Потустороннее. Книга II. Мистические рассказы. Еще страшнее…

Елена Гвозденко

Любителям классических ужасов. Приоткрой завесу тайн, загляни в мир потустороннего, и ты поймешь: реальность – лишь отражение иного мира. Во второй книге еще больше рассказов, еще больше страха…

Предостережение

Константин сразу почувствовал, что с этой девушкой что-то не так. Не успела она устроиться на соседнем сидении, как в автобусе сразу стало прохладно. Это в жаркий августовский полдень! И запах, он никак не мог определить, чем пахнет от незнакомки. Прелыми листьями, лесной землей, подвальной сыростью? Только отъехали — небо заволокло тучами, клубы рыжей с черными подпалинами городской пыли припорашивали пестрый пейзаж. Константин всматривался в знакомые переулки, ожидая, когда же, наконец, автобус вырвется из городского марева к живым, сильным деревьям, к манящим лесам, к пряному довольству полей.

Если бы не годины бабушки, кто знает, когда бы удалось вырваться из города? На похороны в прошлом году он не попал, лежал со сломанной ногой. Теперь с нетерпением ожидал встречу с маленьким деревенским домиком, где прошло детство. Вот только до сих пор не мог представить этот домик без шустрой фигурки бабушки.

Девушка рядом что-то писала в небольшом блокнотике. Он не выдержал, скосился на лист в клеточку. Незнакомка писала в столбик какое-то имя и фамилию. Мужчина присмотрелся — весь листок был исписан «Синегорской Ариной».

Константин отодвинулся, насколько позволяло кресло, отвернулся к окну, рассматривая островки скудного водительского комфорта: гостиницы-новоделы в окружении чахлых посадок, с коптящими мангалами и раскрашенными кафе. Запах горелого мяса заползал в автобус. Захотелось пить, он потянулся к сумке. Девушка перестала писать и уставилась немигающим взглядом.

— Может быть, вы хотите пить? — предложил мужчина.

Девушка не отвечала, только смотрела черными глазами — впадинами. По спине мужчины пробежал озноб.

«Пересесть что ли?» — думал он, оглядывая салон, даже присмотрел себе пустующее место в самом конце автобуса. Но тут девушка настойчиво потянула за рукав: «Смотри…»

Никогда до и никогда после он не слышал, чтобы так говорили. Впрочем, однажды ему пришлось общаться с человеком, который разговаривал при помощи трубки, вставленной в горло. Голос девушки отдаленно напоминал речь того бедолаги, но никаких трубочек видно не было.

Она опять склонилась над блокнотиком и стала рисовать. Нарисовала сердечко, а потом перечеркнула его. Рядом написала: «Галя». Затем появилась машина — незатейливый детский рисунок, который с каким-то остервенением перечеркивала, закрашивала темным. И опять рядом имя, в этот раз Борис.

И, наконец, появилась девочка на качелях, совсем маленькая девочка. А на следующем — качели лежали на земле, как и эта девочка. Попутчица старательно выводила: «Геля». Дорисовав, она захлопнула блокнотик, и стала пробираться к водительскому месту. Автобус притормозил, открыл дверцы, и незнакомка осталась далеко позади.

Константин не мог успокоиться до самого поселка, до родного домика под красной крышей. Некогда такой веселый, он выглядел сиротливым, растерянным, брошенным. Катарактные стекла окон, заросший палисадник — мужчине подумалось, что жилища тоже переживают депрессию. Родственники хлопотали на кухне, как же давно он их не видел: и веселушку тетю Киру, и серьезную тетку Галку. Кузен Борис тянул во двор, намекая, что припрятал там кое-что.

— Борька, да не пью я.

— Что совсем? Болеешь что ли?

— Нет, не болею. А знаешь, бери свое «кое-что» и пошли на кладбище сходим. Я еще на могиле у бабушки не был.

Они шли по аллее, засаженной березами. Их нежная бледность, повисшие пряди ветвей навевали светлую грусть. Константин рассматривал новые захоронения, узнавая на фотографиях друзей своего детства, ближних и дальних соседей. Вот Мишка, с которым они в первый раз отправились на рыбалку. Сколько им было — пять, шесть? Красавица Светка, она же моложе на целых пять лет!

— Спилась, — сказал Борька, поймав взгляд брата. И тут же отхлебнул прямо из горлышка.

И тут Константин увидел… Над могилой девушки возвышался необычный памятник — фигура Ангела вовсе не застыла в скорби, она будто парила, раскрыв крылья, всматриваясь в даль. Казалось, что Ангел видит и деревню, и железную дорогу, расположенную сразу за ней, соседние города… С памятника на Константина смотрела сегодняшняя попутчица. Она улыбалась…

— Слушай, Борька, ты машину себе купил?

— Да, откуда знаешь?

— Борька, продай ее! Разобьешься!

— Ты с ума сошел? Я копил целый год, кредит взял.

— Вот и отдашь кредит.

— Да ты что? За сколько я ее продам? Да и не хочу я продавать!

— Борька, поверь. Хорошо, я расскажу…

И Константин рассказал.

— Нет, ну ты нормальный? Села рядом пациентка психиатрической клиники, а я машину продавать буду.

— Но это она, Синегорская Арина, умерла полгода назад. Она сначала свое имя писала. А еще нарисовала сердечко, перечеркнула и написала Галя.

— У тетки обнаружили заболевание сердца…

— А кто такая Геля, девочка лет двух?

— Мишкина дочка. У них год назад родилась девчонка, не знал?

— Нет, ее нельзя подпускать к качелям.

За поминальным столом разговор постоянно возвращался к странному пророчеству. Спрашивали у деревенских — кто такая эта Синегорская Арина, но они почему-то не знали девушки, похороненной на их кладбище. Это было странно.

Позже Галина решится уехать к сыну Михаилу в Германию, там ей сделают операцию, и женщина быстро пойдет на поправку. Бабушка и спасет маленькую Гелю, удержав от попытки покачаться. Качели все же упадут, но жертв не будет. А Бориса похоронят через год, на том же деревенском кладбище. Он пьяным сядет за руль своей машины…