Сны о будущем

Елена Климентова, 2021

Кате Кудряшовой очень нравятся сны, они похожи на сказки, в них все реально, хоть и невозможно подобное представить в действительности. Но у Кати получилось. Ее сны становятся реальностью. Как? Она и сама не знает. Видимо сила ее воображения настолько сильна, что стала творить чудеса. Авантюра? Да. Мистика? Возможно. Но так ли все будет в жизни, как мечтается? У Вселенной свои законы, которые пока людям не подвластны, и Катя невольно эти законы нарушает, что вызывает массу как приятных, так и не очень последствий…

Глава 2. Кабриолет

…Желтый кабриолет с открытым верхом мчится по пустой извилистой дороге морского побережья. Солнце, день, тепло. Очень тепло. Женщина за рулем, в тугом бордовом платье-футляре, светло-кремовый легкий шарф развевается на шее. На глазах — солнцезащитные очки. Ехать надо долго. Она и так едет достаточно долго, а ехать надо еще дольше. Куда, зачем — не важно. Едет и все тут. Дорога доставляет ей удовольствие. А удивительные ландшафты радуют глаз. Море — синее, зелень — яркая, солнце — ласковое, а воздух пахнет соснами.

Шарф развевается у нее за спиной. Затем соскальзывает с шеи и срывается птицей назад. Летит легкой кремовой полупрозрачной полоской над дорогой, забыв про свою хозяйку, и за поворотом его бросает на лобовое стекло следующей за кабриолетом машины, полностью закрыв обзор водителю.

Машина резко виляет по шоссе, слышен визг тормозов, затем автомобиль ныряет с дороги вниз, по крутому склону к побережью и скрывается из вида. Раздается взрыв и над дорогой поднимается столб пламени.

Быстрая перемотка сна назад.

…Снова желтый кабриолет мчится по извилистой пустынной дороге морского побережья. Шарф развевается на шее молодой женщины, сидящей за рулем в темно-бародовом платье-футляре. Затем шарф соскальзывает с ее шеи, летит назад и порывом ветра его затягивает под заднее колесо. Кабриолет начинает вести вправо, женщина отчаянно крутит руль, пытаясь выровнять движение, но скорость слишком велика и машину заносит. Кабриолет разворачивает на 180 градусов, задние колеса повисают над обрывом, колыхается на ветру кусочек замотавшегося вокруг колеса шарфика, еще мгновение и машина по инерции скользит назад, срывается вниз, к морском побережью, скрываясь из вида. Раздается грохот, затем взрыв и над дорогой поднимается столб пламени.

Снова быстрая перемотка сна назад.

…Опять желтый кабриолет мчится по пустой извилистой дороге. Солнце сверкает в морской воде, пахнет соснами и предчувствием счастья. Легкий кремовый шарф, завязанный на шее женщины, сидящей за рулем в чем-то очень открытом и обтягивающем бардового цвета, развевается на ветру. Женщина поправляет солнцезащитные очки, от движения руки шарф соскальзывает с ее шеи, ветер приподнимает его, затем резко бросает вниз, кончик шарфа затягивает под колесо, женщина даже этого не замечает. Но через мгновение шарф резко дергает ее за шею, скрутившись намертво тугим узлом, рвет голову назад. Ломаются шейные позвонки, но женщина еще по инерции судорожно крутит руль, машину на скорости резко заносит и она врезается в придорожную скалу. Но женщина уже этого не видит, она мертва.

…Неужели все так просто?

Катя открывает глаза. Варианты трагедии на каком-то прибрежном шоссе еще стоят перед ее глазами, но последние два ей явно не нравятся. Умереть, как Айседора Дункан, в расцвете лет, из-за петли на шее ей не хочется. Не хочется и падать на своем желтом кабриолете вниз. Может, пусть лучше та, другая машина, которая ехала за ней, сорвется в море? Нет, страшно и так и этак. И за себя и за неизвестного ей человека. А есть ли другие варианты? Можно ли разорвать цепь этих трагических событий?

Ну, конечно!

Катя снова закрывает глаза и через несколько секунд сквозь темноту начинает брезжить свет. Залитая солнцем комната, огромное зеркало в золоченой раме стоит на отполированном до блеска паркете и в нем отражается молодая женщина в обтягивающем бардовом платье без рукавов. Стройные загорелые ноги, бежевые туфли в цвет загара, темные волосы стянуты на затылке небрежным пучком.

