Всё, что ты хотел узнать о своей мечте…

Елена Зайцева, 2022

Ты мечтаешь? Интересно, о чем? Наконец-то выучить этот английский? Или объехать планету в поисках новых впечатлений? А может быть ты мечтаешь перестать бояться? Увидеть и обнять своих близких? В начале прошлого века люди тоже мечтали, как и во все другие времена. Особенно много мечтал маленький Алёшка, когда ему с его семьей единоличников, живших в лесу, пришлось спасаться бегством в Европу от представителей новой власти. Переживая трудности своего пути, лишения, потери и новые встречи, проявляя самоотверженность и предательство путники не переставали мечтать и при каждой возможности вели разговоры о смысле жизни и своих грезах. Действие романа происходит в 20-х годах ХХ века в маленьком тихом селе Орловской губернии, откуда несколько семей спасаются бегством в страны Европы. В основу романа легли реально происходившие события. Комментарий Редакции: Потеря родного дома, долгий путь, схватки с грабителями – ничто по сравнению с силой человеческого духа и верой в мечту. Порой мечты героев кажутся слишком наивными, а иногда – слишком прагматичными. Но все они заставляют нас всерьёз задуматься о своих собственных мечтах.

II

Всё утро Анька не находила себе места. Прождав мужчин до поздней ночи и не обнаружив их дома утром, она слонялась по дому из угла в угол. Прасковья Романовна тоже заметно нервничала, но в свойственной ей манере пыталась не подавать виду. Что-то должно было случиться, раз никто из них не вернулся. Одно утешало, что если бы их убили, то они бы точно об этом знали, из села бы уже донесли.

— Мам, может я пойду в село узнаю, что там в лесу творится? — Тихо спросила Анька, сидя у окна, не отрывая глаз от калитки. — Может им помощь какая нужна? Ну нельзя же просто сидеть и ждать?

— Ох, не знаю я Ань, что и делать? Тебя если поймают, то я совсем с ума сойду. Так нельзя, надо что-то другое придумать. — Заметно волнуясь, тихо ответила Прасковья Романовна, боясь разбудить спавшего на печке Алёшку.

— Мам, сейчас некогда думать понимаешь? Сейчас каждая минута на счету. Пусти меня. А? — Ища поддержки у свекрови, снова спросила Анька.

— Ань, ну вот что мне с тобой делать? Иди коль так считаешь, ты уж и не маленькая, чтоб я тебе разрешение давала. — Понимая, что Анька права, сказала Прасковья Романовна.

— Ты знаешь мам, что я не потому разрешение прошу, что маленькая, а потому, что мне надо, чтобы ты согласная была и обиду не затаила, что поперек твоему слову что-то делаю.

— Ну иди дочка. — Тихо ответила Прасковья Романовна. — Может и правда, что узнаешь? Если в деревне никто ничего не знает, ты там не задерживайся, сразу домой возвращайся. Главное Стёпкиной банды избегай. Если кого завидишь незнакомого сразу домой беги.

— Хорошо, мам, я буду осторожной.

Прасковья Романовна обняла крепко Аньку и перекрестила её на дорогу. Анька вышла в сенцы и там же быстро накинула свой выходной «наряд», в котором за минуту превратилась в бездомную старуху. На голову она повязала черный платок и, как обычно, взяв золы из печки, быстро обтёрла ей руки и лицо. Выйдя на улицу, Анька сдвинула платок почти на самые глаза и быстрым шагом вышла из двора.

Чтобы точно никого не встретить, Анька решила пойти через лес, так и короче получалось: быстрым шагом меньше получаса.

По лесу Анька двигалась почти бесшумно, только изредка наступала на сухие ветки, от которых раздавался характерный звук. Она так волновалась, что не слышала ничего вокруг, только сильный стук своего сердца и прерывистое дыхание. От волнения за мужа и свёкра горло у неё как будто бы сдавило, и Анька всерьёз стала опасаться, что в итоге не сможет ни с кем поговорить, потому что не могла выдавить из себя ни одного звука.

Не больше двадцати минут понадобилось Аньке, чтобы дойти до окраины леса, откуда уже было видно их село. Ей оставалось перейти поле, чтобы оказаться возле Шуркиной хаты. Шурка была её подругой с самого их приезда. Первый год Анька жила практически рядом с ней, вот они и сдружились. Вместе гулять вечерами ходили, вместе в поле на покосе были. Шурка Аньку очень поддерживала, и когда родители умерли, и когда ребенок не случился. Всегда она оказывалась рядом, то развеселит, а то и вместе с Анькой поплачет. А когда Анька к Игнату в лес перебралась, часто навещала, нянчилась с маленьким Алёшкой.

Анька огляделась по сторонам и никого не увидев, подняла подол юбки и быстро побежала через поле к Шуркиной избе. Меньше чем в версту шириной, Аньке это поле показалось бесконечным. Добежав до первого забора, она остановилась и присела за кустом сирени отдышаться. Через пару минут дыхание восстановилось, и она стала различать звуки деревни, а не только бешенный стук своего сердца и громкое прерывистое дыхание.

Где-то мужики на завалинке вполголоса обсуждали свои дела, мычали коровы, чей-то петух неугомонно оповещал о своем присутствии всю округу. В чьём-то доме голосили маленькие дети и какая-то женщина громко кричала на своего пьяницу мужа.

Полностью придя в себя, Анька поправила свой «наряд», согнулась как старушка и пройдя между заборами пошла к Шуркиному дому. Выйдя на улицу Анька, почувствовала на себе удивленные взгляды, и как будто всё вокруг затихло, даже петух и тот, как будто удивился и безмолвно вопрошал, что это за рвань тут к ним пожаловала.

