Тайна Тонгамар. Цикл «Обмен мирами». Книга первая

Елена Черткова

Детективный роман в стиле фэнтези с элементами психоделики и стим-панка, приправленный острым юмором и ненавязчивой философией. Вселенная Адаламена сочетает в себе аристократическую старину Европы и особенный колорит Востока. Сюжет развивается не линейно, повествование совершает прыжки то в прошлое, то в будущее, то в параллельные события и миры. А в финале делает неожиданный поворот и расставляет все по своим местам, оставляя при этом пространство для размышлений и вопросов к себе самому.

Грид

Марко как будто специально не уходил, то предлагая еще потренироваться, то рассказывая какие-то истории. Пришлось настойчиво выпроводить его, ссылаясь на усталость. Выждав время, я на цыпочках пошла по коридору.

— Это так ты спать хочешь? — окликнул меня недовольным шепотом друг. Молодой асфир стоял в коридоре, сложив руки на груди. — У тебя что, свидание?

— Нет.

— С Андре?

— Ты с ума сошел?

— Филипп?

— Да что за допрос?! Если бы я могла сказать, куда и с кем иду, то сказала бы!

— Ну и что ты предлагаешь мне делать, если не вернешься? Посреди ночи ворваться в дом к боевому магу и сообщить, что его бывшая служанка пошла на свидание, но ее, скорее всего, утащили работорговцы?

— А вот и отличная идея, между прочим! Давай так и поступим!

Он хотел сказать еще что-то, но махнул рукой и хлопнул дверью так, что со стоявшего в коридоре стеллажа слетело несколько книг.

…Северные ворота Дамирата в основном использовались для приема крупных грузовых караванов, так как вели сразу в квартал ремесленников. Охранники, как обычно, в доспехах и сверкающих шлемах, поинтересовались, что понадобилось девушке в лесу в такое время, на что получили самое однозначное женское хихиканье и быстро потеряли профессиональный интерес к происходящему.

Дорога за воротами оказалась темной и абсолютно пустынной. Казалось, лес готовился щедро отсыпать неприятностей в любую секунду, а того, кто позвал меня сюда, как назло, не было видно. Я несла на ладошке комочек света, размышляя, сколько еще потребуется времени, чтобы убедиться в собственном безумии, развернуться и бегом отправиться обратно. Шорох шагов сливался с шумом деревьев и ночными песнями лесных обитателей. Темнота заставляла все органы чувств включиться на полную мощность, от чего картина звуков воспринималась даже слишком отчетливо.

Решив, что вот, пожалуй, самое время потерять терпение, я повернулась и тут же увидела знакомую высокую фигуру, следовавшую чуть поодаль.

— И давно ты за мной идешь?

— Не очень. — Филипп, все в тех же плаще и маске, подходил ближе.

— Я чуть со страха не умерла!

— Чем больше напугана женщина, тем сильнее она рада тебя видеть, — улыбнулся наемник.

— Это что, свидание?

— Ну конечно, свидание, не мир же я по ночам в лесу с молодыми девушками спасаю! — передразнил он.

Я подошла и сама аккуратно сняла с него капюшон и маску, обнаружив под ними простого, растрепанного, хоть и по-прежнему беспощадно очаровательного юношу.

— Ты же не подозреваешь меня в чем-то дурном? Будь так — любой день и место для этого подойдет, зачем тащиться в лес. Я просто хочу познакомить тебя кое с кем. Только скажи — верну обратно. Обещаю.

Мы свернули в чащу, преодолевая один пригорок за другим, пока не вышли на просторную поляну. Филипп огляделся по сторонам и тихонько свистнул. Потом еще раз. С одного из толстых деревьев сползло какое-то крупное животное и вышло на лунный свет. Вдох застрял у меня в горле, я невольно попятилась. Зверь был похож на огромную собаку или, может быть, даже на крысу с массивным телом, но тонкими длинными трехпалыми лапами. Зеленовато-серый мех покрывал морду и шею, переходя затем в кожу, похожую на змеиную. Существо приближалось к нам, рыча, скалясь и топорща перепончатые крылья. Однако мой прекрасный спутник вышел ему навстречу и раскрыл объятия, как дорогому другу.

— Его зовут Грид, — произнес Филипп. Зверь подошел и принялся тыкаться мордой ему в грудь. — Это мой единственный и лучший друг. Подойди, я вас познакомлю.

