Элвис Пресли. Возвращение

Елена Хмура, 2021

2052 год. Изобретена технология, которая позволяет "перемещать", а точнее, воссоздавать людей из прошлого. Международная музыкальная корпорация решает воскресить Элвиса Пресли и вернуть его на сцену. Для первых гастролей ему собирают группу из "звезд" мировой величины. Это будет самый крупный проект из всех, что когда-либо знала музыкальная индустрия. Сможет ли Элвис вернуться на вершину славы? Это роман для тех, кто готов заглянуть за кулисы шоу-бизнеса и увидеть изнутри, как организованы мировые гастрольные туры, создаются хиты в студиях звукозаписи и проводятся масштабные пиар-кампании. Что за судьба ждала бы Элвиса Пресли, если бы ему дали второй шанс, и это произошло… в России.

5

Альнов ждал в холле около лифтов. Рядом с ним было еще несколько человек. Охрана — судя по их виду и сосредоточенно-бесстрастным выражениям лиц. Пока Элвис шел навстречу, Дмитрий стоял, подтянувшись и, не отрываясь, глядя на него. Когда они поравнялись, произошла короткая заминка, и Альнов вежливо протянул открытую ладонь.

— Меня зовут Дмитрий.

Элвис подал руку в ответ.

— Рад познакомиться.

Альнов ощутил, как теплые пальцы Пресли доверительно сжали его руку.

Створки лифта распахнулись. Их пригласили войти. Вместе со всеми сопровождающими они спустились вниз, проследовали узким путаным коридором и вышли на улицу через открытую настежь дверь, у которой стояла еще охрана. Элвису пахнуло в лицо весенней свежестью. Он глотнул прохладный воздух и успел окинуть сплошные серые стены, образовавшие тесный внутренний двор. Что бы ни случилось здесь, увидеть могло только небо — высокое, ярко-голубое и безоблачное. Прямо у крыльца был припаркован черный лимузин Альнова с уже распахнутой дверцей и заведенным двигателем.

Дмитрий пригласил Элвиса садиться первым. И как только тот скрылся в салоне, последовал за ним. Замки щелкнули, и лимузин сразу же пошел на разворот к арке в крыле напротив, пристраиваясь в хвост отъезжающей снаружи машине сопровождения. По выезде еще две встали следом. Все четыре автомобиля быстро запетляли по территории центра. Мимо их тонированных стекол проскальзывали новые и новые здания: разной высоты, этажности и расцветок. Корпуса располагались беспорядочно и плотно, отделенные друг от друга асфальтированными дорожками и лоскутными газонами. Определить границы комплекса в этой архитектурной путанице было нелегко. Рабочий день, вероятно, был в разгаре: везде по дороге встречались люди. Но они оглядывались на кортеж без интереса, только чтобы вовремя отойти в сторону.

Машины подъехали к глухим железным воротам, которые заблаговременно начали открываться, и, миновав прилегающую второстепенную улицу, оказались на Варшавском шоссе. Город вокруг полетел все быстрее. Попутные автомобили предусмотрительно уступали дорогу. Самый вид этой колонны — тяжеловесного лимузина и в особенности машин-близнецов, объемных, человек на десять, за черными, в тон корпусу, стеклами — отбивал желание оказаться рядом.

Так, никем не задержанный, кортеж добрался до развязки и свернул на МКАД. И уже здесь показал, на что на самом деле способны его колеса. Шум встречного потока понесся со свистом мимо. Но его почти не было слышно в салоне лимузина, где стояла напряженная тишина. Вот уже десять минут с начала поездки Альнов мучительно пытался придумать тему для разговора, но ничего не приходило в голову. Он то и дело украдкой бросал осторожные взгляды на Элвиса, сидящего на диване напротив на расстоянии вытянутой руки, и с трудом переводил дыхание от волнения. Теперь, когда Элвис оказался так близко, Дмитрий был поражен не только самим его присутствием. Альнов поймал себя на мысли, что никогда еще не видел человека более привлекательного.

Стройное и подтянутое тело, удобно расслабленное в свободной позе, и словно точеное, волевое и спокойное лицо тридцатилетнего не вязались с реальным возрастом Пресли. Как-то странно было видеть вместо привычно окрашенных в черный цвет волос природный, светло-каштановый. Не было и знакомого по буклетным снимкам теплого южного загара. Его сменила аристократическая бледность. И тем не менее это был тот самый Элвис.

Дмитрий решительно не знал, как себя вести.

К счастью, его спутник все это время смотрел в окно. За разделительное ограждение и мелькающие, с отраженным солнцем, крыши автомобилей на пяти полосах внутреннего кольца МКАД.

Там, позади движущегося потока, разворачивалась бескрайняя панорама города. Бесконечная — в ширь и глубину, до самого горизонта, потерянного за ломаными линиями плоских крыш столичных высоток. Внешняя оболочка Москвы, а скорее, ее изнанка, прошитая кольцевой автодорогой, была иной и непохожей в каждом новом километре и вместе с тем до безликости однообразной в нагромождении типовых многоквартирных блоков. Давящих своей бетонной массой вблизи и как спичечные коробки в отдалении. Отрезы незастроенной земли в полухолмах-полуоврагах, опутанные трубами коммуникаций и столбами линий электропередач, тут и там подпирали МКАД и отнюдь не придавали пейзажу привлекательности. Большую часть года Москва, придавленная холодным серым небом, выглядела с этого асфальтового кольца бестолковой, почти уродливой. Но сейчас, во всей яркости весеннего дня, она открывала наблюдателю мнимые недостатки своих чрезмерных пространств с другой, лучшей и, может быть, истинной стороны. Белые стены сотен и сотен домов многократно отражали режущий глаза свет мартовского солнца, отчего город будто начинал излучать собственное сияние. Нежная зелень, готовая вот-вот прорваться в безудержности весеннего буйства, и небо, как из размешанной в молоке бирюзы, добавляли в эту симфонию стен, крыш и проводов надрывную ноту предчувствия скорых перемен.

Смущенный, Дмитрий заставлял себя тоже смотреть на дорогу и не заметил, как Элвис в свою очередь дважды переводил на него взгляд.

В тридцать один год Альнов производил приятное впечатление. Нельзя сказать, чтобы в его внешности было нечто редкостное, но он вполне подходил под определение красивого мужчины. Дмитрий был статный, высокий блондин с правильными чертами лица. Когда они пожимали руки, Элвис отметил, что смотрит ему прямо в глаза. А не сверху вниз, как это часто бывало с другими людьми. Глаза у Дмитрия были бесхитростные, почти голубые. Прежде всего именно их особенное, деликатное выражение — впрочем, как и что-то неуловимое в широком открытом лице Дмитрия, его манерах, даже шелковистые волосы до плеч — выдавало свойственные характеру мягкость и застенчивость. И вместе с тем сразу было видно, что это самостоятельный и вполне зрелый человек.

