О гидах и людях

Екатерина Тишанинова

Как часто, отправляясь в путешествии на очередную экскурсию, мы задумываемся о том человеке, который рассказывает нам секреты памятников, на которые мы смотрим, отвечает на вопросы и щедро делится подсказками? Наверное, почти никогда, а зря. Гиды, если их как следует расспросить, могут поведать много интересного, ведь их жизнь полна невероятных приключений. В этой книге собраны самые забавные случаи из практики гида, которые ещё раз показывают нам, как это весело – путешествовать.

ВОН ИЗ МОЕЙ ПОСТЕЛИ!

Эта история произошла со мной, когда я только-только начинала работать в туризме. Разумеется, я не я была бы, если бы в самом зародыше своей карьеры не влипла в какую-нибудь сумасшедшую передрягу, о которой потом можно будет слагать легенды. Так что заря моей туристической деятельности была, как должно, яркой, запоминающейся и до невообразимости идиотской.

Расскажу всё по порядку с самого начала. Наливайте чай-кофе, это будет сага длиной в пару недель, ещё и с предысторией. Итак, когда меня взяли работать турлидером по России и Азии, то первым делом пригласили на курс обучения. Несколько дней мы изо всех сил постигали премудрости профессии, потом подписали контракт, и вот тут-то началось самое интересное. Прежде, чем отпустить каждого из нас в свободное плавание, начальство направило всех новичков на стажировку с опытными турлидерами. Зелёный новобранец присоединялся к группе, следующей по своему запланированному маршруту, и в его задачи входило наблюдать за работой старшего товарища, замечать и запоминать, что где находится, как зовут местных операторов, что делать с туристами, а также ходить хвостом за опытным коллегой и докучать ему дурацкими вопросами.

Мой стажировочный тур должен был начаться в самом сердце Поднебесной — в Пекине. По законам жанра, с самого начала что-то пошло не так. Это был год, когда Китай принимал летние Олимпийские игры, причём не где-нибудь, а, разумеется, в столице. Благоразумные китайцы вовремя смекнули, что количество желающих посетить их загадочную страну в тот год превысит все мыслимые и немыслимые пределы, и предусмотрительно прекратили выдачу виз как раз по весне. Как раз в мае. Как раз тогда, когда меня направили встречать группу в эпицентр олимпийской заварухи.

Я честно обивала пороги посольства в Москве, консульства в Санкт-Петербурге и бесчисленных визовых центров. Я обрывала телефоны всех турагентств, до которых только могла добраться. Всё ради того, чтобы и я, и заодно моё начальство могли понять и уяснить: визу в Китай нам в этом году не дадут. Никому из нас. Все повздыхали, посетовали на несвоевременность пекинской Олимпиады, но делать было нечего, так что и мне, и другим несчастным, оставшимся за бортом Китая, пришлось перехватывать группы в Улан-Баторе.

Улан-Батор — столица Монголии. Поясняю, потому что прекрасно отдаю себе отчёт, что Монголия — это до такой степени terra incognita¹, что вряд ли кто ясно себе представляет даже то, где она находится на карте, не говоря уж о таких узкоспециальных сведениях, как столица, форма правления, численность населения, письменность и валюта. Я сама знаю об этих вещах исключительно потому, что мне пришлось с ними столкнуться резко, надолго и вдребезги. Так вот, Улан-Батор был предельной точкой, доступной нам в тот год на российско-азиатском маршруте. Стало быть, группа доехала до монгольской столицы с китайским турлидером, а уж там начинался наш совместный праздник жизни. По плану, мы должны были провести три дня в Монголии, потом на поезде приехать в Иркутск, съездить на Байкал, дальше протрястись три дня в поезде по Транссибирской магистрали до Владимира, посмотреть на знаменитые города Золотого Кольца Владимир и Суздаль, оттуда приехать в Москву, и закончить наше великое путешествие в Петербурге. Весь путь с остановками занимал две с половиной недели, и для того, чтобы его начать, мне нужно было доставить себя в Улан-Батор.

Надо сказать, что компания, в которой я работала, брала на себя расходы на дорогу турлидера до точки назначения. Тем не менее, там существовал определённый бюджетный лимит, выходить за пределы которого было весьма нежелательно, ибо разницу пришлось бы оплачивать из своего кармана. Понятно, что в поиске билетов на самолёты мы соревновались в изобретательности и отыскивали наиболее дешёвые варианты, даже если они были не самыми удобными. Однако на первый взгляд мой перелёт из Москвы в Улан-Батор выглядел даже приемлемо. Я вылетала из Шереметьево вечером, прибывала в Иркутск в 6 часов утра по местному времени, а в 10 утра вылетала до Улан-Батора монгольскими авиалиниями. Единственным существенным минусом при этом перемещении казалась разница во времени: дорога от Москвы до Иркутска занимает часов 5, и это значит, что вся ночь выпадает из моей жизни напрочь. Ну да ладно, подумала я, зато стыковка нормальная. Тогда я ещё не представляла, что меня ждёт.