Он поманил рукой, удерживая огромное животное за ухо. Пока я медленно подходила, чудовище громко сопело, сверлило меня глазами и стучало шипастым хвостом по земле, оставляя на ней глубокие впадины. Стоило приблизиться к Филиппу, Грид высвободил голову и со звуком, похожим на рык и скрип одновременно, встал на задние лапы. В таком положении он оказался ростом метра три, а крылья расходились далеко в стороны.

— Доверься мне, братишка. Вы подружитесь!

Зверь опустился и, тяжело сопя, осторожно поднес голову к моей вытянутой руке. Обнюхал ее, фыркнул и покосился на своего белокурого приятеля. Филипп счастливо улыбался. Тогда Грид уткнулся носом мне в шею и шумно втянул воздух. Дыхание у него, надо сказать, было довольно мерзким. Потом он, подобно кошке, потерся лбом о плечо и отошел.

— Ну вот видишь, я же говорил, что она милая!

Крылатое существо снова заскрипело, но уже не так громко и, словно стесняясь, попыталось спрятать морду принцу подмышку. Хотя с такими габаритами вряд ли он мог спрятаться где бы то ни было.

— Грид, покатаешь нас двоих? Хорошо? Только аккуратно, она очень хрупкая и боится тебя.

Животное легло на живот и сложило крылья. Филипп залез ему на плечи и пригласил меня садиться сзади. Осторожно забираясь, я надеялась, что платье позволит так широко расставить ноги. Кожа зверя оказалась горячей и гладкой.

— Только держись как следует, будет немного трясти. Он, конечно, поймает, если упадешь, но тебе это не понравится.

Руки сами обхватили наемника как можно крепче.

— Вот так всегда! Сначала она не хочет, чтобы это было свиданием, а потом сама первая лезет обниматься, — подтрунивал он, но, едва мои пальцы дернулись, задержал их и вернул на прежнее место.

— Грид, давай покажем, где ты живешь? Полетели в башню.

Зверь коротко скрипнул, и нас сильно тряхнуло от прыжка. Возникло короткое ощущение невесомости, когда Грид завис над поляной. От его крыльев образовался сильный вихрь, мое платье и светлые длинные волосы Филиппа подлетели. Мы взмыли вверх. Когда я заставила себя открыть глаза, то увидела макушки деревьев, море, уходящее в бесконечность, и подрагивающие огнями кварталы Дамирата. Стало холодно, и я теснее прижалась к Филиппу, ощущая, как приятно он пахнет.

Наконец, Грид начал снижаться, и стало понятно, что мы взяли курс на один из ближайших холмов. Между бархатными в ночной мгле складками возвышенности виднелась темная расщелина. В ней из крон плотно растущих деревьев торчала острая крыша башни. Зверь влетел в каменную брешь, процарапав когтями по вымощенной кирпичом площадке. Принц Рамбулат ловко спрыгнул, помог мне сойти и сел на камень напротив крылатого друга.

— Кто-нибудь обижал тебя? — спросил он, глядя в черные глаза.

Грид помотал мордой.

— А ты кого-нибудь?

Зверь заурчал и попытался отвернуться, но наемник резко поймал его за ухо и повернул к себе.

— Опять за свое?

Чудовище попыталось высвободиться, но быстро осознало тщетность своих маневров. Скрипнув, оно покосилось в угол. Филипп подошел к бесформенной куче, разгреб какое-то тряпье, оттолкнул пустую бутылку и выдвинул на лунный свет ящик.

— Это? — спросил он у зверя.

Грид кивнул. Наемник открыл деревянный сундук, несколько минут рассматривал какие-то бутылочки и свитки, потом тяжело вздохнул и захлопнул крышку.

— Дружок, завязывай с этим. Ты, конечно, невероятная зверюга, но маги сильнее и хитрее тебя. — Он крепко обнял его за шею, прижимаясь щекой и гладя костистую спину. — Не выдавай себя, им не надо знать, какой большой и умный ты вырос. Иначе маги начнут охоту, и кто тогда будет за мной присматривать?

Грид урчал и похлопывал хвостом по камням, а я, не в силах пошевелиться, наблюдала за невероятной картиной, где восхитительно красивый юноша с любовью и заботой обнимал огромное чудовище.