Альнов снова отвлекся от окна — и на этот раз встретился взглядом с Элвисом. От неожиданности краска прилила к щекам, но Дмитрий постарался взять себя в руки.

— Нам осталось не очень далеко, — сказал он первое, чтобы только заполнить паузу. — Это другой конец города, но здесь быстро по кольцевой. Это на востоке. Я надеюсь, вам понравится наш дом.

— Не сомневаюсь в этом.

В ответ на любезность Дмитрий опять было замялся, но добавил:

— Моей жены сейчас нет. Она будет ближе к вечеру. У нее сейчас много работы — подготовка фильма. Она режиссер. А наши дети пока тоже, их нет. Они с… — Дмитрий остановился, не зная, как лучше объяснить. — Ее зовут Дарья. Она, в общем, друг семьи.

— Это из-за меня?

— Нет. Просто мы давно знакомы. Дети ее любят. Даша их часто берет к себе.

Элвис понимающе кивнул и задержал на нем продолжительный взгляд. И тут Дмитрий вдруг понял, что уже не чувствует такого напряжения. Открытый взгляд прозрачно-серых глаз Элвиса, спокойный и внимательный, хотя и не выражал ничего особенного, но как будто мягко гладил и успокаивал, проникая, казалось, в самую глубину.

Пресли опять вернулся к виду за стеклом, и до конца поездки оба не произнесли ни слова. Но теперь это не вызывало у Дмитрия дискомфорта.

Ехать действительно пришлось недолго. Кортеж свернул с развязки на Ярославское шоссе, и вскоре картина за окном переменилась.

Восточный район, как его изустно называли вопреки официальным административным делениям, был той фешенебельной частью Москвы, где обосновалась столичная элита. Здесь жили самые видные промышленники и финансисты. Но большинство непохожих друг на друга двух-трехэтажных особняков, величественные очертания которых еще проступали сквозь нераспустившуюся листву обширных парков, принадлежали людям искусства и науки. Для музыкальных и кинозвезд, изредка, в зависимости от успеха и благосостояния, сменявшихся в качестве владельцев то одного, то другого дома, Восточный район был самым подходящим местом. Густые многолетние плющи на высоких кованых оградах и за ними раскидистые кроны столетних деревьев надежно укрывали от чужих глаз. Построенный в лесном массиве, Восточный район считался во всех смыслах самым тихим в Москве. На три десятка кварталов кроме частных домов не было ничего — даже магазинов. Те, кто здесь жили, не делали покупок сами. Городской транспорт не ходил, и до ближайшей станции метро было порядочно добираться. Так что на широких, ухоженных тротуарах безлюдных улиц, по которым кортеж теперь двигался уже медленнее, прохожие в любое время были редкостью. Иногда у ворот какой-нибудь знаменитости собиралась группа праздных поклонников. Но обычно любопытных удерживала подальше от Восточного района его обособленность и в неменьшей степени легендарная система безопасности. В каждом особняке была своя собственная охрана. Но кроме того, и все улицы стояли под круглосуточным видеонаблюдением специальной службы.

Головная машина начала прижиматься к обочине, как для парковки. Лимузин свернул к очередным воротам, похожим на многие другие, и остановился. Когда кованые створки разошлись, Элвис заметил, что замыкающие два автомобиля встали у ограды.

Внутрь они въехали одни. Колеса мягко зашуршали по асфальтированной дорожке, уходящей полукружием вглубь парка, и на последнем ее изгибе из ветвей неожиданно вынырнул угол большого дома, а следом и он весь — посреди широкой подъездной площадки. Лимузин плавно подкатил к крыльцу и затормозил в десятке шагов от входа. И когда по приглашению Дмитрия Элвис первым вышел из машины, взгляд его не без восхищения скользнул по трем этажам внушительного здания.

Особняк Альновых, из темного красного кирпича, четких линий, без архитектурных излишеств, имел вид надежного, добротно построенного, настоящего семейного дома. Оконные проемы были выкрашены в белый цвет. И вместе с такими же деталями фасада вокруг окон и под крышей, строгими, но изящными, это придавало дому нарядный, праздничный вид. Во все стороны расходился парк с извилистыми дорожками из розоватого гравия. Слева из-за стволов проглядывал теннисный корт. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как колышутся на ветру ветви деревьев и где-то в них вскрикивают птицы. Был только конец марта, но весна в этом году оказалась ранней. И воздух уже пропитался свежим запахом зелени, как если бы молодые, еще клейкие листья распустились, а пока оголенные цветники перед домом цвели. Впрочем, в том, что скоро именно так и будет, убеждало яркое солнце, отливающее золотом ото всех стекол.

— Пойдемте, — Альнов позвал за собой.

Они поднялись по каменным ступеням, и Дмитрий легко потянул на себя массивную дубовую дверь, снова пропуская Элвиса вперед. Они вошли в просторный светлый холл. В пустом доме их шаги отозвались приятным звуком — пол здесь был выложен мозаикой цвета слоновой кости в тон гладко выкрашенным стенам. Посреди холла был небольшой фонтан. В его центре богиня из белого мрамора держала на руках греческую чашу, из которой с журчанием вытекала прозрачная струя воды. Ей вторили еще четыре — бьющие невысоко вверх из разинутых ртов фантастических рыб, симметрично приподнявшихся на хвостах по краям фонтана. Позади возвышалась лестница, покрытая ковром цвета бордо, с элегантными каменными вазами на перилах. Проемы по обеим сторонам холла вели в соседние помещения.

— Я, наверное, сразу покажу вам ваши комнаты? — Дмитрий повернулся к Элвису. — Это наверху. Идемте.

Они поднялись на третий этаж, и хозяин распахнул дверь в середине коридора. За ней была уютная, со вкусом обставленная спальня в золотисто-персиковых тонах.

— Здесь еще три комнаты, — Альнов засуетился, — две гостиные и кабинет. Они сообщаются. Я надеюсь, вам понравится.

— Спасибо, Дмитрий, все просто замечательно.

— И еще, — Альнов неловко сложил руки в замок, — я позволил себе подобрать вам кое-что из одежды. На первое время. Думаю, вам должно подойти…

Он указал на стенной шкаф.

— Благодарю, это очень любезно с вашей стороны.

— Располагайтесь. Если что-нибудь нужно — скажите. Вы… вы, наверное, хотите сейчас немного отдохнуть. Я буду внизу. Так что… спускайтесь, как сочтете нужным.

— Да, спасибо.

