Русский Жребий

Елена Владимировна Семёнова, 2014

Русский жребий свёл в Новороссии самых разных людей: одесского юриста, чьи друзья погибли в Доме Профсоюзов и московского историка – потомка белого генерала, простых донбасских парней и прошедших Чечню офицеров, эмигрантку-кинематографистку и столичного военкора. Этих людей объединило одно: чувство Правды и Родины. Их судьбы, оборона ставшего русской крепостью Города, трагедия братоубийственной войны, её причины и суть – об этом рассказывает данная повесть.

Защитникам Новороссии посвящается…

Мой черный грач, простимся, брат.

Я — ополченец, я — солдат.

И может жизнь в момент любой

Позвать меня на смертный бой.

И мать опять не спит моя,

Ночами господа моля

О том, чтоб сын ее родной

Живым с войны пришел домой.

Скажи мне, грач, какой же толк

В словах про память и про долг,

Когда не сможем мы сберечь

Ни нашу честь, ни нашу речь.

И плачет женщина моя, ночами господа моля,

Чтоб, хоть изранен, но живой с войны вернулся я домой.

Мой грач, о, как бы я хотел,

Устав от скорбных ратных дел,

Прижать к груди жену и мать

И просто жить — не воевать.

Но плачет родина моя

Меня о помощи моля

И я иду опять, мой грач,

На этот зов, на этот плач».

Юрий Юрченко

Пролог

Эту запись он пересматривал уже не в первый раз, снова и снова разворачивая незаживающую рану, задавая вопросы, ответы на которые давно знал, но облегчения это знание не приносило.

На этой записи Город ещё был жив. Уже растревоженный первыми выстрелами, он ещё без страха смотрел в завтрашний день, ещё верил в то, что всё закончится хорошо, ещё бодрился, показывая решимость стоять до конца и в душе надеясь, что стоять-то придётся недолго, потому что вот-вот придёт помощь, как было это только что в Крыму. Крым — мечта, надежда, великий соблазн Юго-Запада России, отторгнутого от неё великим предательством безо всякой войны…

Совсем недавно Город сделал свой выбор, следуя примеру крымчан. Такой же сделали другие города и веси… Позже умные головы обратят внимание, что и вопрос-то на референдуме поставлен был как-то лукаво, неточно, оставляя возможность для трактовок, и наблюдателей-то не было даже от России, а значит юридическая легитимность народного волеизъявления остаётся под большим вопросом. Но кто об этом думал тогда? И кто разбирал эти нюансы?

А вскоре после этого Город отмечал Победу. Ту, без малого 70-летней давности, и грядущую, в которой многие ли из запрудивших площадь нарядных и радостных людей в тот день сомневались? В этот день в Городе даже прошёл парад — снятый с пьедестала танк «Иосиф Сталин», несколько бронемашин, «отжатых» у неосмотрительно заскочивших в Город «укров». Как радостно приветствовали эту «колонну техники сепаратистов»! Вон, поймал брошенный букет широко улыбающийся парнишка, сидящий на танке. Андрюха… Вот, он машет рукой — словно бы тем, кто видит его на экране, а на самом деле — своей невесте Катьке. Где-то есть и она в толпе, но на записи её не видно. Жениться на Катьке Андрюха так и не успеет. Через месяц после импровизированного парада снайперская пуля оборвёт его казавшуюся ему вечной жизнь…

Люди машут руками своим героям, развиваются флаги Республики и России. Родители дают маленькие флажки детям, и те весело машут ими и радостно цепляют на одежду георгиевские ленточки — самый желанный «сувенир» в эти дни. Большей части этих детей теперь в Городе нет. Многих будут вывозить из него уже под огнём, с риском для жизни. Некоторые останутся в нём навсегда, как та девочка с пышным бантом, цепляющаяся за руку матери — она погибнет в собственном дворе под очередным обстрелом, а мать, бежавшая к ней и застигнутая взрывом в дверях подъезда, останется калекой…

Но на этой записи никто ещё не знает, что будет именно так, никто не верит в возможность подобного. И, кажется, даже собаки, которых граждане, конечно, взяли с собой, разделяют их радость, не зная, что скоро станут искать пропитание за пределами Города, сбившись в стаи, потому что хозяева не смогут взять их с собой, убегая в неизвестность…

Город будет жить надеждой ещё долго. Ведь все слышали Крымскую Речь! Россия не допустит!.. Если Россия увидит!.. Россия оставляет за собой право!.. Россия защитит!.. Боже, для чего были все эти обеты, если не собирались защищать?.. Конечно, всё всегда знающие «мудрецы» найдут обоснование. Хитрый план, например… На худой конец, разведут руками и скажут, что весной наш лидер был одним человеком, а спустя несколько месяцев стал другим. Много мелкой лжи будет сказано в обоснование первой Большой Лжи, а знающие Правду за редким исключением предпочтут оставить это знание при себе. Ибо правда всегда куда менее затейлива, чем ложь, но куда более неприглядна и опасна для говорящих её.

