Когда умру, я стану снегом

Есения Светлая, 2021

Тайга. Неприветливый север. Мороз. Позабытое богом селенье. Неказистый маленький домик на окраине. Одиночество – ненавистное, долгожданное… Для Люды и других жителей здесь – идеальное место, чтобы скоротать последние дни. Судьба уже готова поставить финальную точку, но в тот момент, когда желанный покой так близок, на пороге появляется самый ненавистный враг… #драма #сложная судьба #противостояние характеров

7

Боль, свою первую и непонятную — то ли душевную, то ли физическую, она испытала, когда мать привела нового ухажера. Третий муж, пьяница и лентяй, ушёл как полгода, а мать, устав от одиночества, не стесняясь четырех дочерей, решила, что может позволить себе отдушину.

Закрылись с любовником с вечера в комнате, скрипели кроватью, смеялись. Люда включила телевизор погромче и рассадила перепуганных сестер на диван, приказав смотреть мультики, потом новости, потом политический обзор. Из двух каналов не особо что-то можно выбрать. Это сейчас их за сотню, и тыкай в пульт, пока рука не устанет…

К полуночи в комнате стихли, девчонок разморило, и уснули они вот так же, гурьбой. А Люда приютилась в кресле, кутаясь в большой махровый халат, доставшийся в наследство от двоюродной тетки. Ночью было холодно, но отобрать у мелких второе одеяло не решилась. Малышки и так открываются без конца, а под одним и вовсе замерзнут.

Скрючилась, кое-как поджала под себя ноги и уснула. То ли съела что-то не то, то ли организм через боль пытался разбудить свою хозяйку, но очнулась за несколько минут до беды.

Ухажер, проснувшись среди ночи попить водички, решил проверить и ее. Когда Люда распахнула глаза, его рука уже по-хозяйски теребила затвердевшие соски оголенной груди, а вторая бессовестно терла разбухшую и влажную плоть в трусиках. Не сразу она поняла, что происходит, но, увидев довольную ухмылку пьяного мужика, осознала, что он ее просто так не отпустит. Кричать? Перепугает девчонок, бедняжки и так за вечер натерпелись страху, переживая, что же такое делают с их матерью там, за стенкой. Отбиваться? Да этот бугаина скрутит ее в две секунды и изнасилует тут же, никого не стесняясь. Она попыталась вскочить с кресла, выбраться из его медвежьих объятий, но он сразу же уперся коленом ей в живот и накрыл рот своим тошнотворным поцелуем, толкая между сжатых зубов острый и шершавый язык, одновременно усиливая движения рук, переходя от нежных поглаживаний к резким дерганым толчкам и щипкам. Она замычала в его рот, давясь текущей слюной, задыхаясь, царапая его за плечи, пытаясь отбиваться, но… каждое ее движение сопровождалось надавливанием его колена в подреберье настолько сильно, что от боли сыпались искры из глаз.

Сколько ей было, шестнадцать? Она понимала, что происходит, но боялась не потери невинности, а именно позора и того, что об этом могут узнать родные. Было стыдно за то, что пока она спала, собственное же тело ее предало. Возбудилось, разнежилось, раскрылось для этой твари. А он действовал умело, понимая ее состояние, довел до пика и только когда почувствовал, что девчонка обмякла, отпустил.

"Ты такая сладкая, малышка! Завтра мать уйдет на работу, мы продолжим. Обещаю, тебе понравится!"

Засунув еще раз язык в ее рот, облизал щеку, затем поворошился им же в ухе, намочив ее растрепавшиеся волосы, и ушел в другую комнату, к матери. А Люду, обезумевшую и потерянную, все колотило, тошнило, и красная пелена стояла перед глазами, грозя отключить сознание. Как она пережила тогда те несколько часов до рассвета, не понимала до сих пор. Сидела с абсолютно сухими глазами, так и раскрытая наполовину, решая, что лучше — наложить на себя руки или просто уйти из дома.

Утром в какой-то момент решилась, что подойдёт к матери, расскажет, пожалуется. Долго подбирала слова, репетировала, собиралась с духом. Ждала на кухне, поставила кипятиться чайник, приготовила бутерброды на завтрак. Дверь из спальни распахнулась и с грохотом ударилась об стенку. Осыпалась побелка на пол, а вместе с ней и Людкины надежды. Мать висела на любовнике, крепко обхватив его ногами за талию, ничуть не стесняясь двусмысленной позы и того, что его мерзкие руки оглаживают ее оголенный зад. Она весело хохотала и целовала мужчину.

Дочь она заметила не сразу, но счастливых глаз не спрятала и тут же объявила:

— А, Люда… Проснулась уже? Вот и хорошо, покажешь в доме, где что лежит. Дядя Николай будет жить у нас.

В глазах потемнело. Как и тогда. Ощущение, что она оказалась на краю бездны не уходило до сих пор, даже спустя тридцать лет. И обида на мать все еще сидела, словно тюремная крыса, изредка высовывая свою морду в ожидании лакомого кусочка. Сердце снова потеряло ритм, закололо, а через миг задушило приливом. Много шрамов в душе накопилось за жизнь, но некоторые отчего-то болели до сих пор. Мазь что ли какую у бабки Фроси спросить, чтобы заживало…