Дмитрий ободряюще улыбнулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Несколько секунд Элвис неподвижно стоял на пороге, окидывая взглядом незнакомую, но приятную обстановку. Наконец он двинулся с места, положил на туалетный столик папку с документами и прошелся по комнате. Потом осмотрел соседние, такие же просторные, но уютные, и вернулся в спальню. Постояв немного у окна, выходившего в парк, подошел к кровати с шелковым покрывалом, прилег и расслабился. Возможность успокоить тело была приятна — сонная тяжесть снова начала накатывать.

Элвис закрыл глаза и попытался мысленно вернуться к тому, что было с ним в последнее время, до этого дня. Сначала сконцентрироваться не получалось, но он усилием воли пробился через барьер в своем сознании. Было странное чувство: ни одно из его воспоминаний, во всяком случае, какими они были до сих пор, не изменилось. Все осталось на месте. Но… их будто отделяла неизмеримая пропасть. Нет, сам он был тот же. Просто… просто все, что происходило раньше, казалось далеким, будто из другой жизни. Словно даже не с ним. Все равно как смотреть на себя со стороны…

Эти упражнения быстро утомили, и мысль как-то сама легко перескочила на события минувшего утра. Вокруг была новая реальность, и она заставляла на себя реагировать. И немедленно. Слишком много встало вопросов.

Он, верно, очень нужен этим парням, раз они так уж стараются его заполучить… Так, давайте разберемся, только по порядку, что мы на сегодня имеем. Есть компания, очень крупная компания, которая хочет меня, чтобы я делал то, что делал всю жизнь. Единственное, что я умею делать. Ради этого они готовы потратить кучу денег. Которые, во-первых, у них есть… а во-вторых… Во-вторых. Я очень популярен. Ну, это с их слов… Я популярен через сто лет и могу снова выступать, и мне предлагают контракт… Но я богат. И могу послать их к чертям… Боже мой, можно сойти с ума… Ладно. Вопрос в том, что именно они имеют в виду… Что это, китайский шелк? Такой гладкий… А этот Дмитрий, по-моему, он неплохой человек. Только смущается. Смущается из-за меня…

Элвис не заметил, как уснул. Но когда открыл глаза, по изменившемуся оттенку, в который окрасило комнату солнце, понял, что прошло много времени. Он легко поднялся и сел на кровати, чувствуя себя вполне отдохнувшим. Поискал глазами часы. Будильник на туалетном столике показывал начало шестого.

Он скинул с себя одежду, вошел в ванную, щелкнул выключателем. Вспыхнул яркий электрический свет — и Элвис застыл.

Из большого зеркала — от потолка до пола — на него смотрел незнакомец, кажется, давно уже ушедший. Элвис, словно в забытьи, долго вглядывался в собственное отражение. Потом медленно, с усилием поднял руку и прикоснулся к своему лицу, провел неуверенной, удивленной ладонью по мягкой линии подбородка, запустил пальцы в густые светлые волосы… Он осторожно дотрагивался обеими ладонями до обнаженного тела — до плеч, груди, бедер, — словно проверяя, что этот сильный, молодой и сексуальный мужчина в зеркале — он сам. И вдруг, неожиданно для себя, Элвис рассмеялся изумленным, счастливым смехом.

Успокоившись, он привел себя в порядок, вернулся в спальню и открыл платяной шкаф. Из десятка брюк и рубашек, приготовленных Дмитрием, выбрал свободную светлую пару, оделся и ровно в половине шестого вышел из комнаты. Элвис быстро спускался вниз по лестнице, когда краем глаза увидел чей-то силуэт, приближающийся справа по коридору второго этажа. Он миновал несколько ступеней до площадки и остановился.

Ему навстречу скорым шагом шла стройная женщина, погруженная в свои мысли. Чуть склоненное вниз лицо было сосредоточенным, и она смотрела куда-то в пол. Она задумалась так глубоко, что заметила Элвиса только, когда подошла к нему почти вплотную. Скорее машинально, чем осознанно, женщина остановилась, и в следующее мгновение прямо под своими глазами Элвис увидел ее — зеленые. Она смотрела как-то сквозь него, будто все еще видела только собственные мысли и не понимала, кто это перед ней. Но потом вернулась к реальности, и ее глаза тепло осветились.

— Здравствуйте, — она искренне улыбнулась, протягивая Элвису руку. — Меня зовут Наталья. Я жена Дмитрия.

— Приятно познакомиться, мэм, — Элвис вежливо пожал ее тонкие пальчики.

— Дима ждет вас внизу. Я как раз иду туда же. Пойдемте, я провожу.

По дороге Наталья предупредительным тоном радушной хозяйки поинтересовалась, всем ли он доволен и не нужно ли ему что-нибудь. На это Элвис ответил, что «нет, мэм, все замечательно».

В холле они обошли фонтан с греческой богиней и повернули налево.

Там, за широким дверным проемом оказалась парадно обставленная гостиная комната с камином и сейчас прикрытыми дверями по двум стенам. Дмитрий действительно был тут. Стоя у круглого стола, он заканчивал по-русски телефонный разговор. И когда Элвис и Наталья переступили порог, Дмитрий откладывал телефонную трубку. Заметив их, он улыбнулся.

— Вижу, вы уже познакомились? — Альнов сделал шаг навстречу. — Проходите, — добавил он с гостеприимным жестом. — Не заблудились? Как вы себя чувствуете?

— Кажется, хорошо, спасибо.

— Может быть, еще нужно что-то? Как вам ваши комнаты? Чего-нибудь не хватает?

— Нет-нет. Благодарю вас, все замечательно.

— Дима, ты уже показал дом нашему гостю? — вступила Наталья, не оставляя времени для очередных возможных пауз.

— Нет, пока не успел.

— Тогда почему бы не сделать это прямо сейчас? До ужина как раз есть время.

— Да, конечно, — Дмитрий вопросительно посмотрел на Элвиса, — если вы не возражаете.

Элвис чуть склонил голову.

— Почту за честь.

— Тогда, действительно, пойдемте, — Альнов слегка развел руками, как бы говоря «отчего же нет?». — Дом у нас, правда, большой. Но здесь все просто. Мы когда строили, специально делали так, чтобы без длинных коридоров. Знаете, чтобы не искать, где кто… Тут у нас две проходных комнаты. Эта и, — Дмитрий указал в направлении холла, одновременно приглашая Элвиса и жену дальше за собой, — еще одна точно такая же с другой стороны. Мы их называем, так, чтобы не путаться, правая и левая гостиная. А здесь, — он опустил хромированную ручку и толкнул дверь в стене напротив, — здесь… Мы зовем ее голубой.

