Полусвет. Страшный смешной роман

Елена Котова

Комедия нравов, роман-лента, интернет-лонгрид о мире суб-элиты. Люди полусвета живут на несколько стран, одержимые идеей любой ценой урвать второе, а лучше третье гражданство, делают деньги в самолетах и говорят на смеси руглиша и сленга подворотни, состязаясь в злословии и пускаясь на авантюры, каких не придумать. Им не досталось «вишневого сада», лишь телеграм-каналы, но их метания достигают трагизма. The Show must go on. А уж концовка – совсем злая шутка, достойная Грибоедова. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5. Девушка из хорошей семьи

«Зоя делает свой салон. Помещение на Трехгорке, очень круто», — пришло от Наташи.

«Рада ура ура

_эмодзи_костер_и_еще_костер»,

— ответила Куки.

«Это мужик устроил, с которым ты ее свела. Она с ним спит? Или она все еще с Наумовым?»

Корнелия делала питч одному строительному могулу, то есть, считай, сидела в переписке со всеми подряд. То, что Наташу Поленову, у которой своих проблем по уши, так интересует жизнь Зои Вороновой, не удивляло. Круг общий, спонсоры, клиенты пересекаются, у Зои картины, у Наташи — ивенты, Луна крутится вокруг Земли, а та — вокруг Солнца, непреложные законы Вселенной.

Корнелия была довольна, что раскрутила поца-Дунина помочь Зое. Зоя — чудная, к тому же совсем молоденькая, всего тридцать четыре. Жаль Аську, уйдет Наумов от нее. Правда, что Зоя потом будет делать — вопрос загадочный. Она не захочет под Мишу стелиться, как Аська. И она не может питать иллюзий, что Наумов поменяется, люди вообще не способны меняться.

Наташа продолжала что-то писать, бюджетный могул объяснял на пальцах устройство своей империи, а у Куки были свои заботы:

«Привет Ванька Жуков дай рецепт

авторского борща

_эмодзи_большой_палец»

Строча одной рукой под столом, Корнелия объясняла строительному могулу, как тому продвигать свой имидж. Надо все же решить вопрос с борщом. С тех пор, как она с детьми повадилась жить в Тель-Авиве у Жуковых, ее сыновья то и дело требовали борща «как у Вани». Иными словами, Куки сидела в Москве, Иван — за океаном, а Зоя, о ком шла речь, — в Тель-Авиве, куда прикатила снова с Мишей.

— Предлагаю, чтобы вы эти три службы объединили, — это уже адресовалось магнату. Тот был очарован Корнелией, но она знала цену таким очарованиям. С год поиграется в выстраивание имиджа своей империи, — не ради денег, а чтобы в Кремле лучше выглядеть. Пока ему не надоест, нужно заработать как можно больше, а дальше — искать нового могула.

«В свеклу уксус добавлять, чтоб не

побледнела?

_эмодзи_круглые_глаза».

«Зоя шлет привет

_хлопающие_ладошки».

«В пятницу летим к Марусе

_эмодзи_самолетик».

«Шорты вот выбирала, — фото».

Мыло, мед, говно и гвозди, честное слово! Ванечка очень любит Куки, но чатить с ней — это мука.

«Уксус в свеклу — это маст. Тушишь в масле с помидорами. Мясо варишь отдельно. Зое от меня тоже привет, нежно к ней отношусь».

Зоя — редкая девушка, Иван и шутил-то лишь отчасти, когда сказал Марусе, что лучшей жены для их оболтуса-сына не сыскать. Еще в первый день знакомства он оценил, как Зоя одета: вещи отборные, даже пляжные шлепанцы от Chanel, и это не фейк китайский — у Ванечки был наметанный глаз на шмотки, они увлекали его не меньше писательства. А как Зоя умеет их носить! Умение носить шмотки многое говорит о человеке, но в Зое больше всего поражает ее деликатность. Редкое спокойствие, никакой суетливости, — это дорогого стоит. И доброта, конечно, она же готова Мише прощать абсолютно все.

