Под знаком OST. Книга 1

Елена Немых

Книга посвящена историям угона остарбайтеров (рабов с востока) в Третий рейх в годы Второй мировой войны. Книга основана на реальных событиях, но не является воспоминаниями конкретных людей.

Глава 1. Москва / Подмосковье. Июнь 1941

Муся бежала по парку Горького. Ее голубое платье в горошек светилось на солнце, и сама она была чем-то похожа на василек: маленький, тонкий цветок с синими листочками, который обычно растет в русском поле. Мусю переполняли чувства, и она была горда собой. Во-первых, потому что сдала экзамены в театральный институт, в сам ГИТИС, а во-вторых, потому что именно сегодня решилась на первое в своей жизни настоящее свидание с Митей.

Митя Андреев был учеником Андрея Михайловича Растопчина, преподавателя истории в его институте. Узнав, что профессор Растопчин отец Муси, Андреев Митя решился на первое в своей жизни свидание в Парке культуры и отдыха.

Однако Мария назначила ему встречу у начала лестницы, ведущей к Крымскому мосту. Как выяснил Митя, Муся в семье была средней. Старшая Зоя работала в больнице хирургом, младшая Гуля еще училась в школе. Увидев юношу, стоявшего в назначенном месте, она быстро сбежала вниз и закрыла ему глаза двумя ладошками. Митя улыбнулся, угадывая:

— Муся, ты?

Растопчина доверила именно ему свой секрет: девушка решила сдавать экзамены в ГИТИС втайне от своих родителей: папы Василия Андреевич и мамы Веры Сергеевны.

Муся радостно, открывая ладони:

— Митька, я первый тур прошла!

— Ух, ты! Молодец! — Митя подхватывает ее на руки, кружит, ставит на ступеньку. — Ура!!!

Профессорская дочь казалась ему всегда экзотичным цветком. Что-то близкое к речной кувшинке. Впервые Андреев увидел ее в тот самый момент, когда Марию подвозило такси, которое заказал Василий Андреевич. Ее тонкая красота, глаза с поволокой и длинные косички запомнились мгновенно.

Решился с ней познакомиться он вовсе не сразу. Три раза напрашивался донести учебные тубусы со схемами царских династий до метро, два раза приезжал на дачу, довозил книги. И знакомство состоялось. И вот она! Живая, настоящая.

Мите тут же захотелось сделать ей подарок. Рядом с лестницей оказался лоток с цветами. Продавщица в легком ситцевом платье монотонно повторяла заученную фразу:

— Цветочки, цветочки. Пожалуйста.

Митя быстро, отдавая деньги:

— Счас! (продавщице) Цветочки — девушке моей! Спасибо!

Митя быстро купил букет садовых цветов и вручил его Мусе.

Митя:

— Держи…

Митя смотрит на нее пристально.

— Бежим в парк!

Мария нюхает цветы, белые ландыши с зелеными листочками в руках у Растопчиной казались продолжением ее рук и ее нежного образа.

Митя берет девушку за руку, они дружно ныряют под арку Крымского моста, а еще через полчаса оказываются совсем в другом месте. Памятник пловчихе, приготовившейся к стартовому заплыву, сверкал черными гладкими мраморными плечами и боками прямо у чаши с фонтаном в Парке культуры и отдыха. Муся взобралась на балюстраду, дала Мите руку, чтобы не поскользнуться на гладкой поверхности, и начала петь. Серенада Шуберта на русском языке и позже на немецком из уст юной девушки звучала необычно: «Песнь моя летит с мольбою тихо в час ночной…» Муся балансировала на лестнице, медленно спускаясь вниз к гранитной набережной Москвы-реки. Митя еле удерживал ее руку. Дойдя до последней ступеньки, Мария Растопчина гордо сказала:

— Представляешь, в ГИТИСе конкурс 150 человек на одно место. Я им когда серенаду Шуберта на немецком зарядила, они аж рот открыли.

Митя смотрит на Марию удивленно:

— А ты откуда немецкий знаешь?

Но Растопчина, увлеченная своим успехом, продолжает:

— А ты слышал ее на немецком? Сейчас я ее тебе спою. Значит так. (по-немецки) Shtill antloyfn Mayne Lieder durkh der Nakht tsi dir…

Казалось, что она просто наслаждается звуком своего собственного голоса, не замечая реакции своего горячего поклонника.

Митя хмурится:

— Я думал, это все несерьезно.

Мария язвительно и дерзко:

— Значит, твоя электростанция — это серьезно, а театр нет? Знаешь, между прочим очень многие говорят, что у меня большой талант. И даже огромный! — Муся взмахивает руками, показывая, какой у нее огромный талант, обхватывает себя руками.

Митя, отворачиваясь, сплевывает, Мария попала ему в самое сердце, Митя сухо:

— А как же я?

Мария замечает наконец-то хмурого Митю:

— Ты? Ах, ну да. Сейчас.

Растопчина вздыхает, начинает загибать пальцы своей руки.

— Значит так, первые десять лет я буду заниматься искусством, потом буду совершенствоваться.

Митя отпускает руку Муси, засовывает свои руки в карманы, спускается на две ступеньки вниз, хмурится, спускается ниже по лестнице, играет желваками. Муся язвительно продолжает, не обращая внимания на грустное лицо юноши:

— Я должна тебя предупредить, что я ужасная лентяйка, — перечисляет, загибая пальцы: — Неряха. Я не умею готовить, я ненавижу стирать белье и мыть посуду. — Муся улыбается. — Но самое главное, Митенька, я невероятно влюбчивая. Сегодня со мной поступал мальчик, он был такого, — Растопчина поднимает руки вверх, — он высокого роста, у него крепкие руки, глаза как у оленя.

Однако Митя просто излучает недовольство, подходит к киоску с мороженым, покупает маленький шарик в вафельном стаканчике, откусывает кусок. Ест обиженно. Муся подбегает к юноше, шутливо и легко ударяет Митю по носу:

— Митя, послушай, я пошутила.