Филипп попросил зверя быть неподалеку, чтобы доставить нас обратно, и повел меня по темной винтовой лестнице в башню. Наверху оказалась большая круглая комната, где наемник быстро разжег камин, поставил на огонь котел с водой и устроился на сшитых в один большой ковер пушистых шкурах. Я тоже устроилась рядом, все еще не в силах задавать вопросы, глубоко пораженная и тронутая увиденным. Он заговорил сам.

— Грид — дитя неудавшегося опыта магов Омбран. Видела когда-нибудь дочерей ночи?

Я помотала головой.

— На Адаламене были и есть еще существа. Многие считают их неразумными, но где та грань, до которой существо все еще дикий зверь, а после — кто-то, равный тебе? Говорит ли об этом способность испытывать чувства, любить, ненавидеть, радоваться или грустить, как ты? Или, может быть, дело в способности осознавать себя, свою роль в этом мире? Грид перестал быть для меня зверем, когда я понял, что он способен делать осознанный выбор: у него есть своя внутренняя картина мира, в которой он видит варианты и выбирает из них. Не рефлексы, не программы выживания, наоборот — что-то, порой противоречащее им. Свобода выбора. Свобода сопротивления. Свобода ошибаться. Именно это делает его таким же, как я или ты. Да, он ничего не может сказать, но если взглянуть на наши поступки, то я даже не знаю, кто из нас с ним большее чудовище.

Он встал и засыпал в котел каких-то трав из кошеля на поясе. По комнате пополз приятный сладковато-пряный аромат.

— Так вот, дочери ночи — хвостатые и крылатые девушки под три метра ростом. У них тоже есть руки и ноги, они укладывают волосы в красивые прически, некоторые вплетают в них ракушки и цветы. Значит, они хотят быть красивыми, нравиться кому-то. Эти женщины всегда обнажены. Их тела со змееподобной кожей выглядят так, словно горят возбуждением. Соски на высокой красивой груди будто смотрят на тебя. Дочерей ночи так сложно убивать… Но приходится это делать, ибо они никогда не щадят РАЗУМНЫХ существ. — Он подчеркнул это слово. — Эти крылатые красотки не обращают внимания на лодо, волков или хадау. Никогда не нападают на них. Но если увидят дамира, асфира или кайра, любого из тех, кого принято считать разумным, то сразу бросаются в атаку. У них острые зубы во рту и длинные когти на руках и крыльях, покрывающиеся ядом, когда их хозяйка приходит в ярость. Они абсолютно безжалостны. Откуда эта необъяснимая вражда?

Филипп снова поднялся и налил из котелка душистый напиток в две деревянные кружки.

— Пей понемногу. Конечно, я не маг, но пару травок смешать могу.

Я с недоверием посмотрела на него, потом на кружку.

— Да не бойся, согреешься и немного взбодришься. Может быть, разговаривать снова начнешь.

— Я просто внимательно тебя слушаю.

— Вот, от одного запаха уже ожила!

Наемник снова устроился на шкурах. То ли от глубоких слов, то ли от столь внезапной близости в груди уже не первый раз возникал волнительный холодок.

— Маги проводят опыты, каким-то образом соединяя материю, скрещивая существ друг с другом. Видимо, они поймали одну такую красавицу и соединили с волком. Получился Грид. Почти десять лет назад, когда мне было шестнадцать, отец охранял караван, перевозивший несколько подобных существ из одной башни в другую. Но звери вырвались. Двоих уничтожили, один удрал, Грида поймали. Отец попросил одного из чудовищ себе как компенсацию за то, что мы потеряли много людей. Маги согласились, зная, что Рамбулат умеет хранить тайны, и сочтя опыт неудачным, а зверей — слишком иррациональными для дрессировки. Грида подарили мне для тренировок и я быстро понял, что он осознает абсолютно все. Передо мной словно бы распахнулся еще один мир, увиденный его глазами. Я так и не узнал, кто такие дочери ночи, его воспоминания путаются, смешиваясь с воспоминаниями волка. Но после превращения он помнит все очень четко. Помнит всю жестокость, помнит, что были и другие чудовища, десятки опытов, удачных и нет. Я нашел для него дом. Он охотится в этих лесах. Грид действительно друг, а не домашний питомец. Мы выросли вместе. Конечно, с ним бессмысленно говорить об искусстве или философии, зато честнее и искреннее нет никого на Адаламене.

