Когда они исчезнут

Елена Гвозденко, 2023

Из запертой квартиры исчезает Анна Петровна Кислицина, одинокая пожилая женщина. В процессе поиска выясняется, что в последнее время происходит всплеск загадочных исчезновений. Не встающая с постели мать пьющего сына, молодая женщина, ставшая жертвой брачного афериста, ребенок, страдающий от насилия родителей, брошенная жена – что объединяет пропавших при таинственных обстоятельствах? Неужели жизнь маленького человека в эпоху хаоса становится настолько ничтожной, или все же все они оставляют свой след, послание нам, оставшимся?

© Гвозденко Е., текст, 2023.

© «Геликон Плюс», макет, 2023.

И познаете истину, и истина сделает вас свободными.

Евангелие от Иоанна, 8 глава, строфа 32

Сновидение первое

Сколько людей, будто весь город вышел на улицы. Пёстрые шали, яркие шубки, крытые бархатом, парчой и просто крашениной, тулупы — всё мелькает, шумит, толкается. Из подворотни зазывает торговец гречниками: «Греш-ш-ники горячие, с пылу-жару». Дюжий мужик со сбитенником в руке, увешанный баранками, снуёт в толпе. Мальчишка в дырявом тулупе и латаных валенках следует по пятам, жадно поглядывая на густую связку.

– Пошёл, — рявкает сбитенщик, отгоняя голодранца.

«Маскерад, маскерад», — гудит улица.

– Это что же за Минерва таковская? — обращается солидный купец, стоящий у самой обочины, к своему приятелю.

– А кто ж её знает, причуда царская. Баба, видно. Теперь всё ожидать можно, при новой-то правительнице.

«Маскарад “Торжествующая Минерва”, первое массовое развлечение императрицы Екатерины II», — проносится в голове Антона. Откуда он это знает, что за Википедия в его голове?

За спинами купцов каменное здание — усадьба Салтыковых, центральная часть, боковые пристройки появятся позже. Мясницкая улица, ставшая благодаря великому Петру одной из главных проезжих в Москве. Минерва — древнегреческая богиня мудрости. Четыре тысячи человек несколько дней разъезжали по московским улицам с аллегорическим представлением для народа.

Толпа засуетилась, пришла в движение, послышались окрики и звук оплеух. Мещане и разночинцы, вжатые в стены, норовили забраться повыше, чтобы не пропустить обещанного зрелища. Наконец на Мясницкую въезжают огромные колесницы, запряжённые волами. Перед колесницами проносят первый шест с особым знаком для каждого отделения.

«Момус, пересмешник, древнегреческий бог насмешки и порицания, постоянно ищущий изъяны, знак первого акта уличной пьесы», — ожил голос в голове Антона.

Момус на шесте с куклами и колокольчиками, с подписью «Упражнения для малоумных». Хор комической музыки, исполняемой под литавры, театры кукольщиков, всадники на деревянных конях с погремушками, барабанщики и флейтисты в кольчугах.

– А сейчас, уважаемая публика, вы увидите самого Панталона, пришедшего к нам из итальянской комедии, — над шествием разносится звонкий голос оратора, доносящего до народа замысел устроителей. — Смотрите, смотрите, его несут слуги в портшезе. Этот сеньор хоть и совсем старик, но постоянно влюблён, потому и танцует, — при этих словах актёр, изображавший Панталона, спрыгивал на мостовую и устраивал неприличные кривлянья. Публика заходилась в восторге.

– Смотри, смотри, а штаны-то, да такие штаны можно и на избу натянуть.

– Глупый педант, он любит поучать. А вокруг него слуги — шуты да скоморохи.

Окружение педанта извивалось и корчилось в ответ на каждую реплику своего господина.

– Всяк должен ходить ногами, а хватать руками, — изрекал научник.

Толпа смеялась, улюлюкала, свистела.

– Это что же за намёки, позволь спросить? — обращался к собеседнику купец. Тот в ответ лишь покачивал головой.

– Этот придира так любит мелочи, что, если, скажем, подать ему не ту миску к обеду, так и кушать не соизволит. Так и помереть с голоду может, — голос ведущего заглушил хохот.

Книгохранительница безумного враля с огромной стопкой книг, Арлекин, Забияка, храбрый дурак — каждого нового персонажа народ встречал восторженными криками.

Два человека вели быка с рогами, приделанными на груди. Верхом на нём восседал человек с изображением окна напротив сердца. Рядом несли макет вертящегося дома.

– «Момус сетовал на богов, зачем вы сотворили быка и так высоко приладили к нему рога? Ему удобнее было бы бодаться, будь эти рога на груди», — объясняли публике.

— Ишь ты, на груди, а есть-то как? — кричали с задних рядов.

– И человек Момусу не понравился. Он решил, что если бы было оконце напротив сердца, то всяк мог бы заглянуть внутрь и понять, какой он на самом деле.

–  А что, Аннушка, — крикнул кто-то в толпе, — заглянул бы тебе твой муженёк в грудь и разгадал, к кому ты бегаешь ночами.

– Удобно было бы, — комментировали купцы, — сразу видно, обмануть тебя хотят или как.

– Так и тебе бы в сердце-то смотрели…

– А дом не должен стоять, а должен вертеться. Скажем, попался сосед нехороший, так дом и отворотить можно.

Шествие замыкал сам Момус в маске, изображающей насмешку.

Маска стала увеличиваться в размерах, расползаться, пока не закрыла собой шумящую улицу…