Анька, не останавливаясь шла медленным «старушечьим» шагом к своей цели. Один раз она уже приходила в таком виде в село, но ей тогда никто не встретился по пути, а сейчас, как назло, будто вся округа на одной улице собралась. Низко наклонив голову, Анька уже почти дошла до Шуркиного дома как услышала знакомый скрип ворот.

— О, Матрёна, ну наконец то ты пришла родимая! — Уперев руки в бока, на всю округу запричитала вовремя появившаяся Шурка. — Я уж думала не дождусь тебя старая перечница! Давай иди быстрей, пошевеливайся! А вы, что рты поразинули? Старух никогда не видели? Эка невидали! Тётка это моя из соседнего села в гости пожаловала.

Взяв Аньку под руку, Шурка быстро завела её во двор и с треском закрыла воротину.

— Ну Анька, ты даёшь? Я чуть было не ушла. Пару бы минут и разминулись! Чтоб ты тогда делала, дурёха? — Зашипела Шурка.

— Не знаю, чтоб я делала. В кустах бы спряталась и тебя бы дождалась. Дело срочное Шур. — Умоляюще посмотрела на подругу Анька.

— Да знаю я твое дело. Дай погляжу на тебя! Ох и красавица, — расхохоталась Шурка. — Вот талант у тебя Анька! Надо было в город тебе ехать! Глядишь, актриса из тебя бы вышла. — Шурка сложила руки на груди и мечтательно закатила глаза.

— Ага вышла бы, а то, как же. Мне, Шур, не до шуток сейчас, пошли в дом. — Отмахнулась от Шуркиных шуток Анька.

— Да, пошли скорей, а то ты там на улице конечно много шороху навела. Теперь на неделю дала всем тему для разговоров. Вдруг откуда не возьмись появилась эта мисс. — Снова расхохоталась Шурка.

— Рада была помочь скрасить ваши серые будни. — Подыграла ей Анька. — Шур, ну скажи уже ты, знаешь что-то про мужиков в лесу? У меня Игнат там и Иван Кузьмич. — Не вытерпела Анька.

— Знаю. Нашёл Степан их стоянку. Но никого пока не поймали. Мне тут соседский пацан всё докладывает. Он у наших бегает на побегушках, ну и связным, если что-то передать надо, еду там или лекарства. Я как раз к нему шла, мы за коровником дальним должны встретиться через четверть часа.

— Ну, так ты иди скорей! — Стала выталкивать подругу за порог Анька. — Я буду тут ждать.

— Хорошо, иду я уже. Только ты свои тряпки поснимай. А то упаришься совсем или испугаешь кого до смерти. — Напоследок дала указания Шурка.

— Ладно, сниму. Иди скорей, а потом сразу возвращайся домой!

— Есть сразу возвращаться домой, мой командир! — Шурка изобразила воинское приветствие стукнула каблуками ботинок и, показав Аньке язык, выбежала из дома.

Анька только улыбнулась, её подруга умела поднять настроение. Шурка была невысокой с очень красивыми, плавными формами девушкой. В её серых глазах всегда были искры смеха, даже когда Шурка ругалась, её глаза всегда выдавали внутреннюю доброту, а белые кудри до плеч придавали её лицу вид ангела, особенно, когда щёки заливались девичьим румянцем.

После минутного разговора с Шуркой от былого Анькиного напряжения и страха след простыл. Она скинула свою накидку и взяв кухонное полотенце вытерла лицо, с которого уже ручьями лился пот. Вся маскировка, конечно, стёрлась, но ничего, у Шурки небось золы найдется на обратную дорогу. Анька решила немного передохнуть, села за печку на топчане и не заметила, как задремала.

Выйдя со двора, Шурка увидела привычную для неё картину. Соседские бабы что-то яростно шептали другу в уши.

— Привет соседки! — Что есть мочи крикнула Шурка, от чего бедные женщины даже подпрыгнули от неожиданности. — За чью судьбу переживаете?

— Тьфу ты, Шурка, перепугала до смерти! Тебе лишь бы зубы скалить! Может за твою жизть мы переживаем? Боимся вот, что одна в девках помрёшь, счастью женскому не бывать у тебя, с твоим характером несносным! — Съязвила самая вредная из всех теток на свете, Шуркина соседка Наталья.

— Ох ты ж батюшки мои! Нашла об чём горевать, Наташка! Это с каких это пор человеку для счастья мужик в доме нужен? Али лучше, что ль как ты, битой через день ходить!? Тоже мне счастливица! Семейным счастьем обжилась ты я смотрю не очень! Я уж лучше не сватанной помру, — расхохоталась Шурка и гордой походкой пошла к месту встречи с ранее упомянутым соседским пацаном — Ванькой Старостиным.

— Уж и слов не подберешь, до чего противная девка! Нет, чтобы как все жить! Так нет, выделывается, ходит, про счастье тут всем байки травит. Тьфу, одним словом, гадюка, — со злостью и обидой сказала Наталья, после чего быстро ретировалась домой.

Оставшиеся на улице её подруги, ясное дело стали сразу «переживать» за жизнь Натальи.

Шурка к назначенному времени добежала до места встречи. Ожидавший её Ванька, ходил из стороны в сторону держа руки за спиной.

— Ну, ты капуша, Шурка! Уже минут пятнадцать тебя дожидаюсь, — возмутился Ванька.