Напиток оказался вкусным, слегка горьковатым, от него немного вязало во рту. Спать действительно не хотелось, несмотря на позднее время, но при этом пришла какая-то глубокая эмоциональная расслабленность. То ли подействовало красноречие Филиппа, то ли травки оказались совсем уж непростыми, но я очень глубоко переживала эту историю, словно сама была ее участницей. Каждое слово проникало в самое сердце — и еще много тех, которые он не произносил. Десять лет странной молчаливой дружбы прекрасного принца и одинокого чудовища в каменной башне, спрятанных от всего мира… От осознания этого пробирал озноб.

Филипп снял плащ, укрыл меня, а потом сел так, чтобы я могла положить голову ему на колени.

— Мой отец только однажды поддался чувствам, вопреки разуму. В результате получил меня и, как следствие, множество проблем. Я порождение чувств, а не рассудка, и словно бы полностью состою из них. Мое существование алогично, как и любовь отца ко мне. Особенно на фоне других братьев, именно таких, какими должны быть настоящие наследники дома Рамбулат. Я с детства слышал от него, что у меня только два пути: либо предать его, либо умереть. И в наших общих интересах, чтобы второе произошло как можно скорее.

— Неласково…

— Может быть, но он прав. Грид мой первый секрет. Ты, со своей тайной, уже второй.

Он приподнял меня и усадил так, что я уже полностью оказалась в его объятьях. Теплый свет камина играл тенями на прекрасном лице. Зеленые глаза смотрели внимательно, видимо, пытаясь понять, что я чувствую.

— Филипп, я снимаю перед тобой шляпу. После такого рассказа любое существо, если у него есть хоть какие-то чувства, должно раствориться в тебе без остатка… Этой ночью уж точно…

— Должно, — усмехнулся он, — но ты не планируешь?

— Нет, послушай…

Я попыталась высвободиться, но он не выпустил, да и, если быть честной, не очень-то и хотелось.

— Неужели старик Андре?

— Он не старик! — возмутилась я.

— Вот это поворот! — воскликнул мой белокурый собеседник, вскакивая, словно обжигаясь.

Немного походив по залу, он вновь сел рядом. Лицо улыбалось, словно поверх живой плоти приросла маска, но я отчетливо ощущала густую тяжелую смесь чувств, тянувшихся ко мне из его сердца. Среди едкого букета из усталости, гордости, злости, упрямства и тоски обнаружилась даже бессильная, колючая ревность к Андре, приправленная уважением и чуть ли не страхом.

— Что это был за напиток?

— Извини, что приходится чувствовать и это… Кое-какие травки увеличивают эмпатию, и границы стираются. Я хотел быть уверен, что ты услышишь не только произнесенные слова. А может, я хочу обойтись вообще без них…

Придвинувшись ближе, я провела рукой по его лицу, и сильнейшая волна нежности окатила меня, лишая на мгновение возможности дышать, а потом отступила, оставляя горькое послевкусие патологического неверия в счастье.

— Ты же понимаешь… Не только ты все чувствуешь… Я же тоже пил.

Беззащитные и распахнутые, мы оба утонули в нежности и одиночестве друг друга, в нежелании играть по чужим правилам, но в страстном стремлении их нарушать. Мы оба предавали тех, кого любили, и мстили самим себе за слабость, за свою непригодность для их реальности. Мы ласкали друг друга, и это давало иллюзию чего-то, идущего с твоим сердцем в такт, а не только в противофазу. Мы заливали нежностью образовавшиеся в душе трещины, разрешали быть дураками, безвольными, эгоистичными, испуганными и запутанными обманщиками. Мы выкупались в правде, целуя друг друга за то, за что сами себя ненавидели. Мы сталкивали с сердца тяжелые камни, которые, конечно же, вырастут снова, когда закончится эта ночь.

Камин догорал, свет начинающейся зари пробирался в темноту круглой комнаты. Я лежала у него на груди, все еще будто не до конца веря в происходящее. Филипп наматывал мои волосы на палец.

— Да не грусти ты, милая. Я почту за честь отправиться к праотцам в поединке с Андре, и Рамбулат будет счастлив. Так что мы всем сделали только лучше. А ты всегда сможешь честно сказать, что я опоил тебя чем-то и соблазнил. Ведь почти так и есть.