Митя отходит подальше, ест мороженое, злится. Потом оборачивается к Мусе, берет крепко ее за руки. Говорит Митя твердо, глядя ей в глаза:

— Знаешь, я таких шуток не понимаю. Для меня так: любовь — это навсегда. Ты — это навсегда. Понятно?

Мария вздыхает:

— Ну, ты и зануда!

— А ты — артистка. Слушай, а может, ты меня не любишь вовсе? А так? Роль играешь?

— Ну, конечно, не люблю…

Муся надувает губы, отходит в сторону. Митя понимает, что обидел ее серьезно:

— Ну, ладно, подожди. Стой, стой!

Митя хватает Мусю за руку, пытается обнять.

— Отстань! Не трогай меня.

— Муся… Я пошутил. Ну, прости, прости!

Митя пытается обнять Мусю. Она вырывается.

— А теперь не смешно мне, — вырывается, — опусти меня, отпусти.

Мимо парочки идет парень с завода. Лицо простое и веснушчатое. Он удивленно смотрит на Мусю, которая вырывается из объятий Мити. Со стороны кажется, что просто какой-то хулиган пристает к девчонке:

— Товарищ, товарищ… Отпустите девушку.

Парень трогает Мусю за плечо, но она просто нервно отмахивается, нечаянно задевая Митю рукой.

Митя резко отбрасывает его руку:

— Отстань…

Парень воспринимает Митин жест как приглашение к драке и резко ударяет его кулаком в скулу:

— Товарищ, у меня разряд по боксу.

— Ах ты… да я тебя… С твоим разрядом!

Митя бросается с кулаками на парня. Они дерутся, а Муся тщетно пытается их разнять:

— Вы что? Да, я вас… хам, идиот! Ой!

Муся хлещет букетом парня по лицу, потом в ход идет ее сумка, из которой на землю падают помада и зеркальце. Парень толкает Марию, она падает, рвет свои чулки:

— Девушка, вы хулиганка какая-то!

Но поняв, что Митя и Муся заодно, парень быстро ретируется с набережной. Муся помогает Мите подняться. У него ссадина под глазом, у Муси на коленке в чулках — дырка. Через час они уже в коммунальной квартире Мити. Комната Андреева полна солнечных бликов, зайчики пляшут по окнам, по белым кружевным занавескам, по столу и стульям, а главное по большому макету гидроэлектростанции, сконструированной по чертежу, который прикреплен тут же на маленьком кульмане. Солнечная электростанция, нарисованная на листе ватмана, — давняя мечта юноши.

Стеклянная конструкция бликует на солнце, солнечный зайчик ослепляет Марию. Однако она продолжает обрабатывать ссадину Мите перекисью водорода, Андреев морщится и вскрикивает.

— Терпи, а то вдруг война.

— Не шути так.

— Войны не будет. Молотов пакт подписал. Что немцы — дураки на нас нападать?

— А ты думаешь, войну умные начинают?

Но Муся молчит, она отходит от Мити к трельяжу с зеркалом, ставит на стол баночку с перекисью, рядом кладет вату. Потом неожиданно подходит к висящим на стене фотографиям. На фотографиях Митины родители, девушка с сиренью и человек в форме офицера Красной армии. Митя тем временем сдувает пыль с макета электростанции, хватает в руки маленькое, круглое зеркальце:

— Муся, смотри… Угадай, что вот это такое? А, Муся?

Но Муся как будто не слышит Митю. Очевидно, что она впервые у него в гостях. Внимательно рассматривает фотографии на стене, машет на женщину рукой:

— Митя, а это кто?

Митя смотрит на фотографию мамы, заметно мрачнеет:

— Это моя мама. Ей тут, как и мне, 22. Она умерла молодой от туберкулеза.

Муся смотрит на него сочувственно, Митя показывает на фотографию красноармейца:

— А это папа. Он погиб в финскую.

— Ты что? Сирота?

Митя кивает, ему явно неприятен разговор. Он ловит солнечного зайчика, светит лучом прямо на стеклянную конструкцию.

— Смотри, это солнечная электростанция, которую я придумал. Конструкция вся стеклянная. Вот это стеклянный коллектор. Вроде теплицы, как купол. Солнечная энергия собирается в коллекторе, нагревает воздух, под воздействием тяги он поднимается вверх со скоростью 15 метров в секунду.

Муся подходит ближе, задумчиво смотрит на макет:

— Митя, Мить! У меня по физике трояк. — Мария показывает руками, что большой трояк. — Вот такой!

Но Митя не оставляет надежды объяснить ей устройство своей конструкции:

— Ну, видишь, солнечная энергия — это энергия будущего поколения.

Он пытается Наташе объяснить, как работает его станция. Андреев показывает на нижнюю площадку.

— Смотри, вот здесь лежит уголь. Его нагревает солнце.

Однако Муся слушает его невнимательно. Рассматривает свою коленку, дырку на чулке:

— Мить! Ой, из-за этого дурака! Коленку разбила и, кажется, чулок порвала.

— Что?!

Митя, увлеченный собственным рассказом, не сразу понимает, о чем говорит Муся, а она выглядит очень трогательно: голая коленка, юбка выше середины бедра. Видна даже подвязка для чулок.

Митя бросается к Мусе, подхватывает ее на руки, кружит по комнате:

— Муся. Родная моя.

Муся падает с Митей прямо на скрипучую с железным матрасом кровать. Митя страстно ее целует, его рука непроизвольно опускается под юбку.

— Ой, Митя… Ты что меня не уважаешь?

— Дурочка, я же тебя люблю, люблю…

Мария отбивается, но уже очень вяло, отвечает на Митин поцелуй. Митя шепчет:

— Я тебя люблю…

Короткое время они жарко целуются, пока в коридоре коммунальной квартиры не появляется Трофим Трепалин. Трофим — однокурсник Мити по институту и сосед по коммунальной квартире. Трофим кричит Мите прямо из коридора:

— Мить, ты что в ванне опять мыло стащил?