— Сам ты капуша! Тебя никто не просил раньше положенного приходить. Ещё раскроешь нас. — Возразила Шурка и грозно помахала пальцем перед самым Ванькиным носом.

— Ладно, не шуми! — Строго сказал Ванька и попытался поймать надоедливый Шуркин палец. — Ишь ты крикливая какая!

— Я не крикливая! Будет ещё каждая сопля меня воспитывать! Давай по делу лучше говори. — С напускной строгостью и радостью, что её палец остался при ней, выпалила Шурка.

— Ох, и деловая ты, Шурка. С тобой только про дело и можно говорить, а за жизнь ты так себе собеседник. — Ванька ловко увернулся от Шуркиного подзатыльника и отбежав на безопасное расстояние начал рассказывать последние новости.

— Наших к болоту отогнали, теперь там пережидать будут. Степан хотел было за ними ломануться, но струсили в последний момент. Побоялись, что в трясину затянет. Хотят наших мужиков измором взять, дураки, не знают они нашего человека. Решили посты расставить и вылавливать по одному. Но мне Яков Ильич сказал, что они к ночи на той стороне болота будут и отсидятся на дальней заимке. А Степану тоже небось скоро надоест, слышал, что он скоро сменится и в село собирается наведаться.

— Ну хорошо, что никого не достали. Там раненных нету?

— Нет, никого не ранили. Они их даже не видели. У наших всегда дозорные стояли, так они Степана за версту увидели и все ретировались. Так что Степка, только на потухший огонек примчался. Крику там конечно было, мама не горюй. Разозлился он крепко.

— Понятно, ну пусть позлится, не всё же ему в комедию играть.

— Ну вот такие дела Шур. Больше вроде никаких новостей и нет. Как стемнеет, я в обход пойду к нашим, завтра тогда в это же время приду обратно, буду тут же тебя ждать.

— Договорились. Смотри там не геройствуй! Береги себя.

От этих слов Ванька залился краской и с тоской в глазах стал смотреть вслед уходящей Шурке. По всему Ванькиному виду было видно, что он в неё давно и по уши влюблён. Жалко, что с возрастом не попал, Шурка его из-за этого даже человеком не считает.

— Шур, а может мы как-нибудь погулять пойдем? А? — Крикнул вдогонку Шурке Ванька, в очередной раз решив испытать удачу.

— Чево? — Как будто удивившись обернулась Шурка.

— Ни чево, а погулять. Что такого-то? — Улыбаясь спросил Ванька.

— Не перегрелся ли ты, Ванька, часом? Ты давай завязывай со своими прогулками и сопли подбери, а то по всей улице болтаются. — Хитро подмигнув, Шурка лихо развернулась на каблуках и покачивая бедрами пошла в сторону дома.

Ванька только вздохнул. Ну, попытка не пытка. Подумаешь, два года разница, а ведёт себя, как будто, в бабки ему годится. Ванька и связным заделался только потому, что Шурке всё передавать надо было. Когда он ещё так часто с ней видеться сможет? От обиды Ванька пнул лежащий на земле камушек и, насвистывая какую-то душещипательную мелодию, побрёл в сторону своего дома. Надо было ещё успеть поесть и поспать до вечера, следующая ночь обещала быть бессонной.

Красавцем Ваньку назвать было нельзя, но до жути обаятельным запросто. Густые русые волосы и крепкие руки придавали ему ещё больше мужского очарования. Аньке он, конечно, тоже нравился, ну не так сильно, чтобы это демонстрировать считала она. Вот и мучались оба.

Анька проснулась из-за шума на улице. Прислушавшись, она услышала какие-то громкие мужские голоса прямо возле Шуркиных ворот и сердце ухнуло куда-то к животу.

В ворота начали стучать.

— Хозяйка, а ну открывай ворота, дело есть. — На всю округу раздался грубый мужской голос.

И опять стучат по воротам, а кричат, как на базаре.

— Хозяйка, открывай ворота кому говорят? — Надрывался один из мужчин.

Анька решила переждать, подумала уйдут скоро, если поймут, что никого дома нет. Она прокралась к самому дальнему окну и выглянула на улицу. Возле ворот стояло три верховых и рядом стояла лошадь с телегой, в которой лежал мужчина.

Один из верховых конечно же, был Стёпка. Высокий с усами, глаза тёмно-карие и смотрят из-под густых бровей так, словно сквозь стены видят. На правом виске Степки был широкий шрам, из-за чего лицо его было как будто перекошено от злости. Даже находясь в доме, Анька задрожала от страха.

— Эй, мать, ты не знаешь, где твоя соседка? Нам её помощь нужна. Она же, говорят, в вашей деревне медичка? — Громко спросил Стёпка у Шуркиной соседки Натальи.

— Вот, чёрт, — вырвалось у Аньки от отчаяния и страха, что соседка её выдаст. Она закрыла рот руками и от злости даже прикусила себе губу.

— Ага, и правда, она у нас медичка. Больше никого и нет со знаниями такими. Она в районном центре цельный год отучилась бездельница, а теперь ходит всех бинтует. Тоже мне работа. Тюфу, тунеядка она, одним словом, а строит уж из себя чёрт знает что! — Воспользовавшись случаем выразила своё отношение к Шурке соседка Наталья.

— Ну, так и куда она пошла? — Не обращая внимание на недовольство женщины спросил Степан.

— А я почём знаю? Я за ней не слежу и отчета у ней не спрашиваю. Так у неё щас вроде родственница какая-то гостит, небось обождать вас пустит. Вы посильней стучите, она поди спит с дороги. Вроде, как с соседней деревни пришла.

