Асины журавли

Елена Чумакова (2024)

Это роман о мечтах, сбывающихся и не сбывающихся. Всегда ли осуществившиеся мечты делают человека счастливым? И какую цену приходится за них платить? Можно сказать, что сироте Асе Севастьяновой сказочно повезло — Бог одарил ее завораживающим голосом и талантом. Всё остальное ей приходится отвоевывать у судьбы самостоятельно.

Глава 6 Слава и любовь

Сентябрь. Еще вполне по-летнему жаркий ялтинский полдень. Легкий бриз едва колышет штору в распахнутых окнах гостиничного номера, наполняя его запахами моря, нагретых солнцем трав. На чайном столике остатки ресторанного завтрака. С улицы доносится шум проезжающих экипажей, голоса, чей-то смех. День в разгаре, а у Аси он только начался. Она неспешно расчесывает густые темно-русые волосы, сидя перед зеркалом. Видели бы ее сейчас родные! Им приходится вставать затемно, тяжко трудиться от зари до зари, а она привыкла ложиться спать за полночь, вставать к обеду. Только родные далеко, да и вспоминают ли ее? Уж несколько лет, как не бывала она в Яковлевской слободе.

Много ли общего между той босоногой слободской девчонкой в затрапезном платьишке и этой дивой в атласном пеньюаре? Та Аська мечтала хоть одним глазком увидеть теплые края, куда улетали на зиму журавли. И ведь сбылось: Ялта, море, пальмы, да вот напасть — этим ее уже не удивить. Меняются города, но каждый день похож на другой: концерты, праздная публика, ресторанная еда, мелькание гостиничных номеров. Все временное и в то же время порядком надоевшее, утратившее прелесть новизны. Чего она хочет? Сама не знает…

Посыльный принес записку Собинова, а в ней пригласительный билет на домашний концерт на царскую дачу в Ливадии, на обороте приписка: «Мы приглашены петь перед семьей императора. Заеду за тобой к четырем часам пополудни, будь готова». У Аси перехватило дыхание, закружилась голова. Петь перед императором! Могла ли она такое вообразить, бывшая девочка-сиротка из церковного хора?

Около четырех часов дня перед гостиницей остановился щегольской экипаж. Собинов в легком белом костюме взбежал по ступеням крыльца и через минуту вошел в номер. Увидев Асю в ее лучшем концертном наряде — парчовом с золотым шитьем сарафане и расшитом жемчугами кокошнике, присвистнул:

— Да разве ж можно ехать в Ливадию по жаре в таком виде? Ты ж вспотеешь хуже лошади!

— Так ведь перед царской семьей буду петь, — растерянно оправдывалась Ася.

— Вот именно, а наш император, равно как и императрица, предпочитают разумную простоту и комфорт. Помпезность у них не в чести. Сама увидишь.

Леонид распахнул дверцы шифоньера и извлек летнее платье из белой кисеи, лиф которого украшала гирлянда из мелких шелковых розочек.

— Надень это, в самый раз будет. А волосы заплети в косу. У тебя десять минут. Жду в пролетке.

Ася быстро переоделась, косу уложила короной вкруг головы. Суета на время затмила волнение, ехали словно на обычную прогулку, перекидываясь легкой дружеской болтовней, любуясь видами южного Крыма, морскими пейзажами. Но стоило Асе ступить на территорию царской дачи, как волнение с новой силой обрушилось на нее, и она уже плохо понимала, что говорит ей спутник. Впрочем, он тоже примолк, сосредоточился, волнение Аси передалось и ему.

На лужайке перед дворцом расположилась группа фрейлин в светлых батистовых платьях. Вокруг бегали дети, шумные и непоседливые, как все дети в их возрасте. Рядом на теннисной площадке молодежь играла в теннис, оттуда раздавались крики, звуки ударов по мячу, смех зрителей. С лужайки открывался завораживающий вид на спокойное бескрайнее море, сияющее в солнечных лучах, на обсаженную стройными темными кипарисами аллею, ведущую к пляжу, яркие шатры купален на берегу. Большой полосатый тент был раскинут здесь же, на лужайке, он защищал от солнца стол, уставленный вазами с фруктами, кувшинами с крюшоном. Из серебряных ведерок со льдом торчали горлышки бутылок игристых вин. Атмосфера всеобщей расслабленности, беззаботности подействовала и на приехавших артистов. Ася представила, как нелепо выглядела бы она сейчас в своем концертном платье, и шепнула «Спасибо!» своему покровителю и другу. Он понял, улыбнулся одобряюще.