Трофим заходит в комнату к Мите, но не сразу замечает парочку, целующуюся на кровати. Большая линза, подвешенная у входа в комнату на крючок, создает иллюзию искаженного пространства. Трофим заглядывает в стекло: его очки съезжают к носу, рот оказывается на щеке:

— Ну что? Бить тебя, что ли? Опять мыло спер? Ешь ты его, что ли?

И тут он замечает, что Митя в комнате вовсе не один. Муся охает, вскакивает с кровати, поправляет платье и подбегает к макету с гидроэлектростанцией:

— Митя, я так и не поняла. А где воздух нагревается? В коллекторе или здесь?

Муся показывает пальцем на маленькие лопасти, прикрепленные вверху стеклянной башни. Возникает неловкая пауза, Митя вскакивает с кровати, жмет Трофиму руку, подводит его ближе к столу:

— Муся, это Трофим.

Трофим смущен, Мария Растопчина напоминает ему эльфа, спустившегося с небесного олимпа. Однако девушка протягивает ему руку:

— Мария Растопчина.

Трофим поправляет очки:

— Извините, извините.

Митя смотрит на него с удивлением:

— Это мой сосед по квартире и друг.

Трофим пытается уйти, ему кажется, что Мишина девушка явно недовольна присутствием постороннего в комнате, однако Митя хватает его за рукав:

— Троша, подожди. Стой, стой.

Митя тащит его к Мусе.

— Трофим, стой. Пойдем, познакомлю.

Митя подтаскивает Трофима к Мусе. Девушка кокетливо поправляет свои косички, смотрит на смущенного Трофима, неожиданно хохочет, увидев, что тот покраснел.

— Неудобно.

Митя толкает его все ближе к Мусе.

Трофим задевает головой висящий на тросе «кукурузник». Это модель настоящего самолета, сделанного его собственными руками.

— Давай, ты иди ближе. Знакомься!

Он заходит за спину друга, кивает на «кукурузник», подвешенный на леске над столом.

— Трофим Трепалин, мой сосед и автор этой этажерки.

Муся протягивает руку Трофиму. Трофим пожимает быстро руку девушки, чувствуя тонкое и холодное запястье в своих руках, смотрит Марии прямо в глаза. Кажется, что он сражен красотой Муси Растопчиной окончательно и бесповоротно:

— Трофим Трепалин, а-авиаконструктор, будущий.

Мария выдерживает паузу:

— Актриса, и тоже будущая.

Митя смотрит на них и берет в руки самолет, снимая его с лески:

— Троша, ты когда запускать-то его пойдешь? Он тут год уже висит, и все тебе некогда…

Но Трофим не обращает внимания на друга. Он держит Мусину руку, не отпуская, смотрит ей прямо в глаза, говорит скорее машинально:

— Завтра.

Митю задело невнимание друга, он повторно задет ему вопрос, говорит громко и отчетливо:

— Дашь полетать?

Трофим тихо, не выпуская руки Муси из своих ладоней̆:

— Дам.

Мария быстро высвобождает свою ладонь, подходит к Мите, рассматривает макет «кукурузника»:

— Можно я тоже с вами полетаю? Если вы, конечно, не против?

Трофим наконец-то приходит в себя, подходит к Мусе и Мите поближе:

— Можно! Я не против… Завтра!

Митя хватает самолет в руки, снимает его с крючка, изображает, как он летает, выписывая круги по комнате:

— Ух… жжжжех!

Мария кивает Мите и Трофиму и неожиданно приглашает их к себе на дачу:

— А сейчас поехали ко мне обедать, я вас с семьей познакомлю.

Семья Муси традиционно летом отправлялась на дачу. На стеклянной террасе, за столом с белой скатертью собиралась вся семья Растопчиных. Летом 41-го на дачу приехала даже тетя Лиля. Лиля Шварц приходилась близкой подругой Елизавете Васильевне, родной бабушке Муси, и на дачу приезжала не только отдохнуть, но и пообщаться с профессором Растопичным. Лилю Шварц они считали убежденной диссиденткой. Она дружила в молодости с поэтами серебряного века и была отличным собеседником для Василия Андреевича. В этот прекрасный, жаркий день она уже выпила сто грамм водки, закусила маринованным огурцом и, слушая профессора Растопчина, периодически вставляла свои неизменные остроты.

Растопчин, который был поглощен прочтением чужой диссертации — а работа была его очередного ученика, Любарского Виктора, — неожиданно захлопнул трактат на середине и налил себе из графина водки в граненую стопку:

— Ух ты, господи. Какая же это чушь!

Тетя Лиля, цепляя на вилку гриб, с интересом взглянула на профессора:

— Что ты фыркаешь? Поделись, пофыркаем вместе.

Тетя Лиля подняла стопку вверх и быстро выпила свою порцию. Андрей Михайлович, также махнув сто грамм беленькой и закусив маринованным помидором, красиво лежавшим в хрустальной вазе, открыл диссертацию на нужной странице. Он цитировал:

— «Товарищ Сталин уже тогда понимал, что время царей истекло, поэтому он встал у истоков революционного движение „Народовольцы“». А товарищу Сталину тогда было всего полгода!

Василий Андреевич смеется, тетя Лиля хохочет тоже:

— Большевики созревают рано. А!

Василий Андревич откидывает в сторону диссертацию Любарского:

— Не буду больше читать эту чушь, имею полное право.

Их разговор прерывает Зоя, старшая сестра Муси. У нее тонкая, но отчасти болезненная красота. Волосы гладко причесаны и забраны наверх, платье серое в горошек, почти как у Муси, но более скромное, с черным тонким поясом. Зоя вносит на террасу две тарелки с супом для отца и тети Лиле, ставит на этажерку в углу террасы и решает перестелить скатерть на столе. Василий Андреевич, отодвинув в сторону свой стул, отходит в угол террасы, рассматривает сирень в саду. Зоя застилает новой скатертью стол:

— Садись, пап!

