Жалган

Жанна Ермековна Курмангалеева, 2020

Много у кочевников сказаний о великих ханах и батырах. Но история умалчивает о тех, о ком не сложили легенд, но память о ком неизменно хранится в бескрайнем степном просторе.

Глава III

Саткын вскочил на коня, толкнул пятками лоснящиеся бока. Перед отъездом к родителям заезжать не стал. Саткыну с каждым разом становилось все труднее и труднее говорить с ними. Простые, всегда бедные, люди, они не понимали его стремления возвысится над другими. Своими разговорами отец с матерью тянули его назад. А прошлое должно остаться за плечами, в ожидании, когда ветер унесет его совсем, оставив только смутные воспоминания. Свой сыновний долг он выполнил — старость обеспечил.

Жылдыз встретил на рассвете, когда она на цыпочках вышла из юрты. Сказала, что будет ждать в степи, у подножия гор. Что ж, пускай. Саткын понимал, конечно, почему его анде не терпится покинуть аил, раз есть такая возможность. Народ не особо жалует Жылдыз, да и она не тянется к ним. Как не могут дружить волк с бараном, так и анда не уживается с людьми. Не ругается, не дерется (почти никогда), не снисходит до такой чести. Гордая, даже высокомерная, своенравная. Такие людям по душе не приходятся.

Выехал в степь. Солнце только выплыло из-за горизонта, невдалеке несла свои лазурные воды река. Подъехав, увидел лежащую в траве анду.

— Жылдыз, доброе утро, — весело окликнул он.

Пригревшаяся на солнышке Жылдыз с неохотой приподнялась на локтях, щурясь, поглядела на брата.

— Долго ты, анда. Вы что, с Толкын сговорились за моей спиной?

— Поди найди кочевника, приходящего вовремя. А ты пешими пойдешь? Или за наш хвост схватишься? Так хочешь-не хочешь, а припоздаешь.

— Может, и пойду. Все равно из меня ходок лучше, чем из тебя всадник, — с ехидцей заметила анда и поднялась на ноги.

Прежде чем Саткын ответил, она пронзительно свистнула. Вскоре к ним подскакала гнедая кобыла Жылдыз. Человек и лошадь радостно пошли друг другу навстречу.

— И где ты только ее откопала? — удивляясь, спросил Саткын.

— Разве я тебе не говорила? — перехватила его взгляд, вспомнила, протянула: — А-а, точно… Откопала — это ты верно сказал, анда. Буркит сломала ногу, когда попала в лисью нору. Так я ее и нашла. Я ее вылечила. Теперь вот возит меня, платит долг. — Жылдыз с детским восторгом погладила лошадь по холке.

— А я думал, ты лечить не можешь, только калечить.

Жылдыз незлобиво оскалилась, обнажила крупные, словно звериные, клыки. В детстве во время охоты он, Саткын, повредил себе палец. Сейчас смешно было вспоминать, а тогда — смотреть страшно. Толкун закрывала ладошками глаза, отворачивалась, не могла на кровь смотреть. Сам горе-охотник сидел на камне, вытаращив больной палец и представляя смерть свою. Только Жылдыз невозмутимо ходила взад-вперед, с умным видом давая советы как ему лучше палец держать. В конце концов не выдержала, взялась за лечение. Нет чтоб домой вернуться, начали какие-то травы собирать, прикладывать… В общем, к вечеру палец распух окончательно, а Саткын больше никогда анде такие вещи не доверял.

Жылдыз взлетела на спину Буркит, окинула взглядом обширную степь, как полновластный ее владетель.

— Ты помнишь, анда?.. Совсем как тогда.

Саткын молча кивнул, подъехал к ней. Река Куа, аил рядом, лошади на выпасе ржут, на горизонте рассвет красуется и луна потихоньку блекнет на свету. Слова клятвы как сейчас звучали в ушах: “делить одного коня, одну судьбу, одну беду, одну душу — клянусь”. Только тогда весна была, стоянка другая, пусть и река та же, на пастбищах кроме жеребцов и кобыл резвились жеребята, цвела степь. А теперь осень — цветы склонили нежные головки, последние теплые деньки отдавали привкусом ранней зимы. Да и он другой. В руках чувствуется сила, какой раньше не было, под ногами конь фырчит и рвет повод, меч оттягивает пояс. Появились заботы поважнее еды и игр, нет той легкости на душе, когда кажется, что все всегда будет так же, как сейчас. Уже гораздо позже Саткыну предстояло познать боль изменений, и смирится с ними.

И анда другая. Он должен это помнить. Несмотря на ее веселую открытость с ним, несмотря на то, что она, не думая, дала кобылу… Годы прошли, их не вернуть. Все меняется со временем, и люди, даже самые близкие, тому не исключение. Особенно такие, как анда.

Ни слова не говоря, они тронулись в путь. Вдруг анда крикнула:

— Посмотрим, можешь ли ты еще ехать, не сваливаясь с коня! Чу!

Буркут ускорила свой шаг, перешла на рысь. А когда Саткын с азартом подстегнул коня, лошадь анды пустилась в галоп. Ох, и хорошо мчаться вот так, на полном ходу! Посол манапа уже и забыл, каково это. Вроде и носит его повсюду туда-назад, а все равно мысли еще дальше. Каждый раз, когда ему казалось, что он уже нагнал Жылдыз, она вдруг, дразнясь, ускорялась еще пуще. Наконец конь под ним задышал тяжелее, Саткын натянул поводья. Чыныгы с благодарностью остановился, опустил голову, защипал траву.

Конец ознакомительного фрагмента.