Женщина стоит перед зеркалом и примеряет длинный, светлый полупрозрачный кремовый шарф, накидывая его то на плечи, то на голову, то закручивая вокруг шеи. Последний вариант ей почему-то категорически не нравится, женщина пытается раскрутить шарф — не получается, женщина торопится, случайно делает рывок, петля сильно затягивается вокруг шеи. Ей больно, она прикусывает губу, выдыхает. Затем все-таки раскручивает шарф и в раздражении срывает его с шеи. Нет, он ей больше не нравится. Она бросает шарф на пол и быстро выходит из комнаты, по дороге прихватив с туалетного столика солнцезащитные очки, сумочку и ключи от желтого кабриолета.

Ветер колышет белые занавески и дует под лежащий на паркете кремовый шелковый кусок ткани. Тот, то вздымаясь, то опадая, лениво перекатывается по паркету, напоминая большую недовольную змею. Время останавливается в этой огромной светлой комнате, наполненной драгоценными безделушками и ароматами зеленых роз, расставленных в разноцветных граненых вазах везде — на полу, на столике, на тумбочках у кровати…

— Да. Так, пожалуй, оно лучше.

Катя снова открыла глаза и сладко потянулась. Она обрадовалась, что ей удалось найти верное решение в жизни той, незнакомой ей женщины из ее то ли полусна, то ли полуяви. А дальше пусть она едет спокойно туда, куда торопилась, по этому красивому извилистому морскому шоссе навстречу своему счастью. А счастье ее, несомненно, ждет. Потому что все об этом говорит — и дорога, и красивое платье, и взгляд спокойных серых глаз в отражении зеркала заднего вида, и запах. О, этот сумасшедший запах другой, неведомой ей жизни, который даже сейчас Катю пьянит и сводит с ума.

…Белые толстые подошвы бесстыже-ярких оранжевых кед лениво шлепали по лужам и по смеси из мокрого снега, грязи и реагента, которым заботливые дворники с утра обсыпали все тротуары. Прогноз о сильном снегопаде в Москве озвучивали накануне всего городские телевизионные каналы. И коммунальные службы подготовились к нему так хорошо, что растаявший к обеду снег превратился в грязную соленую массу толщиной сантиметров пять, а то и больше.

Белые толстые подошвы очень скоро стали серыми, а на входе в маленькое кафе успели покрыться черными разводами. Оранжевая, текстильная поверхность кед была забрызгана грязью так сильно, что их хозяйке, видимо, потребуется немало времени, чтобы их отчистить. А, может, даже и придется с ними расстаться — ведь реагенты это такая въедливая зараза! Сколько обуви ей уже пришлось выбросить за долгие годы ее жизни в этом грязном, холодном, равнодушном и вечно куда-то спешащем городе…

— Привет, Мисс Очевидность!

— Привет… А почему очевидность?

— Да по твоим кедам очевидно, что ты прошла немалый путь пешком, вместо того, чтобы взять машину или прыгнуть в маршрутку.

— А что еще тебе очевидно? — Катя присела за маленький круглый стеклянный столик, разматывая на шее серый, грубой вязки шарф.

Ее собеседник, молодой мужчина с неформальной внешностью, что включает в себя перечень необходимых атрибутов — сережку в ухе, модную одежду в стиле городского панк-кэжел, усмехаясь, придвинул девушке чашку с полуостывшим латте.

— Очевидно, что ты соврала боссу про свою простуду. Больной человек не будет шлепать под мокрым снегом три остановки. А врать не хорошо.

— Я знаю. Поэтому тебе врать не буду. Я не больна.

— Тогда что же? Воспаление хитрости?

— Нет. — Она задумчиво помешала сахар в чашке и сделала первый глоток, после чего сморщилась. — Холодный.

— Да. Кофе ждал тебя очень долго и замерз. Так что с тобой произошло?

— Ничего. Я просто решила сегодня прогулять работу.

— Ничего себе! А флешку с фотками принесла?

— Да.

Катя достала из карману флешку и передала мужчине, тот, не глядя, запихнул ее во внутренний карман куртки.

— Сколько там?

— Сто пятьдесят, кажется. Или что-то вроде того.

— Есть что-нибудь интересное?

— Не знаю. Я не смотрела.

— Да ладно! Неужели даже не полюбопытствовала? Это на тебя не похоже. Что же ты делала?

— Я? Спала…

Маленькое уютное кафе было почти пустым. Только они плотно вжались в круглый стеклянный столик, да еще одна дама в смешной шляпке неспешно потягивала кофе и ела пирожные за столиком у окна.

Катя и Федька любили иногда здесь встречаться. Раньше это было довольно часто, когда между ними то ли начинался, то ли уже шел вялотекущий служебный роман. Который так же вяло со временем сошел на нет. Федьку, на самом деле, звали Борис. Но она звала его Федей. И, что интересно, он с охотой откликался на это имя. Его фамилия была Федоров. И ей было совершенно непонятно, почему в ее представлении имя Борис никак не хотело дружить с этим высоким, плотным молодым мужчиной с замашками свободного художника. Поэтому она поначалу называла его по фамилии, а потом просто коротко и по-дружески — Федя.

