Асины журавли

Елена Чумакова (2024)

Это роман о мечтах, сбывающихся и не сбывающихся. Всегда ли осуществившиеся мечты делают человека счастливым? И какую цену приходится за них платить? Можно сказать, что сироте Асе Севастьяновой сказочно повезло — Бог одарил ее завораживающим голосом и талантом. Всё остальное ей приходится отвоевывать у судьбы самостоятельно.

Глава 3. Масленица

Асю разбудил аппетитный запах пекущихся блинов. Луч солнца скользил по выбеленному боку печки. Рядом уютно посапывала спящая Верочка, согревая Асину спину. За печкой негромко переговаривались бабушка Матрена с Варей. Зашипела сковорода, в сарайке замычала корова — родные, с детства знакомые звуки. Как же скучала Ася по дому, семье все долгие шесть лет монастырской жизни! Послушницам редко разрешалось навещать своих родных, только по особым случаям, тем дороже были эти дни для сестер. Вчера настоятельница отпустила их домой по случаю Масленицы, попрощаться с родными: Анастасии предстоял постриг в монахини, через месяц врата монастыря закроются за ней навсегда.

Но это будет только через месяц, а пока впереди несколько счастливых дней дома. Ася тихонько выскользнула из-под одеяла, прошлепала босыми ногами по теплым доскам пола. В горнице сестра Варя хлопотала у печи, бабушка процеживала только что надоенное молоко, на столе высилась горка блинов, и попыхивал самовар. Ася стянула верхний блин — горячий, кружевной. Как же вкусно!

— Ох, Варя, какая ты хозяйственная-то! Женихи за такой невестой в очередь выстраиваться должны, — сказала она, наливая себе чай и устраиваясь на любимом месте у окошка.

— Да зачем мне очередь? Одного вполне достаточно, — пожала плечами сестра.

— Одного? — брови Аси поползли вверх. Она перевела удивленный взгляд с сестры на бабушку. — Никак посватался кто?

— И правда, чего мелешь? — проворчала Матрена. — Есть у Варюшки жених, Захаром Шамониным зовут. В аккурат опосля Пасхи, Бог даст, обвенчаются, свадебку сыграем.

Ася перестала жевать, уставилась на сестру.

— Варь, а ты не боишься?

— Чего?

— Замуж выходить. Вдруг он тоже… опойка, как наш папка.

— Нет, — улыбнулась сестра, — Захар не такой, он добрый, котенка, и того не обидит. Вот он зайдет, сама увидишь.

— А как же бабушка? Ты уйдешь, она одна на старости лет останется?

— Не уйду. Захар пришлый, рыбинский он, к нам в избу жить придет, и бабуля с нами будет.

Из запечного закутка, зевая и потягиваясь, вышла заспанная Верочка.

— Вы чего меня не будите-то? Я так все блины проспать могу, — заворчала она.

— Вер, слышь-ко, Варвара наша замуж собралась. На пасху под венец пойдет.

— Ну так и пора уже, — подала голос Матрена. — Двадцать второй годочек девке пошел, засиделась. И мужик рукастый нам в дом ох как нужен! Забор вон поправить, и крыша сараюшки протекает… Да мало ли мужской работы в хозяйстве? Сколь можно Петра-то просить? У него своих забот хватает. А Ванятка мал ишо.

Глаза Верочки загорелись любопытством. Она порывисто обняла сестру.

— Ой, Варя, а какой он, твой жених? А как он к тебе посватался? А где познакомились? А фата у тебя будет? — засыпала она вопросами Варвару.

— Да Захар скоро придет, сами увидите, какой он. Не висни на мне, у меня блин сгорит, — отбивалась Варя от младшей сестры.

— А мы-то с Верой и на свадьбе не погуляем, и на венчание не попадем, — опечалилась Ася. — Запрещено нам, монастырским, на свадьбах присутствовать.

— Мы молиться за вас будем, — Верочка перекрестилась на киот с иконой.

После завтрака сестры Севастьяновы в сопровождении Вариного жениха отправились в город, на масленичное гулянье.

Захар Шамонин оказался учителем словесности, недавно назначенным в слободскую церковно-приходскую школу. Пенсне на цепочке, форменная фуражка с лакированным черным козырьком, пушистые русые усы и небольшая бородка придавали ему солидности, так что девушки даже заробели в его присутствии. Но на деле молодой человек оказался добродушным любителем побалагурить, и Ася с Верочкой быстро освоились, словно давно знали будущего зятя.

Решено было отправиться в самое сердце праздника — в город, на Сенную площадь. Ну и что, что далеко? Разве это помеха для молодых, если хочется повеселиться?

