Игра воображения

Екатерина Кравцова

Это история о попаданке в прошлое. О тайнах и загадках Галантного века. И о любви, настигшей героиню так не вовремя и так неотвратимо.

1.VIP — XYIII

— Ты же любишь все необычное, — заключил шеф, — стало быть, тебе и карты в руки.

Я только устало хмыкнула. С момента окончания последней «командировки» миновала неделя, и я все еще просыпалась по ночам в холодном поту при мысли о том, что командировка продолжается. Единственный положительный момент состоял в том, что я почти утратила свойственную мне округлость лица и приобрела взамен стройность и утонченную прозрачность. Одним словом, я сделалась весьма изысканной, возможно, даже немного чересчур, а в процессе отдыха как раз надеялась достичь оптимальных пропорций.

И вот растаяли надежды на отпуск и даже на отсып… Оказывается, шеф именно для меня припас совершенно особенное задание, можно сказать, эксклюзив. И, конечно, очень срочный.

— Восемнадцатый век не моя епархия, — выдала я последний аргумент, — Да и Германия, кстати, тоже.

— Ничего, ничего, — шеф глумливо улыбался, понимая, что деваться мне некуда, — Зато стрессоустойчивость — твоя самая сильная сторона. И на этом обсуждение закрывается. Мы просто не можем упускать такой случай.

— Ну что в нем уж такого экстренного? — вообще-то я просто тянула время.

Было совершенно очевидно, что отбиться мне не удалось. По правде говоря, в истории слишком редко происходило что-либо действительно стоящее и вдобавок годное для вмешательства, чтобы пройти мимо и не воспользоваться шансом. Я снова грустно вздохнула, бросила в карман диск с заданием и отправилась домой.

Двумя часами позже, уже сидя за компьютером и изучая обстановку, я поняла, что случай нам в самом деле попался прелюбопытный.

Говоря коротко, дело было в следующем. В 1738 году в семье одного из немецких князей на свет появился мальчик с необычными способностями. Малыш мало обращал внимания на окружающий мир, не гукал при появлении матери, не улыбался и крайне редко фиксировал на чем-нибудь взгляд. Но уж когда смотрел на кого-либо, человек под взглядом младенца чувствовал непреодолимое желание совершить какое-нибудь действие. То есть, оперируя категориями современности, явно подвергался гипнозу. Как ни абсурдно это звучит, мальчик с рождения обладал явными гипнотическими способностями.

Странностей в поведении малыша, однако, никто не замечал, кроме престарелого семейного лекаря. Старик по мере сил что-то там исследовал и оставил об этом записи… Кстати, это было все, что осталось в истории от нетипичного княжеского отпрыска — как будто еще ребенком тот куда-то исчез. Мне следовало выяснить, что с ним произошло, и переправить мальчика в наш институт для подробного изучения.

Прогулка в легкомысленный галантный век выглядела совершенно безмятежной по сравнению с прошлыми моими эскападами, и все же профессиональное чутье, на которое возлагались основные надежды, громко сигналило о возможных трудностях. Не так-то прост был этот восемнадцатый век, и он расставил множество ловушек для путешественников, полагающих, что они в полной безопасности. Именно там каждый мог стать кем угодно, примерить на себя любую роль, и обставить любого соперника, играючи и шутя.

Я изрядно повеселилась над «легендой», которую ради этого состряпали наши теоретики. Мне предстояло путешествовать под видом русской аристократки, богачки и прожигательницы жизни.

— Наведешь как можно больше шороху, — благосклонно разрешил мне шеф, — Все равно про эту графиню ни черта нигде не сохранилось.

— Так-таки ничего? — я спрашивала не просто так, поскольку мало могло найтись исторических персонажей, о которых ничего не сумел бы сказать мой замечательный начальник.

