ощущала себя жалким моллюском, выброшенным на берег. Кислорода не хватало, дышать становилось все тяжелее. «Нужно уходить», — подумала она, а тело решило по-другому. Обессиленно упало, покрылось игольчатой болью, задрожало, будто от лихорадки.

Флори не понимала, что с ней, хотела позвать на помощь, но с губ сорвался только слабый стон. Мучительно-медленно к ней пришла мысль, что всему виной воздух, и для спасения нужно пробраться к окну. Из последних сил она поползла к ближайшему проему, сокрушаясь над тем, что подоконники слишком высоки. С каждым новым движением дышать становилось больнее. Ее замутило, в ушах глухо зашумело. Флори продолжала пробираться за спасительным глотком свежего воздуха, но потом ее охватил ужас от мысли, что прямо здесь и сейчас ее жизнь может оборваться. Сквозь затуманенное сознание прорезался голос. Вначале он казался чужим и далеким, но потом обрел знакомое звучание. Ризердайн. Проваливаясь в обморок, Флори не различала слов и не осознавала, что происходит, а лишь улавливала отдельные ощущения: холодные прикосновения к коже, головокружение, дрожь… Пространство вращалось, словно дом был гончарным кругом, а она — податливой, мягкой, бесформенной глиной, попавшей в руки мастера. Чувство собственной бестелесности странным образом успокаивало. Если нет тела — умирать нечему. Невыносимая боль в легких отделилась от нее и постепенно потухла. Дальше пришла темнота.

Первое, что она ощутила, когда очнулась, была влажная прохлада травы. Флори лежала на спине, запрокинув голову к темному небу без звезд. Теперь тело казалось тяжелым, словно ее глиняную фигуру закалили в печи и оставили остывать. С трудом она перевернулась. Желудок свело судорогой, и ее стошнило. Тут же подоспел Флинн с флягой воды и пилюлей, которую Флори проглотила без раздумий. Как только стало легче, она спросила:

— Все живы?

— Да, обошлось.

Флори огляделась, но не увидела вокруг никого: ни толпы зевак, ни домографов, ни Илайн. Безлюдь, чьи окна были распахнуты настежь, остался где-то в стороне.

— А где остальные?

— Осматривают дом.

— Воздух в безлюде отравлен?

Каждое слово ощущалось камнем на языке: тяжелое, неудобное.

— Не воздух, почва. Эвкалипт работает как насос и впитывает влагу. Так яд попал внутрь. Похожее нападение уже случалось, но мы и подумать не… — Флинн осекся на полуслове.

Надеясь отвлечь ее, он полез в чемодан и, вытащив оттуда полоску бумаги, свернутую в несколько раз, протянул Флориане.

— Держи мятную пастилку.

Закинув ее в рот, Флори поинтересовалась, как скоро лекарство подействует.

— Вообще-то Риз велел показать тебя врачевателю.

— Ты и есть врачеватель.

— Домолог, — исправил он. — Я врачую безлюдей.

— Какая разница? Ты видишь, что я в порядке. Ну же, Флинн. — Она изобразила на лице подобие улыбки и протянула руку, чтобы он помог подняться с земли.

Уговоры сработали. Флинн не повез ее в лечебницу, но и к безлюдю не пустил. Флори пришлось согласиться, чтобы он вернул ее домой и передал под опеку Саймона.

В автомобиле ее снова замутило, и всю дорогу она думала лишь о том, как унять это мерзкое ощущение. Тем радостнее было снова оказаться в доме Ризердайна, в кресле у зажженного камина. После дождя ночь выдалась прохладной. Пролежав на мокрой траве, Флори продрогла и теперь тянулась к теплу, чтобы унять озноб. Вопреки слабости она не торопилась вернуться в постель, а устроилась в гостиной с намерением дождаться домографов.

Жар и треск огня убаюкали ее. Казалось, она закрыла глаза лишь на минуту, а когда вновь открыла их — обнаружила, что прошло немало времени. Поленья в камине почти догорели, и теперь прохладный воздух стелился по полу. Это ее и разбудило. Где-то поблизости была открыта дверь.

Поднявшись, Флори выскользнула в коридор и почти сразу нашла Ризердайна. Его остроплечая фигура застыла за прозрачной дверью, ведущей на веранду. Опершись на перила, он стоял не шелохнувшись, похожий на засушенного богомола под стеклом. Было в его неподвижности что-то печальное, безысходное. Едва подумав об этом, Флори испытала чувство вины. Если бы она не пошла на поводу у зевак, если бы не полезла к безлюдю в одиночку и не вела себя так самонадеянно…

Она хотела объясниться, но не нашла в себе смелости просто так нарушить уединение Ризердайна. Пришлось искать предлог, чтобы составить ему компанию. Чайник на плите был еще теплым, и Флори воспользовалась хитростью Саймона: тот всегда находил повод, чтобы неожиданно появиться там, где его не ждали.