— Вот старая дура, — снова не сдержалась Анька.

— Ну ясно, спасибо за помощь мать. Давай стучи ещё, — скомандовал Степан стоявшему рядом с воротами парню.

Анька поняла, что придется им открыть и маскарад ей не поможет, вблизи быстро поймут, что она ряженная. Анька глубоко вздохнула, чтобы унять дрожь в руках скинула лохмотья, кое как оттерла лицо и пошла к воротам.

— Что это за шум тут подняли? — С напускной строгостью закричала с крыльца Анька.

— Хозяюшка открой нам, мы к медсестре приехали, у нас тут раненный. Не оставлять же его на улице? Мы его в дом занесём, а вечером за ним приедем.

Такой расклад Аньке подходил, главное, чтобы они тут на долго не задерживались.

— Хорошо, щас открою, не шумите.

Анька быстро подошла к воротам и настежь их открыла.

— Заносите в сенцы, там топчан стоит туда его кладите.

— Ну, спасибо красавица, должником твоим теперь буду, — криво усмехнулся Степан, не сводя с Аньки глаз.

— Не надо мне ничего. Я не медсестра и помочь ему всё равно не смогу.

— Ну, вдруг что случится, так ты кликни Степана, меня тут вся округа знает, я помогу чем смогу, договорились? — Смотря на Аньку в упор ответил Степан.

— Хорошо, — унимая дрожь и подступавшее волнение, выдавила из себя Анька.

Подручные Степана быстро занесли своего раненного товарища в сенцы и вышли на улицу. Степан стоял на месте и не сводил с Аньки глаз. Анька на него старалась не смотреть, хотя его взгляд чувствовала всей кожей.

— Что-то ещё нужно? — Не поднимая глаз, тихо спросила Анька.

— Да, я вот хотел спросить, ты одна пришла, или с мужем?

— У меня нет мужа, и семьи нет тоже, — не подумав выпалила Анька и прикусила язык.

— Как же ты одна в таком неспокойном мире живёшь, красавица? — Заулыбался Степан.

— Хорошо живу, не жалуюсь.

— Я вот скоро в город собираюсь, может поедешь со мной? Не может же такая красота в этом болоте прозябать?

— Мне как-то в этом болоте привычней и спокойней будет. Я, наверное, откажусь, но за предложение спасибо. — Практически теряя самообладание ответила Анька.

— Да ты не бойся, я не обижу. Я можно даже сказать с серьёзными намерениями. Ты не думай, я ведь ни какой-нибудь прохиндей. Я, ведь, и посвататься могу. Тебя я не обижу, как королева жить будешь. А?

— Да я тебя в первый раз вижу! Да и нет у меня таких планов. Я лучше в дом пойду, так что всего хорошего. — Стала медленно пятиться к крыльцу Анька.

— Ладно, ты только не серчай на меня красавица, — крикнул в спину Аньке Степан. — Но я тебе серьезное предложение сделал, ты это имей в виду. Я тебя увидел и пропал, так что без боя не сдамся, — засмеялся Степан и быстрым шагом вышел со двора.

Анька, быстро вернувшись к воротам на негнущихся ногах закрыла из на засов и пулей залетела в дом. Забыв, что в сенцах лежит раненный подручный Степана, она вскрикнула от неожиданности, чем привела его в чувство и он открыл глаза. У мужчины была открытая рана на правом боку, скорее всего ножевое ранение.

— Ты что орешь свербигузка чёртова? — Недовольно прикрикнул он на Аньку.

— Простите, я с испугу. Щас медсестра придет она вас подлечит. — Дрожащим голосом и чуть не плача ответила Анька.

— Воды хоть дай клуша ты окаянная! Что застыла то, как вкопанная? — Продолжал прикрикивать раненный.

Анька принесла из дома воды и дала ему напиться, потом она прикрепила потуже повязку к ране и, не задерживаясь, снова скрылась в доме. Буквально через несколько минут пришла Шурка, которой по дороге уже донесли, что к ней доставили раненного.

— Анька, — крикнула Шурка не успев зайти в дом. — Давай воду на огонь ставь скорей.

Анька без лишних разговоров выполняла все указания подруги. Вместе они меньше, чем за час обработали и зашили рану. Шурка дала мужчине какого-то порошка, после чего он почти сразу заснул.

— Завтра будет как новенький бегать, — сказала Шурка, убирая все свои медицинские инструменты в фельдшерскую сумку.

Зайдя в дом, Шурка почти сразу рассказала Аньке о разговоре с Ванькой, видела, что она сама не своя.

— Ох, слава Богу, Шур. Я уже не знала, что и подумать. Еле стерпела, чтобы сразу у тебя не выпытывать начать.

— Да, я уж и так поняла. Он давно тут лежит? — Кивнула Шурка в сторону раненного мужчины.

— Нет, и четверти часа не прошло, как ты вернулась. Его Степан привез.

— Ох, батюшки мои! И он тебя видел получается?

— Да, видел. И даже свататься собирается.

— Как это свататься? Ты что же не сказала, что замужняя?

— Да я с испугу сказала, что не замужем. Побоялась за Игната. Что делать-то теперь? Он сказал, что не отстанет.

— Да он и правда не отстанет. В прошлый раз, когда приезжал сюда, к Машке Тереховой сватался, так та в город сбежала, лишь бы не нашёл её. Так что, мать, не знаю даже, как быть теперь.

— О, господи, что же я наделала? Хорошо, что соседки меня не узнали. Щас потемнеет и я домой вернусь, больше из дома ни ногой. До нас-то они вряд ли дойдут, авось, пронесёт и он отстанет. А ты скажи, что я тоже в город уехала, а куда — ты не знаешь.

