Элвис Пресли. Возвращение

Елена Хмура, 2021

2052 год. Изобретена технология, которая позволяет "перемещать", а точнее, воссоздавать людей из прошлого. Международная музыкальная корпорация решает воскресить Элвиса Пресли и вернуть его на сцену. Для первых гастролей ему собирают группу из "звезд" мировой величины. Это будет самый крупный проект из всех, что когда-либо знала музыкальная индустрия. Сможет ли Элвис вернуться на вершину славы? Это роман для тех, кто готов заглянуть за кулисы шоу-бизнеса и увидеть изнутри, как организованы мировые гастрольные туры, создаются хиты в студиях звукозаписи и проводятся масштабные пиар-кампании. Что за судьба ждала бы Элвиса Пресли, если бы ему дали второй шанс, и это произошло… в России.

3

Пятно. Размытое, как в тумане. Зеленоватое в центре и белесое по краям. Голоса в неразборчивом гуле. Прикосновения…

Провал.

Нарастает… Многотысячный крик и вспышки фотокамер рвут темноту зала… «Элвис, мой мальчик!..» Лицо матери улыбается, приближаясь… В летнем платье… Тянет к нему руки, наклоняясь с крыльца… Пахнет травой… Поют в церкви… Величие и мощь нашего народа навсегда останутся в памяти… «Сегодня утром президент США…» — чужая с телеэкрана режет по слуху, распадается на электронные растровые клетки и экраны по всему земному шару… Наслаиваются, перебивая друг друга в многоязычной какофонии новостей разных лет… Ночная автострада… Белая разделительная полоса проскальзывает по асфальту между колес… «Я устал… Я так устал…»

Ослепляющая темнота и падение с нарастающей скоростью — в плотном, ни на что не похожем терзающем душу звуке.

Мир устремляется вглубь и начинает спрессовываться, пульсируя и свиваясь в гигантский инфернальный клубок. Из него бьют в сознание, выстреливая по одному, события, лица, цифры, даты, годы…

Безвременье.

Серые воды осенней реки обреченно струятся под мемфисским холмом… «Мама! Можно я пойду туда? Мама!..» Тусклый свет выхватывает сердцевину комнаты — он встает с кресла… Любить и почитать, пока смерть не разлучит вас…

Демонстрации протестующих маршируют мимо рядами под оглушительные дребезги литавр… Сменяются города… Череда договоров и ратификаций… Галлюцинации…

Грейсленд… Люди у ворот плачут… Белые металлические крыши похоронного кортежа еле тянутся в человеческом водовороте…

Растворяется в пустоту…

Легкие полупрозрачные ладони обнимают его голову, приближая к лучистому лицу… люблю тебя… Надвигается в бездонной проникновенности глаз… Страшно… Страха не будет… Страха не будет… Поглощение… Слоистый свет расщепляется на миллионы красок. Они мешаются между собой… Бесконечность, окрашенная в хаос цветов. Бурлящие мириады пятен сливаются, текут густыми ручьями и, смешанные, превращаются в бескрайний белый поток, который несет его далеко-далеко — без берега и конца. Все редея и окрашиваясь в центре зеленым…

Пелена тумана растаяла, зеленое пятно сфокусировалось — и оказалось электронными часами на белой стене. Крупные цифры изумрудного оттенка показывали 11:17.

Темная завеса трижды опустилась и поднялась до того, как глаза открылись совсем. Взгляд, не разбирая, скользнул влево — по стене, потом, путаясь, наверх. В плывущий, словно в мареве, потолок. Белый до боли.

Веки смежились вновь, но ненадолго. Элвис почувствовал, как его бессильные руки приподнимают, до пояса отворачивая одеяло и обнажая расслабленное тело, и так же легко укладывают их обратно на постель.

Взгляд потянулся за удаляющейся от изголовья фигурой в светлом — налево к широкому окну и чьим-то силуэтам. Но яркий дневной свет, заливавший комнату сквозь распахнутые створки жалюзи, ослепил и заставил отвернуться.

Опять зеленые цифры напротив — 11:18. Четкие на этот раз. Пищание электронных сигналов и коротко-отрывистые, но непонятные фразы слева, справа — гудение приглушенного разговора.

Какое-то время Элвис безмысленно вслушивался в эти звуки, пока они не проникли в его сознание и не увлекли за собой: к передвигающимся у окна шестерым в белых униформах и с планшетами в руках, вдоль оштукатуренной стены, до стоящей у двери группы в незастегнутых медицинских халатах поверх темных костюмов. Те пятеро у двери смотрели на него. Во всяком случае, стояли к нему лицом.

Все это было похоже на палату.