Она осторожно проскользнула в приоткрытую дверь. Веранда представляла собой площадку в форме полукруга, выходящую на часть сада с апельсиновыми деревьями у изгороди. Воздух пропитался терпкой сладостью перезревших фруктов и неприятной горечью. Флори узнала запах и убедилась, что не ошиблась, когда увидела табачный дым, вьющийся вокруг Ризердайна.

— Как себя чувствуете? — внезапно спросил он, не оборачиваясь.

— Спасибо, уже лучше. Саймон заварил ромашковый чай. Я и вам принесла. — Она протянула чашку, объясняющую ее внезапное появление.

— Благодарю, но у меня есть это. — Легким жестом он продемонстрировал сигару и выпустил дым тонкой струйкой сквозь едва приоткрытые губы.

Резкий, бьющий в нос запах ассоциировался у нее с Прилсом, Гленном и другими богатеями Пьер-э-Металя. Ризердайн никак не вписывался в их компанию.

— Островной табак?

— Да вы знаток.

— Доводилось слышать. В наших краях островной табак — привилегия богачей.

— А в моих — способ успокоить нервы.

— Может, лучше попросить Илайн замешать успокаивающую микстуру и для вас?

Шутка показалась ей забавной, но лицо Ризердайна помрачнело.

— Кстати об этом… В безлюде вы использовали микстуру от Илайн?

Отпираться было бессмысленно, поэтому Флори кивнула. Наверняка они успели обсудить это без ее участия.

— Не делайте так больше.

— Что именно?

— Не используйте микстуры, не подумав о химических реакциях. — Его голос стал строгим, превратив дальнейшие слова в нотации: — Если бы можно было успокоить безлюдя обычной микстурой, мы бы так и сделали. Неужели вы думаете, что никто бы не додумался до этого? Но мы не применяем химические вещества там, где они могут создать опасное соединение. Поэтому мы работали снаружи.

Щеки Флори защипало от стыда.

— Простите, — с трудом выдохнула она. Кружка на блюдце нервно зазвенела, выдав дрожь в руках.

— Я объяснил вам это, чтобы предостеречь, а не обвинить. — Ризердайн выдержал паузу, затем потушил сигару о перила и, выпустив в воздух последнее кольцо дыма, добавил: — Как бы вы ни поступили, исход был бы тем же.

Забывшись, Флори сделала глоток чая, чтобы избавиться от сухости во рту, и лишь после вспомнила, что принесла чашку не для себя.

— Я так гордился этим безлюдем. — Его тон внезапно переменился, отрешенный взгляд устремился в глубину сада. — Мы построили дом для мальчика с астмой. Ради него семья переехала к морю, испробовала разные методы лечения, но ничего не давало результатов. И тогда они обратились ко мне. Не потому, что верили, а из-за отчаяния. И я доказал им, что безлюди могут помогать там, где остальные бессильны. А теперь это уничтожено. И дальше будет только хуже.

Слушать монолог Ризердайна было мучительно. Флори знала, как вслед за потерей приходило глубокое чувство вины оттого, что не удалось предотвратить беду. Эта червоточина разъедала сердце и становилась бездонной дырой.

— Безлюдь был обречен: нервная система поражена отравой, дыхание слабое. Я даже не попытался сохранить ему жизнь.

— Да-да, а еще вы виноваты в том, что появились на свет, обладаете пытливым умом, совершили прорыв в истории безлюдей, освободили лютенов и взвалили на свои плечи колоссальную ответственность. Как вас еще совесть не загрызла, м?

Губы Ризердайна дрогнули в полуулыбке.

— Это не отменяет того, что я…

— Прекратите! — перебила она. — Вы нужны другим безлюдям. Тем, кто еще жив и может стать новой мишенью. Скурите хоть весь урожай островного табака, продолжая оплакивать потерю, проблема так не решится.

Когда ее пламенная речь оборвалась, над ними зависла звенящая тишина, нарушаемая лишь сонным шелестом ветра. Флори оставила попытки утешить Ризердайна, а у него было бессчетное множество причин, чтобы промолчать.

Они долго стояли на веранде, созерцая небо, наливающееся бледно-розовым светом, а потом ладонь Ризердайна мягко накрыла ее озябшие пальцы, лежащие на каменных перилах. Это была отчаянная просьба о помощи. Он словно падал в пропасть и пытался найти спасение в чем угодно: в табачном дыме, скорби, прикосновении. Флори позволила его руке остаться. И когда Ризердайн крепче сжал ее пальцы, этого оказалось достаточно, чтобы выразить то, что он так и не смог облечь в слова.