Луна в восьмом доме

Елена Соболева

Мановением мизинца она подчиняет своей воле больших и суровых людей. Да что люди, целую систему способна положить на лопатки. Истории ее жизни – невероятные, порой по-настоящему жуткие. Самое удивительное, что они реальны так же, как их автор – хрупкая девушка, сделавшая страшную болезнь своей союзницей.Елена Соболева – астролог. Но не простой, каких много. Она астролог-практик, астролог-ученый, настоящий боец. Ее главное открытие: чем суровее испытание, тем драгоценней подарок Судьбы.

Детство

У меня никогда не было официальной инвалидности. Я не считала и не считаю это нужным для себя. Но по большому счету я всегда могла её получить. И в моём теле уже есть даже металлоконструкция. И я человек с ограниченными возможностями. А что такое «ограниченные возможности»? Вероятно, каждый, в это словосочетание вносит свой смысл. Что же касается меня, то я однозначно «ограничила» себя любой «возможности» делать грязную работу или вообще какую-либо работу которая мне не по душе: мыть посуду, готовить еду (это я тоже не люблю), вручную стирать одежду, ходить за продуктами… Всё то, что не доставляет мне удовольствие, я вычеркнула из своей жизни. Имею право! У меня же «ограниченные возможности»! Оставила же я в своей жизни только то, что мне нравится, а именно мои хобби: любимейшую мою астрологию, психологию, моду и красоту, музыку, книги, развлечения и, конечно, мм… мужчин! Мои Мужчины являются самым главным моим достижением в жизни. Общаясь со мной, они узнали всё: как вкусно приготовить еду, как грамотно вести бизнес и зарабатывать хорошие деньги, какие я предпочитаю подарки и как лучше обо мне заботиться. Надеюсь, мои обожаемые мужчины не возненавидят меня за такие самонадеянные высказывания! Уже более двадцати лет меня окружают именно Настоящие Мужчины, которые умеют решать все проблемы, позволяя мне наслаждаться жизнью и ни о чём не беспокоиться. А жизнь удалась!

Вы, дорогие мои читатели, спросите меня, где же я взяла таких прекрасных мужчин. Всё просто. Когда-то давно, ещё в юности, я решила, что достойна иметь только лучших Мужчин, которым я буду кружить головы и вдохновлять их на подвиги. Я решила стать именно такой Женщиной, перед которой не смог бы устоять ни один нужный мне Мужчина. Моё перевоплощение в роковую красотку началось с трезвого осмотра себя с головы до ног в большое зеркало. Зеркало явно посмеялось надо мной и выдало мне впечатляюще ужасное отражение. Голова какой-то совершенно неправильной геометрической формы с чересчур большим, непропорциональным лицу лбом и маленьким подбородком крепилась к туловищу тоненькой длинной шейкой. Тело было плоским, худым и угловатым, без каких-либо намёков на женственность, с деформированными от болезни руками и ногами. Мертвецки бледная девушка в зеркале улыбнулась: «Ну и ладно… Пусть так. Это нормально. Это красиво. Значит, будем вводить новые каноны красоты». Сказано — сделано. Отныне я позиционировала себя как очень стройную и подтянутую девушку с великолепной тонкой талией в 57 сантиметров, с прекрасной фигурой, без единой «жиринки», с аристократической белой кожей, лебединой шеей и высоким лбом, который, в свою очередь, непременно и однозначно являлся показателем моего большого ума, мудрости и знания жизни. Деформированные же суставы добавили моему образу легенду, загадку, таинственность… «Девушка с непростой судьбой»… или «Девушка, многое повидавшая»… или «Девушка с огромной силой воли»… Я освоила технику правильного и модного макияжа, сделала себе красивую причёску, окрестила себя «Невероятно привлекательной девушкой с очень интересной и непростой судьбой», и… люди потянулись ко мне как пчелы на мёд! Они интересовались моей жизнью, узнавали, какую музыку я слушаю, какие книги читаю, какой маркой косметики пользуюсь, копировали меня, подражали моему стилю, садились на диеты, чтобы быть такими же стройными. И это всё, поверьте мне, я ещё скромничаю и прибедняюсь! И вот на протяжении большого количества лет я обрастала всё новыми и новыми легендами о себе, большая часть из которых, не скрою, льстила моему самолюбию. Конечно, после такой высокой оценки, которую я сама себе изначально присвоила, а потом и все окружающие меня люди подхватили, укрепив тем самым мою уверенность в себе, я воспользовалась правом сама выбирать для себя Мужчин. Для тех Мужчин, которых я выбирала себе в спутники жизни, сама идея общения с «Невероятно привлекательной девушкой с очень интересной и непростой судьбой» была завораживающей. Раньше мои Мужчины никогда не общались со столь необычной девушкой, поэтому и вели они себя со мной совсем по-другому, не так, как с остальными.

