Все – в одном. Книга основана на реальных событиях, но не имеет с ними ничего общего

Еркегали

Как разобраться, что хорошо и что плохо? Почему одно поколение считает – честь превыше всего, а другое возводит деньги на пьедестал, практически поклоняясь им? Почему мы сегодня ради наживы готовы ломать судьбы других людей? Как вернуть все на круги своя? Мы любим своих родителей, но не уважаем чужих, в воспитании ли дело, или это следствие окружающей нас действительности? Для понимания этого недостаточно одной истории, но все же автор берется за эту тему, пытаясь разобраться, что к чему.

Нурбике

— Коргамбек — ты мужчина, поэтому проследи чтобы Нурбике не хулиганила, спала на этой подушке и укрывалась этим одеялом. Хорошо? И еще, если вам будет угрожать опасность, защищай ее — наставлял своего племянника Сеит-Баттал, с самым что ни на есть суровым видом. Коргамбек, несмотря на свои пять лет, очень серьезно все выслушал и кивнул головой, выражая согласие.

— Хватит плакать, ты же уже большая, — раздражительно сказал он, поворачиваясь к Нурбике — когда твою маму выпишут из больницы, мы приедем обратно.

— Ну ей всего четыре годика и к тому же она девочка, они часто плачут. Ее еще надо воспитывать, ты же с этим справишься? — чуть не рассмеявшись, заговорил дядя, но собрался и нарочито строго сдвинул брови.

— Конечно! Я же сильный!

— Габит, на вокзале тебя встретят, передашь им детей.

— Хорошо, ага.

Душный вагон с общей деревянной полкой, на которой все сидят, спят и едят. Очень много народу. Все с узелками, саквояжами. У девочки в руках кукла, периодически она тянет за веревочку и кукла резким прерывистым голосом произносит: Мама! Рядом сидит мальчик, и каждый раз строгим голосом говорит: «не делай так! Ты мешаешь людям». На что девочка показывала ему язык и произносила: «бе-бе-бе». Он злился, но сдерживался, поскольку считал себя старше и мудрее. Сопровождавший детей юноша стал поглощать сладкие булочки, таких лакомств он еще не видел. Некоторые были с черными крупинками, другие, внутри имели какую-то сладкую жижу красного или оранжевого цвета. Незаметно для себя съел все сладости. Дети наблюдали за этим действом, открыв рот. Никогда они еще не видели, чтоб кто-то мог столько булочек сразу проглотить.

— Как в него столько помещается? — спросила шепотом Нурбике

— Не знаю, может его мама не умеет готовить так же вкусно, как твоя? Или его просто никто не кормит, — так же шепотом ответил Коргамбек.

— Наверное, — согласилась перепуганная девочка — если он такой голодный, то нас не съест?

— Не, не съест. Он твоего папу боится…

Когда Габит сообразил, что сожрал все сладости, ему стало очень стыдно, и всю оставшуюся дорогу он прятал глаза. На вокзале передал детей встретившему их мужчине и поехал дальше по своим делам. Мужчина погрузил их в тарантас и повез к училищу. Остановился около одноэтажного здания, слез с повозки, пошел ко входу. Просунул в дверь голову и прокричал:

— Манап ага! Идите посмотрите на пассажиров!

На его крик вышли люди, посмотрели на детей, и тут поднялся дикий хохот. Картина действительно была комичной, ребята сидели с серьезными лицами. Девочка держала узелок, будто боялась, что его отберут, а мальчик прижимал к себе одеяло и подушку. Гостей разместили в общежитии. Обедали они вместе со всеми студентами в большой длинной столовой. Каждый, пытался угостить их чем-нибудь вкусненьким или просто поиграть. Так они прожили до выходных.

В субботу, когда солнце еще не встало, они выехали, погрузившись на телегу с сеном. Дети тут же заснули. Ближе к обеду они подъехали к аулу. Детей удивили расположенные полукругом мягкие домики. Из самого большого, белого домика, вышел плотный, улыбчивый старик в длинном чапане³⁷, на голове у него была надета круглая тюбетейка. На самом деле ему было не больше сорока лет. Но для них он был самым настоящим стариком, да еще и с бородой.

— Ахан ата⁸! Ассалам алейкум! Сеит-Баттал ага положил тетю Умрахию в больницу, просил Вас присмотреть за его дочерью.

— Да, Манап, я в курсе. Он мне писал. Проходите в дом, отдохните с дороги. Завтра мы с тобой сходим на охоту!

— Да нет, Ахан ата, мне сегодня желательно уехать, работа меня ждет.

Они сели за скромный дастархан.