Благополучно прилетев в Иркутск, я выяснила, что тамошний международный аэропорт — это несколько увеличенная и перестроенная избушка на курьих ножках. Пусть иркутяне не кидаются в меня тапками — это было до того, как они отгрохали новое здание, большое и красивое, вполне достойное почётного звания международного аэропорта. Так вот, прилетела я в Иркутск, терпеливо дождалась регистрации и досмотра на рейс до Улан-Батора, прошла паспортный контроль, немилосердно зевая после отсутствовавшей в тех сутках ночи, и уселась на металлическое сиденье возле выхода в ожидании посадки.

Ровно в 10 утра, когда мы, в теории, должны были уже если не взмывать в небо, то хотя бы рулить по аэродрому в направлении взлётной полосы, в помещении оживился динамик и бесстрастным голосом сообщил нам, что рейс до Улан-Батора задержан на час в связи с погодными условиями. Делать нечего, пришлось клевать носом у выхода на холодном и жёстком железном стуле ещё час. И всё зачем? Только для того, чтобы через час услышать в динамике тот же голос, дающий знать, что рейс до Улан-Батора задержан ещё на час. Когда и это время миновало, вместо спасительного приглашения на посадку мы услышали всё тот же голос, обрекающий нас ещё на два часа томительного ожидания. Чтобы был понятен весь трагизм ситуации, напомню, что аэропорт в Иркутске на тот момент представлял собой слегка модернизированный сарай. Это значит, что у выхода на посадку не было ровным счётом ничего, кроме туалета — и на том спасибо. Небольшое замкнутое пространство, несколько рядов металлических сидений и глас свыше в динамике, от которого непостижимым образом оказалась зависима наша дальнейшая судьба. Никаких вам магазинов Duty-free, кафешек, газетных киосков и кофейных автоматов — всё это было роскошью, нам недоступной. Более того, запертые в небольшой комнатке в несколько квадратных метров, мы неожиданно оказались на «ничейной земле», потому что из России нас юридически уже радостно выставили, а в Монголию мы никак не могли влететь при всём желании.

День шёл своим чередом, глас свыше периодически возникал из небытия, чтобы поведать нам, что наш рейс всё ещё задерживается на неопределённое время. Мы, пленники гражданской авиации, страждущие у выхода, уже начали думать, что в Улан-Баторе к нашему прилёту спешно строится аэропорт, ибо за его отсутствием наш рейс негде принять. Взывать о помощи было решительно не к кому — сотрудники аэропорта и представители монгольских авиалиний предусмотрительно не показывались нам на глаза. Вспомнили про нас только часа в 3 дня, когда у некоторых членов нашей вынужденной компании начали появляться ассоциации с блокадным Ленинградом. Тогда до нас снизошёл ангел в форме сотрудника монгольского перевозчика, который принёс нам счастье в виде одной бутылки воды и одного сэндвича на брата. Как сейчас помню, сэндвичи были без намёка на мясо или колбасу — с морковкой. К тому времени мы были уже совершенно не привередливы, поэтому схрумкали морковные бутерброды со скоростью, достойной сверхзвуковых «Конкордов».

От отчаяния мы обсудили все табуированные темы, вроде политики, религии и гендерной философии, переиграли во все мыслимые игры, включая города, данетки и ассоциации, и начали потихоньку чувствовать, что медленно сходим с ума. Спасение от безумия пришло, когда наконец в 7 вечера нам явился сотрудник монгольских авиалиний и, подобно Моисею, вывел нас из земли Египетской, то есть из аэропорта. Родина снова великодушно приняла блудных путешественников в свои объятия, смачным шлепком аннулировав поставленный в паспорте штамп о выезде из страны. Нас отвели в местный рай на земле, то есть в ближайшую гостиницу, где — о радость! — накормили горячим ужином. После этого мы оживились и решили, что жизнь налаживается. Не успели мы так подумать, как нас снова построили в колонну по двое и повели обратно в аэропорт под конвоем всё тех же доблестных представителей монгольской авиакомпании. Нас снова провели сквозь строй досмотра и паспортного контроля, и в итоге мы вернулись в исходную точку — в то самое помещение с холодными железными сиденьями, где мы томились весь этот проклятый день. Тем не менее, в этот раз судьбе, видимо, наскучило играть с нами, и примерно в половине десятого вечера двери торжественно распахнулись, выпуская узников на аэродром.