Василий Андреевич садится за стол, смотрит на тарелку с супом, который поставила ему Зоя:

— Спасибо.

Зоя ставит суп перед тетей Лилей и уходит с террасы. Вместо нее появляется Вера Сергеевна, мама Муси, с двумя тарелками в руках: на одной квашеная капуста, на другой селедка с луковыми кольцами. За ней на террасу входит Виктор Любарский, ученик курса профессора Растопчина. В его руках — огромное блюдо с картошкой и рыбой, которое он ставит на стол, и быстро задает вопрос Растопчину:

— Василий Андреевич, вы прочли черновик моего диплома?

Возникает неловкая пауза, очевидно, что критику Любарский воспринял плохо.

— Ну, и что скажете?

Тетя Лиля подцепляет селедку на вилку:

— Селедочка!

Вера Сергеевна уходит, Василий Андреевич ест суп, молчит. Возникает неловкая пауза.

— Ну, там есть некоторые нестыковки, но в целом работа очень дельная, очень дельная.

Он, обращаясь к тете Эмме, откровенно лжет:

— Самая светлая голова на моем курсе! Запомните. Сергей Любарский!

Василий Андреевич наливает водки тете Лиле и себе. Делает приглашающий жест Любарскому:

— Давайте выпьем. За светлую голову.

Тетя Лиля быстро выпивает водку:

— С удовольствием.

Василий Андреевич звонко чокается с Лилей Шварц, однако Любарский встает:

— Нет, спасибо. Знаете, я лучше пойду. Василий Андреевич, Педин, ваш заместитель, он хочет быть моим рецензентом. Считаю своим долгом Вас предупредить.

Василий Андреевич морщится, выпивает водки, закусывает огурцом:

— Ну, зачем вам этот… этот скользкий человек?

Любарский скромно кашляет:

— Я не могу отказаться.

Неожиданно на террасу входит Вера Сергеевна, видит, что Любарский явно собирается уйти:

— Сергей, оставайтесь!

На террасе появляется Зоя с огромным самоваром в руках. Любарский видит, что самовар тяжелый, подхватывает его, ставит пузатое и серебристое дутое «божество» на стол. Вера Сергеевна машет на Любарского рукой̆:

— Зоя, скажи ты.

Зоя смущена, но рада помощи. Самовар действительно был очень тяжелым. Любарский смотрит на Зою влюбленно, он явно к ней неравнодушен:

— Мама, Витя сам решает, куда ему идти.

Любарский неожиданно целует руку Зое, откланивается и уходит с террасы:

— Извините, до свидания!

Зоя строго и быстро отвечает Виктору:

— До свидания.

Василий Андреевич недовольно хмыкает, выпивает еще сто грамм водки:

— Ты мне всех учеников распугаешь.

Тетя Лиля также выпивает рюмку водки:

— Скорее не учеников, а женихов.

Зоя краснеет, разглаживает скатерть:

— Тетя Лиля, прекратите ваши намеки.

Зоя ретируется с террасы. тетя Лиля хохочет, Вера Сергеевна смотрит на нее с укоризной̆:

— Тетя Лиля, не надо девочку дразнить.

Но та закусывает соленым огурцом:

— Вера, если не дразнить девочек, они никогда замуж не выйдут.

На кухне слышен грохот упавших на пол жестяных подносов. Вера Сергеевна сердито смотрит на тетю Лилю, делает жест рукой:

— Ах, оставьте!

Она садится за стол, начиная обедать вместе со всеми. Тетя Лиля хмыкает и выпивает опять рюмку водки.

Тем временем на остановку рядом с дачным поселком приезжает автобус. Добираться до дачи ровно час, и видно, что Марию слегка укачало в автобусе. Однако ребята держатся неплохо.

Митя, Трофим и Муся, радостно о чем-то болтая, выходят из автобусной двери, не замечая идущего к ним по тропинке Любарского. Муся машет в сторону заборов:

— А вот и наша дача.

Муся наконец-то замечает Любарского. Тот приподнимает кепку и кивает:

— Здравствуйте.

Мария не сразу узнает поклонника Зои и ученика папы:

— Здравствуйте.

Любарский кидает короткий взгляд на Трофима и Митю. Ощущение неприятное, у Любарского серые, будто стеклянные глаза. Он их будто бы фотографирует, оглядывая с головы до ног. Митя морщится, и даже Трофиму не по себе:

— И до свидания.

Мария кивает, бежит к ребятам:

— До свидания.

Любарский поворачивается к друзьям спиной и спешит к автобусной остановке, Митя сплевывает себе под ноги, ему неловко:

— Это кто?

Муся смеется, взъерошивает ему волосы на голове:

— Это папин ученик: Любарский. Он в мою старшую сестру Зою влюблен.

Митя замолкает:

— А она?

Мария вздыхает:

— А она любит медицину. Вон наш дом, пошли быстрей.

Муся машет в сторону красивого голубого дачного домика с террасой и цветущим вишневым садом за зеленым дощатым забором, быстро открывает калитку и бежит вперед по тропинке. Трофим и Митя чуть задерживаются у входа, любуясь ее стройной фигуркой в голубом платье. Митя ревниво:

— Красивая?

Трофим вздыхает, Мария понравилось ему с первого взгляда:

— В советской девушке главное красота души, а уж потом немножко тела.

Митя вздыхает:

— Циник ты, Трофим!

Трофим быстро отвечает своему другу:

— Я не циник, я реалист. Чувствуешь разницу?

Митя и Трофим заходят в калитку, идут по тропинке, продолжая болтать:

— Между прочим, знаешь, кто у нее отец? У нее отец профессор Растопчин. Лекции по истории у нас читал, помнишь? Мыслитель.

— Красавица, дочь мыслителя.

Митя толкает Трофима в кусты, а сам прибавляет шагу. Трофим падает:

— Везет тебе, Андреев.