Гостиная, в которую они вошли, действительно была убрана в мягких оттенках голубого. Дмитрий пояснил, что это любимая комната Натальи. Она была небольшой, но очень уютной и до утонченности изящной. Как и в правой гостиной, тут даже стоял камин. Только меньших размеров и настоящий на этот раз, а не декоративная имитация. Через другой выход они прошли во внутренний холл и оттуда — в домашний кинозал. Элвис оценил внушительный черный плоский экран в центре и покатые корпуса аппаратуры видео — и аудиосистем, о назначении и возможностях которых он мог только догадываться, но ничего не сказал.

Очередная комната была погружена в полумрак. Дмитрий немного опередил их и щелкнул где-то на стене выключателем.

Элвис едва сдержался, чтобы не присвистнуть.

Они стояли на пороге длинного зала, в котором от потолка до пола и от стены до стены протянулись десятки стеллажей, ощетинившихся торцами пластиковых коробок. Их было так много, что естественный дневной свет четырех окон не мог проникнуть во все уголки, и на кронштейнах висели дополнительные лампы.

— Боже мой, — его голос упал от удивления, — хватит на радиостанцию…

— Не на одну.

— Как… как вы смогли собрать столько?

— Не я. Наталья. Это ее коллекция.

— Ваша? — с возросшим интересом переспросил Элвис жену Дмитрия, которая молча следовала чуть позади, предоставляя мужу вести разговор. — Все это собрали вы?

Наталья сделала шаг вперед.

— Не одна, конечно. Мне помогли…

Уважительное внимание Элвиса требовало более подробных объяснений.

— Я не планировала столько. Просто в юности я начала собирать пластинки. Мне действительно это нравится. Я люблю хорошую музыку… А потом, знаете, был такой период — наши друзья стали что-то приносить. Читатели присылали много — в газетах писали, что у меня такое увлечение. И каждый ведь старается удивить. Если Баха, то все до ноты. Или что-нибудь редкое. Например, Вертинский был в подарок. Одна я, конечно, столько бы не собрала. Некоторые имена мне даже, бывает, ничего не говорят. Но раз дарят… Что ж, приятно, спасибо.

— То есть вы половину и не слушали?

— Нет, почему же, — Наталья стала серьезней. — Это интересно. У меня, разумеется, есть свои личные пристрастия. Но о том, что мне пусть и не подходит, я хотя бы имею представление.

— Во всяком случае, — вмешался Дмитрий, — все лучшее за последние десятилетия здесь точно есть. И если будет любопытно — к вашим услугам.

— Как только тут можно разобраться? — сказал Элвис скорее самому себе, чем Наталье. — Сколько их здесь? Несколько тысяч?

— С компьютером не сложно… Это кажется так. Хотя, конечно, лучше не запускать.

Вслед за гимнастическим залом и репетиционным, на которые Дмитрий только указал, Элвису была продемонстрирована музыкальная комната.

— Я хотел устроить здесь домашнюю студию. Но как-то все нет времени закончить. Да, впрочем, она и не особенно нужна.

Но для студии эта комната решительно не подходила. Несмотря на весь сумбур инструментов от кабинетного фортепьяно до неплохой ударной установки, звукоизоляцию, отсутствие окон и даже аппаратную за стеклом. Самый сочный звук здесь превратили бы в его глухое подобие плотная тканая обивка на стенах, толстые ковры и объемная мебель. Но зато тут было довольно мило. Бордово-бронзовые тона, нерезкий свет и небрежность случайных инструментов настраивали на романтический лад. Хотя играть здесь вряд ли бы захотелось.

В аппаратной был еще худший беспорядок. Почти всю ее занимал профессиональный микшерный пульт с хаотично торчащими проводами. Пара не подключенных магнитофонов пылилась рядом. На полу лежали и вовсе не распечатанные коробки, накрытые полиэтиленом.

— Техника средняя, но я брал в расчете на демонстрационную запись. Чтобы в студию не ездить. Но там с инженерами проще, — прокомментировал Дмитрий перед тем, как выйти.

Из музыкальной комнаты они снова попали в правую гостиную и через холл перешли на другую половину дома. По пути Альнов добавил, что их спальня и детские занимают второй этаж, а весь третий — и это еще одиннадцать комнат — для гостей. В левой гостиной, обставленной более официально, часть двух смежных стен заменяли раздвижные ширмы, смыкавшиеся к угловой колонне. Когда Дмитрий развел створки из карельской березы, за ними обнаружилась глубокая зала, разделенная по диагонали еще одной подвижной перегородкой. При необходимости она могла отделять банкетную половину, с длинным столом на десятки человек, от другой — с удобными диванами и кофейными столиками. Вместе с левой гостиной все это пространство подходило для самых крупных приемов.

Позади смежной семейной столовой располагалась бильярдная, но туда они не пошли. Дмитрий позвал в библиотеку.

Вид громоздких дубовых шкафов, под самый потолок закрывающих стены, заставил глаза Элвиса восхищенно загореться. Он глубоко вдохнул устоявшийся теплый книжный запах, жадно впитывая взглядом сотни томов вокруг.

— Библиотекой тоже занимаетесь вы? — спросил он у Натальи, которая в ответ улыбнулась.

— Слава богу, тут постарались предыдущие поколения. Здесь наши семейные библиотеки. Но, да, вы правы, я стараюсь следить за современной литературой.

Она предложила им выпить что-нибудь до ужина и, извинившись, оставила мужчин одних.

В семь они собрались в столовой. За едой разговор шел на нейтральные темы: о городе, о погоде. При этом Дмитрий и Наталья даже друг с другом общались только по-английски. Элвис с благодарностью отметил про себя такую проявленную по отношению к нему любезность. Не теряя нити беседы, Элвис, сидя напротив хозяйки, украдкой рассматривал Наталью.

Красивая женщина. Не той броской красотой моделей, которая сразу привлекает внимание, но в ней было что-то… Наталья как раз была в том возрасте, когда точно определить годы очень нелегко. Ей можно было дать и двадцать пять лет, и тридцать. Насыщенно-зеленые глаза на гармоничном, мягко очерченном лице сбивали с толку. Точнее, их непрестанно меняющееся выражение. Ее взгляд был то по-юному открытый, доступный и восприимчивый ко всему вокруг, то вдруг без перехода, под действием очередной увлекшей мысли, становился глубоким, но непроницаемым, и, казалось, теперь уже сам охватывал сокровенную суть вещей. Говорила Наталья немного, только по необходимости, негромким, ровным и спокойным голосом. И если и чувствовала из-за присутствия гостя какой-то дискомфорт, то это, во всяком случае, ни в чем не проявлялось.

Дмитрий спросил у него что-то, и Элвис отвлекся…

Выпить кофе Альнов предложил в голубой гостиной. Наталья еще раньше снова попросила ее извинить и ушла.

Вдвоем они расположились с чашками прямо на ковре, похожем на длинношерстную белую медвежью шкуру. У зажженного камина, который один достаточно освещал комнату в вечернем сумраке.