— Куда вы, молодые, вечно торопитесь! Останься хоть на один день! Расскажешь новости. Посидим, попьем кумыс⁹, поедим мяса. А то некрасиво получится — приехал издалека, а мы тебя не встретили, не накормили…

— Ну, это же не так!

— Выглядит именно так! Останешься до завтра, а то обижусь. — нарочито грозно проговорил Ахан ата

— Но мне к лекциям готовиться надо…

— Это вас в городе учат перечить старшим?

— Но Ахан ата! Я же…

Тут в разговор вмешалась Нурбике:

— Дядя Манап, мы же вместе завтра поедем домой? Вы же меня не оставите здесь?

Манап покраснел, не зная, что ответить. Он испугался, что девочка может обидеться, а врать не хотелось. Ахан ата рассмеялся, он вообще любил подтрунивать над Манапом, да и просто был весельчаком. Суровый вид нагонял на себя так, для солидности. Решив поддержать племянника, он сказал:

— Нурбике, он тебя не оставит, а пока пойди поиграй, отдохни. Ты же устала с дороги.

— Я не устала!

— Ну, тогда тем более, иди поиграй.

Мужчины еще долго сидели за дастарханом¹⁰, вели неспешную беседу. Нурбике развлекалась тем, что наблюдала за непонятной жизнью аула. Ее удивляло все то, что было обыденным для остальных. Впервые она увидела, откуда берется молоко. Увидела баранов и коз, они были почти такие же как на картинке в книжке. Не обязательно лошадь запрягать в бричку или двуколку, оказывается, можно садиться прямо на нее! Как и для любого другого ребенка, ей каждая минута готовила новое открытие. Тем более, что она попала в другой мир, с другими законами.

Понаблюдав за «тетеньками», лет пятнадцати-шестнадцати, она пошла за ними к роднику. Дернула за веревку и тут раздалось: Мама! Девушки от неожиданности дернулись. Нурбике понравилось, что ее кто-то испугался. Она снова дернула за веревочку. Девушки с воплем: «Шайтан¹¹! Шайтан!» — стали убегать. Так они еще долго бегали, подыгрывая приезжей девочке, которая на полном серьезе считала себя и свою куклу очень грозными. Коргамбек же занялся скотом, и, по мере сил, пытался помочь по хозяйству. Он скорее мешал взрослым, но ему терпеливо объясняли, что и как нужно делать. Закончился день, полный впечатлений, за ужином. Уснули дети прямо за дастарханом…

Последнее запомнившееся событие, произошло ранним утром следующего дня. Манап собрал мешок и пошел за дверь.

— Дядя Манап! Вы куда?! — догнала его Нурбике.

Манап стоял красный, не знал куда девать глаза, он думал, что ребенок еще спит. Но тут подоспел Ахан ата.

— Так я его в соседний аул послал, надо передать туда очень важную вещь.

— Тогда я с Вами, дядя Манап!

— Ему надо очень быстро туда идти, он сходит и придет, а ты пока его здесь подождешь.

— Ну хорошо, я на этом камне посижу подожду, — демонстративно сложив руки на груди и обиженно надув губки, согласилась Нурбике.

Она смотрела, как он идет в степь, прямо на восход солнца. Он шел, шел и шел, пока не скрылся за холмами. А Ахан ата сел на телегу и поехал немного в другую сторону. Нурбике было невдомек, что они встретятся и поедут к училищу. Девочка еще долго сидела на камне, пока ее не сморил сон. С Манапом они увидятся только через два месяца, но его не простят еще долго. А происшествие это запомнится навсегда…