— Ага.

Но Митя уже забегает в дом, не дожидаясь, когда Трофим выберется из колючего куста крыжовника. Друг ворчит. Колючие кусты поранили ему руки. Трофим обнаруживает в ладонях занозы, которые он тщетно пытается вытащить с помощью значка авиаконструктора с лацкана своего пиджака.

А Виктор Любарский безуспешно пытается дозвониться до кафедры истории из телефонной будки рядом с дачной автобусной остановкой. Несколько раз набрав на железном диске телефонного автомата номер деканата, он задумчиво вешает черную эбонитовую трубку на рычаг. Выходит на остановку, смотрит на расписание, с минуту думает, а затем опять решительно заходит в будку, чтобы набрать новый телефонный номер:

— Товарищ майор, это Любарский. Есть разговор (пауза). Насчет Растопчина (пауза). Да. Неотложный.

Слышен звук коротких гудков. Связь оборвалась. Любарский выходит из телефонной будки в ожидании автобуса.

А на дачной террасе тем временем обед близится к финалу, и Муся представляет своих друзей̆:

— Папа и тетя Лиля, знакомьтесь, — машет рукой на Митю, — это Митя.

Митя и Трофим со стульями появляются на террасе.

Митя:

— Здравствуйте, Василий Андреевич!

На террасе появляется и Трофим:

— Здравствуйте.

Мария кивает на Трофима:

— А это Трофим, папа. Они мои друзья.

Тетя Лиля чопорно кивает, Василий Андреевич жмет по очереди руку подошедшим к нему мальчикам, Вера Сергеевна коротко кивает и уходит, забрав пустые тарелки со стола. Мария обнимает отца за плечи:

— Это мой папа, Трофим!

Она машет рукой в сторону тети Эммы:

— А это тетя Лиля, бабушкина подруга.

Тетя Лиля с интересом рассматривает Митю и Трофима.

Парням неловко, они стоят в углу террасы, не решаясь сесть за стол.

Тетя Лиля подцепляет селедку на вилку:

— Это кто такие?

В этот момент на террасу вваливается курносая и черноглазая 15-летняя девушка с длинной косой. Это Гуля Растопчина, младшая сестра. На ней розовое платье в горошек, белые носки и черные туфельки с пряжками. Она кокетливо смотрит на молодых людей:

— Это Мусины женихи. Здравствуйте.

Муся фыркает, дает Гуле подзатыльник, та быстро дает сдачи.

— Это Гулька.

Девочки толкают друг друга до тех пор, пока их не разнимает Вера Сергеевна, которая уже накрывает к чаю, строго поправляет Марию:

— Не Гулька, а Гуля!

Митя жмет руку Гуле:

— Очень приятно.

Ему смешно, что девочки дерутся. Однако очевидно, что драка ненастоящая. Мария обнимает Гулю:

— Это моя младшая сестра. Зовут Гуля!

Трофим также протягивает Гуле руку:

— Мне тоже приятно.

Вера Сергеевна уходит на кухню:

— Муся, помоги мне, пожалуйста.

Мария отправляет к Вере Сергеевне Трофима и Митю:

— Мальчики, помогите моей маме на кухне. А я наверх, бабушку поцелую.

Митя и Трофим уходят вслед за мамой Муси с террасы внутрь дома.

Тетя Лиля смотрит на Мусю, которая хватает со стола маринованный огурец:

— А как же театральный, Муся? Тогда никаких женихов…

Василий Андреевич, который уже приготовился выпить очередную рюмку водки, просто замирает на месте:

— Подождите-подождите. Какой театральный? Лиля Шварц, ваша гнусная пропаганда?

— Вася, в нашей стране это единственная профессия, которая соответствует состоянию души, если уж врать, то врать артистически!

Мария ест огурец, неожиданно открытая всем тайна ее поступления в ГИТИС заставляет ее замолчать. Она с трепетом ждет реакции отца:

— Правильно, правильно!

Василий Андреевич с шумом ставит рюмку водки на стол, кивает на нее головой, обращаясь к Мусе:

— Ну, хорошо… Хорошо. Тогда начинай учиться на артистку.

Муся дожевывает огурец, смотрит удивленно на отца. Она ни разу в жизни не пробовала водку, поэтому повисает неловкая пауза. Неожиданно входит Зоя, она несет в руках блюдо с пирожками. Муся мешает ей пройти поближе к столу, но Зоя умудряется поставить блюдо на место. Неловкую паузу она будто не замечает, весь предыдущий разговор Зоя пропустила мимо ушей:

— Дай, я пройду!

Муся краснеет, пропускает Зою за стол, а сама идет вглубь террасы, но неожиданно для себя разворачивается и говорит запальчиво, обращаясь к отцу:

— Папа, а ты что? Считаешь, что то, что ты преподаешь, кому-то нужно? Кому сейчас вообще нужна история, философия? Вот артисты? Если они что-то играют, то про жизнь? А ты про что преподаешь? Про то, чего нет? Про мифы?

Зоя смотрит на Мусю удивленно. Она просто шокирована. Ни разу в жизни девочки в семье Растопчиных не позволяли повышать голос на отца, бабушку или маму.

Зоя удивленно:

— Ты совсем уже, что ли?

Муся сама удивлена своей запальчивости. Она даже покраснела от собственного неловкого выпада, и чтобы как-то загладить свое неожиданное выступление, она решила вспомнить о бабушке Лизе:

— Тетя Лиля, а где бабушка?

— Бабушка наверху, строчит что-то, белошвейка. Скажи ей, Муся, что если она не спустится сейчас вниз, то я уйду и больше не приду.

Муся ретируется с террасы, в то время как Митя и Трофим вносят большое блестящее блюдо с тортом, мальчики о чем-то отчаянно спорят, особенно слышно Митю:

— К примеру гидроэлектростанция — это энергия через сопротивление. Чем больше напор, тем больше сопротивление.