— Дмитрий, — Элвис отвлек его от созерцания трепещущих языков пламени, — я хотел спросить вас… Музыканты, о которых говорили сегодня. Группа для шоу. Вы знаете их?

Альнов шумно вдохнул и всем телом немного развернулся к Элвису.

— Лично — не всех. Но многих — да, знаю.

— И… они действительно все так хороши?

— Да, Элвис, — Дмитрий уверенно кивнул и тут же осекся.

Он впервые назвал своего гостя по имени. Альнов избегал обращаться к нему, сомневаясь в том, как будет уместнее. Но Элвис, и не догадывавшийся об этой многочасовой внутренней борьбе, продолжал смотреть на Дмитрия по-прежнему. Увидев, что никакой ошибки он не сделал, Альнов заговорил снова:

— Они все звезды. Вообще странно, почему ММК раньше не приходило в голову собрать их вместе. Что бы из этого ни вышло, кассовые сборы были бы астрономическими на одних именах. Хотя, я думаю, в любом случае вышло бы что-то по-настоящему замечательное. Это очень профессиональная команда. Я даже не знаю, кто может быть лучше. Там невероятно сильный вокал. Но что особенно ценно — музыканты. Это виртуозы. Каждый.

— Расскажите мне о них.

Дмитрий выдержал паузу, собираясь с мыслями.

— Ох, — он задумчиво откинул волосы. — Ну, давайте начнем с гитары. Это, во-первых, Вельцев. Паша… — вдруг коротко засмеялся, как от приятного воспоминания. — Вообще, мы с ним давно друг друга знаем. Дружим много лет. Он живет здесь недалеко, через пару улиц. Но если серьезно, это музыкант от бога. Павел выступает уже — не соврать — лет пятнадцать. В сорок… шестом, что ли, году выпустил первый диск под своим именем. Потом было еще несколько. Но он не композитор. Поэтому играет с другими группами. Надолго, правда, не задерживаясь, хотя он очень легкий человек. Но это можно понять — у каждого коллектива свои рамки, и однажды, бывает, становится скучно. А Паша сыграет все что угодно. И не потому, что только техника хорошая, но он чувствует музыку. По-настоящему ее чувствует. И поэтому, — Дмитрий снова улыбнулся, — он так чертовски дорого стоит. Дальше… Кейн Кирк и Род Штайнер. Оба по происхождению, по-моему, немцы. Играли в разных коллективах в Европе. А последние лет восемь в The Existence. Записываются в Штатах. И живут там тоже. Это уже сколько лет культовая рок-группа. Без преувеличений. У них сейчас конкурентов точно нет. В своей области они такие несдвигаемые лидеры в чартах. И потом, это, похоже, очень разносторонние ребята. У обоих были параллельно еще и совместные проекты с другими командами. Например, у Кирка последняя была работа, около года назад, с The Way. Ярко выраженная ритм-н-блюзовая группа. Альбом неплохо разошелся. Они занимали третье или четвертое место. Нет, ей-богу, эти трое могут сделать хит на коробке из-под сигар с натянутой веревкой! — Тут Дмитрий перебил самого себя: — У меня есть записи их всех. Если хотите, мы можем просто послушать?

— Да, было бы неплохо.

Альнов еще раз вопросительно посмотрел на Элвиса.

— Да? Хорошо. Тогда я сейчас принесу. Подождите немного, — сказал он, легко поднимаясь на ноги.

Дмитрий вернулся — не прошло и минуты. С внушительной стопкой дисков в руках, которые, судя по быстроте, приготовил заранее. Первое, на что обратил внимание Элвис, — размер пластиковых коробок, какими они были тонкими и маленькими. Наблюдая за тем, как Альнов переносит на ковер к камину плоский проигрыватель, Элвис спросил его:

— Значит, их всех нужно будет еще собрать?

— Нет, они уже все в Нэшвилле, — Дмитрий вставил в заднюю панель электрический шнур. — Наверное, дня три. Готовятся к записи — материал у них есть. Они сейчас в одном из центров ММК. У корпорации несколько таких комплексов в разных городах, где можно сразу записываться, готовить шоу, снимать ролики… Такой флакон все в одном. Записывать решили там, потому что это удобно. Если вы согласитесь на турне, то оно начнется в Штатах. Что естественно. Вот это, кстати, совместный альбом, о котором я говорил, — Альнов, разложивший диски на ковре между ними обоими, дал один в руки Элвису.

Пресли отставил в сторону чашку и с интересом стал рассматривать записи.

— На ударных… — Дмитрий покопался в глянцевом ворохе, — на ударных Рене Мартен. Француз. Вот с ним я, честно, не встречался. Но это очень известное имя, хотя всю жизнь работал в Европе. Это вообще первый раз, когда он согласился записываться в Штатах. Насколько я знаю, ММК пыталась прикрепить его то к одной, то к другой американской группе. Потому что там выгоднее. Его даже The Existence приглашали к себе, когда у них были какие-то разногласия со своим барабанщиком. Но не пошел. Откровенно говоря, не представляю, как в этот раз корпорация его уговорила. Просто удивительно. Вот это, на мой вкус, самая удачная его работа. — Еще диск лег у ног Элвиса. — Оркестровое сопровождение — New York City Orchestra. О них я бы не сказал, что это какой-то особо выдающийся состав. Но тоже неплохие. Думаю, их позвали, потому что собирать отдельно целый оркестр сложно, да и бессмысленно. Они хорошие, правда.

— А вокал?

— О, здесь еще интересней. Во-первых, будет мужской квартет. The Ascent. Они так квартет на самом деле и есть. The Ascent поют вообще без сопровождения. В этом изюминка. Но эффект, как от целого оркестра. У каждого голос с таким диапазоном, можно только позавидовать. Публика с ума сходит. Это — я сказал? — американская группа… С женщинами немного сложнее. Их тоже четыре, но они не вместе. Одна певица русская. Томилина. Людмила. Вот, кстати, с ней я хорошо знаком. Ей сейчас к сорока. ММК ее начала издавать, когда я еще, по-моему, учился.

— Тоже соседка?

Альнов вдруг посерьезнел.