Элвис понял, что полулежит на больничной кровати. Оттого часы высоко на стене с такой настойчивостью оказываются прямо перед глазами. Все тело с десятком прикрепленных датчиков на тонких проводах ощущалось до неподвижности слабым. А точнее, настолько расслабленным, что не хотелось даже пошевелиться. Было словно лень, как после глубокого сна.

Одним легким движением чьи-то руки сдернули пару пластинок с его висков — и Элвис рефлекторно повернул голову следом. Люди в белом, выстроившись почти в линию, снимали показания со стойки приборов, которые он видел лишь краем глаза почти за головой слева от своей кровати, и аккуратно вносили пометки в бланки, закрепленные на планшетах. Поочередно они произносили отдельные слова и лаконичные фразы на чужом и незнакомом Элвису языке. Было похоже на доклад. Вероятно, старшему, который стоял у остальных за спиной и тоже фиксировал что-то на бумаге. Элвис бездумно наблюдал за ними с минуту, но на него самого никто не обращал внимания.

Сознание было ясным, но каким-то бесчувственным и отстраненным. Элвис попытался вспомнить. Где он. Почему здесь. Что было до.

И натолкнулся на барьер. Это не был провал в памяти или что-то такое. Скорее нежелание. Сильное нежелание думать о чем бы то ни было в прошлом. Но осознание этого не удивило. И вообще не вызвало никаких эмоций. Потому что все его существо — теперь Элвис отметил и это — заполняло спокойствие. Настолько глубокое и непоколебимое, что само по себе должно было взволновать. Но… не волновало.

Один из шестерых у окна повернулся и, сделав несколько шагов до постели, снял с шеи Элвиса еще два датчика. Едва он отошел, другие четверо по очереди избавили от оставшейся полудюжины пластинок — с груди и чуть ниже. Вновь приподнимая Элвису безвольные руки и укрывая его. При этом никто, хотя бы мельком, не посмотрел ему в глаза, словно нарочно избегая встретиться. Высвободив заполненные листы из своих планшетов, они сдали бумаги старшему и в ожидании выстроились чуть поодаль. Бегло просмотрев записи, тот пересек палату и отдал папку одному из людей, стоявших у двери. За те краткие несколько секунд, пока незнакомец сосредоточенно просматривал отчеты, скоро перекладывая лист за листом и бросая поверх на Элвиса такие взгляды, как на предмет неодушевленный, Элвис успел рассмотреть всю пятерку.

Они отличались. Хотя бы уже тем, что их халаты, наброшенные на темное сукно дорогих деловых костюмов, выглядели в сравнении с белыми брюками и короткими куртками униформы не более чем формальностью. Все были старше — по сорок, пятьдесят. И держались с уверенностью начальствующих чинов. Особенно тот, кто читал документы. Изучив последний лист, он произнес несколько слов, не предназначенных никому конкретно, — и в палате остались только эти пятеро.

Все произошло довольно быстро. Кажется, между тем, как Элвис с усилием открыл глаза, и щелкнувшей теперь дверью, не было и пяти минут.

Обращаясь к остальным, незнакомец объяснил им что-то, видимо, не предполагающее вопросов. А затем повернулся к Элвису и посмотрел на него. На этот раз прямо в глаза. И так, словно удостоверяясь, что человек перед ним — действительно в сознании. Едва уловимая перемена в лице незнакомца подтвердила, что сомнений зрительный диалог не оставил.

Он пересек палату, взял у стены пластиковое кресло и, поставив рядом с кроватью, сел перед Элвисом. В свободной позе закинув ногу на ногу и положив закрытую папку на колено. Он коротко полуулыбнулся, но одними губами. И тон хотя был учтивым, прозвучал почти официально:

— Здравствуйте, господин Пресли. Меня зовут Михайлов Григорий Львович. Я директор Московского научно-исследовательского центра. Вы вполне понимаете меня? — обратился он к Элвису по-английски, без заметного акцента.

Отвечать не хотелось. Шевельнуть скованным слабостью языком было так же лень, как шелохнуться. Все же Элвис сделал над собой усилие. Он согласно закрыл глаза и, хотя медленно, вдохнул чуть глубже для первых слов. Но директор опередил его:

— Можете не утруждать себя ответом. Вы сейчас ощущаете слабость… Неприятно, но скоро пройдет. Это последствия психотропного воздействия. Это ненадолго. — И сообщил: — Вы сейчас находитесь в Московском научно-исследовательском центре, в Москве, в России. Сегодня двадцать восьмое марта две тысячи пятьдесят второго года. Вы умерли шестнадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят седьмого. В возрасте сорока двух лет. — И почти мягко добавил: — Не выдержало ваше сердце…

Эти слова Элвиса не поразили. Как будто он и так знал. И знал, что это правда. И даже более — что еще предстояло услышать.

