Отворотное зелье

Екатерина Савина

Обладающая экстрасенсорными способностями рекламный агент Ольга Калинова соглашается помочь своему приятелю – приворожить девушку Нину. Но она не представляет, какие силы будут при этом разбужены, и кто стоит за Ниной, снабжая ее таинственным зельем, способным изменять реальность.

Глава 4

Привычный страх мучил Нину.

Это ощущение было до того изведанным и испытанным тысячу раз, что практически никаких психологических неудобств Нине не доставляло.

А вот в чисто физическом плане это было настоящей пыткой — непереносимой и не сравнимой ни с чем.

Нину просто мутило — и страшно болела голова. Несколько раз ее тело корежили отвратительные спазмы и Нину рвало в приспособленный как раз для таких целей гулкий эмалированный таз, который Нина хранила у себя под кроватью.

Прошло уже полчаса после того, как она отдала бумажный пакетик тому, что лежал сейчас в соседней комнате — сжатый четырьмя холодными стенами.

Прошло полчаса, а значит…

Так и есть — заскрипела, открываясь, дверь и шаркающие шаги наполнили узкое пространство квартиры.

Нина снова перегнулась пополам, свесила голову между колен — ее вырвало в таз тянущейся желтой слюной, наполненной приторно-кислым желудочным соком.

Она едва успела утереть губы и толчком ноги запихнуть таз, на дне которого отвратительно пузырилась мерзко воняющая бурая масса, под кровать — когда дверь в ее комнату распахнулась и на пороге возник невысокий мужчина.

— Нина! — светло и радостно выдохнул он.

Лицо Нины искривила мучительная судорога.

— Нина! — повторил мужчина и замер, точно прислушиваясь к тому, что никак не мог слышать никто, кроме него.

Впрочем, так оно и было.

Мужчина был страшно небрит. Линялые тренировочные штаны обвисли на коленях, продранная во многих местах майка расползалась на хилых плечах мужчины. Давно не мытые волосы падали ему на лицо клочковатыми грязно-серыми прядями, но под этими прядями светилось вдохновение и счастье — гораздо ярче, чем разбивающая тьму голая электрическая лампочка под потолком комнаты Нины.

— Нина! — снова произнес мужчина и сделал несколько нетвердых шагов по направлению к кровати, на которой Нина сидела.

Нина инстинктивно отодвинулась.

— Ты себе не можешь представить, какой напор… Какая сила может быть у гармонично складывающихся нот, — проговорил мужчина.

— Борис… — тихо произнесла Нина, — перестань, прошу тебя…

Мужчина взмахнул руками, будто дирижировал невидимому оркестру.

— Вот сейчас! — выговорил он и прикрыл глаза. — Сейчас ре-диез! Ре-е диез! — звучно пропел он, но взметнувшийся к потолку голос — чистый и сильный — на излете сломался и рухнул вниз.

— И еще! И еще! — продолжал мужчина, размахивая руками. — Тр-р-рам!

— Не надо! — едва не плача попросила Нина. — Борис, перестань!

— Скрипка выходит на первый план, — сообщил мужчина и тряхнул головой так, что волосы его взметнулись кверху, как туча потревоженных мух. Казалось, он совсем не слышит свою собеседницу — и не слышит вообще ничего, кроме поднимавшихся и с размаху стелющихся у него в голове музыкальных волн. — Незаметно стихия переходит в другую симфонию.

Мужчина поднял руки и вдруг притих. Он совершенно замер, только пальцы его едва заметно подрагивали.

Нина поднялась с кровати и на подгибающихся ногах побрела к окну, чтобы установить между собой и вошедшим максимальное расстояние.

— Тр-рам! Тр-рам! — дико взвыл вдруг мужчина, а Нина обхватила голову руками, чтобы не слышать. — Та-а-ам… Та-ам!

Замолчав, он сник и опустил руки. Потом огляделся по сторонам, подняв голову — его взгляд не остановился ни на одном предмета, находящемся в комнате. И сквозь Нину взгляд мужчины прошел, словно сквозь почти не различимую стеклянную преграду.

Минуту мужчина стоял прислушиваясь к полнейшей тишине, словно не веря в то, что уже ничто более ее не нарушит и вдруг рухнул на пол, нелепо разбросав руки и ноги.