— Нет. Не думаю, чтобы ей это было по карману. Я не знаю подробностей, собственно, их и никто не знает… Но у нее что-то произошло с семьей. У нее четверо детей, еще не взрослых, и она воспитывает их одна. Наверное, чтобы уехать, пришлось их оставить с няней. Кажется, родственников близких нет. Но она просто замечательная женщина, — голос Дмитрия стал теплым. — Как человек. Уверен, Томилина вам понравится. А в профессиональном плане… Из концертной деятельности она в последнее время выпала. Вот из-за этой проблемы в семье. Но ММК постоянно записывает ее диски. Только у нее специфичная область: Томилина поет фольклор. Сами понимаете, любителей немного. Корпорация ее регулярно выпускает, но, конечно, это не главная статья доходов… Есть еще Честель, — Дмитрий сменил тему, снова начав разыскивать в пластиковом беспорядке. — Синтия Честель. У нее восхитительный высокий голос. Правда, — Дмитрий снова заулыбался и добавил незаконченный жест, — я таких не слышал. Она довольно молодая, но Англия от нее без ума. Честель — англичанка. И есть еще две американки, — Альнов отвлекся от дисков, так и не найдя того, что искал. — Сандра Бэрроуз и Олисия Макклейн. Поп-звезды. Они просто отличные. — И тут Дмитрий вновь расслабился в искренней волне эмоций: — Господи, да они все! Здесь на кого ни посмотри. Вам специально так подбирали. Они лучшие. Действительно лучшие.

Элвис внимательно посмотрел на Альнова.

— Дмитрий?

— Да?

— А в чем лучший вы?

Альнов опустил глаза. Он напряженно облизнул губы, и когда поднял взгляд на Элвиса, его голос прозвучал ниже:

— Фортепьяно. Я учился по классу фортепьяно. Сначала в музыкальной спецшколе, потом в Московской консерватории. Окончил с отличием. И я лауреат конкурса Чайковского… Вам это что-то говорит?

Элвис не слишком уверенно кивнул.

— Да?.. Так вот, я должен был стать профессиональным пианистом и выступать на концертах классической музыки. Мои родители этого хотели. Собственно, так и было. Я играл и в Москве, и за рубежом. А потом ММК пригласила меня. Сначала просто для своих проектов. Корпорация выпускает и классическую музыку… Затем были три моих собственных фортепьянных альбома. А дальше… Я ведь еще и пишу. Это, правда, не совсем то, чему меня учили. Скажем так: моя музыка — это то, что получилось из классического образования, замешанного на рок-н-ролльных пристрастиях. — В его зрачках блеснули задорные искорки: — До сих пор удивляюсь, но людям нравится. Сначала это был просто инструментальный альбом. Потом мне предложили переписать то же самое с авторами-песенниками. И дальше пошло… Голос у меня, я считаю, не бог весть. Но публика, видимо, другого мнения. Так что, — Дмитрий впервые за весь день говорил абсолютно спокойно и уверенно, — я на вершине. Я выпускаю три-четыре альбома в год — вот уже несколько лет. И первые места в мировых чартах всегда мои. То есть, — он вдруг остановился и, лукаво усмехнувшись, поправился, взглянув на Элвиса с теплым выражением, — то есть были. До недавних пор.

— И кто же этот счастливчик, который вас подвинул?

Дмитрий снова помолчал немного и, застенчиво улыбаясь и глядя исподлобья, негромко сказал:

— Вы…

Повисла пауза.

Элвис потоптал носком ботинка ковер. И тоже взглянул на Дмитрия снизу вверх.

— Ну, извини…

Они посмотрели друг на друга. И громко, на всю комнату, расхохотались.

— Это, кстати, Честель, — Альнов указал на альбом, который Элвис крутил в руках. С цветного буклета отливала глянцем белокурая леди с красивыми синими глазами.

Элвис кивнул в ответ на немой вопрос — и Дмитрий вставил на выдвижную площадку проигрывателя первый диск. Их сменилось несколько в следующие полчаса. Элвис слушал записи очень внимательно, обхватив колени руками, сомкнутыми в замок. Он вежливо переводил на Альнова сосредоточенный взгляд каждый раз, когда Дмитрий делал немного сбивчивые, но подробные комментарии, по-прежнему глядя на гостя в основном исподлобья — отчего над бровями у него собирались две глубокие складки. Время от времени Элвис задавал краткие уточняющие вопросы. Он скрупулезно прочитывал состав исполнителей на очередном диске и сам определял время для каждой песни, предлагая переходить к следующей записи, когда считал нужным. Но при этом не давал оценок. И по собранному, но спокойному выражению лица Элвиса, его заинтересованным, но ровным интонациям тоже никак нельзя было понять, о чем он думает, пока Дмитрий не всегда верным движением укладывал на площадку новый альбом.

Альнов в который раз, сам не замечая, пригладил волосы, что бывало с ним от волнения, когда Элвис неожиданно спросил:

— Дмитрий, выходит, все успешные исполнители работают исключительно с ММК? — он указал на разбросанные по ковру диски, поясняя, что такой вывод напрашивается по торговым маркам на буклетах. — Или сейчас корпорация просто подобрала из тех, кого сама записывает?

Альнов в замешательстве задумался.

— Вряд ли тут дело в подборе… Действительно, большая часть, пожалуй, у ММК. По крайней мере, самые известные — точно.

— Почему так? Разве нет других крупных студий?

— Нет, отчего же, есть. И довольно много, — Дмитрий приглушил звук. — Но с ММК удобнее. Можно, конечно, записываться и в других местах и зарабатывать при этом неплохие деньги. Но большинство рано или поздно старается подписать контракт с корпорацией. Потому что они берут на себя практически все. От предложений репертуара до гастрольных туров. Очень много вопросов сразу снимается: реклама, замены в группе, музыкальные клипы — почти ни о чем не нужно думать. Для этого держат штат специалистов. В общем-то, исполнителю остается только выступать и получать деньги. То есть, конечно, корпорация с этого тоже хорошо имеет. Но почему все стремятся в ММК: они обеспечивают такие сборы, как никто. И потом, это единая сеть. Что, знаете, немаловажно. Можно записываться в любом городе. И снимать ролики и фильмы. Решается все это просто. Оборудование — самое лучшее. Если что-то нужно, перевозят из другого места, вплоть до инженеров и персонала. И основное преимущество — это гастроли. Самые большие залы — в крупных городах, в первую очередь, — так или иначе работают с ММК. Поэтому расписание туров составляется легко. Концерты можно распределять именно так, как хочется. Даже если что-то уже спланировано, ММК может кого-нибудь подвинуть — как правило, это свои же артисты. И тут уже смотрят по степени важности. Это удобно. Просто удобно.

— То есть если я, предположим, не работаю с корпорацией, — Элвис ухватился за последние слова, — и на свое несчастье еще чем-нибудь не угодил, концертов в хороших залах мне не видеть?