Но так было не всегда. Первые четырнадцать лет своей жизни я была очень одинока и несчастна. Сейчас уже даже и не вспомню, был ли хоть один человек из всех людей, которые меня видели и знали в то жуткое время, не указавший мне на мою неполноценность. Родители своим детям часто запрещали дружить со мной и даже разговаривать, вероятно, полагая, что моя болезнь может быть заразной. Помню, как учительница в школе громко, на весь класс, делала мне замечание:

— Соболева! Ты ручку в руках неправильно держишь! Возьми сейчас же ручку правильно, как все дети!

Я очень стеснялась своих деформированных суставов и поэтому тихонько, почти шёпотом, отвечала ей:

— Я по-другому не могу, у меня не получается… Пальцы болят…

А она не унималась:

— Тогда что ты делаешь в школе для нормальных и здоровых детей?! Иди в другую школу, где больные и дебилы учатся!

И весь класс заливался смехом…

Я захлёбывалась слезами, мне было очень стыдно за себя, за свои некрасивые, тугоподвижные суставы, за то что я такая уродина. А на переменках дети издевались надо мной и часто били. Иногда они специально «подставляли» меня перед учителями, чтобы потом посмеяться, наговаривая, будто я совершила какой-нибудь ужасный поступок, естественно, несуществующий. И тогда учительница в большом возбуждении и с дьявольским блеском в глазах вызывала меня к доске и вместо урока, пока не прозвенит звонок, позорила и оскорбляла перед одноклассниками с обязательным указанием на мою неполноценность. Причём оправдываться было бесполезно, да я и не оправдывалась. Мальчишки и девчонки из школы придумывали всё новые и новые забавы относительно меня, и в итоге на торжественной линейке в день, когда всех детей принимали в пионеры, меня попросту не приняли… Это стало для меня полной неожиданностью, ведь я с трепетом ждала того самого дня! Я заранее купила и выгладила пионерский галстук, надела парадную форму с белым фартучком и выучила наизусть клятву. Но оказывается, уже несколько дней вся школа знала, что в пионеры меня со всеми на торжественной линейке принимать не будут, а от меня это тщательно скрывалось. И взрослые, и дети придумали для себя новую забаву. Поводом моего жесточайшего позора на торжественной линейке послужило давнее прозвище нашей классной руководительницы Вобла Сушёная, якобы придуманное, естественно, мной и распространённое тоже мной по всей школе и даже за её пределами.

Но на самом деле я и вправду так её называла. Все называли. Более того, когда я только пришла в эту школу, в первый же день бывалые ученики мне рассказали о её прозвище. Согласна, это некрасиво, и я не знаю, как сейчас, но во времена моего детства, ученики часто давали различные прозвища своим учителям. Эта участь не обошла и нашу классную руководительницу. Вероятно, кто-то ей дал это прозвище из-за её чрезмерной худобы. Учительница была озлобленной на весь мир, высокой, сгорбленной и очень худой. А ещё она ненавидела детей. Своих подопечных, Вобла Сушёная называла исключительно «пни с глазами», а на уроках часто срывалась в истерику и лупила своей указкой детей, как говорится, «куда придётся». Но, конечно же, не всех! Были у неё любимчики, перед ними она просто «стелилась». Уже тогда мне казалось чем-то постыдным и неудобным взрослому человеку так заискивать и «сюсюкаться», причём на глазах у всего класса, с ребёнком-любимчиком, который не просто урок не выучил и опоздал, но и вёл себя из ряда вон непозволительно. Но почему-то классная руководительница предпочитала этого не замечать у таких деток. Любимчики были неприкосновенны. И от них нужно было держаться как можно дальше, потому что эти дети, прекрасно осознавая своё вольготное положение, не гнушались ежедневно им пользоваться. Чаще, именно из-за них-то мне и попадало от Воблы Сушёной. Её любимчики наговаривали гадости и сплетничали в мой адрес. И учительница театрально хваталась за сердце, визжала на весь класс, оскорбляла меня и била своей указкой.

В нашей школе почти всех учителей за глаза называли совсем не по имени-отчеству. Вобла Сушеная знала о своём нелестном прозвище и, конечно же, пыталась с этим бороться, но всё было напрасно. Вся школа, включая учителей и даже самого директора, всё равно её называли именно так. Вероятно, слишком сильными были ассоциации. Чаще остальных прозвище Вобла Сушёная я слышала от учительницы по физкультуре, которая, вообще никогда не стесняясь, просила кого-нибудь из детей принести ей классный журнал. При этом она громко и чётко, а в спортзале ещё и прекрасная акустика, выстроив детей в шеренгу, задавала свой постоянный вопрос: «Ну? Кто сегодня пойдёт к Вобле Сушеной за журналом?»