— Да уж, чувствую от меня он теперь не отстанет. — Грустно пробормотала Шурка. — Ну ты, Ань, натворила делов. Все ж знают про Степана, что он ни одной юбки не пропустит. А тем более такую, как ты! Ну ладно, не кисни, прорвемся. — Видя, что Анька чуть не плачем сменила гнев на милость Шурка. — Не дрейфь, подруга. Давай лучше домой собирайся, уже потемнеет скоро.

Анька крепко обняла Шурку, накинула свою одежду, повязала платок и сажей приукрасила лицо. Как только стали опускаться сумерки, она незаметно вынырнула из Шуркиного дома и не спеша пошла вдоль заборов, направляясь той же дорогой в сторону дома.

Обратная дорога заняла у Аньки больше времени. Пришлось несколько раз пережидать в кустах встречных прохожих. Она видела, как Степан ехал к Шуркиному дому и мысленно помолилась, чтобы с её подругой всё было хорошо. Домой Анька пришла, когда на небе была уже луна.

— Ох, дочка, ну наконец то, — запричитала Прасковья Романовна. — Я уже и места себе не нахожу. Алёшку еле спать уложила, замучил меня вопросами. Получилось узнать что-то?

Анька рассказала всё, что она узнала от Шурки. Рассказала и про встречу со Степаном и о том, как она напортачила.

— Ничего Ань, не волнуйся. Ну, сказала и сказала. Ты и не обязана никому докладывать, замужняя ты или нет. Они к нам вряд ли доберутся. У них небось и других забот хватает. А если и наведаются, так мы тебя схороним. Лес то немаленький и уж мы-то его получше других знаем. Не переживай, ты же не одна одинёшенька, у тебя семья есть, мы тебя в обиду не дадим.

— Да, я не за себя боюсь, мам, я за Игната боюсь и за вас всех! Вдруг Степан, какую пакость удумает, даже подумать страшно.

— Ничего, думаю он пару дней поищет тебя, а потом успокоится. Всё будет хорошо, милая моя. — Прасковья Романовна поцеловала Аньку в лоб и стала накрывать на стол почти остывший ужин.

На следующее утро женщины занялись своими привычными делами. Прасковья Романовна уговорила Аньку взять Алёшку с собой за водой и на огород и когда наконец-то Анька согласилась Алёшкиной радости не было предела. Он вместе с Сашкой, следовавшим везде за ним, ходили за Анькой по пятам. Алёшка помог натаскать воды, прорвать сорняки на огороде, набрать свеклы, отсыпать муки для хлеба. В общем к вечеру он наконец то был, как говорится, «без ног» и заснул, как только стало смеркаться.

Анька с Прасковьей Романовной снова ждали мужчин до глубокой ночи, но они так и не пришли.

Таким же образом, прошло ещё два дня. На Аньке уже не было лица, но в деревню она пойти больше не решалась, тем более с Шуркой они договорились, что та сама придет или кого из мальчишек отправит, если что-то узнает. Если никто не приходит, значит они живы и здоровы. Это успокаивало и Аньку, и Прасковью Романовну.

— Мам, если к концу недели они не придут, я сама пойду на эти болота. Сил больше нет ждать их.

— Успокойся, Ань, будем ждать столько, сколько будет нужно. Ты этих болот не знаешь, выдашь всех, когда тебя из трясины вытаскивать кинутся, понимаешь? У нас с тобой пока нет выбора, будем ждать, а ты лучше спать пораньше укладывайся, завтра спозаранку с Алёшкой собирались в лес пойти. — Как могла пыталась успокоить Прасковья Романовна Аньку.

— Ладно, пойду и правда лягу, а то измоталась я совсем.

— Ну, вот и правильно.

Анька быстро уснула, сказывались тяжелая работа и нервное потрясение последних дней.

Прасковья Романовна ещё долго сидела у окна и вышивала узоры на Алёшкиных рубашках и спать легла уже глубокой ночью.

Анька резко села на кровати. Весь лоб был мокрым, дыхание прерывистым. На улице ночь и тишина. Только сова ухает в лесу. Сашка заскулил в углу, испугался чего-то. Анька замерла. Какой-то внутренний страх охватил её. Она спустила голые ноги на холодный деревянный пол и босиком пошла к окну. Во дворе никого не было. Ночь был ясная, на небе был нарастающий месяц, который освещал всё вокруг. Анька постояла возле окна с минуту и пошла на цыпочках к печке. На печке тихонько сопел Алёшка с Прасковьей Романовной. Анька подошла к дальнему углу и просунула за печку руку, туда, где Иван Кузьмич ещё давно соорудил тайник для ружья, чтобы дети ненароком не достали. Когда она нащупала стальное дуло ей стало немного спокойней. Анька хорошо стреляла, отец ещё в детстве научил.

Сашка поднял морду и опять тихонько заскулил. Он не лаял, Анька отучила и знала, что если он скулит, то рядом кто-то чужой. Она опять подошла к окну, но на улице было пусто. Шикнув на Сашку, она прокралась в сенцы и полезла на чердак. На чердаке было окошко с маленькими ставнями. Анька пробралась в темноте к оконцу, которое смотрело в сторону села, тихонько его отворила и стала всматриваться в темноту.