— Нет. Это крайность. Такого не будет. Есть все-таки антимонопольные законы. Но действительно, скорее всего, придется ждать… Я очень сомневаюсь, чтобы ММК сознательно отказывала в аренде зала, когда на самом деле все свободно. За такое можно заплатить нешуточный штраф — их тоже проверяют. Но если что-то уже спланировано, и на это есть документы, придется стоять в очереди. И аренда, я думаю, обойдется недешево. Тут тоже есть ограничения. Но все равно дороже. Для своих исполнителей помещения предоставляются вообще бесплатно. Эксплуатацию зданий, насколько я знаю, как раз и окупают все остальные. А почему вы вдруг спросили? — Дмитрий пристально заглянул ему в глаза. — Вас это беспокоит?

— Нет, — Элвис сделал неопределенный жест, но вопреки своему ответу, задумавшись, отвернулся к огню.

От размышлений его отвлек откровенный голос Дмитрия.

— Да, я сам думал об этом. И честно говоря, не раз, — теперь уже Альнов разглядывал, не видя, пламя в камине. — А что будет, если?.. Все себя спрашивали об этом. Хотя бы однажды, я полагаю. Но, во-первых, какое это может быть «если»? А во-вторых… Нет, — он убежденно обернулся к Элвису, — хотя это и выглядит двусмысленно, все-таки хорошего больше. ММК действительно дает все. Потому что они самые лучшие, и второй такой сети нет. Но это монополия. И если с ней рассориться… Хотя на чем ссориться? — он перебил себя. — Только по каким-то творческим вопросам? Но для корпорации, естественно, главное — деньги. И какой смысл им давить? А если работать независимо, им душить тоже ни к чему. Выгоднее предложить больше и переманить к себе. Хотя вам решать…

Тут Дмитрий замолчал, осознав, насколько странно должен прозвучать для Элвиса такой монолог. Но то, что Альнов прочитал в устремленном на него взгляде, он мог предполагать менее всего. Элвис, все в той же позе, теперь смотрел с нескрываемым интересом и даже удивлением. Дмитрий почувствовал, что сказал нечто такое, чего от него не ожидали. Но его слова, несмотря на путаницу, оказались, видимо, не только понятны Элвису, но, возможно, даже продолжили его собственную мысль.

Это длилось совсем недолго. Элвис вновь начал перебирать диски и сменил тему:

— А те люди из руководства корпорации…

— Вот их я не знаю, — Дмитрий отрицательно покачал головой, но тут же поправился: — То есть знаю, конечно, кто они такие. Но не более того. А так, чтобы лично… Мы раньше встречались только, может быть, пару раз. И то мельком.

— Как так? — Элвис даже отложил очередную пластиковую коробку. — Ведь если вы ведущий исполнитель…

— А какая разница? — Альнов пожал плечами. — Контракты на таком уровне не заключают. Слишком высоко. Для этого есть промежуточное звено. Или как там правильно называется… А руководство… Даже не могу сказать, что именно они делают. Наверное, какие-то стратегические задачи.

Элвис задумался и ничего не сказал в ответ.

— Но меня не это удивляет, — Альнов вдруг шумно выдохнул в продолжение на этот раз своей мысли. — Что действительно странно, так это Марченко.

— Кто?

— Марченко. Вячеслав Марченко. Комиссия выбрала его вам как независимого юриста. Я даже не знал. Вот уж кого меньше всего ожидал увидеть.

— Почему? Он недостаточно профессионален?

— Наоборот! В этом все дело.

— Боюсь, я не понимаю.

— Как вам объяснить? — Дмитрий даже подался вперед. — У Марченко в ММК особая репутация. Он на самом деле юрист по образованию. Очень неплохой, насколько мне известно. И уже много лет в шоу-бизнесе. Как менеджер. Это Марченко в свое время работал с Вельцевым. Собственно, он и сделал Павлу карьеру. Мы с Пашей познакомились позже, так что я Марченко знаю постольку-поскольку. Но, честное слово, будь у меня такой менеджер, я бы на него молился! Он настоящий профессионал, во-первых, но это не все, — Альнов заговорил медленнее. — Его то ли не слишком волнуют сиюминутные деньги, то ли просто очень порядочный… Хотя скорее всего, и то и другое. То есть я хочу сказать, что для Марченко, сколько я о нем слышал, интересы его артиста — всегда на первом месте. Вплоть до того, что он может пойти на конфликт с корпорацией. Это в высшей степени порядочный человек, — Дмитрий с подчеркнутым уважением выделил последние слова. — Тех, с кем он работал, не так много. Не бедный — может себе позволить. И все его клиенты далеко не на задворках. В корпорации Марченко не любят вот из-за этой принципиальности, но с ним считаются. С точки зрения комиссии, Марченко как наблюдатель за ММК — идеальный выбор. Он знает систему изнутри. Но, уверен, это же и последний человек, которого корпорация хотела бы видеть как вашего правозащитника. Если ММК захочет манипулировать, будет трудно.

— Значит, есть такая опасность?

Альнов смешался.

— Я совсем не это имел в виду… То есть… Но вы понимаете?..

Дмитрий готов был проклинать себя за повторную оплошность. И с благодарностью ухватился за вопрос Элвиса, который вновь увел разговор в сторону от неожиданно всплывшего подводного камня:

— Отчего вдруг на этом альбоме такие резкие изменения в составе?

Музыка в гостиной зазвучала снова. И в следующий час не было пропущено ни одного диска. Когда среди нетронутых остались только записи самого хозяина дома, Элвис посреди песни вдруг спросил:

— Дмитрий, так вы автор альбома, который мне предстоит записать?

Альнов едва не вздрогнул. Сердце учащенно заколотилось, и по телу ударила слабость. Дмитрий приложил усилие, стараясь не обнаружить охватившее волнение, но его «да» вышло все равно нервно.

— И музыки и слов?

— Нет, только музыки. То есть у меня была определенная тема, но стихи дорабатывали песенники. Трое. Очень хорошие.

— Мне хотелось бы узнать, что это такое, — Элвис осторожно попросил. — Это можно?

— У меня нет демонстрационной записи. Но, — Альнов поспешил предложить, увидев, как по лицу Элвиса проскользнуло сожаление, — я могу сыграть, если хотите.

— Вас это не затруднит?

— Нет, почему же… Сейчас?

— Если не сложно.

— Хорошо. Идемте.

Дмитрий выключил проигрыватель и поднялся. Элвис с готовностью последовал за ним. Через боковой выход они прошли во внутренний холл, и Альнов распахнул объемную дверь. Репетиционный зал, в который они не заходили во время осмотра дома перед ужином, оказался большой комнатой без окон. Одну из стен полностью закрывало огромное зеркало, как в танцевальном классе. Синтетическое покрытие на полу тоже вполне подходило для подобных занятий.

Посередине стоял черный концертный рояль. К нему Дмитрий и направился, приглашая располагаться. В зале не было ничего, кроме инструмента, если не считать переносного музыкального центра в углу, невысокой тумбочки у рояля, усеянной нотными тетрадями, и трех стульев — один из них Дмитрий, поставив сбоку от клавиатуры, и предложил Элвису.