Зоя Воронова была родом из Сумгаита, дочка областного советского номенклатурщика. Ясно, что лучшая в городе школа, на столах и в шкафах все отборное, с детства привитое чувство принадлежности к элите. Ванечкина жена себя тоже считала элитой, с чем Ванечка был совершенно согласен — у Маруси бабушки-дворянки, топовое образование, языки, она прекрасно разбирается в искусстве… Ванька Жуков, родом из-под Липецка, за годы жизни с Марусей стал тонким знатоком, кто элита, а кто нет. Растет ли элита в сумгаитах — вопрос, конечно, но он и сам не с Арбата. А Зоя — уже другое поколение, в начале нулевых только школу закончила, уже в Москве, куда ее папа перевелся в какое-то министерство. Раньше Зоя работала то ли на Абрамовича, то ли еще на какого-то магната, подбирая антиквариат для коллекции, теперь у нее своя галерея. Или салон, один хрен…

Отписав про борщ, Ванечка перебирал свои записи: у него даже папка в Dropbox специальная была — «Нравы XXI века», куда он записывал свои, как он называл, рандомные наблюдения за течением жизни.

Зоя — рыжая бестия — на самом деле девушка с ранимой душой. Мишу она приворожила намертво. Правда, непонятно, что она-то в нем нашла. Поверхностный, ноль эмпатии, людей слушать не умеет в принципе, у него ADD — дефицит внимания, между прочим, диагноз… С точки зрения денег тоже не айс, обвешан женами и детьми. Хорош лишь тем, что просто хорош, и этим все сказано. Веселый разгильдяй, и мы его за это любим.

Миша то и дело летал в Тель решать свои решательские вопросы, всякий раз с Зоей. По вечерам, если не шли в ресторан, все тусовались на балконе у Миши, тот закуривал самокрутку марьванны, Зоя и Ванечка тоже делали по паре-тройке затяжек… Однажды чуть ни до крика схлестнулись: Миша доказывал, что «Левиафан» Звягинцева гениальный фильм, а Маруся с Зоей считали, что это натужное собрание пороков общества, чтобы зритель содрогнулся от беспредела, чем его еще поразить. Ванечка скорее был согласен с барышнями, но он в принципе не был спорщиком… Тогда он еще не был знаком с Асей, знал только, что в Москве у Миши есть семья и двое дочерей, но это было где-то далеко от новой тель-авивской жизни, в которой Миша и Зоя были парой.

Миша любил рассуждать, что Тель-Авив — единственное место, где он чувствует себя дома. В отличие от Берлина, где Миша проводил тоже изрядно времени, там осели его родители. В Берлине женщины несчастны, потому что их мужики зажаты в клещи между немецким рацио и немецким же сентиментальным романтизмом, отчего у них сначала биполярка, а потом они превращаются в упертых немцев. Русские же бабы остаются русскими бабами и лезут на стенку.

А Тель-Авив с ходу принимает всех, тут уже после первых недель возникает ощущение дома. При всем бардаке Израиля, при всей наглости крикливых, напористых, все делающих через жопу израильтян, при всей тупости расплодившейся бюрократии и невозможности решить простейшие вопросы, которые в Москве даже и в вопросы не превращаются. «Выхожу из аэропорта, сажусь в такси, кругом пальмы, впереди море, и весь стресс отлетает, — говорил Наумов. — Приходит израильский пофигизм, и все кажется прекрасным».

Н-да, Ася хоть и никакая, но жалко ее. Растит дочерей, себя забыв, и с чем останется? А Зоя очень умна. Уверяет, что в наше время двойные-тройные отношения это норма, ее всё устраивает. Зоина изысканность, при этом единственно верная позиция «мне ничего не надо», — это тяжелая артиллерия.

Так считал не один Ванечка, тема «Зоя — Миша» в тот год была хитом, обсуждалась и Корнелией с Матвеем, и Жуковыми, и перекрестно, и в строчку, и в столбик, и все сходились на том, что они погуляют на свадьбе у Миши с Зоей, а потом будут долго и искренне утешать Асю. Перспектива тривиальная, но, тем не менее, увлекательная.

— Миша сидит на двух стульях до последнего, — сообщила Куки, добравшись до Тель-Авива и снова усевшись у Жуковой на балконе. — Пока он от Аси пытается все скрывать. Я это поняла, когда мы тут в прошлый раз были. Тебя тогда не было, ты в Берлин укатила…

«Тогда» Куки с Матвеем поджидали Зою и Мишу в Goocha, глазели на прохожих, шляющихся по улице Дизенгоф, наконец в толпе показалась эта пара. Он — в шортах, она — в длинном платье с голой спиной, с кросс-боди от Gucci, на ногах сандалии Hermes.