Думаю, она даже не знала, как на самом деле звали нашу классную. Дети всегда радостно хихикали, слыша прозвища учителей из уст взрослых. Значит, взрослые одобряют! Значит, дети всё правильно делают!

На торжественной линейке собралась вся школа и почти все родители учащихся. В этот раз меня позорили уже перед всей этой толпой, а новоиспечённые пионеры, юные ленинцы, радостно хихикали. Это был очень важный этап в моей жизни. Я не проронила ни одной слезинки, мне даже обидно не было. Моё детство закончилось бесповоротно. Всё представление казалось мне смешным и бездарным театром с очень плохими актёрами. Это был чистый воды фарс, причём очень дурно сыгранный. И все их высокопарные речи о том, что такое ничтожество, как я, недостойно носить галстук наряду с честными и прилежными юными ленинцами, что в былые времена со мной бы церемониться не стали, а просто бы поставили к стенке и расстреляли, что школа плачет и скорбит, что в её стенах учится такой ужасный человек, как я, были абсолютно неправдоподобно наигранными. Забавно было то, что ВСЕ, абсолютно ВСЕ — и учителя и ученики — знали, что все они точно так же виноваты, как и я! Это была игра, где все заранее получили свои роли, выучили текст, даже несколько дней репетировали… И, вероятно, кто-то наступил себе на горло и не хотел играть в эту жестокую игру, но ему приказали. Я, например, помню глаза той самой учительницы по физкультуре, которая чаще остальных употребляла это прозвище, но она, естественно не вступилась за меня, стояла на той линейке и пыталась смотреть себе под ноги, чтобы не пересечься со мной взглядом, выполняя роль немого статиста, как приказали. Помню, в толпе ещё несколько лиц, явно скучавших и не получавших большого удовольствие от этого беспредела. Их были единицы, и они все равно подчинились мнению большинства. Вы представляете, как им всем жилось после этого? Им, взрослым людям, я глупых школьников даже сейчас в расчёт не беру, которые затеяли такой грандиозный спектакль, и всё только для того, чтобы поиздеваться над маленьким ребёнком, у которого проблемы со здоровьем!

В то время школа обязана была принять всех детей в пионеры, у которых подошёл возраст, поэтому уже на следующий день после уроков моя учительница подозвала меня к себе и тихонечко сказала:

— Ладно, Соболева, мы тебя прощаем. Можешь надеть галстук.

Детство моё было закончено. Я как-то очень быстро, за тот один день повзрослела на много лет. На свою классную я посмотрела равнодушным взглядом:

— Не нужен мне ваш галстук, мне расхотелось быть пионером!

— Мало ли что тебе расхотелось! Ты обязана! Надевай! — крикнула на меня учительница.

— Не хочу и не надену, — я говорила спокойно, безразлично и даже с ухмылкой.

— Что ты себе позволяешь?! Как ты со мной разговариваешь, дрянь?! Да как ты смеешь?! Быстро надела галстук, я сказала! Я тебя сейчас к директору отведу! — заорала на меня учительница и схватила свою указку.

— А пойдёмте! Мне есть что ему сказать! И уберите свою указку! Я вас не боюсь! Я расскажу директору, как вы меня по пальцам больным лупите! Как оскорбляете постоянно, как оценки занижаете и как вы спланировали весь этот вчерашний спектакль! Вы сами прекрасно знаете, что вас вся школа так называет! Пойдёмте! Ну, что же вы не идёте? Вставайте! Я вообще о вас знаете сколько знаю?! — теперь кричала и блефовала я, и, конечно, ничего о ней я не знала, кроме того, что она была посредственным учителем и полной идиоткой. Но, вероятно, я блефовала так убедительно, что учительница быстро схватила меня за руки и усадила рядом с собой на стул:

— Тихо, тихо… Что ты так громко кричишь? Успокойся, пожалуйста… Мы не пойдём к директору… Пожалуйста, просто надень галстук и всё… Проблем не будет…

— У кого не будет? — я говорила ехидно и очень по-взрослому.

— У тебя, у меня…

— У меня нет проблем, — я резко перебила учительницу.