На сей раз, он тоже придержал кое-что в рукаве (возможно, по привычке, приобретенной на предыдущей службе — в органах государственной безопасности):

— Ну конечно, конечно, ты меня поймала! Есть, но совсем немного. Предки из татарских князей, чрезвычайно вовремя принявших православие. О-очень богата, муж был настолько стар, что умер через месяц после свадьбы, и настолько глуп, что оставил этой вертихвостке все деньги, напрочь позабыв о детях от первого брака. Схоронив супруга, наша неугомонная мадам сделала ручкой всем претендентам на ее резко возросшее состояние, и укатила в Европу… И ни одна собака не знает, где она закончила свои дни. Можешь резвиться в свое удовольствие — что бы ты ни вытворяла, все равно не погрешишь против истины.

— Здорово! — посмеялась я, — А потом опять везде напишут, что от русских одни смуты и неприятности…

Портрет своего аристократического двойника преподнес мне изрядный сюрприз: на мой взгляд, сходство вовсе не было очевидным. Нет, цвет волос и глаз, овал лица, форма рук и прочие внешние характеристики, как будто, совпадали, но выражение лица, взгляд и даже поза… Анна Корсакова расположилась на маленьком диванчике, небрежно поглаживая белую крошечную собачку. Лицо аристократки выражало лишь скучающую надменность. Серые насмешливые глаза смотрели куда-то мимо меня, в направлении людей и предметов, с которыми мне только еще предстояло познакомиться…

— Разве мы похожи? — недоуменно резюмировала я.

Шеф расхохотался.

— Да, если ты будешь вести себя, как законченная стерва, вы с этой дамочкой сделаетесь просто на одно лицо! Между прочим, Анна, — посерьезнел он внезапно, — можешь один раз постараться и соответствовать персонажу. Никто тебе, помнится, не обещал полного и абсолютного сходства… Немного лицедейства — и все будет в порядке.

Я меж тем уныло констатировала, что одним лицедейством здесь не обойдешься. Трудно натурально изобразить наследственную беспечность, философское отношение к деньгам (проистекающее от их крайнего изобилия) и равнодушное презрение ко всякому, чей социальный статус ниже твоего. Их можно только получить в наследство от многих поколений знатных предков. Однако все эти доводы ни в малейшей степени шефа не трогали и даже не очень занимали. Мне приходилось рассчитывать только на свои способности и на то, что никому не придет в голову произнести в мой адрес подобно Станиславскому: «Не верю!»

* * *

Накануне отбытия мне приснился странный сон. Во-первых, мне вообще крайне редко снилось что-то связное. Во-вторых, меня учили управлять сновидениями, а тут все происходило помимо моей воли…

Я с большим трудом передвигалась по дороге. Вокруг плавала плотная завеса тумана, и от этого казалось, будто я двигаюсь в молоке неизвестно куда. При этом дойти куда-то требовалось непременно, и как можно быстрее. Внезапно я обнаружила, что дорога под моими ногами становится жидкой, и не смогла бы продолжать путь, если бы не чья-то ведущая меня рука. Темный плащ укутывал фигуру спасителя, поэтому разглядеть его я не могла. Мы брели по странной дороге, вцепившись друг в друга так крепко, словно от этого зависели наши жизни… Постепенно впереди стали проступать очертания огромного валуна, на котором стояла маленькая фигурка, тянущая к нам руки. Видимо, это и была наша цель, только вот идти становилось все труднее, и рука моего неизвестного спутника уже не так помогала — ему самому приходилось нелегко.

На этом месте я проснулась и долго еще приходила в себя от устойчивого чувства тревоги и неопределенности.

Но как бы там ни было, а повернуть вспять машину подготовки к эксперименту я уже не могла, и потому сочла за лучшее отмахнуться от загадочного сновидения… Как оказалось позже, совершенно напрасно.

Мало-помалу жизнь все-таки научила меня, что ничего никогда не происходит просто так, даже если на первый взгляд кажется абсолютно бессмысленным. Жаль только, что мы накрепко запоминаем эту науку, как правило, слишком поздно.

* * *

Больше всего люблю момент знакомства с эпохой. Конечно, я никуда не отправилась бы без подробного инструктажа, но первые личные впечатления — это, доложу вам, совсем другое дело! Я так и не сделалась скучающей путешественницей, от всего защищенной и всем заранее пресыщенной. Все новое не просто живо занимало меня, но со временем еще и обретало обаяние личных воспоминаний, бесценную коллекцию которых я надеялась когда-нибудь изложить на бумаге.