В 19-м веке на пике могущества Империи её самый могущественный и рыцарственный Царь вынужден был изменить своё решение о лишении доходов с имений бежавшего в Англию для ведения подрывной работы против Империи Герцена оттого лишь, что этого потребовал… Ротшильд. А что теперь? Когда «Ротшильды» держат в своих липких лапах правящие антиэлиты всего мира, включая нашу? Держат тем, что все их капиталы, добытые, само собой, исключительно непосильным трудом на благо своих народов, находятся в банках этих самых «Ротшильдов»… Глядя, как извиваются европейские лидеры, повинуясь вышестоящей указке, требующей новых санкций против России, как они, зная, что санкции эти бумерангом ударят по экономикам их стран, по ним самим, противясь им остатками здравого смысла, всё же покорно голосуют «за», и самый не верящий конспирологии человек убедится в наличии Мирового Правительства, чьи цели противоположны интересам всех без исключения народов.

Чего же ждать от антиэлиты российской? Да и не ждали бы, если бы не Крым! А ещё ведь раньше и осетин защитили от Грузии… Так неужто же своих, русских, и не защитят? Забыли, забыли мечтатели, что русских у нас не защищают уже без малого век (да и прежде-то не так чтобы…). Не учли, что крохотная периферийная Грузия, не имеющая никаких ресурсов, не могла стать причиной для всемирного гевалта, а определённый ритуальный «наезд» с избытком компенсировался взрывом народной любви, столь нужного на фоне проведения в жизнь вредительских законов и грядущих выборов. Не учли, что Крым — это иное территориальное положение, наша морская база, престиж и, наконец, большой «навар» в перспективе. А, впрочем, может, и Крым бы не взяли, когда бы ни скоротечность событий, не давшая просчитать потенциальные «убытки» и «доходы». А как просчитали бы, как снеслись бы с «Ротшильдами» (и те-то в этой горячке промедлили на все рычаги разом надавить), так и устранились?

А после в эйфории этой и сказалась та самая пресловутая Крымская Речь, послужившая детонатором для оккупированного русского Юго-Запада. А когда спохватились, что наговорили лишнего, уже и поздно было, заполыхало зарево, уверовали желавшие верить Долгожданному Слову и никаких намёков, идущих вразрез ему, уже не слышали, не видели. И сомневающихся клеймили, не допуская сомнений. И в заверти этой лишь немногие головы трезвы остались. Как тот Батюшка из бывших десантников, что наперекор политике своего церковного начальства благословлял ополченцев сражаться за Родину, а о Крымском Триумфаторе высказался, уравняв его, словно пророча, со свергнутым Киевским Вором: «Висеть бы им на одной верёвке, только на разных её концах…» Что ж, законная участь всех предателей, тем более, тех, чья измена оплачивается такой великой кровью…

То, что его предали, Город поймёт после двух месяцев бомбёжек, и тогда, умирающий, полуразрушенный, истекающий кровью, начнёт проклинать вслед за Киевским Потрошителем и его бандами столь прославляемого недавно Крымского Триумфатора, пообещавшего, обнадёжившего и бросившего на растерзание вандалам…

На этих кадрах этого ещё ничто не предвещает… Лица, лица, лица… Многие из них до боли знакомы — всё это соседи, друзья, знакомые… Кого-то из них уже нет в живых, кто-то пропал, другие бежали на «большую землю», третьи остались на родных руинах, а четвёртые продолжают битву. И среди них он — Олег Тарусевич. Эту любительскую запись своего погибшего друга Борьки Головатого он теперь всегда возит с собой, потому что в ней — вся его память, всё, что он любил и за что сражается…

На экране появились трое: стройная русоволосая красавица в светлом платье, скрюченная в инвалидном кресле девушка, в крохотной, слабой руке сжимающая маленький российский флаг, пожилая женщина в огромных очках и с длинной тростью. На этом капитан Тарусевич всегда выключал запись, не имея сил смотреть дальше, и ещё долго сидел в каком-то оцепенении, разговаривая со своей памятью, ища ненаходимые ответы на сжигавшие сердце вопросы.