Ничего не видно, один чёрный лес почти беззвучно качался от тёплого ветра. Слышно тоже ничего не было, только цикады стрекотали и, где-то далеко птицы говорили свои разговоры. Анька осталась смотреть, всё равно теперь не уснет. Ужас, охвативший её, стал немного отпускать, она уже могла свободно дышать и перед глазами ничего не расплывалось. Холодный пот сошёл, и кожа стала снова нагреваться. Анька ещё немного посидела и с облегчением вздохнув, решила всё-таки спуститься вниз.

Тихонько прокравшись обратно, она спустилась вниз. И чуть не расшиблась на последней ступеньке лестницы. Возле входной двери стоял и беззвучно скалил зубы Сашка. Вся его шерсть на холке стояла дыбом. Глаза потемнели и стали чёрными. Казалось, что он в два раза увеличился в размерах, а лапы будто вросли в пол.

Анька поняла, что возле дома кто-то есть: чужой и опасный. Она стала пятиться через сенцы в дом. В голове была только одна мысль добраться до ружья и предупредить Прасковью Романовну. Прасковья Романовна знала, что делать в такой ситуации, бежать и спасать Алёшку. А Анька с Сашкой уж как-нибудь сдюжат.

Почти не дыша, Анька добралась до входной двери и стала тянуть дверь на себя. Все петли были смазаны, Игнат не пожалел масла, истратил почти целый бочонок на все двери и засовы. Заменил все ходящие под ногами доски, чтобы ничего не скрипнуло и не выдало жильцов в доме.

Открыв дверь, Анька чуть слышно позвала Сашку. А Сашке два раза повторять не надо, опустив голову вниз, он следом за Анькой зашёл в дом. Одним словом, человек в волчьей шкуре. Анька закрыла дверь и снова стала прокрадываться к печке. Взобравшись на подножку, она потянула за руку Прасковью Романовну.

На улице что-то треснуло. Кто-то крался вдоль дома и через окна была видна чёрная тень. Анька, вцепившись в руку Прасковьи Романовны перестала дышать. Стало понятно, что убежать они не смогут.

Проснувшись и увидев Аньку, Прасковья Романовна сразу всё поняла. Показав глазами в сторону тайника с ружьем, сама она стала сползать с печки и тянуть за собой одеяло, на котором спал Алёшка. Анька на цыпочках зашла за печку и достав ружье, зарядила его и очень медленно взвела затвор. Дождавшись пока Прасковья Романовна сняла с печки Алёшку, который продолжал сладко спать, они вышли в сенцы.

Прислушавшись к звукам на улице, женщины затаились возле лестницы. Вокруг снова стояла тишина. Прасковья Романовна, не теряя ни минуты быстро передала Аньке Алёшку и взяв у неё ружье, довольно проворно для своего возраста стала взбираться по лестнице на чердак. Женщины двигались так бесшумно как только могли, и такой же бесшумный Сашка всё это время тихо стоял рядом не сводя глаз от входной двери.

Боковым зрением Анька увидела в дальнем окне дома чьё-то лицо. Мужчина с растрепанными волосами прижался к окну и всматривался в темноту дома. Почти всё окно запотело от того, что мужчина прижался к стеклу почти вплотную и тяжело на него дышал своим открытым чернозубым ртом. От ужаса Анька застыла как вкопанная и только прижатый к её груди Алёшка помог сдержать крик, рвавшийся из неё наружу. С отчаянием посмотрев наверх и увидев тянущие за Алёшкой руки Прасковьи Романовны, Анька немного пришла в себя и поднявшись на две ступеньки подкинула в верх своего сына. Прасковье Романовне этого хватило, чтобы схватить Алёшку и почти бесшумно затащить его на чердак. Оставалось провернуть такой же трюк с Сашкой.

Анька спустилась и взяв на руки Сашку, все также бдительно охранявшего вход стала взбираться по лестнице, почти как акробат исполняющий трюк «ходьба по канату». В висках у Аньки стучало, казалось, что этот стук слышно за несколько километров от дома. В глазах рябило. Ступенька вдох, ещё одна выдох. Послышался грубый мужской бас. Анька замерла и стоя на приставной лестнице, с огромной собакой на руках, почти не дышала.

Не званный гость был не один, кажется их двое, а может быть даже больше, и они уже подходили к входной двери, которая была в двух метрах от Аньки. Анька подняла глаза наверх и с ужасом посмотрела на Прасковью Романовну, которая, приложив палец к губам, показывая тем самым не издавать не звука и рукой поманила её наверх. Анька продолжила тихо взбираться, ещё две ступеньки, и она будет там, в относительной безопасности. Только сейчас она поняла, что, если эти люди проникнут внутрь, они с Прасковьей Романовной смогут сбежать в лес через наружную лестницу в дальней части чердака. Анька сделала ещё один шаг и закинула Сашку наверх, который запрыгнув с ловкостью пантеры сразу лег на краю продолжая следить за входом, возле которого происходила какая-то возня. Также бесшумно у Аньки могло и не получиться.

В тот момент, когда она сделала очередной шаг наверх входная дверь с треском упала в сенцах. На секунду Анька застыла, а очнувшись подтянулась вверх и толкнув Прасковью Романовну вглубь чердака, схватила ружье, лежавшее на краю, и направила его в сторону двери, когда в её проеме показался мужчина.