— Ему не за что устраивать с тобой поединок. Я для него никто. Даже не ученица и не служанка. Скорее всего, он просто понял, что я что-то знаю про ксарцев.

— Ай, не смеши меня. Если б Андре хотел выведать у тебя какую-нибудь тайну, ты бы выложила ее в тот же миг, даже если бы очень сопротивлялась. Может, отсыпать тебе моих травок? Поговорите по душам!

В ответ я только вздохнула.

— Мне пора, Филипп.

— Да, я знаю. Спускайся раньше меня, может, еще удастся почувствовать Грида. Я скоро буду.

Одевшись, я спустилась вниз по винтовой лестнице. Зверь спал, развалившись на каменном полу и откровенно храпя. Я сняла туфли и на цыпочках подошла к вытянутой клыкастой морде. При моей попытке присесть рядом босая нога неосторожно встала на острый округлый камень, и я, ойкнув, повалилась на бок. Грид от неожиданности подпрыгнул всем своим массивным телом и, резко хлопнув крыльями, задел мою руку огромным кривым когтем. В этот момент из каменной арки появился Филипп и на секунду застыл, увидев такую картину: я растянулась на полу, туфли в разные стороны, держусь за руку, на которой начинает проступать кровь. Чудовище с абсолютно растерянной мордой пятится назад и хлопает крыльями, поднимая в воздух пыль и какие-то тряпки.

— Грид, ты что, сдурел? — наконец выкрикнул наемник и бросился к нам. — Что у вас произошло?

Зверь сложил крылья и жалобно заскрипел. Принц Рамбулат взял мои руки и достал из кошеля небольшую, едко пахнущую бутылочку, от содержимого которой кровь начала зеленеть и сворачиваться.

— Он не виноват! Это я его напугала. Он спал, а я подкралась. Прости, Грид!

Зверь еще раз жалобно скрипнул и протянул мне туфельки, которые держал в передних лапах.

— Ему тоже очень жаль, как ты понимаешь. Но нам пора торопиться, солнце уже совсем встало, и так придется продираться через лес.

Грид недовольно рыкнул.

— Ну а как иначе, дружок? Мы же не можем сделать вид, что ты лодо, а мы обычные караванщики.

Усевшись на зверя, мы упали в свежее яркое утро, полное цвета, запаха и звука. Какое-то время наша тень скользила над деревьями и блестящими голубыми изгибами рек и ручьев. Если бы пульсирующее в сердце счастье звучало, то это была бы очень громкая и красивая мелодия. Я ощущала, что Грид воспринимает меня как продолжение Филиппа, ему очень любопытно, хочется общаться и даже играть. Играть! Огромное зубастое чудовище хотело играть!

Эти чувства, восходящее солнце и стремительный полет вызвали такой искрящийся восторг, что я закричала и засмеялась одновременно. Филипп полуобернулся и закричал тоже. Тогда и Грид, издавая словно бы победоносный пронзительный скрип, развернулся в воздухе и, сшибая листья с деревьев, спикировал в лес. Мы летели над рекой, визжа, рыча, крича и смеясь — все трое. Крылья поднимали в воздух мелкие брызги, и казалось, что это наше прорвавшееся сквозь плотину запретов веселье кристаллизуется в пространстве…

Потом была сложная часть пути, где зверь маневрировал между деревьями, то и дело резко поворачивая. Оставалось только держаться как можно крепче, жмурясь от летящей в лицо листвы и мелких веток. И вот, наконец, когтистые лапы утонули в шелковой траве дамиратского леса.

— До новой встречи, дружок! Отлично полетали! — Они прижались лбами друг к другу.

— Спасибо, Грид! Это было потрясающе! С тобой так весело! — И я, уже без тени страха и отвращения, обняла его за шею так же, как это делал Филипп. Грид был такой горячий и так приятно дышал, тихо клокоча в глубине мощного тела, что хотелось простоять так как можно дольше.

Спутник повел меня через лес, а когда впереди показалась дорога, остановился. Несколько минут мы целовались, а потом он держал мое лицо в своих руках и молча смотрел, как будто пытался запомнить все его черты.

— У меня такое чувство, что это прекрасное приключение может никогда больше не повториться, — прошептал он. — Поэтому я хочу сохранить в памяти твою улыбку и полные радости глаза.

— Может быть, это и лучше для всех? — спросила я.

— Очень может быть. Но я так быстро от тебя не отстану.