— Да сама идея твоей солнечной электростанции основана на принципе аккумулирования энергии? Так это и есть дармовщина, коммунизм в общем.

— Подожди, коммунизм это не дармовщина!

— А ну! От каждого по способностям, каждому по потребностям. А твои потребности сильно обгоняют твои способности. Ты у меня мыло воруешь в нашей общей ванне! Мама покупает, а ты берешь. И? Я с тобой в коммунизм?

Митя вспыхивает, оглядывается на Василия Андреевича, ставит блюдо. Голоса мальчиков слышны даже в комнате бабушки Лизы, которая строчит на ручной машинке Zinger ровный шов на новом платье внучки. Увидев Мусю, бабушка улыбается, кивает ей, не отрываясь от шитья:

— Что у тебя с губами?

— Ба, пойдем вниз. Тебя твоя подруга ждет.

Она обнимает бабушку за плечи:

— Ну, ба, пойдем вниз!

Елизавета Васильевна смотрит на Машины губы. На них остатки красной, яркой помады.

Муся накрасила губы с утра, перед показом в ГИТИСе и забыла стереть перед появлением дома. В доме Растопчиных пользоваться яркой помадой было вовсе не принято.

Муся находит зеркальце на столике рядом со швейной машинкой, смотрит на остатки губной помады, на растрепанные свои волосы, прихорашивается:

— Варенье.

— Сотри!

Бабушка протягивает Мусе белый платок. Муся отчаянно трет губы, но лишь размазывает помаду по щекам, слыша громкий голос Мити на террасе, прислушивается.

Митя стоит на террасе, широко расставив ноги, руки засунул в карман, на скулах — желваки:

— Василий Андреевич!

Растопчин уже пьет чай из белой фарфоровой чашки. тетя Лиля подливает кипяток ему и себе из такого же белого фарфорового чайника, Гуля грызет кусковой сахар, сидя за столом. Зоя режет пирог.

— Да. Я вас слушаю, молодой человек.

Митя в запальчивости машет руками. Очевидно, что он возмущен:

— Вот вы! Доктор наук, академик.

Тетя Лиля усмехается. Наивный молодой человек ее скорее забавляет, чем пугает. Василий Андреевич повторяет:

— Да, я и академик, и доктор наук, и лауреат премий.

Но Митю просто безумно раздражает показное спокойствие тети Лиле и профессора Растопчина, он кивает на Трофима:

— Ну, обоснуйте ему научно, что такое коммунизм.

Василий Андреевич спокойно:

— Ну, что тут обосновывать. Посмотрите на этот шикарный стол. У нас здесь все от каждого по способностям.

Растопчин делает широкий жест, показывая на красивую белую скатерть, фарфоровый сервиз на шесть персон, на блюдо с пирогами, на самовар, на граненый графин с водкой, из которого тетя Лиля опять лихо наливает себе еще одну рюмку водки. Ее заметно разморило от сытного обеда и обильного возлияния, чтобы не заснуть прямо в плетеном кресле-качалке, она вынула из ридикюля мундштук, достала табак из коробочки и скрутила себе самокрутку:

— И каждому по стопарю!

Василий Андреевич хохочет. Шутка явно удачная. тетя Лиля, закашлявшись, хрипло ему вторит. Но Мите почему-то не смешно.

— Вот вы женщина, а говорите пошлости и вдобавок курите как паровоз.

Тетя Лиля удивленно смотрит на юношу: «каков нахал!», но деликатно молчит. За нее вступается Василий Андреевич:

— Митя, извинитесь, пожалуйста!

Трофим берет друга за руку, пытаясь что-то объяснить тихо на ухо. Ему также неловко. Но Митя вырывается, кричит:

— Почему я должен извиняться? Вы все неправы. Коммунизм будет и солнечная электростанция будет! И никто при коммунизме курить не будет!

Митя выбегает с террасы и бежит по дорожке от дома к калитке. Муся, которая слышала весь диалог Мити со своими родственниками на втором этаже дома, спускается вниз на первый и кричит ему вслед:

— Митя, Митя… Стой! Ты куда? (тете Лиле) Эх, вы!…

Муся выбегает с террасы, пытаясь догнать юношу. тетя Лиля смотрит ей вслед с укоризной:

— Эх, два сапога пара. Вернее два валенка.

Зоя смотрит вслед Мусе. Ей неловко, кроме того она видит, что отец явно расстроен:

— Гуля, позови их обратно за стол.

В это время на террасу входит Вера Сергеевна с вазочкой, полной варенья, стеклянными розетками и десертными ложками:

— А вот и варенье, малиновое.

Гуля смотрит на малиновое варенье, пока Зоя хмурит брови. Младшей сестре было дано поручение — вернуть Мусю и Митю за стол. Кроме того пылкий юноша ей явно понравился:

— Везет же Муське, и где она такого красавчика подцепила?

Зоя машет на нее рукой, а Гуля успевает попробовать одну ложку принесенного варенья, но получив от Зои заслуженный подзатыльник, отправляется в сад за сестрой. Вишни в это лето отчаянно цветут, заполняя летний воздух дурманом и облетевшими лепестками. В сплетении веток Гуля не сразу замечает обнявшуюся парочку. Она прячется за куст, чтобы подслушать их разговор:

— Митя, стой! Ну, стой!

Мария отчаянно хватает его за рукав.

— Митя, остановись. Ну, не обращай на них внимание, Митя. И перестань обижаться.

— Я дурак? Да? Нет, просто они правы!

Митя неожиданно прижимает Мусю к себе. Воспоминания дня, когда Муся была у него дома так близка и досягаема, захватывают воображение юноши, он трогает ее за подбородок, гладит рукой по щеке.

— Ты чего?