— Она всегда одета с иголочки, не спорю, но для Тель-Авива перебор, — Куки любила беззлобно злословить. — Слушай, это ж совсем недавно было, а как изменилась мода! Тяжелый люкс сегодня выглядит анахронизмом, скажи? Правда Gucci опять в тренде, но это уже другое Gucci, это shabby chic…

Марусю мало интересовал новый облик Gucci, она предложила Корнелии не отвлекаться. Она так ясно представляла тот ужин в Goocha, — в рассказе Куки слышались даже интонации Матвея.

— Бен Ладен всех сделал! Раньше летать на самолетах было, как на трамвае поехать, можно было за полчаса до вылета прийти. Один раз я из Калифорнии летел по билету Ритки, жены Сереги, — Матвей не интересовался, знают ли остальные Серегу, тем более Ритку, — никто не чухнулся ID спросить и понять, что в билете другая фамилия. Потом эти непуганые идиоты так напугались, что пошли войной в Ирак, а потом…

— Ты встречала его жену? — Зоя склонилась к Корнелии.

— Матвея?

— Нет, Миши!

— Встречала, конечно. И тут, и в Москве не раз. Очень обычная.

–… а потом пошло по накатанной, под борьбу с терроризмом все сойдет — Матвея не смущало, что у девочек свой разговор. — Борьба с грязными деньгами, шмоны в аэропортах. Непуганые идиоты повторяли, что «мир никогда уже не будет прежним», а сами с испуга бежали в этот новый мир впереди паровоза.

— Ирак был большой глупостью, — согласился Миша, — девушки, а мы за вас-то еще не выпили, непростительно!

— С меня спроса нет, я дедушка с Альцгеймером.

Матвей любил отпускать шутки насчет своей старости, хотя жонглировал сленгом миллениалов, был весь в тату, носил в ухе серьгу и одевался как попугай. В Тель-Авиве он из принципа всегда носил только оранжевые джинсы с зелеными или синими майками, а на пляже — плавки от MC2 Saint Barth, тоже оранжевые, в зеленых крокодильчиках.

— Классно смотритесь: пестрый Матвей между двумя красавицами в белом, — бросил Миша.

— Фото, срочно фото, — закричала Куки, схватив за руку официанта. — Снимите нас всех вместе, пожалуйста!

Когда побрели домой, Зоя вцепилась в Корнелию.

— Вырвал у меня телефон с такой злобой и стер фотку, которую ты мне скинула. Боится, что выложу. Я ничего никогда не выкладываю, он это знает. У него ко мне ни доверия, ни простого уважения нет, весь вечер испортил.

Все это Куки теперь пересказывала Марусе. Миша с Зоей везде вместе появляются, — интересно, он потом проверяет телефоны и страницы в фэбе всех, кто был на тусе? Впрочем, он не один такой, у каждого второго, если не первого, та же фигня. Но Зоя же не пытается Мишу развести, повторяет, что ее устраивают двойные отношения. Куки уже даже начинает в это верить. И все равно трудно представить, что Мишина жена ничего не знает.

— Ася — тетка бывалая, а Миша — секс-торнадо, Зоя у него не первая левая баба и не последняя, Аська считает, что все обойдется. Очнется, когда будет поздно, и побежит за уходящим поездом, вот будет кино, — высказалась Жукова.

— Даже сериал, — подхватила Корнелия, — давай писать сценарий.

— У каждого жизнь — сериал, с тем же успехом можно и про тебя снимать.

— Можно и про меня. А уж про тебя — даже вопросов нет. С твоим коучингом всего на свете и двумя мужья…

— Про меня вообще надо делать TV-шоу без рекламных пауз, каждые полгода по новому сезону, — с пол-оборота завелась Маруся. — Прям с ходу, расскажу законченный эпизод. Не самый первый, там бодяга про Ванечку и Вашингтон. А вот в Берлине уже пошла сюжетная динамика…

— Эпизод на полчаса или на час? — опасливо спросила Корнелия.

— Дай рассказать, оно того стоит.