— Ну хорошо, у меня… Мне директор сказал, чтобы в моём классе все были в галстуках… Да приняли тебя в пионеры, просто нам нужно было это устроить… и кстати, изначально это не моя была идея. Так что я не виновата. Это родительский комитет предложил, что можно тебя якобы не принять… Ну а кого ещё? Остальные все дети нормальные, а ты… тем более дети тебя не любят, мы пошли им навстречу… Родители учеников очень просили… И директору тоже все было известно. Поэтому непонятно, что ты хочешь ему сказать…

Откровения учительницы ошеломляли. Я, конечно, в то время, знала, что я изгой, что и взрослые и дети меня терпеть не могли, но весь масштаб такой человеческой ненависти к себе, маленькому и не совсем здоровому ребёнку, я даже и вообразить не могла. Даже родители учеников школы, которых я в глаза никогда не видела, пытались выжить меня и поиздеваться надо мной!

— Тебе просто нужно в другую школу. Есть же школы для больных… Или на дому заниматься… А так ты среди нормальных детей… конечно, это никому не нравится! Ни детям, ни их родителям. Ко мне постоянно подходят родители с просьбой убрать тебя от нормальных детей!

— Нормальных?! — я вскрикнула. Моё сердце сильно колотилось, а голос дрожал: — Да вы больные все на голову! Вы даже не представляете, какие вы больные! Всё, мне больше не о чем с вами говорить!

Учительница что-то пыталась мне ещё сказать, снова попросить, чтобы я надела галстук, но я молча, не оборачиваясь, вышла из класса. На остановке общественного транспорта я села в троллейбус и поехала «в никуда», наматывая круги, глядя в окно и глубоко вникая в свою новую взрослую жизнь. Спустя несколько часов моего катания женщина-водитель, объявляя остановки, обратилась ко мне и очень грубо и правдоподобно сказала, что давно меня заметила в троллейбусе и что если я не сойду на ближайшей остановке, она сдаст меня в милицию как бродягу. Я сошла. Галстук я всё же надела. Перед дверью своей квартиры, чтобы не расстраивать маму. В школу я почти совсем перестала ходить. Учительница не возражала, ей так было спокойней. Она вырисовывала в журнале мне тройки и иногда четвёрки, как будто бы я посещала уроки. Родителей я обманывала, рассказывая «что мы сегодня проходили» и «что нам задано». В дневник я ставила себе оценки сама, чаще пятёрки, копируя подпись учителя. Вместо школы я уезжала кататься по городу, изучая его достопримечательности, и даже ездила в ближайшие города, изучала местность и там. В те времена часто по улицам ходили дружинники, отлавливали пьяных и хулиганов. Случалось, что они ловили и меня, маленького ребёнка со школьным портфелем. Дружинники интересовались у меня, где я живу, почему не в школе, почему одна и где мои родители… Несколько раз пытались отвезти в милицейский участок, но как-то я им так грамотно и правильно отвечала на все вопросы, что они меня всегда отпускали. Я ловко научилась придумывать любые истории на ходу. Голос мой стал звучать убедительно и очень по-взрослому.

Потом наша семья переехала жить в другой город. Это был крупный город, столица одной из республик бывшего Советского Союза. Там проходил мой подростковый период, и это, конечно, было самое страшное время, с которым не сравнятся никакие сопливые пионеры. И в последний год моего проживания в этом городе я полностью перевернула всю свою жизнь. Тогда я пошла ва-банк, мне нечего было терять, потому что большим изгоем, кем я на тот момент являлась, стать было уже невозможно. Ежедневные издевательства и оскорбления, насмешки и побои — так продолжаться больше не могло. Подростки со своими недалёкими родителями оказались куда более изощрёнными, чем те маленькие пионеры и учителя, о которых я писала выше, что каждый день моей ужасной жизни был уже невыносим. И я изменила своё отношение к себе. Я назвала себя ЛУЧШЕЙ. И не просто ЛУЧШЕЙ, а Неповторимой, Единственной. Я заставила всех в это поверить! Моё перевоплощение было почти стремительным, сказалась «четырнадцатилетняя школа жизни». Уже в пятнадцать лет я стала пользоваться небывалым спросом и популярностью. Мне предлагали сниматься в кино, а модельные агентства наперебой зазывали к себе. Будучи в десятом классе, я уже училась в театральном институте, а в музыкальную школу по классу фортепиано меня сразу зачислили в шестой класс! Я даже не старалась специально чего-то достичь, передо мной сами по себе распахивались все двери. И жизнь стала сказочной. Я имела толпы поклонников, готовых ради меня «на всё» в своём юношеском максимализме. В прямом смысле я взяла этот город «за горло» и крепко держала, не отпуская. Я отменила в своей школе школьную форму и ходила на уроки исключительно при полном макияже. В те времена это было непозволительно. Но мне так хотелось. В школу я заглядывала редко, предпочитая ей театральный институт или просто увеселительные поездки с приятелями. Учителя на этот раз ставили мне уже хорошие оценки за мои многочисленные прогулы. Так что в итоге я получила почти отличный аттестат и огромный жизненный опыт.