В том далёком году автобусы, перевозящие авиапассажиров через лётное поле к трапу нужного самолёта, отсутствовали как класс. На аэродром мы вышли на своих двоих, с наслаждением вдохнули воздух апрельской ночи, а потом подняли глаза и увидели ту самую шайтан-машину, которая должна была доставить нас в Монголию. Честное слово, я до тех пор летала на самолёте с пропеллерами в глубоком детстве. Конечно, это был не «кукурузник», но на летающую швейную машинку этот агрегат смахивал весьма убедительно. Если оно летает, подумала я, то это определённо невероятное чудо техники. Едва войдя в салон, мы поняли, что чудеса только начинаются. Вы когда-нибудь видели самолёт, в котором совершенно отсутствует багажный отсек? Здесь мы удостоились лицезреть все до единого чемоданы, аккуратно сложенные в уголке салона и затянутые сеткой, чтобы не перекатывались от головы до хвоста и обратно во время перелёта. Следующей фантазией сумасшедшего авиаконструктора были сиденья. Угол между сиденьем и спинкой был настолько нестандартный и невообразимый, что организм наотрез отказывался понимать, сидит он, лежит или висит, и только посылал в мозг один и тот же повторяющийся сигнал — «Неудобно!». Однако и это ещё не всё. Как только пилот запустил двигатель, стало понятно, что выживет в этом самолёте только тот, кто глух от рождения. Истошное и душераздирающее «ДРРРРРР!!!» началось в Иркутске и сопровождало нас на протяжении всего полёта. Воистину, первый контакт с монгольскими авиалиниями запомнился мне на всю жизнь, и ещё некоторое время являлся в ночных кошмарах.

Как бы там ни было, вылетели мы в 10 вечера вместо 10 утра, и через полтора часа приземлились в монгольской столице. Уже не помню, как я добиралась до гостиницы, но наверное, я таки доползла до своего номера, где и упала замертво. На следующий же день пришлось воскреснуть, познакомиться с группой и своей коллегой, которая должна была меня отныне учить уму-разуму, и в конце концов приступить к стажировке.

Всё шло более или менее по плану. Мы проскакали на лошадях по монгольским степям, прошли бесконечный и утомительный пограничный контроль на Богом забытой железнодорожной станции в Забайкалье, доехали на поезде до Иркутска (и снова здравствуйте!), добрались до Байкала и покатались по его ледяной поверхности, пропилили три дня по Транссибу, погуляли по Владимиру и Суздалю и наконец прибыли в первопрестольную. В разных городах мы жили в самых разнообразных условиях: это были и отели средней руки, и ночь в юртах, и гостевой дом на берегу Байкала, а вот в Москве для нас сняли апартаменты. На самом деле, этим громким и красивым словом назывались наполовину убитые квартиры, принадлежавшие двум парням, которые сдавали в них комнаты посуточно бюджетным туристам вроде нас. Условия в этих квартирках были довольно спартанские, но нам после трёх дней вагонных полок уже было ничего не страшно. Как выяснилось позже, бесстрашие в любом его проявлении — это не более, чем недостаток информации.

Меня поселили в комнате с девочкой примерно одних со мной лет, гражданкой Австралии азиатского происхождения. Мы чудесно провели день вместе, гуляя по Москве и фотографируя виды Красной площади. Когда стемнело, а мы порядком устали от пеших прогулок, было решено вернуться в квартиру и выспаться перед новым днём, который обещал быть не менее увлекательным. За милым трёпом «за жизнь» мы пришли к нужному дому и обнаружили, что дверь в подъезд заклинило, и она категорически отказывается открываться. Волшебные слова «Сезам, откройся!» не помогали, равно как и волшебные пендели и дёргания. В надежде на спасение я позвонила одному из ребят — хозяев квартиры — и в красках описала наше бедственное положение. В ответ на слёзную мольбу о помощи я услышала примерно следующее:

— Знаешь, я сейчас в кино. Приходи сюда, я тебе дам ключ от другой квартиры, до неё 10 минут ходьбы. Переночуете сегодня там.

Перспектива идти непонятно куда до кинотеатра, а потом искать какой-то другой адрес, чтобы обрести на эту ночь крышу над головой, нас, прямо скажем, не слишком привлекала. Мы предприняли ещё несколько попыток попасть в свою комнату, к родным чемоданам, попробовали позвонить в соседние квартиры, чтобы нам открыли дверь — ничего не сработало. Тем временем, начался дождик, который постепенно перешёл в такой приличный апрельский ливень. Наконец, мы пришли к выводу, что уж лучше дойти за ключом от другой квартиры и заночевать в ней, чем мокнуть до утра, и обречённо поплелись в кинотеатр.

Хозяин квартиры — молодой парень лет двадцати с небольшим — любезно вышел из кинозала, отдал нам ключ и назвал адрес, который мы должны были найти. В темноте и под дождём это, скажу я вам, был тот ещё квест, однако желание жить оказалось сильнее ополчившихся на нас внешних обстоятельств. Через полчаса блужданий мы заходили в нужный подъезд, промокшие до нижнего белья, ибо зонт, как известно, для слабаков.