Нурбике была рада, вернуться домой к своему суровому, молчаливому отцу и матери. Как обычно, вставая утром, под подушкой находила кулек с конфетками, потом завтракала с папой. Обычно, если он был дома, они ели вдвоем, он больше молчал, а она болтала без умолку. Потом Сеит-Баттал уходил на работу, а дочь гуляла по городу с деревянными тротуарами, сопровождаемая нянечкой или мамой, шкодила как все дети: например, по вечерам, закидывала золотые ложки в понравившуюся дырочку в полу. Когда приходил отец, они вдвоем шли в столовую. Для девочки это был целый ритуал, праздник. И готовилась она к нему очень тщательно: волосы должны быть аккуратно причесаны, платьице чистое, глаженое. Вечером папа читал ей перед сном сказки, которые сам же и написал. Это самые теплые и чистые воспоминания, которые она пронесет через всю свою жизнь. Потом настали тридцатые годы, начался голод, правда семьи это не коснулось. Как-то раз, пришлось поехать с отцом по делам на окраину города, и там девочка увидела страшную картину: по обочинам и в арыках, лежали очень худые люди с открытыми ртами и бесцветными стеклянными глазами, а пальцы шевелились как пауки. Страшные, черные рты как будто жевали воздух, другие просто лежали как большие куклы. Отец объяснил: это проезжал театр, у них была дырявая повозка и куклы попадали на дорогу. Поверив в это глупое и странное объяснение, она успокоилась. Но на обратном пути ей пришлось увидеть, как ехала телега, груженная черным хлебом, тут к ней подбежал страшный, тощий, без половины зубов и весь в лохмотьях человек, схватив буханку, стал жевать. Старик, перевозивший повозку, пытался вырвать хлеб, но мужчина, вернее то, что осталось от мужчины, не отдавал. Кучер схватил плеть и стал хлестать грабителя. На помощь человеку с хлыстом пришли проходившие мимо люди. Несмотря на побои, это тощее существо, уже лежа на дороге в грязи, продолжало жевать и не отпускало свою добычу. Кое-как с грехом пополам удалось забрать то, что осталось от хлеба. Кучер сел в повозку и поехал дальше. Но во всем этом девочку удивила реакция самого кучера: отъехав от того места, где завязалась потасовка, он вдруг заплакал. Стало понятно — будь его воля, он отдал бы хоть всю телегу этому голодному, но по каким-то причинам сделать этого не мог. Так к ребенку пришло осознание того, что этот мир не так уж и радужен, и более того, он жесток. Теперь ее стали мучить кошмары, ей снились страшные руки пауки и черные рты. Эти сны будут преследовать ее на протяжении десятилетий.

В тридцать седьмом году в город, где они проживали, приехал давний друг Сеит-Баттала — Магжан. Они встретились, посидели в доме общего знакомого, директора местной школы. Вечером разошлись по домам. А через несколько дней вышла статья в местной газетенке: «Вот мол, на днях состоялось собрание местной ячейки алашординцев, на которой обсуждалась возможность свержения советской власти и вербовки в свои ряды местной молодежи». Грянул гром. Она помнит, что отец ушел куда-то утром, мать нервничала и не находила себе места. Когда пришел папа — его навещали какие-то люди, уговаривали срочно переехать в соседний район. Он отказался:

— Я сегодня разговаривал со следователем, он сказал, что эта статья ошибка и они во всем разобрались.

— Не стоит ему доверять, — убеждали его друзья — давай переедешь на пару лет, и все уладится.

— Не переживайте вы так сильно. Лучше послушайте, я сегодня дописал письмо благодарности турецкому народу, завтра отнесу его в редакцию. Оно написано стихами и мне хотелось бы услышать ваше мнение о них.

К сожалению, это письмо было уничтожено — произведение так и не увидело свет. Педагог, учитель и писатель по призванию, не мог поверить в то, что люди, занимающие такие серьезные посты, могут лгать. И если бы он тогда уехал, все действительно уладилось бы — по тем временам, если ты переезжал в другой район, даже в соседний, тебя просто не искали и забывали про заведенное дело. Откуда мог знать об этом человек, полагавший и учивший детей, что честь и совесть превыше всего… Вера в людей, в их слово подвела. На следующий день, в обед, приехала черная машина. Из нее вышли люди в кожаных плащах и направились к дому, ведя его под руки, в наручниках. Эти люди, перевернули дома все вверх ногами, все что-то искали, кричали на отца, он стоял в центре комнаты и было видно, что ничего не понимает. В комнате Нурбике, за ее столом, сидел человек в желтой форме милиционера, с рыжими усами и перебирал ее тетради, очень внимательно всматривался в каждую страницу.

— Что Вы там ищите?!? Не видите — это мои тетради! — возмутилась она.

— Простите, больше не буду — милиционер смутился и покраснел. Из всех здесь находящихся он был, видимо, самым интеллигентным. По нему было видно, что все это для него в тягость, и скорее всего, у него просто не было выбора.

Когда Сеит-Баттал собрался, жена хотела дать ему узелок с едой, и он вопросительно посмотрел на старшего.