Митя неожиданно и страстно ее целует. Гуля даже крякает от зависти, но ветки вишни скрывают их объятия, а обильные белые цветы заслоняют от нее сестру. Близится вечер. Край солнца еще алеет над горизонтом, но сумрак уже активно прокрадывается во все закоулки сада подмосковной дачи. Гуле становится зябко. Она ежится, еще раз осторожно выглядывает из-за кустов, чтобы запомнить дивную картинку целующихся Мити и Муси. Митя машет Мусе рукой, бежит к Трофиму, а затем на последний автобус. Затем, аккуратно наступая на шуршащие и сухие ветки на земле, тихо и незаметно Гуля возвращается к своему дому. За окнами дачного домика уже синяя и ночная мгла. Лунный свет серебрит дорожки и бросает блики на зеленый и деревянный заборчик вокруг сада. В вишневом саду затишье. Слышно лишь, как почти бесшумно падают лепестки с цветущих вишен на землю вокруг деревьев, покрывая ее плотным слоем.

В комнате девочек возня. Муся и Гуля дерутся подушками, не давая друг другу уснуть. Мальчики покинули дом, уехав на последнем автобусе, и девчонкам есть что обсудить. Вера Сергеевна ставит на террасе две керосиновые лампы, убавляет огонек в фитиле и кричит, обращаясь к сестрам:

— Прекратите, девочки.

Шум возни на минуту стихает, слышны лишь тихие и короткие смешки и шепот.

Вера Сергеевна прислушивается, девочки явно угомонились. Зато в образовавшейся тишине стал слышен сухой и отчетливый звук печатной машинки, а также голос Василия Андреевича, диктующего Зое свой очередной трактат. Вера Сергеевна осторожно заглянула в окно кабинета мужа на первом этаже, которое как раз выходило на террасу. Профессор Растопчин диктовал Зое наизусть выдержки из диссертации, одновременно складывая из спичек маленький домик. Стена домика росла, становясь все больше и больше. Вот появилась и крыша. Зоя сидела за машинкой и аккуратно печатала с его слов:

— Зоя, пиши! (читает) «Свобода — это стойкость, решимость. До самой смерти. Свобода — это величайшая верность истине».

Зою отвлекло короткое шуршание за окном и звонок телефона. Она прислушалась. Мама с кем-то говорила по телефону, а за окном было опять тихо, лишь еле слышно шуршание опадающих белых лепестков с вишневых деревьев и очень далекий звук гудка паровоза. Зоя сосредоточилась на печатном листке:

— Хорошо (читает) «До самой смерти. Свобода — это…»

Но Василий Андреевич не успевает ей ответить. В кабинет входит Вера Сергеевна. Она встревожена, бледное лицо выдает ее крайнее беспокойство:

— Вася, я тебя прошу. Позвони сейчас же Седову и откажись от Любарского. Скажи, что ты не читал его работ. Не успел.

Василий Андреевич смотрит на жену удивленно:

— Вера, мы уже все это обсудили, и потом, я вовсе не могу отказать своему ученику.

Вера Сергеевна всплескивает руками. Зоя смотрит на родителей удивленно, она ни разу не видела, чтобы они ссорились:

— А от своих детей ты можешь отказаться? (закрывает лицо руками) Вася, ты только что всех нас предал.

— Что ты говоришь?!

— Да, ты нас предал!

Зоя вскакивает, она видит, что отец побледнел и трет виски:

— Мама!

Но Вера Сергеевна неумолимо продолжает:

— Зоя, молчи. Ты ничего не понимаешь, арестовали Любарского.

— Витю?

— Да, а вот этот товарищ является его научным руководителем. Понимаешь? И следующим, папочка, будешь ты. А потом все мы!

Василий Андреевич отходит к окну, смотрит в него короткое время, потом гладит свою лысину, по всему видно, что он обескуражен известием об аресте своего ученика. Обернувшись, он видит испуганные глаза Зои. Василий Андреевич смотрит на нее внимательно, берет себя в руки и тихо, отчетливо произносит.

— Я должен отвечать за каждое свое слово. Должен быть верен каждому своему слову. Самому себе. Если я учу одному, а потом поступаю по-другому, значит, меня просто нет. Я просто не существую.

Зоя влюбленными глазами смотрит на отца, запоминая каждое его слово. Видно, что она его просто боготворит, бесконечно доверяя всему, что скажет отец. Вера Сергеевна всплескивает руками:

— Вася, это все философия. Я уже сыта по горло твоей философией.

Вера Сергеевна выбегает из кабинета мужа прямо в сад, ее просто душат рыдания. Неожиданно в саду появляется Муся в ночной рубашке. Очевидно, что она слышала спор родителей и решила выяснить, что случилось. Увидев мать, которая тайком утирает слезы, Муся бросается ее утешать:

— Мама, мамочка… Мам, ну ты чего?

Муся прижимается к Вере Сергеевне. Та неловко ее целует в макушку, обнимает за плечи:

— Он эгоист, он думает только о себе.

Мусе неловко говорить об отце в третьем лице:

— Мам, ну вы поссорились.

— Мария, ты ничего не понимаешь!

— Мамочка!

В саду прохладно, Муся ежится, и Вера Сергеевна накидывает ей на плечи свой красный вязаный платок. Они начинают движение к даче. В светящемся окне папиного кабинета видны силуэты двух фигур: Василия Андреевича и Зои. И даже в саду слышен их диалог.

— Папа, они разберутся и выпустят его.

— Зоя, Виктор Любарский тут абсолютно ни при чем. Это все на много серьезнее.

Внезапный шум шуршащих по щебню автомобильных покрышек привлекает внимание профессора Растопчина. Этот же звук заставляет остановиться и маму Муси, Веру Сергеевну. Однако зловещий звук не замолкает, а нарастает все больше и больше. Вера Сергеевна подходит к забору ближе и выглядывает на дачную дорогу. Свет двух фар черного «воронка» мгновенно ослепляет ее.