— Вас переместили с помощью пространственно-временного преобразователя, — директор продолжал ровным тоном, как если бы и не ожидал от Элвиса бурных проявлений чувств. — Заявку подала Международная музыкальная корпорация. Вам провели импульсно-информационную стимуляцию мозга. Чтобы избежать стрессов. Если проще — мы ввели вам в подсознание запас сведений о вас самом, о современном мире и некоторых исторических процессах. Так вам будет легче воспринимать новую реальность. И, — в глазах промелькнуло некое подобие симпатии, — никаких негативных эмоций. Пока. Что касается вашего тела, вы прошли медикаментозный курс. Так называемая процедура нервно-соматического восстановления. Ваш организм сейчас приведен к оптимальным физиологическим параметрам, которые соответствуют возрасту тридцати лет… — эти слова заставили Элвиса взглянуть на контуры, ясно обрисованные под тонким одеялом.

Новые очертания никак не напоминали о том избыточном весе, с которым он безуспешно боролся в последние годы. Свидетельствовали о перемене и обнаженные руки, сильные и красивые. Элвис прислушался к своим ощущениям. Слабость, похоже, начинала отступать, и взамен его стала наполнять энергия. Не скоро, но равномерно, от кончиков пальцев вверх по ногам, пока директор продолжал:

— Мы за вами немного понаблюдаем, чтобы не было сюрпризов. Но часа через три вы уже сможете уйти. Получите документы: паспорт, номера банковских счетов, страховки и все прочее… Сейчас я не стану вас утомлять длинными объяснениями, еще будет возможность обо всем подробно поговорить. Вас в соседнем зале уже ждут представители музыкальной корпорации. И присоединятся ваши правозащитники и специалисты нашего центра. Так что, — он поднялся на ноги, — приходите в себя, сейчас подойдут наши сотрудники — сделайте, пожалуйста, все, что они скажут. Мы скоро увидимся. До тех пор будут какие-нибудь вопросы?

И опять не ожидая ответа, изогнул губы в улыбке.

— Вот и отлично. Не переживайте, — он похлопал Элвиса по руке, — все будет хорошо.

И повернувшись, позвал остальных за собой. Те четверо, так и не обратившиеся к Элвису ни с единой фразой, покинули палату. Но одиночество не было продолжительным. Тут же появились новые люди в знакомых униформах. Элвису помогли сесть, напоили солоноватого вкуса раствором, от которого внутри стало разливаться приятное покалывающее тепло. Сделали не слишком болезненные инъекции автоматическими шприцами, массировали тело. При этом обращаясь с ним предупредительно, заранее объясняя суть каждой процедуры и спрашивая разрешения. Эти манипуляции хотя и не избавили Элвиса от подавляющего все чувства спокойствия, но заставили превосходно почувствовать себя физически.

Потом его накормили плотным обедом. Элвис съел все до крошки, потому что, едва пришел в себя, обнаружил, как сильно голоден. После ему принесли одежду и деликатно оставили одного: в постели Элвис был полностью обнаженным. Но уже через минуту, когда он, сидя на краю кровати, застегивал пуговицу на манжете хлопковой рубашки, в палату вернулся в сопровождении двух ассистентов один из «темных костюмов». Это было уже немного за полдень.

Вновь вошедший представился заместителем директора. Длинное русское имя не задержалось в памяти, Элвис отметил только фамилию: «Краснов». Более располагающий к себе, чем его руководитель, Краснов подробно расспрашивал Элвиса о самочувствии и предупредил: в середине дня слабость может снова появиться, в последний раз.

На этом осмотр не закончился. Проверяли зрение, слух, рефлексы. И особенно скрупулезно — память. Элвису пришлось отвечать на полсотни самых разных, не связанных между собой вопросов. От полного имени матери до цвета обивки его спальни дома, в Грейсленде. Но кроме того, Краснов просил перечислить президентов Соединенных Штатов за последние тридцать лет, назвать новые административные границы некоторых государств, касался дат международных вооруженных конфликтов двадцать первого века. Элвис отвечал и на это. Сам не понимая как — просто решение само слетало с языка. Что же до его реальных воспоминаний, чем они были ближе по времени, тем сильнее препятствовало уже знакомое нежелание их трогать.

И когда без трех минут в час дня Элвиса, наконец, оставили одного, у него появилась первая возможность задуматься о том, что с ним произошло. До сих пор все его внимание переключали на себя занимавшиеся с ним люди.

Но прежде чем Элвис успел свободно вздохнуть, дверь в палату снова открылась, и его попросили пройти для беседы.