Альнов вернулся к двери, чтобы плотнее прикрыть ее. В стенах была хорошая звукоизоляция, и музыка не могла побеспокоить никого в доме, пояснил он, вернувшись на свое место и разбирая ноты.

— Это звучит, может быть, не совсем… Тут нет единого стиля, — Дмитрий отобрал несколько листов и чуть дрожащими пальцами поставил их перед собой. — То есть, конечно, есть, но… — он повернулся к Элвису, придерживая ноты, а второй рукой помогая себе объясниться. — Всего здесь двенадцать песен. И они довольно разные. В них есть черты и кантри, и поп, и блюза, ритм-н-блюза. Только не в чистом виде для каждой песни, а скорее, некое сочетание. Где-то чуть больше одного, где-то другого. Такая смесь. Но это и создает единство в целом. Вы поймете… И эта песня… Она, мне кажется, задает тон. Я бы ее поставил первой, как заглавную… Вот, в общем…

Дмитрий придвинулся ближе к роялю и пробежался пальцами по клавишам. Инструмент отозвался богатым, насыщенным звуком. Какое-то время Альнов держал паузу, не отрывая от бумаги сосредоточенного взгляда. Затем глубоко набрал воздух и начал вступление. Голос у Дмитрия был, действительно, небольшой, но приятный и хорошо поставленный. Впрочем, первые строки он спел не совсем уверенно, почти через силу, хотя играл безупречно.

Но уже к середине песни все его поведение изменилось. Дрожь в голосе, взволнованная складка поверх бровей, напряженность в теле — их как-то постепенно вытеснили невесть откуда появившиеся раскованность и спокойствие. Как если бы каждое прикосновение клавиш, послушно утопавших под пальцами, наполняло Дмитрия энергией. И когда взорвались последние такты страстной и стремительной песни, Дмитрий, вслушиваясь в победный угасающий звук, на мгновение прикрыл глаза и замер. Но не от страха на этот раз, а от силы эмоций, которыми он до предела насытил музыку.

Настойчивый голос раздался до того, как затих финальный аккорд.

— Еще раз, — Элвис потребовал прежде, чем Альнов успел поднять руки с клавиатуры. — И есть второй текст? — Он нетерпеливо прищелкнул пальцами. — Я хотел бы попробовать.

Дмитрий, немного ошарашенный такой резкой переменой, поискал в бумажном ворохе. Прикусив губу и уперев руку на поясе, Элвис дважды пробежался глазами по своему дубликату. И жестом показал начинать. Дмитрий заиграл снова. А потом еще раз. И еще раз.

Элвис, теперь выпрямившись всем телом и чуть наклонившись вперед, сперва мысленно проговаривал текст, не отрывая взгляда от листа бумаги и помогая себе движением губ. При этом он отстукивал пальцами ритм на крышке рояля. Во второй — останавливая Дмитрия на особенно трудных местах. А в третий — спел уже сам. С остановками, но в целом верно.

Потом хозяин с гостем поменялись местами. И Элвис, после рекомендаций Альнова, саккомпанировал самостоятельно.

Они быстро оценили друг друга по достоинству. Дмитрий был поражен тем, что Элвис сразу и безошибочно схватывал незнакомый материал. Казалось, ему хватало всего несколько раз прослушать песню, чтобы потом повторить ее. И Элвис не просто запоминал слова и музыкальные акценты. А тут же, с первой пробы, начинал наполнять песню эмоциями. С каждым разом обнажая все новые грани. Приятно удивило и то, что он был вполне в ладах с инструментом.

Конечно, Альнов ожидал чего-то подобного. Но одно дело предполагать…

В свою очередь Элвис сразу же отметил Дмитрия как музыканта. Играл Альнов виртуозно. И что довольно редко — умел слушать партнера, легко и естественно то замедляя, то ускоряя темп вслед за голосом. Даже после неожиданных пауз, когда Элвис вдруг сбивался, Дмитрий вступал за ним так точно, как если бы оба были единым целым.

Так они прошли песню за песней. Опасения Альнова, что его труд может не понравиться, быстро развеялись. Элвис до ноты разбирал мелодию и жадно переходил к следующей, буквально проглатывая очередной лист. Дмитрий почти замирал при мысли, что это действительно происходит — тот, под чьим влиянием годами писались эти песни, и для кого, пусть тогда только в воображении, — именно он сейчас и поет их. Заставляя звучать даже лучше, чем Дмитрий представлял себе. И это не сон, не фантазия, а реальность!..

Потом они обсуждали аранжировки, снова возвращались к сыгранному, пересматривали тексты…

К общему удовольствию обнаружилось, что и говорить о музыке им так же легко, как и играть. Консерваторское образование Альнова проявлялось в каждой фразе. Он предельно четко и ясно формулировал свои мысли. А Элвис понимал с полуслова.

И очень скоро от напряженности, сопровождавшей весь этот вечер, несмотря на старания обоих, не осталось и следа. Взволнованная неуверенность Альнова и прохладная официальность Пресли затерялись уже где-то между второй и третьей песней. Движения стали раскованнее, голоса звучали все громче, в глазах появился увлеченный блеск.

Дмитрий даже позабыл о благоговейном трепете, который он заранее ожидал испытать при звуке знаменитого голоса, и прерывал пение короля рок-н-ролла, вступая с ним в спор.

Дискуссия, дополняемая аккордами рояля, затянулась до глубокого вечера. Элвис был абсолютно захвачен красотой музыки. И тем, насколько разнообразными и оригинальными оказались эти новые песни. Напоминавшие его записи семидесятых и одновременно ни на что не похожие. Обычно он интуитивно мог с большой долей вероятности определить, что станет хитом. Написанное Дмитрием не вызывало ни малейших сомнений.

И когда в десять часов они, наконец, разошлись отдыхать, в голове у Элвиса все еще звучали, перекликаясь, каждая из новых мелодий. Это заставляло его безотчетно улыбаться, пока он поднимался вверх по лестнице, расстегивал одежду в темноте своей комнаты. Но укладываясь в постель, Элвис с содроганием подумал, что до утра ему наверняка не сомкнуть глаз. И не только потому, что был слишком возбужден. Элвису вдруг стало жутко, что теперь, когда он остался наедине с самим собой, в тишине пустой комнаты, где ничто не отвлекает, а сознание такое ясное, нечему помешать подступающим мыслям о его резко канувшем прошлом, странном настоящем и не менее туманном будущем. А думать об этом совсем не хотелось. Потому что позади оставалась боль, а на завтра не было ответов.

Но стоило Элвису ощутить мягкое тепло постели, как он почти сразу уснул. Глубоко и спокойно, как ребенок.