Нина, отняв от головы ладони пустым взглядом смотрела на мужчину, скорчившегося на полу, словно сломанная кукла.

Она прекрасно знала о том, что ровно через минуту тщедушное тело забьется в судорогах, искривленный рот будет выплевывать вместе с кусками пены страшные ругательства, а когда мужчина понемногу затихнет, то тело его остынет, превратившись в холодный труп, в котором едва-едва теплится что-то похожее не жизнь.

Нина, бесшумно шевеля губами, отсчитала ровно шестьдесят секунд и тотчас заткнула уши, опережая первый ужасный вопль, рванувшийся с губ забившегося в припадке на полу человека, который всего три года назад в далекое сияющее летнее утро стал законным мужем Нины.

* * *

— Если бы твои психоимпульсы хотя бы номинально соответствовали психоимпульсам обычного человека, — услышала я над собой голос, — то я попыталась бы тебе помочь. Я же все-таки психолог…

— А я и н-не з-знал, что ты т-того… Так пугаешься… — этот голос — зыбкий и колеблющийся — выплыл откуда-то сбоку, фраза, получившаяся неровной и волнообразной, на секунду замерла в моем сознании и лопнула, неожиданно завершившись звучной отрыжкой.

Я открыла глаза.

— Лежи-лежи, — озабоченно проговорила Даша и коснулась ладонью моего лба, — надо было бы мне сразу догадаться, что с тобой не все в порядке… С того самого момента, когда ты… так сказать, пообщалась с этой девушкой.

Я повернула голову и обнаружила, что лежу на кровати в Дашиной спальне. Рядом со мной — у моей головы — сидела на стуле Даша, а в ногах примостился невесть откуда взявшийся Васик.

Даже сейчас — когда я еще не вполне пришла в себя — я могла заметить, что Васик пьян просто зверски. Увидев, что я смотрю на него, он радостно улыбнулся и снова икнул.

— Т-ты прости… — изрядно заплетающимся языком выговорил он, — что я т-того… барабанил в дверь, вместо т-того, чтобы звонить. Н-но мне просто показалось, что так будет это… слышнее… А то — звонок у Дашки уж очень тихий… Совсем тихий.

— Откуда ты взялся? — проговорила я, больше для того, чтобы узнать, слушается меня мой голос или нет.

— П-привет! — удивленно хмыкнул Васик. — Я же тебе только что сказал… Я ех-хал к своей… Я к Нине ехал, а потом решил, что слишком нажрался для этого и… не стал к ней заходить. Потом… не помню. Потом я как-то оказался к Дашкиного дома и подумал — а почему бы мне не зайти к ней в гости. Ну и зашел.

Даша молчала, грустно глядя на меня.

— В машине у меня была еще бутылка водки, я ее всю выдул, пока по городу катался, — сообщил еще Васик.

— Удивительно, как тебя только менты не остановили, — проговорила я, — ты же, кажется, ходить не совсем можешь, а не то, что машину вести.

Васик расхохотался так, что едва не рухнул с кровати на пол.

— Идти я вправ-вду не могу! — воскликнул он. — А вот м-машину… Я же прирожденный водитель! Ни один мент ничего не заподозрит, пока, конечно, не понюхает… атмосферу в салоне.

— Хорошо, — сказала я, — что ни один мент не понюхал атмосферу в салоне. А то ты бы вмиг прав лишился. В очередной раз.

— Ну и что, — беспечно заметил Васик, — потом бы все равно купил новые. Делов-то… Дорого, правда, но куда деваться? Пешком-то мне не не очень привычно передвигаться. Я с комфортом привык. Вот помнится, как-то по пьянке вперся я в один автобус и заснул. А когда проснулся, то почему-то вообразил, что в такси еду. Ну, я и говорю…

Васик, наверное, долго бы еще трепался, если бы Даша на подала наконец голос.

— Васик мне кое-что рассказал тут, — проговорила она, — мне показалось, что это важно. Я хотела обсудить с тобой. Конечно, не сейчас, а когда ты придешь в себя… настолько, насколько возможно, — добавила она и снова вздохнула.