— Ну, ладно. Предположим, флешку я дизайнерам передам и боссу отчитаюсь, мол, видел нашего фотокорра, болеет ужасно. Грипп, кашель, простуда. Выйдет на работу не скоро. Где-то через недельку?

— Не знаю. Посмотрим… Я вот, знаешь, о чем думаю в последнее время? О том, что где-то в пространстве определенно существует другая жизнь. Параллельный мир. В котором все так же реально, как у нас с тобой сейчас.

— У тебя точно нет температуры?

Она рассмеялась, глядя в озабоченно-встревоженные Федькины глаза под всклокоченной шевелюрой. Ну почему он никогда не расчесывается? Это было для нее одной из загадок Федькиной личности, как и то, почему он, при этом, всегда практически в идеальном порядке держит свою обувь и меняет носки чуть ли не два раза в день.

Мужчины, вообще — странные существа. Каждый раз, когда ее судьба сводила с очередным поклонником и даже претендентом на ее руку и сердце, при ближайшем рассмотрении и более близком знакомстве практически каждый из них вдруг обнаруживал странные привычки и особенности образа жизни, от чего она каждый раз терялась и не знала, как на это реагировать. Ведь в обычной жизни они были такими простыми, такими симпатичными и незамысловатыми. А в личной, и даже интимной сфере вдруг столько всего возникало! Один, например, обожал ходить по дому с голыми ногами в коротком махровом халате. Все бы ничего, да вот только постоянный вид худых, бледных и волосатых ног со временем полностью уничтожил у Кати сексуальное к нему влечение.

Другой был озабочен величиной и крепостью своего мужского достоинства, по поводу чего все время рефлексировал и каждый половой акт превращал в спортивное соревнование — кто дольше, больше, быстрее и без остановки. Чем вымотал ее полностью, как физически, так и эмоционально. Ну невозможно все время заниматься сексом, поглядывая на часы и измеряя размеры, количество оргазмов и продолжительность полового акта. А потом еще после все это обсуждать с партнером и ждать, как ребенок, похвалы и признания его достоинства.

С Федей, в этом смысле, все было куда проще и прозаичнее. И потому душевнее, что ли. Но вот носки — это было Федино святое. И обувь. Которую он мыл и надраивал каждый вечер перед сном до блеска, причем всю — и кеды, и кроссовки, и ботинки. Потому что каждый раз утром не знал, что наденет — это у него был своего рода фетиш. Как у женщины. Которая утром распахивает свой шкаф и придирчиво осматривает его содержимое, выбирая наряд по случаю и по настроению для каждого дня.

— Эй! Ты где? — Федя пощелкал пальцами перед ее носом.

Катя как будто очнулась, придя в себя от своих мыслей.

— Я здесь. Как всегда…

— Я всегда поражаюсь этой твоей способности вот так совершенно неожиданно отключаться. Как будто ты периодически выпадаешь в астрал.

Она улыбнулась и отхлебнула остывший кофе. Затем взглянула на него.

— А, может, я действительно, туда выпадаю?

— Ты то ли чокнутая, то ли гиперталантливая. Вот сколько я тебя знаю, все никак не могу до конца разобраться в этом вопросе. Так что ты там по поводу параллельных миров говорила?

— Ты знаешь, я сегодня спасла женщину. И, может быть, еще одного человека. Не наяву, а в своем воображении. Но мне иногда кажется, что подобные вещи происходят реально, где-то в другом мире, там, где нас нет, и никогда не будет. Но мы можем влиять друг на друга. Точнее, наши миры.

— Трансферинга на ночь начиталась? Скажи правду?

— Нет. Сказок… А что такое трансферинг?

Федька тяжело вздохнул, допил кофе и встал.

— Ладно, выздоравливай. Я поехал в офис. Шеф ждет фотки. А вечером, может, позвоню. Расскажу тебе про пространство вариантов по версии одного очень модного эзотерика. Уж если ты заинтересовалась и захочешь продолжить разговор на эту тему.

— Не думаю, что захочу. Просто, у меня это, видимо, настроение момента. Сегодня какое-то особое настроение… И день такой странный…

— Да самый обычный день. Рабочий. А ты — сачок!

Федька неловко чмокнул ее в нос и отчалил, неуклюже лавируя между стеклянными столиками, чем очень напомнил слона в посудной лавке.

Катя посмотрела на старушку у окна, которая аккуратно доедала пирожное, подставляя под него ладошку, чтобы крошки падали не на стол.