Когда Маруся встретила Хельмута, на том, как на любом мужике за сорок, висел хвост запутанных отношений. Со своей прежней бабой, Эльзой, он жил в восьмидесятых в Бонне, тогдашней столице, а в Берлине у них было два дружбана. Один — ничем не примечательный Йенц, чья мамаша по бедности сдавала дом покомнатно. Второй — гениально-полоумный математик Герхард, который и снимал одну из комнат, где, кроме матраца, у него были только стол и компьютер, откуда в те времена компьютер — не суть.

В девяностых столица переезжает в Берлин, а вместе со столицей и Хельмут с бабой туда же. В это время полоумный математик изобретает какую-то айтишную примочку, лепит компанию и собирает на рынке два ярда. И тутЭльза заявляет Хельмуту, что полоумный зовет ее замуж! История умалчивает о том, убивался ли Хельмутили, наоборот, был рад, что сбыл подругу с рук. А молодожены — Эльзе уже тогда было за сорок, она на девять лет старше Хельмута… — сочла нужным уточнить Жукова.

— Так ей сейчас уже прилично за шестьдесят? — переспросила Куки.

— А Герхарду неприлично семьдесят! Не перебивай, сюжет только закручивается!

Молодожены купили дом у вдовы культового издательского магната. Такого не увидеть ни на Рублевке, ни на русских виллах в Тоскане. Вестибюль в три света, по стенам — гобелены XVIII века. В гостиной картины, картины, Гейнсборо, Моне, Макс Либерман. И куча прочего антиквариата, плюнуть негде.

— Разве что в китайские вазы из кости носорога, — захлебывалась словами Жукова, — но плюнуть в носорога это мелочь. Дом на озере, собственный причал, теннисный корт. Этого мало, прикупили два соседних участка для полной тишины. Был полоумным нищим с матрацем, а стал замковладельцем вместе с Эльзой.

Корнелия поняла, что надо набраться терпения: когда Марусю несло, истории сыпались из нее, как из бравого солдата Швейка.

Заполучив замок, Эльза заявила, что ей нужен еще и свой собственный, уютный домик, куда она могла бы удирать в поисках покоя, утраченного с полоумным. В это время — крайне удачно — помирает мамаша Йенца, а тот, значит, бедненький. Тут — Achtung! Эльза покупает дом мамаши, не скупясь в смысле цены, бедненький Йенц становится богатеньким, снимает домишко по соседству, на счете денежки, считай, царская пенсия. А уютный домик покойной мамаши, купленный Эльзой для собственного покоя, она тут же сдала Хельмуту за символическую плату.

— Сечешь! Она их всех повязала. Йенц ей обязан — он в шоколаде. Хельмут обязан, — у него уютный домик за полкопейки. А всю кадриль под грушей оплачивает Герхард! И Хельмут мне пытается доказывать, что Эльза все делает по доброте души. Чистой ж воды манипулирование!

— Круть, — воспряла Куки, не ожидавшая, что Маруся уложится в шесть минут экранного времени.

— На это я Хельмуту говорю, — воодушевившись, продолжала Маруся, — если мы семья, то Герхард может и Ванечке домик купить. Но, увы, мы с Ванькой Жуковым к раздаче опоздали, остался один хвост селедки, которым Хельмут мне в харю тычет. Герхард свою компанию развалил, потому что у всей Familie руки из жопы растут, а голов отродясь не было.

— Видишь! У Матвея тоже свой сезон, и у Наташки с Глебом, и у любого, кого ни возьми. Сквозные линии придумывать не надо, они у всех одинаковые. Первая — это двойные отношения, войны-разводы, а главная, а мета-сквозная, — второй паспорт. На эти две линии все и нанизывается. Ну что, пишем сценарий?

— Ты начинай прям сейчас, я спать пошла, — проворчала Маруся.

Куки принялась строчить. Правда не сценарий… За день накопились сообщения, требовавшие ответа, надо узнать, что творится в Москве. А также в Лондоне, Мухино и всюду, где крутятся обитатели полусвета. Маруся же, засыпая, представляла себе союз Зои и Миши. Продешевит девушка из хорошей семьи, ей раз плюнуть окрутить свободного, до неприличия небедного мужика из какого-нибудь Лондона. Была б у нее там та же галерея, только гораздо более видная, была бы она звездой лондонского света, а муж бы за счастье почитал эту дольче вита оплачивать…

«Корнелия, адский треш, срочно звони».

«Не могу, на встрече».

«Пиши_эмодзи_обезьянки_

лапками_закрывшие_уши».