Погода явно намекала на скорую весну. Под ботинками хлюпал подтаявший снег, солнце искрилось в бахроме сосулек на стрехах домов. Воробьи радостно праздновали конец холодной зимы, им и невдомек, что впереди еще мартовские метели.

Базарная площадь шумела и пела на все лады: тут и дудки скоморохов-зазывал, и гармошка трактирного гуляки, и крики торговок, и детский смех, и отчаянный визг девчат на качелях. Глаза у сестер разбежались, хотелось всего и сразу: и прокатиться на карусели, и полетать на доске, висящей на цепях, и поглазеть на представление бродячих кукольников. Весело!

Захар купил сестрам угощение — красных карамельных петушков и медовых пряников. Вкусно!

Верочка то и дело пугалась, одергивала старших сестер, а Захар наоборот подзуживал, и Ася с замирающим сердцем подлетала на доске, как ей казалось, к самым облакам — ой, не ерыкнуться[1]бы!

Все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться. Надвигались сумерки, пора было отправляться в обратный путь. И они, было, пошли, но их внимание привлек балаганный зазывала в кафтане, отороченном красной тесьмой. На колпаке трепетал пучок разноцветных лоскутов. Забавный человечек выделывал кренделя перед шатром цирка и кричал:

— Представление начинается!

Сюда! Сюда! Все приглашаются!

Стой, прохожий! Остановись, на наше чудо подивись!

Барышни-вертушки, бабы-болтушки,

Старушки-стряпушки, солдаты служивые,

И дедушки ворчливые,

С задних рядов протолкайтесь, к кассе направляйтесь,

За гривенник билет купите и в балаган входите!

— А давайте посмотрим представление? — загорелась Ася. Уж очень ей не хотелось, чтобы этот замечательный день так быстро закончился.

— Да ты чё хоть? В балаган! Грех какой, — глаза Веры стали круглыми как пятаки.

— Так Масленица же! Сейчас развлекаться не грех. Мы же больше никогда этого не увидим в своем монастыре. И мы пока послушницы, не монашки. Ну пожалуйста! Там фокусы, дрессированные собачки, канатоходец, — Ася показала на яркую афишу возле окошка кассы.

— Да темняет уже, домой нам пора, — Варя в сомнении посмотрела на Захара, а тот неожиданно поддержал Асю:

— Успеем домой-то. Извозчика возьмем. Когда еще удастся посмотреть цирковое представление? Труппа, говорят, хорошая, из Варшавы.

Возле кассы действительно собралась небольшая очередь. Не слушая робкие возражения Веры, Захар купил билеты, и через несколько минут вся компания усаживалась на свои места под полотняным куполом. Они с любопытством рассматривали круглую арену, посыпанную опилками и устланную брезентом, балкончик над плюшевым занавесом, шумную разномастную публику. Внизу, ближе к арене, рассаживался народ почище, понаряднее — купеческого звания, чинуши; выше, на галерке, попроще — из рабочих да слободских; а в ложе напротив занавеса занимали мягкие кресла нарядные дамы с веерами и кавалеры в сюртуках.

На балкончике рассаживались за свои инструменты музыканты. Неожиданно грянули фанфары, тапер заиграл на пианино бодрый марш, занавес раздвинулся, и на арену двумя шеренгами вышли девушки в гусарских ментиках и киверах, украшенных плюмажем. На девушках были пышные короткие, едва прикрывающие колени, юбочки. Стройные ноги обтягивали белые чулки. Верочка, увидев это, ойкнула и перекрестилась:

— Свят, свят, свят… Говорила вам, нельзя сюда идти! Безобразие бесовское…

Она порывалась встать и уйти, но на нее тут же зашипели зрители с задних рядов, пришлось смириться и сесть. А Варя с беспокойством поглядывала на довольного Захара. Ася не замечала этих волнений, она с любопытством наблюдала за происходящим на арене. Девушки выделывали па в такт музыке как одно целое, ловко крутя золочеными жезлами.

Из-за занавеса вышел мужчина во фраке, с бутоньеркой в петлице. Он торжественно прокричал что-то непонятное, и арена заполнилась артистами в полосатых трико, плотно облегающих сильные красивые тела, артистками в блестящих костюмах — представление началось. Сестры, забыв обо всем на свете, затаив дыхание, наблюдали за воздушными гимнастами, борцами, канатоходцами, акробаткой, гибкой как змея. И Верочка со всеми вместе заразительно хохотала над проказами клоуна. Вновь ведущий вышел на опустевшую арену, прокричал что-то неразборчивое, Ася разобрала только «Стани́слав Бартошевский!». Рабочие прикрутили фитили ламп. В полумраке раздалась зловещая барабанная дробь, а когда свет вспыхнул вновь, зрители увидели посреди арены закутанную в черный плащ фигуру в цилиндре. Артист раскинул руки в белых перчатках, и плащ вдруг оказался алым. По рядам пронесся вздох удивления. Дальше происходили невероятные вещи: то в руках фокусника невесть откуда возникали цветы, то из цилиндра вылетал голубь, то из перевернутого стакана с водой не проливалось ни капли.