Музыкальный вечер удался. Ася пела много, охотно, волнение, как обычно, оставило ее, стоило только начать петь. Во время небольшого перерыва она спросила у друга, когда же прибудут император с императрицей.

— Так вот же они. Разве ты их не узнала? — удивленно ответил он, указав взглядом на невысокого подтянутого офицера с аккуратной бородкой и роскошными усами и одну из дам, одетую в батистовое летнее платье и широкополую шляпку. У женщины было красивое лицо с правильными чертами и печальным взором. Обычные люди. Ася была поражена, так мало походили Николай Александрович и Александра Федоровна на парадные портреты, висящие в присутственных местах.

— Знаешь что, Асенька, спой-ка ты им свои простые народные песни, император любит все настоящее, — подсказал Собинов.

И она спела и про горемыку-мужика, попавшего в Сибирь, и про московского ямщика, про горюшко горькое осиротевших детей. Пела те самые песни, что слышала в детстве, в родной слободе. Смолкли веселый смех и беззаботные разговоры. Теннисная площадка опустела, офицеры собрались вокруг лужайки. Император слушал, опустив голову, на его глазах выступили слезы.

Чтобы разрядить обстановку, Ася запела девичий заигрыш, звучавший на крестьянских посиделках. Слушатели оживились, заулыбались. Раскланиваясь, певица встретилась глазами с молодым поручиком, облокотившимся на изящную деревянную балюстраду беседки. Ладный черноглазый красавец с орлиным профилем, в белом летнем кителе с золочеными эполетами. Тонкие полоски темных усов, внимательный взгляд… Ася понимала, что не могла ранее встречать этого мужчину, ведь она не была вхожа в светское общество, но у нее возникло ощущение, что между ними есть какая-то связь. Да и он смотрел на молодую женщину слегка удивленно, словно вспоминая забытые черты.

После концерта растроганный ее пением Николай Александрович поблагодарил певицу, сняв с пальца, подарил перстень и сказал на прощание:

— Какая же вы Чайка? Вы соловушка. Мне сказали, что вы нигде не учились пению. Вот и хорошо, и не учитесь, вам это не надо. Так и пойте, сердцем своим, душою.

Остаток вечера, до глубокой ночи Ася взволнованно ходила по гостиничному номеру, не в силах успокоиться после пережитых впечатлений. Сон сморил лишь под утро, да и то оказался беспокойным. Ей снился тот самый взгляд, золоченые эполеты. Тонкие усы щекотали ее губы. Сон был таким жарким, до неприличия, что она проснулась вся в поту.

Через неделю певица вновь получила приглашение на музыкальный вечер в Ливадию. Волновалась еще сильнее, чем в первый раз, но причина на этот раз была другой: она и хотела, и боялась встретить того самого поручика. А еще больше боялась не встретить его никогда.

Ветреный день напомнил о приближающейся осени, из-за испортившейся погоды концерт перенесли во дворец. Ася увидела заинтересовавшего ее офицера сразу, едва войдя в гостиную. Поручик улыбнулся ей, как знакомой, и она улыбнулась в ответ. Весь вечер Ася пела, то и дело встречаясь с ним взглядом. Похоже, он догадывался, что в этот раз она поет для него. Румянец заливал ее щеки при воспоминании об утреннем сне.

После концерта поручик вызвался проводить певицу до ландо и, прощаясь, поцеловал ее руку. Ничего необычного, ей часто мужчины целовали руки, но этот поцелуй стал для Аси особенным. Совсем близко увидела она коротко остриженные волосы, два завитка на макушке — признак удачливости, почувствовала аромат его туалетной воды. И вдруг услышала внутри себя голос: «Это он, твой суженый». Слова прозвучали неожиданно, но так явно и уверенно, что она, еще не зная его имени, уже ни минуты не сомневалась, что этот мужчина станет самым важным в ее судьбе.

На следующий день посыльный принес в номер певицы две корзины: одну с крымскими розами, и вторую, наполненную разноцветными виноградными кистями — темно-синими, розовыми, прозрачно янтарными. Ася подбежала к окну. Она не ошиблась — тот самый офицер садился в пролетку. Заметив ее в окне, улыбнулся и четким движением приложил руку к фуражке, отдавая честь. Среди роз Ася нашла визитку: «Поручик Кирасирского Её Величества лейб-гвардии полка Бекасов Виктор Николаевич».

Их роман развивался быстро, бурно. Две страстные отчаянные натуры не скрывались от чужих глаз. Совместные прогулки, поездки в горы, ужины с шампанским на берегу моря. Их счастливые дни не омрачало даже то, что Анастасия Бартошевская по-прежнему была официально замужем за своим беглым мужем. Она просто о нем не вспоминала, эта деталь биографии вдруг стала такой несущественной для нее, словно Станислава и не было вовсе.