В том жилище, где нам предстояло провести ночь, мы обнаружили невообразимый гадюшник, горы мусора под раковиной на кухне, двух девушек из Швейцарии, с банкой пива каждая, и засорённый, а вследствие этого не функционирующий санузел. Уж я не знаю, что читалось в тот момент на наших лицах, но вероятно, это было что-то из разряда «твою мать!». Видя такое, швейцарки попытались нас утешить, предложив нам выпить с ними пива. Мы внимательно посмотрели на них, потом на неработающий туалет, и вежливо отказались. Кое-как высушив волосы и развесив одежду по батареям, мы поспешили лечь спать, в глубине души надеясь, что все эти приключения окажутся не более, чем страшным сном.

Наступившее утро подтвердило, что всё происходившее накануне — самая настоящая правда. Едва открыв глаза, мы посмотрели вокруг, ещё раз ужаснулись и решили спасаться бегством. Кроме того, нас подгоняла мысль, что подъезд, ведущий в наши законные апартаменты, уже открыт, дверь уже починили, и мы сможем попасть в свою комнату, принять душ и переодеться. Завтракая яичницей в «Макдоналдсе», мы мечтали, как снова воссоединимся со своим кровным барахлишком, и почистим, наконец, зубы. Полные радужных надежд, мы мчались к дому на всех парусах, где с ликованием обнаружили, что входная дверь распахнута настежь — добро пожаловать! Мы облегчённо выдохнули и нырнули в подъезд, оказавшийся таким приветливым в то солнечное утро. Предвкушая горячий душ, я повернула ключ в замке, открыла дверь в нашу комнату, заглянула туда — и не сразу поняла, что происходит. Я протёрла глаза и убедилась, что не ошибаюсь: прямо на моей постели мирно спал тот самый парень двадцати с копейкой лет, хозяин этих треклятых апартаментов, а на его плече сладко посапывал его бойфренд.

Когда до меня дошло, что «противные» голубки решили использовать пустующую в ту ночь комнату для своих брачных игр, я пожалела, что мы в то утро позавтракали. Ещё я пожалела о том, что у меня под рукой нет ни гранаты, ни дробовика, ни даже бейсбольной биты. Пришлось действовать единственно доступным мне в тот момент голосовым оружием. Я постаралась сделать свой голос настолько металлическим, чтобы этого железа хватило на небольшой танк, пожелала любовничкам доброго утра и посоветовала выметаться из моей постели и из нашей комнаты подобру-поздорову, а также не забыть заменить постельное бельё. Когда я поняла, что с подушки на меня взирают две пары заспанных глаз и убедилась, что в них мелькнул проблеск мысли, я вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь и дала им на всё про всё десять минут. Ребята собрались, привели комнату в относительный порядок и ретировались со скоростью не очень опытных пожарных — то есть, в целом довольно быстро. Впрочем, извиниться за неудобства они не сочли нужным.

Позже, в тот же день я в разговоре с опытной коллегой поведала эту историю, пожаловалась на несправедливость жизни, получила дозу утешения и на этом практически успокоилась. Этот тур мы каким-то чудом закончили без особых происшествий, и яркость впечатлений начала понемногу тускнеть, пока на следующем туре я не оказалась снова в Улан-Баторе. Там у турлидеров была Совершенно Секретная Кофейня — мы не показывали её туристам, напротив, прятались в ней сами, когда хотели отдохнуть от бесконечной турлидерской суеты, или когда чувствовали, что всё в мире нас некоторым образом заколебало, и нужна пауза. В этой-то самой кофейне мы однажды и осели с одним американским коллегой. Мы пили очень вкусный кофе и делились профессиональными переживаниями, когда он вдруг выдал:

— А ты знаешь, какие странные случаи иногда бывают в нашей работе? Вот послушай, что случилось с одной новенькой девушкой-турлидером. Приехали они, значит, с группой в Москву…

Следующие несколько минут я сидела и слушала, как мой американский (!) коллега, находясь посреди Монголии (!) пересказывает мне в лицах тот самый эпизод с обнаружением парочки геев в моей постели. Как вежливая девочка, я не перебивала и дослушала рассказ до конца, а затем сообщила ему, что оказывается, я была непосредственным участником всех этих событий, и даже, можно сказать, главной героиней драмы. После чего с удовольствием наблюдала стремительно расширяющиеся глаза и отвисающую челюсть, сменяющиеся восхищённым взглядом и бурными аплодисментами.

Так и началась моя турлидерская карьера — с истории, которую передавали по всей компании из уст в уста. Не удивлюсь, если она вышла далеко за пределы российско-азиатского региона, но об этом мне уже, увы, не рассказывали.

Примечания

1

Terra incognita (лат.) — неизвестная земля.