Всё пространство вокруг сразу наполнилось тухлым запахом гнили и кислой бражки. Мужчина был невысокого роста, чуть выше Аньки и худощавого сложения. У него были черные как смола волосы, торчавшие в разные стороны. Даже сквозь ночные сумерки было видно, что вся одежда на нем была грязная и рваная. В руках у мужчины был топор. Зайдя внутрь, он остановился в центре комнаты и стал прислушиваться к звукам в доме. Застыв неподвижно на лестнице почти под потолком Анька, старалась не дышать. Мужчина продолжал озираться и вслушиваться, недовольно щурясь от темноты. Было ясно, что надо действовать быстро пока он окончательно не привык к темноте. Но Аньке нужно было точно знать, сколько их всего и где они находятся. Мужчина как будто замер и почти не дышал, только зловонный запах источал кругом. Справа от Аньки в окне показался второй:

— Иди, внутрь! Чё ты встал баран?! — Прошипел он своему напарнику.

— Я жду, заткнись… лучше осмотрись на улице, чем меня подгонять, — прохрипел стоящий в доме мужчина в ответ.

Оба снова на мгновенье замерли. Второй мужчина так и не показывался в поле Анькиного зрения, но теперь она точно поняла, что их только двое. От этого стало легче, теперь она знала, что одного сможет убить, а пока со вторым будет воевать, Прасковья Романовна сможет убежать с Алёшкой в лес.

Стоявший в доме мужчина отмер и сделал шаг вперед. Видимо глаза привыкли к темноте дома, и он стал внимательней озираться вокруг. До двери, ведущей в дом, ему оставалось ещё шага три, не больше. Посмотрев в Анькину сторону, мужчина отвернулся, а потом медленно вернул свой взгляд назад и уставился на неё как баран на новые ворота, и поняв, что перед ним женщина, хоть и с ружьем он ухмыльнулся диким, звериным оскалом. Анька подняла ружье выше, показывая, что выстрелит в любой момент. Мужчина, продолжая ухмыляться, поднял вверх левую руку, показывая, что безоружен. Анька кивнула на его правую руку. Не выпуская топор из руки, он также вытянул её в сторону. Второй мужчина как будто провалился. Его не было ни видно, ни слышно.

— Брось…, — еле слышно сказала Анька сквозь сжатые зубы, вздрогнув от собственного голоса.

Мужчина еле заметно оскалился и вскинул топором в сторону Анькиной головы… раздался выстрел и рядом с Анькиным ухом, что-то взорвалось, а потом что-то горячее полилось на плечо. Мужик, прижимая руки к животу, свалился на пол и взвыл. В этот момент из-за угла дома выскочил второй мужчина, с пепельно-седыми короткими волосами. Телосложением он был не больше первого, но было сразу видно, что он тут старший. Седой стал стрелять из проема двери в сторону, где как он думал, находилась Анька. Четыре выстрела и все в стену.

Анька, прижав к себе ружье, вжалась в лестницу и сидела ни живая, ни мертвая. У неё был ещё один патрон, но нужно дождаться подходящего момента.

С улицы слышалась тихая брань Седого. Раненый катался по полу и орал как недорезанный хряк и пол под ним постепенно покрывался багровой лужей. На какое-то время Седой затих под окном. Анька не шевелилась и сидела под потолком как приведение в белой ночной рубахе с кожей почти такого же цвета, только левое плечо и рукав плотно покрывались алой кровью, продолжавшей литься из рассеченного уха. Видел бы её сейчас Игнат, восхищению не было бы предела.

Седой заглянул в сенцы вытянув вперед руку и целясь в нижний левый угол, где как он думал должен быть стрелок. Раненный, увидев своего друга завыл ещё громче призывая не бросать его тут. Седой что-то прошипел ему и раненный стал медленно ползти к выходу, оставляя за собой широкий кровавый след. Добравшись до двери, раненный остановился, начав громко кашлять и сипеть, видимо не в сила продолжать двигаться. Седой схватил его за руки вытащил во двор и стал негромко что-то говорить.

Потом всё снова затихло и с минуту стояла тишина. Анька, не чувствуя боли, а только бешено колотившееся сердце пыталась расслышать, что происходило на улице, надеясь, что незваные гости ушли. Но напрасно. В дом запрыгнул Седой и не теряя и секунды сразу ломанулся в сторону Аньки. Еще один выстрел и он застыл прямо перед лестницей. Анька вздохнула с облегчением. Тепло радости растеклось по её животу. Убила обоих. Слава Богу, Алёшку и мамку никто не тронет. Но присмотревшись она увидела, что лицо Седого стало расплываться в кривой улыбке, полной гнева и злости.

— Промазала милая, — прохрипел довольным басом Седой. — Ты я гляжу бабенка резвая. Не зря Степка с ног сбился, разыскивая тебя. Видишь в какую глушь нас снарядил. Все ради любви. — Поднял вверх палец сказал Седой и громко рассмеялся своей шутке. — Это же ты у деревенской медички была? Я тебя узнал.

И без того бледная Анька, казалось, потеряла всякую способность дышать, а только с выпученными от ужаса глазами продолжала пялится на ухмылявшегося Седого.

— Что тебе надо? — С огромным трудом прохрипела Анька, собравшись с силами.

— Да, ты резвая, но не сильно сообразительная я смотрю. — Щелкнул языком Седой и покачав от разочарования головой медленно продолжал подбираться к лестнице.

— Стой, где стоишь! — Прошипела Анька, увидев его маневр.

— А то что?

— А то глотку перегрызу. Вот что. — уже окончательно придя в себе железным голосом процедила Анька сквозь сжатые зубы.

— Ну вот приехала! — Всплеснул руками Седой. — Я к ней свататься пришел за Степана, лучшую жизнь, так сказать, предложить, а она глотку грызть собралася. Ты тут мать совсем одичала я смотрю.