— Я ч-что-то рассказал? — удивился Васик, прервав свое повествование. — Н-ничего не помню. А! Это про старушек-то? Представляешь, Ольга, когда я к Нининому подъезду подъе… подъехал, я к бабушкам присел на лавочку отдохнуть. Так они за пять минут со мной литр водки выжрали. Причем, я только пару глотков сделал…

— Василий! — строго сказала Даша. — шел бы ты на кухню. Попил бы кофе.

— Кофе? — скривился Васик. — Я не пью кофе. Оно, между прочим, вредно на сердце влияет. А я еще молодой, пожить хочу.

— В баре есть немного вина, — негромко проронила Даша, и Васик, не вымолвив больше не слова, вскочил с кровати и, качнувшись напоследок в дверном проеме, исчез. Через минуту из гостиной раздался скрип открываемой дверцы бара, затем звучное бульканье и незамедлительно после этого — звон разбитого стекла.

Даша поморщилась и пробормотала какое-то ругательство — надо думать, в адрес вконец распоясавшегося Васика.

— Не ругайтесь! — прокричал Васик из гостиной, как будто мог слышать Дашино высказывание в свой адрес. — Это я бутылку уронил… И зеркало. И две чашки еще — из серванта выпали. Но я сейчас все быстренько уберу.

— Не смей! — закричала в ответ Даша, приподнимаясь со стула. — После твоей уборки мне вообще переезжать придется!..

Она замолчала и несколько минут напряженно прислушивалась. Из гостиной не донеслось больше ни звука. Тогда Даша снова опустилась на стул у кровати, на которой лежала я.

Я несколько раз открыла и закрыла глаза.

Что это было со мной?

Какой-то кошмар — сильнейший приступ абсолютно беспричинного страха. Такой приступ, что в конце концов я просто потеряла сознание, не в силах выносить навалившегося на меня ужаса.

Совершенно непонятно — чем же был вызван этот страх?

Никаких внешних факторов вроде не наблюдалось, если, конечно, не считать, телевизионного репортажа и похоронах какого-то политика, фамилию которого я так и не смогла запомнить.

Но разве это решающий фактор?

По телевизору каждый день показывают такие гадости, что хоть святых вон выноси, и со мной никогда ничего подобного не случалось.

А теперь…

Веки мои тяжело опустились. Что же меня все-таки так испугало? Я постаралась снова припомнить картинку на телеэкране, и когда передо мной вновь зазмеилась длинная похоронная процессия, направляемая заунывной музыкой, я почувствовала, что меня вновь начинает тянуть в какую-то страшно глубокую яму, доверху наполненную первозданной тьмой, которой никогда не касался луч света.

Испуганно вскрикнув, я открыла глаза.

— Что? Что опять случилось? — низко наклонившись надо мной, проговорила Даша. Она глубоко заглядывала в мои глаза, будто пытаясь найти там ответ на свой вопрос.

Если бы все было так просто…

«Да, — подумала я вдруг, — все дело в той самой девушке. В Нине. Пока я не разобралась, что к чему, Васика на пушечный выстрел нельзя к ней подпускать — совершенно точно. Только вот как ему сказать об этом?»

Я подняла глаза на Дашу и внезапно вспомнила о начавшемся, но неоконченном разговоре.

— Послушай, — произнесла я, — ты что-то мне рассказывала о приключениях Васика у дома той самой Нины. Говорила, что это очень важно.

— Д-да, — неохотно подтвердила Даша, — только вот…

— Что?

— Мне бы, понимаешь, не хотелось снова начинать с тобой разговор об этой девушке. Ты уже столько пережила из-за встречи с ней. И… тем более, так все непонятно… И страшно из-за этого, — неожиданно призналась Даша.

Еще бы не страшно. Страшно.

— Пока мы не разберемся, что к чему, — сказала я, — дело с мертвой точки не сдвинется.

— Это верно, — вздохнула Даша, — но…

— Я в порядке, — сказала я, приподнимаясь на локтях. — Все прошло и теперь со мной все в порядке. Давай, выкладывай, что там говорил тебе Васик.

Даша какое-то время неуверенно смотрела на меня. Чтобы подбодрить ее, я ласково улыбнулась. И Даша тоже улыбнулась мне в ответ — так же неуверенно.

Конечно, не все еще было в порядке со мной. Самое противное было то, что я не могла контролировать все эти непонятные процессы, протекающие в моем сознании, все эти внезапные приступы…

Конец ознакомительного фрагмента.