Готова я была и к тому, что аромат времени ни в каких инструкциях донести невозможно. Я путешествовала в карете по дорогам Германии XYIII века, с удовольствием бывалого наркомана вдыхая запахи, что были постоянно к моим услугам: запах новой кожи, дыма, какой-то неведомой мне зелени и почему-то — свежих яблок, хотя для яблок по моим понятиям было рановато.

Правда, к безмятежным сочным ароматам примешивался едва уловимый запах авантюры, столь характерный для всех моих начинаний. И в этом мире тоже была некая «ситуационная щель», возможность поучаствовать в истории и слегка ее видоизменить. Вопреки обыкновению, я внезапно засомневалась в правомочности нашего эксперимента.

Подумать только, в безоблачное детство княжеского отпрыска вклиниваюсь я со своими претензиями, лишаю ребенка привычной обстановки, перетаскиваю на много лет вперед с меркантильной целью изучить его необычные способности… Кто знает, почему сведений о нем не сохранилось ни в каких исторических источниках? Может, он просто умело скрывал свои таланты и умер в глубокой старости, окруженный десятком внуков?

Но здравый смысл подсказывал мне: надежды на лучшее напрасны. У мальчика нет иной возможности выжить, кроме как последовать за мной. Понятно, если хоть один политикан с амбициями пронюхает, что умеет этот малыш, страшно представить, во что превратится его жизнь! Тут я заставила себя прекратить никчемные рассуждения и переключилась на более светлые мысли.

Мое сиятельство графиня Корсакова была женщиной отнюдь не бедной — экипаж мягко покачивался на новых рессорах, везли его не какие-нибудь там клячи, а вполне породистые вороные. Правда, штат прислуги ограничивался кучером, остальных слуг (а лучше — спутников, в моем деле спутники были куда полезнее) следовало подобрать при ближайшей оказии.

Помнится, я еще спросила у шефа, зачем мне, собственно говоря, спутники, и откуда они должны взяться.

— Надо, чтобы все было по правилам, — назидательно заметил он, — А что до спутников… На стоящее дело люди сами найдутся, попомни, Анна, мое слово… Тебе даже не придется искать.

С не меньшим удовольствием я оглядела и свою собственную персону. Покажите мне женщину, которой не понравилось бы носить дорожные туалеты из упоительно шуршащей ткани, очаровательные шляпки и ботинки из кожи не грубее перчаточной. Причем, поскольку все это было пошито на меня и только на меня, сидело оно как влитое.

То ли двигались мы не слишком быстро, то ли северные немецкие земли оказались гораздо обширнее, нежели на первый взгляд, но до ближайшего постоялого двора мы добрались только к вечеру.

— Комнату и приличный ужин мне, — властно обронила я, глядя поверх головы хозяйки (обыкновенный в здешних краях типаж: белоснежный чепчик, здоровая полнота и неожиданная цепкость во взгляде), — и позаботьтесь о моем кучере.

Вежливый ответный реверанс я получила немедленно, все остальное — в течение ближайших пяти минут. Оставалось только отдать должное ужину и благополучно отойти ко сну…

И надо же было так случиться, что уже в первую ночь «на новом месте» вместо полагающегося по всем приметам жениха мне привиделся снова тот же кошмар… Мало того, он получил продолжение.

Как в первый раз, я брела по кошмарной жидкой дороге, хваталась за руку незнакомца, стараясь избавить от чего-то неведомого маленького человечка, протягивающего к нам руки в конце дороги. И он становился ближе и ближе, невзирая на трудности пути. Мой взгляд фиксировал разные мелочи: белоснежные кружева жабо, шитье на камзольчике, рыжие локоны… Это, вне всяких сомнений, был ребенок. Мальчик лет семи с живой подвижной мордашкой, искаженной каким-то недетским страхом. Как будто он видел нечто такое, чего еще не видела я. Я постаралась получше рассмотреть его, и тут же проснулась… Можно было подумать, что мне показывали триллер с постепенно развивающейся интригой и эпизоды его, как полагается, оканчивались на самом интересном месте.