— Типичная старуха Шапокляк, — подумала она. — Одинокая и, наверное, очень занудливая. А еще — несчастная. И временами вредная до невозможности. И шляпка у нее безобразная. Из прошлого века. Типичный образец персонажа сказок Евгения Шварца или Астрид Линдгрен.

Катя любила сказки. И не только в детстве. Накануне вечером, когда она уставшая поздно добралась до дома, ей совершенно случайно попалась книжка…

…Мне совершенно случайно попалась на глаза эта книжка, одна из моих любимых, которые пылились на антресолях без надобности много лет. Детская сказка. Она сразу вызвала массу воспоминаний и эмоций. Все читанные-перечитанные и потому ненужные книги стояли в коробках под потолком. Но черт меня дернул поискать любимый грубой вязки серый шарф среди уже убранных на лето зимних вещей. Дернула пакет, двинула коробку, сама чуть не свалилась со стремянки, чертыхнулась, покачнулсь, ухватилась за эту коробку, картонка треснула… И на голову посыпались детские воспоминания.

Эти книжки не выбрасывались и не отдавались племяннику по одной только причине — на каждой странице, в каждой иллюстрации хранилось мое детство. Оно помнило все о запахах и фантазиях, бродивших в моей кудрявой голове, когда мне было четыре года и я научилась читать, затем шесть, потом 8 и 12 лет, после чего детские книжки были заброшены в дальний угол книжных антресолей и им на смену пришли романы Голсуорси, Фолкнера, Диккенса, Фолкнера, Мэриме и прочих англичан, немцев, французов. Что, собственно, и сделало меня довольно начитанной барышней, которая слыла в дальних и близких кругах воспитанным и образованным человеком. По этой причине мне прощались и отстраненность в общении, и свобода суждений, вольность в одежде и даже некий снобизм. Снобом я, конечно, никогда не была. Но для себя решила — хорошо, пусть так и будет. Пусть так и думают. Не объяснять же каждый раз, что мне ужасно скучно. Видеть одни и те же лица и слушать одни и те же разговоры. Причина же всего этого на самом деле была совершенно в другом — я просто умная. Да. Вот так и прямо я говорю о себе — я умная. В отличие от многих. И ничего с этим теперь не поделаешь. И как бы меня не воспитывали мои тетушки и дядюшки, вся моя многочисленная родня, которая после смерти родителей ретиво за меня взялась, уговаривая взяться за ум, остепениться, свить семейное гнездо и начать рожать ребятишек — результат всегда был нулевой. Я слишком умна для того чтобы быть красивой.

А как еще иначе привлекать противоположный пол, чтобы заняться продолжением рода, как не красотой? Ум в этом деле помеха. И привлекательность, которая всячески подчеркивается, а внешность — украшается, является тем самым пламенем, на которое летят, как бабочки на огонь, все потенциальные женихи. Мне же все это была вовсе не нужно. Я устраивала себя такой, какой была — с не выщипанными бровями и не накрашенным ртом.

Тот, кто когда-то мне сказал, что я умная — тот открыл для меня Вселенную. Я-то думала, что со мной не так? А вот в чем дело, оказывается. И сразу же этому человеку поверила. Потому что многие вещи в моей голове тут же встали на свои места. И мне стало понятно, что, как и почему со мной происходит. А еще этот человек сказал, что я очень красивая. И добавил, что мне придется выбирать, что развивать в себе дальше. Потому что в моем случае ум и красота существовать вместе не могут, это два взаимоисключающих понятия. Чтобы не свихнуться и правильно выстроить отношения с миром, я должна решить, что для меня будет в приоритете. Я выбрала первое. Потому что я, правда, слишком умная для того, чтоб быть красивой.

Катя раскрыла детскую книжку наугад и залюбовалась иллюстрацией — Принцесса в белом кружевном платье летит по воздуху, а внизу, с земли, ей грозит кулачком смешной королевский палач. Который простудился и не смог по этой причине выполнить свои обязанности по отрубанию головы Простака, возлюбленного Принцессы. На казнь парнишку послал Король, дабы его непокорная дочь не выскочила замуж за кого попало. Но из-за простуды палача казнь перенесли на другой день, а ночью Принцесса ухитрилась выкрасть ключ от темницы и выпустила невольника на свободу…

Катя дочитала до конца сказку залпом и облегченно вздохнула, закрыв книжку. Все-таки, как хорошо, что есть сказки и что они всегда заканчиваются хорошо. Вот бы и в нашей жизни так. Но нет… Все идет, все продолжается. И все это — совсем не хорошо и, главное, без начала и конца. И чем и когда закончится — одному Богу известно.

А можно ли сделать так, чтобы все было по-другому?..