Теплые дни бархатной ялтинской осени пролетели быстро. Императорская семья со всеми придворными вернулась в Северную столицу, а вместе с ними отбыл и офицерский полк. Ася с печалью в сердце отправилась в очередной гастрольный тур.

После того как певица была признана и обласкана самим императором, ее слава и гонорары взлетели до небес. Теперь Ася могла выбирать, где и на каких условиях петь. У нее появились импресарио Самуил Яковлевич Штерн и целый штат прислуги, просторная квартира на Пречистенке, собственный экипаж. Больше не было нужды петь за обеды и ужины, и она расторгла все ресторанные контракты, а вместе с ними исчезла певица Чайка. Анастасия Бартошевская пела только в лучших концертных залах. Газеты наперебой печатали рецензии на ее концерты, смаковали подробности необычной, наполовину придуманной импресарио биографии. Только что появившиеся студии звукозаписи выпускали граммофонные пластинки с ее песнями. Бартошевскую даже пригласили сниматься в новомодном развлечении — кино! Это стало увлекательным приключением. Ася снялась в двух-трех сентиментальных лентах в качестве артистки. Но съемки отнимали много времени, мешая гастролям, а немые фильмы не раскрывали ее главный козырь — голос, так что больше Бартошевская согласия на участие в съемках не давала.

Асю этот золотой дождь не столько радовал, сколько пугал, она не знала, что с таким богатством делать. Бережливость и практичность выросшей в бедности женщины мешали сорить деньгами, а сберечь их, применить с пользой и просто контролировать свои доходы она не умела. Певица очень устала от этих забот, от ежедневных концертов, бесконечных переездов, толп поклонников у служебного выхода из театра, норовящих оторвать в качестве сувениров пуговицы, куски кружева с ее платья.

После очередного концерта разгоряченная публика, караулившая возле служебного выхода, чуть не смяла Асю, тяжелый букет угодил в лицо. Толпа кричала, свистела, под ноги летели цветы. С помощью пары юнкеров едва живая от испуга дива добралась до своего экипажа. С тех пор на выходе ее сопровождала охрана. Набрав в легкие воздух, как перед прыжком в воду, в окружении солдат, не глядя по сторонам, Ася быстро пробегала расстояние между служебным выходом и экипажем с поднятым верхом, и выдыхала только тогда, когда экипаж трогался с места.

Однажды, кажется, это было на гастролях в Уфе… или в Казани, ей показалось, что среди поклонников мелькнуло знакомое лицо. Станислав? Возможно ли? Или померещилось? Или просто кто-то похожий? Но останавливаться было опасно. Ася вскочила в экипаж, захлопнула дверцу. Ночью в поезде, мчавшем ее в Екатеринбург, никак не могла уснуть, мучилась сомнением, он это был или нет.

Осточертела ей эта слава! Окруженная поклонниками, завистниками, настырными журналистами, Ася чувствовала себя как никогда одинокой. Были, конечно, и друзья: Собинов, Шаляпин, Станиславский, они заботливо относились к такому же самородку из народа, каковыми являлись сами, но у великих певцов были свои гастроли, теплые встречи случались нечасто. Асе хотелось в Петербург к Виктору, казалось, он один по-настоящему ей близок, и только с ним она может быть счастлива. Однако гастрольный график был жестким, а импресарио неумолимым, поскольку билеты раскупались задолго до концертов. Ася стала жертвой своего успеха, заложницей собственной славы. Мир искусства, богемы оказался вовсе не таким сладостным, каким рисовался в мечтах.

Она заболела. Ею овладела апатия, сил не было встать с кровати, пропал аппетит. Приглашенный доктор, осмотрев больную, сказал:

— Пока не вижу ничего страшного, просто переутомление. Необходимы отдых, покой, смена обстановки. И временно никаких страстей, выступлений, суеты. Съездите-ка вы, голубушка, домой, к семье, к своим корням, побудьте какое-то время подальше от публики, поклонников, газетчиков.

И Ася вдруг осознала, как соскучилась по сестрам, по бабушке, по ощущению себя частью семьи. Остро захотелось пробежаться по лугу за околицей, поплыть на лодочке по Волге к высокому правому берегу с куполами церквей, с белыми беседками в зелени, услышать ярославский колокольный перезвон. Домой, в родную слободу, увидеть родные лица, солнечные блики на беленом боку печки, услышать ворчание бабушки и смех сестер — вот что ей необходимо!

Штерн вынужденно смирился. Концерты на ближайший месяц отменили.