Корнелия сидела на заседании экспертного совета: взялась делать джиар киношникам, попросту говоря, пролоббировать пару бюджетных заказов, но ведь джиар — government relations — звучит куда достойнее. Куки очаровывала экспертов, прикидывая расклады в тендерной комиссии, когда на экран вылез новый текст Зои:

«Надо срочно встретиться

_умоляюще_сложенные_ладошки».

Зоя же сидела с Наташей Поленовой в своем салоне. Она попала в переплет, а Корнелия уже третий час не может на связь выйти, хотя маньяк Дунин возник именно с ее подачи, — умеет же она говно людям подсовывать. Зоя бы его послала, но было неловко, раз Дунин убедил ее начальство закрыть галерею и вместо нее устроить антикварный салон.

— Я считала себя обязанной ему, — жаловалась она, — он просил картину для лондонской квартиры, я нашла. Школа Констебля, но в интерьере сойдет и за самого Констебля, не такие уж они знатоки викторианского периода.

Зоя честно всё изложила: такие-то имена стоят вот так, эдакие — вот эдак. Если надо бюджетно, вот полотно с хорошим провенансом, приличный художник второго эшелона. И уже совсем на пальцах: «Почти Констебль, только не за три миллиона, а за тринадцать тысяч».

Дунин обхаживал Зою, предлагал слетать на уик-энд на Ривьеру, Зоя брыкалась. Даже если бы он не был таким отвратным маньячилой, помешанным на бабах и деньгах, Зоя ведь не содержанка, ее не так родители воспитали. Маньячила пропал на полгода, а тут объявился и устроил такой ад, что Зоя бомбила Корнелию призывами о помощи.

«Зойка тебя разыскивает», —

отватсапила Поленова.

«Все завтра скажи наберу

_эмодзи_три_гоблина»

Ответив, Куки продолжала ворковать с экспертами, считая, что на время закрыла вопрос, но не тут-то было.

«Железно завтра? Нужно встретиться,

у меня правда беда» — это уже от самой Зои.

«Кофемания на Арбате в 9:30?

_эмодзи_три_бурых_крота».

На завтрак в «Кофеманию» Корнелия явилась из спортзала, в худи и шароварах Rick Owens, с рюкзачком Bottega Veneta и в кроссовках shabby chic. Зоя тоже была в чем-то простеньком: джинсы, жилетка a-ля дубленка поверх толстовки и меховые мокасины на босу ногу.

— Куки, катастрофа! Дунин заявил, что приценил своего псевдо-Констебля на Sotheby’s, и ему красная цена пять тысяч. Я говорю, что если так, то и покупал бы все на Sotheby’s — ты ж понимаешь, какая конкуренция между аукционными домами и как они друг другу ставят подножки.

— Хочешь сказать, Sotheby’s объявил войну твоему салону? — хихикнула Корнелия.

— Не вижу ничего смешного… Он обвиняет меня в мошенничестве и грозит уголовкой. А начальство требует, чтобы я возместила ему стоимость его псевдо-Констебля. С какой стати, он же не с закрытыми глазами покупал, в договоре все записано…

— А Миша что? — Корнелия в задумчивости ковыряла сырник.

— Кричит: «Иди в суд, у тебя железобетонный договор». Не понимает особенностей рынка искусства, у нас же все на репутации.

— Что-то я сырником не наелась, давай эклер напополам?

— Не буду… Тринадцать штук мне не найти, даже если на панель пойду. Куки, я знаю, кто может помочь. Твой Клячин! Ему Дунина осадить — раз плюнуть, у них на Новой Риге огромный проект, — Зоя умоляюще посмотрела на Куки.

— Зой, ты о чем? Забудь про него, я никогда к нему ни с чем не обращаюсь. Найдем кого попросить, обещаю.

Ага, обещаю… Ни фига Корнелия не сделает, даже не почешется. Это ж надо сказать — тринадцать тысяч выложить! Никого ни о чем нельзя попросить.

А Корнелия, сев за руль, действительно задумалась, кого бы попросить. Есть одна влиятельная дама… Так, стоп! Если уж дергать эту ниточку, то не ради Зои, Корнелии самой есть о чем попросить даму: помочь окоротить Клячина! Как она раньше не сообразила! Все потому, что не дают сосредоточиться.