Затем фокусник попросил у господ, сидящих в первом ряду, какой-нибудь небольшой предмет. В руках у него оказались карманные часы. Один пасс руками — и часы исчезли! Хозяин часов заволновался, потребовал вернуть ценную вещь.

— У меня, уважаемый, ваших часов нет, извольте убедиться. Но я сей же час найду, кто их прикарманил.

Бартошевский одним прыжком преодолел барьер, взбежал по ступеням прохода и остановился возле Аси, пристально посмотрел ей в лицо. В зеленовато-карих глазах она увидела золотистые искорки, яркие губы изгибались в лукавой улыбке, узкая ладонь с длинными пальцами изящным жестом раскрылась перед ней. Она ощутила еле уловимый аромат лаванды.

— Барышня, верните этому господину часы, — сказал он так громко, что слышно было во всем шатре.

— Я… у меня их нет.

— Потрудитесь проверить карманы. Думаю, они у вас.

Ася сунула руки в карманы расстегнутого тулупа… и вытащила злополучные часы.

— Мерси! — артист склонился в шутливом полупоклоне, поцеловал руку совершенно ошеломленной барышни и под аплодисменты зрителей легко сбежал по ступеням к просиявшему хозяину ценной вещицы.

Дальнейшее действо Ася видела как в тумане. Вокруг артиста танцевали девушки в летящих одеждах, похожие на миражи. Одну из них он заключил в черный пенал, а когда под барабанную дробь открыл его, девушки там не оказалось. Зрители вновь заволновались. Верочка, бледная, испуганная, крестилась и молилась. Барабан смолк, зазвучала скрипка, и из-под купола шатра спустились увитые бумажными цветами качели, на которых покачивалась и посылала всем воздушные поцелуи та самая девушка. На этом представление окончилось.

Все последующие дни в родной слободе Асю не покидала задумчивость. Если днем ее отвлекали разговоры, забавы, домашние хлопоты, то ночью, стоило ей закрыть глаза, как перед ней вновь и вновь возникали карие глаза с искорками, лукавая улыбка, раскрывающаяся как цветок рука с нервными пальцами. Ей снились танцующие девушки в легких одеждах, рукоплещущие ряды зрителей. Неужели вся эта яркая, пестрая, праздничная жизнь не для нее? Неужели она так и останется безымянной, безликой певчей на клиросе? И никогда никто не подарит ей такой взгляд, каким Захар смотрит на Варю? И даже имени своего она лишится при пострижении в монахини. Отказаться от пострига? Но куда ей деваться? На что жить? В родительском доме она только гостья. Нет у нее пристанища, никому-то она не нужна в миру.

Вот и последний вольный день, Масленица заканчивается, начинается Великий пост. После обеда сестры попрощались с родней, Петр отвез барышень через Волгу в город до церкви Ильи Пророка, сам отправился дальше по делам. Чем ближе подходили сестры к монастырю, тем большее волнение охватывало Анастасию.

— Ну что ты медлишь? — поторапливала Вера. — Так и к вечерней службе опоздаем. Матушка Феофания недовольна будет.

Ася остановилась в нескольких метрах от монастырских ворот.

— Не пойду я дальше, иди одна. Здесь и простимся.

— Господь с тобой, что ты такое говоришь? Предупреждала я, не надо в этот цирк идти. Бесовское развлечение. Ты после того вечера сама не своя ходишь. Вот и завлек тебя искуситель в свои тенёты. Попросим матушку молебен отслужить о твоей душе, увидишь — отпустит, и успокоишься. Пойдем скорее.

— Верочка, а тебе не страшно, что у тебя не будет ни семьи, ни деток, ничего, кроме монастырской кельи, служб и послушаний? Через два года, как исполнится восемнадцать, примешь постриг и все? Никакой другой жизни?

— Не страшно. Наоборот, мне хорошо, спокойно в монастыре. Стану Христовой невестой, Бог убережет нас от мирских искушений, не даст в обиду. Ну не пугай меня разговорами, пойдем уже!

— Нет, это не для меня. Прости!

Анастасия обняла сестру, поцеловала и пошла, почти побежала прочь.

Вера перекрестила ее спину, прошептала: «Храни тебя Господь…». Постояла в надежде, что сестра одумается и вернется, не дождалась и вошла в кованые ворота монастыря одна.

[1]Не упасть бы (ярославский говор)