— Какой ещё Степан? Я знать никакого Степана не знаю. Иди откуда пришел и не возвращайся. Скоро мой муж придет и тогда не жилец ты больше. Ясно?

— Ты мне дуру то из себя не строй! Я тебе сразу сказал, что узнал я тебя, так что твои фокусы не выйдут, не морочь мне голову каким-то мужем. Давай слазь лучше по-хорошему, и я отведу тебя в деревню. Думаю, если хорошо попросишь Степна, он тебя за своего подстреленного человека простит. Тем более не такой уж и важный этот человек, раз с бабой справиться не смог. — Снова заржал Седой ещё больше радуясь своей шутке.

— Я никуда с тобой не пойду, лучше время не трать. Сказала же, что ты меня спутал с кем-то. — Снова сказала Анька.

— Ну зря ты так. Жалко тебя, конечно, но выбора ты мне не оставила, так, что считай хана тебе зараза.

Седой резко вскинул руку и ухватив за край Анькиной рубахи, со всей силой рванул её вниз, от чего она кубарем слетела с лестницы отбив при падении себе всё, что можно. От удара головой в глазах потемнело, в ушах загудело и тело наполнилось тяжестью. И тут Аньку пронзила острая боль в животе, потом в спине, на бедрах, в голове. Седой бил её ногами, обутыми в тяжелые сапоги. Анькино дыханье почти остановилось, а от боли и удушья она стала проваливаться в забытьё. Ещё удар, ещё один и уже почти не больно, только время остановилось, а тело как будто окаменело.

В какой-то момент ей показалось, что что-то мягкое прошелестело по её лицу. Очень мягкое и нежное, и очень похожее на Сашку. Он также пахнет. Но этого не может быть, ей, наверное, кажется, ведь Сашка был на чердаке с мамкой, в безопасности. Анька думала только об одном лишь бы они не подавали звуков. Вдруг удары прекратились, наверное, Седой устал.

Анька ничего не слышала в ушах гудело. Горячая и соленая кровь наполнила ей рот. У неё теперь были только одни мысли, если они ушли, то нужно успеть убрать кровь, чтобы не напугать Алёшку. Анька попыталась открыть глаза. Один глаз не открывался вообще, а сквозь второй можно было увидеть только белую пелену, словно туман застилал всё вокруг. Через несколько секунд Анька сделала ещё одну попытку и вокруг стало немного прояснятся. Сквозь гул в ушах стали доносится звуки, как будто из подвала кто-то приглушенно кричал и матерился.

Анька сделала ещё усилие над собой и попыталась подняться. Через пелену тумана, всё ещё застилавшего её глаза, она увидела какое-то движение на полу, словно туго смотанный клубок из тряпок, шерсти, человеческих рук и ног катался из стороны в сторону.

Постепенно к Аньке стал возвращаться слух, и она ещё чётче услышала крики, рычание и чей-то визг. Собаки? Это был Сашка, который каким-то чудом оказался внизу и сейчас вцепившись в лицо Седому, просто рвал его с животным остервенением. Седой пытался скинуть Сашку и оторвать его от себя даже ценой потери частей тела, но Сашка не поддавался. Таким его Анька никогда не видела. Он был похож на дикого волка, защищавшего свое потомство. Лицо Седого было всё в крови. На руках болтались оторванные куски кожи, вся одежда превратилась в клочья. Аньке с трудом удалось перевернуться на бок и сесть, прислонившись к стене. Она посмотрела наверх, но мамки не было видно. Анька решила найти что-то тяжелое, чтобы огреть этим Седого и встав на колени она поползла к стене, где Иван Кузьмич хранил свои инструменты.

И тут раздался визг. Жуткий, душераздирающий визг раненого животного, пробирающийся под жилы. Анькино сердце остановилось. Она медленно села и повернулась в сторону, где происходила драка. С ужасом она думала какую картину перед собой увидит. Сашка валялся в углу как половая тряпка и не дышал. Седой лежал посредине комнаты, тяжело хрипел и всхлипывал.

Анька боялась пошевелиться. Спустя несколько секунд Седой зашевелился, и куча тряпок громко кашляя и харкая кровью, стала медленно подниматься. Уже стоя на ногах Седой медленно обведя взглядом комнату уткнулся глазами в Аньку и сделал в её сторону неровный шаг. Встав на четвереньки, Анька стала пятиться к стене. В глазах у неё до сих пор всё плыло и двоилось. Ещё одну драку она не переживет. В голове лихорадочно бегали мысли о спасении. Анька была готова вцепиться и убить Седого голыми руками. А если надо она как Сашка готова была вцепиться зубами ему прямо в глотку.

Вся Анькина рубаха была в крови и в грязи от сапог Седого. Рассеченное топором ухо ещё сильнее стало кровоточить, и ночная Анькина рубаха уже почти наполовину пропиталась кровью. Волосы растрепались по плечам и склеились от крови. Она чувствовала себя сейчас загнанным на охоте зверем, и готова была драться до последнего вдоха.

Во дворе что-то загремело, раздался приглушенный голос раненного, который звал на помощь. Седой с горечью сплюнул в сторону Аньки и с перекошенным от гнева лицом, а вернее тем, что от него осталось, выскочил во двор. На улице послышались приглушенные голоса и какое-то движение. Анька приподнялась на колени и выглянула в ближайшее к ней окно. Две темные фигуры, сцепившись друг с другом, удалялись в лес. Анька с облегчением села на пол и тупо уставилась на темную кучу, которая должна была быть Сашкой и слезы стали литься ручьем из её заплывших от побоев глаз. В доме было тихо. Наверху тоже не раздавалось не звука.