— Муся, это все, все…

Муся бросается к забору и видит подъезжающую черную машину. Ее зловещий силуэт все ближе к их дому, и вот уже из машины выныривают два офицера НКВД, которые направляются именно к их калитке. Муся испуганно смотрит на маму, но Вера Сергеевна застыла словно изваяние. Красный платок упал с плеч прямо на белые лепестки цветков вишни, которыми усыпана все земля рядом с деревьями. Муся бросается к дому, Василий Андреевич, который также увидел из окна черный «воронок», внезапно прерывает свой разговор со старшей дочерью:

— Зоя, обещай мне, что ты позаботишься о маме и о сестрах.

— Пап!

Но договорить Зоя не успевает. В окне кабинета на террасе появляется Муся, она растрепанная и бледная.

— Пап, там машина черная приехала.

Зоя от испуга закрывает себе рот:

— Как? (выглядывая в окно) Где?

Растопчин быстро отдает диссертацию Мусе через окно:

— Быстро. Сожги мою диссертацию, живо сожги. (Зое) Так, а ты принеси мне дедушкин саквояж старый.

Муся хватает папки и бежит на задний двор сада. Зоя, которая очень быстро нашла саквояж в шкафу, неожиданно начинает плакать. Василий Андреевич быстро собирается, бросая в саквояж рубашки, бритву, зубную щетку, книжки, но, увидев, что старшая дочь хлюпает носом, прекращает сборы. Снимает с вешалки свое пальто, надевает его. Машинально кладет в карман собранный из спичек домик. С минуту думает, потом неожиданно снимает пальто:

— Все, успокойся. Ну, что ты! — Гладит Зою по голове: — Они разберутся, это недоразумение, это все недоразумение, они обязательно разберутся, и я вернусь.

Зоя испуганно смотрит на отца. Очевидно, что Василий Андреевич с ней прощается.

Зоя начинает рыдать, бросается к папе:

— Папочка!

Василий Андреевич садится с ней на диван, обнимает за плечи:

— Господи, господи! Успокойся.

— Ты не поедешь никуда.

Василий Андреевич пытается шутить, улыбается и даже смеется:

— Ну, и не поеду никуда.

— Я тебя никому не отдам.

Зоя прижимается к отцу, рыдает на его плече:

— Да, все будет хорошо. Успокойся, успокойся, деточка, успокойся!

Василий Андреевич гладит Зою по голове, по спине, пытаясь успокоить. Но Зоя плачет навзрыд. В то время как Муся, выполняя волю отца, сжигает листки из папки, которую дал ей в руки Растопчин. Костер на задворках дачи догорает. Муся по очереди вынимает листочки бумаги, бросая их в огонь, одновременно читая напечатанные на машинке черным шрифтом строки. Мария тихо и внятно читает:

— «Свобода — это не хаос, но воля к истине и порядку. Свобода — это стойкость и решимость до самой смерти. Свобода — это величайшая верность истине»…

Муся плачет, слова отца кажутся ей пророческими, она повторяет их. В какой-то момент она будто слышит его голос: «Свобода — это не хаос, но воля к истине и порядку. Свобода — это стойкость и решимость до самой смерти. Свобода — это величайшая верность истине».

Последний лист диссертации профессора Растопчина догорает в пылающем костре. Муся встает с коленок и обреченно идет в сторону дачного дома. Белый дым заполняет вишневый сад. В доме слышны голоса, возгласы Василия Андреевича, рыдания Веры Сергеевны, девочек, а затем до этого отдаленного угла дачного сада добегает и Гуля. Слышен хлопок дверцы приехавшего черного «воронка», машина взвизгивает на развороте дачной дороги и, шурша шинами, уезжает из поселка. Через час в дачном поселке восстанавливается звенящая тишина, прерываемая звуками долбящего ствол дерева дятла и унылым «ку-ку» заблудившейся кукушки.

Наутро за столом на дачной террасе собрались все женщины Растопчины. Однако ни Зое, ни Гуле, ни Мусе совсем не хотелось есть. Вера Сергеевна села за стол позже всех. В ее руках был чайник с чаем. Она налила чай себе и маме, Елизавете Васильевне. Пригубила. Чай обжигал губы. Она посмотрела на бледные лица девочек, и ей захотелось заплакать. Однако она быстро взяла себя в руки:

— Муся, Гуля, Зоя! Ешьте.

За столом повисла пауза. Первая пришла в себя Муся:

— Не хочу.

— Это что за голодовка?

Девочки сидят молча. Зоя неожиданно для себя начинает плакать. Слезы текут из глаз непроизвольно, а она просто не может или не хочет их остановить. За Зоей начинает хлюпать носом Гуля. Муся сдерживается, но в уголках глаз уже блеснули первые слезинки. Вера Сергеевна очень твердо и уверенно пытается успокоить всех:

— Вы будете есть, влюбляться, выходить замуж. Петь и танцевать, жить ради папы, даже если он не вернется.

Зоя быстро:

— Он вернется.

Зоя смотрит в пространство, утирая платком глаза, неожиданно на террасу вбегает Митя. Он возбужден, на лбу выступил пот. Видно, что он бежал от автобусной остановки бегом.

Муся вскакивает со стула, ей казалось, что они вчера с Митей распрощались на целое лето. Муся просто умоляла Митю не мешать ей готовиться к экзаменам в ГИТИС:

— Митя… ты!

— Война началась.

Муся и Гуля вскакивают, бегут в другую комнату, включают радио на полную громкость. Митя бежит за ними. Из динамиков слышен хриплый голос Сталина:

— Братья и сестры! Сегодня, 22 июня, без всякого объявления войны фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз.

Зоя подходит ближе к радиотарелке, прислушиваясь. Елизавета Васильевна, сидящая за столом, задумчиво размешивает десертной ложкой сахар в чашке, Вера Сергеевна спокойно откусывает кусок пирога. Кажется, будто они и вовсе не слышат сообщения по радио. Наконец-то Вера Сергеевна встает, обнимает мать за плечи и тихо шепчет ей в ухо:

— Мама… Это война, мама.

— Да, Верочка… Да. Я поняла, родная моя.