— Папа, что вы на них смотрите! Просто берите! Да кто они такие! — плача, возмущалась дочь. Она никогда еще не видела, чтобы отец чего-то боялся или у кого-то что-то просил. Девушка всегда помнила его сильным и независимым, впервые он выглядел слабым и беззащитным. Его вывели и посадили в автомобиль, в тот же день, арестовали попавшего под горячую руку директора школы, а в Алма-Ате Магжана Жумабаева. Когда весть об этом распространилась, пришли люди и стали помогать: кто-то договаривался о подводе, кто-то собирал вещи. Умрахия не могла пошевелиться, женщина просто смотрела в пол, плакать уже не было сил. Нурбике не могла сидеть дома, не было ни желания, ни возможности собираться. Взрослые все делали сами и, стараясь сделать все быстрее, не подпускали к сборам девушку. Одевшись, она пошла туда, куда они собирались переехать. Дорога была долгой, нужно было пройти двадцать километров по ночи, в лютый декабрьский холод. Она была изнеженным ребенком, родители баловали ее, отец всегда контролировал, чтобы дочь была тепло одета, шарф должен быть завязан так, чтоб закрывал лицо до глаз, обед вовремя, сон вовремя, подъем вовремя, на прогулку обязательно в сопровождении старших. А тут первый выход, в полном одиночестве. Естественно, шарф был не повязан, шубу застегнула не до конца — так и шла, проплакав всю дорогу. Последнее, что запомнилось — это избушка, открывается дверь, какое-то лицо в тумане и темнота. Потом появляются люди в кожаных плащах, кидают ее на печь и все вместе наваливаются на нее. Они смеются недобрым смехом, дышать невозможно, лицо, рот, нос забиты какой-то горячей ватой. Печь прожигает тело, потом ее топят в проруби — холодная вода обжигает и опять невозможно дышать. Дальше ее подвешивают за ноги и начинают сильно качать, кровь приливает к голове, думать становится невозможно, ее раскачивают все сильнее и сильнее. Милиционер в желтой форме, без лица, только с рыжими огромными усами, качает головой и говорит: «Извините, мы больше не будем» и начинает рвать ее тетради. Тут она просыпается. Такое ощущение, что сон продолжается, комната продолжает кружиться, но дышать стало легче. Губы и рот пересохли, при попытке что-нибудь сказать язык будто трескался. Рядом с кроватью стоит мама с каким-то мужчиной, у него в руках трубочка.

— Она пришла в себя. Кризис миновал, давайте ей больше теплого питья, — произнес он, — а завтра я приду и проведу осмотр. Да не переживайте вы так сильно, все будет хорошо! И проследите, чтоб ваша дочь больше не переохлаждалась.

Проводив врача, мать вернулась к дочери, села глядя куда-то в пол, потрогала лоб своей прохладной рукой. Стало хорошо и спокойно.

— Мама, я долго спала?

— Три дня… — последовал ответ

Пока дочь болела, мать уволили с работы. Чтобы хоть как-то прожить, она сдала дом семье, которую выкинули из квартиры прямо на улицу. Их отца тоже арестовали. Это была женщина с двумя детьми. Она решила зиму перезимовать, а потом ехать к родным на юг. Сами же переселились к дальним родственникам. Но, как-то ночью, пришли люди в черных плащах, искали Умрахию и Нурбике. А поскольку их не оказалось, то взяли тех, кто был в доме. Отправили в «АЛЖИР³⁹». Естественно, мать разлучили с детьми. Через пятнадцать лет она вышла и вернулась, но детей так и не нашла. Поняв, что домой возвращаться нельзя, Умрахия продала дом — на эти деньги и жили. Когда их стало не хватать, потихоньку в ход пошли золотые украшения, в основном те, что Умрахия получила в приданое. Так у Нурбике закончилось детство.

Дочери врага народа тяжело живется, все пытаются указать на твое место, запугивают. В классе было три ребенка: один из раскулаченной семьи, у другого отец был британским шпионом — бог его знает, почему он находился в такой глуши, где особых секретов — то нет, и Нурбике. Их всех усадили за заднюю парту. Последней каплей стало одно происшествие: ребята были запуганы, боялись лишнее слово сказать. Тут, за передними партами, ученики что-то не поделили, зашумели. Учительница повернулась к классу. Естественно, она все видела, но произнесла: «Эй, вы, там, на галерке! Хватит вредить классу!» После этого случая она решила уйти из школы. И поступить в техникум. Там было не так страшно, как в школе. Никто не пытался припомнить, что ты дочь врага, никто не унижал и не издевался. Вместе шли на занятия. Вместе гуляли. Особенно всем нравилось купаться на озере. Десять километров туда и десять обратно. Дорога проходила незаметно. Все дурачились, кто-то собирал ягоды своим девушкам, кто-то цветы… Во время одного такого похода им повстречался юноша, довольно высокий и сильный. Девушки подтянулись, парни напряглись. Он поздоровался и обратился к Нурбике:

— Я Вас, кажется, знаю… Умрахия апай — Ваша мама?

— Да. Вы ее откуда знаете?

— Она была моей учительницей.

После этого короткого разговора он развернулся и ушел. Странный он какой-то, подумалось тогда ей. Ребята еще долго подшучивали, мол нашла молодка любовь, теперь не будет ночей спать, ждать суженного. А Сатыбай шел и думал, как же он не замечал, что дочка его учительницы такая красавица.