Перед вами необычная книжка. Она – способ издателя-самоучки, взросшего на почве московской (в основном кабацко-библиотечной) литературной среды нашего времени, понять себя и место своего поколения в литературе как таковой. Вот и всё. Давайте откроем том и попробуем составить об участниках и создателях этой книги собственное представление…
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Стихотворения и не только. ЧП-2016. ЧП-2017 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Кости зданий
***
Почему мальчик, с которым сидели
в пропахшем мочой подъезде
и пили рябину на коньяке,
каждый день приезжает
к заводской проходной
на красном трамвае
с дребезжащими
заиндевевшими окнами?
Окриком
толстой кондукторши
с фиолетовой проседью,
сыростью демисезонных ботинок
начинается утро.
Муторно
слушать механический голос,
объявляющий остановку,
пока на ладони считаешь сдачу.
Почему мальчик,
который носил куртку
из коричневого кожзама
и тяжёлые ботинки,
надевает рабочий комбинезон
и заходит в цех,
где воздух горячее,
чем июль в Краснодарском крае?
Раньше думала, что в плеере Джим Моррисон
будет петь вечно и никогда не умолкнет,
не сдастся и не заплачет.
Почему мальчик
приходит домой,
а дома пахнет тоской и супом?
Жена говорит, что не дозвонилась маме,
что картошка под крышкою выкипает,
что в пятницу нужно платить за садик,
и что без счёта и слёз, и ссадин.
За фанерной стеною лает сторожевая.
У тебя на ладонях раны не заживают,
а скоро красить забор на даче.
Почему мальчик,
с которым гуляла в тринадцать
или в четырнадцать,
вырос, а я осталась?
Думали доехать с тобой до юга,
но потом дорога легла иная.
Ни любви, ни компота мне в многолюдной
столовой,
ни города,
ни трамвая.
***
Сказали — если пропустишь,
не жаль будет?
Кто знает, как скоро
сможем собраться снова.
Я приезжаю.
Я надеваю узкую
юбку и мо́ю голову.
Гонит по тропке ветер
всякий декабрьский мусор,
пусто мне в городе,
невыносимо пусто,
от фонарей да по снегу —
жёлтые искры.
Десять лет выпуску.
Десять лет выпуску.
Я — беззаботная и бездетная,
в юбку узенькую одета,
качаюсь на пластмассовых каблуках.
Как прошло моё лето?
Как прошло наше лето,
за которое
не сделались ни космонавтами,
ни поэтами?
Дым из огромной трубы завода
вливается в сумерки.
Сумки идущих навстречу женщин
руки оттягивают, калечат.
На втором этаже моей школы
окна светятся — белёсые, тусклые.
Может быть, снова учитель русского
проверяет тетради?
Но каждая буковка в сочинении
глупа и насквозь фальшива
у пришедших на смену нам юных, новых.
Знаете, мы работали над ошибками,
каждый день работали над ошибками,
неустанно работали над ошибками,
точно сами были в себе виновны.
***
Мы пассажиры поезда скорого, великолепного,
несущегося между деревьев и деревень
нашей прекрасной, невыразимо грустной родины.
Мы помним запах шерстяных одеял,
картофельной шелухи плацкарта,
которым ехали с мамой, радостные, в Ленобласть.
Поезд раскачивался из стороны в сторону.
Мы — пассажиры скорого, догоняющего
наше долгое, квёлое, хмурое лето,
но чёрным по белому написаны на билетах
данные паспорта, на который фотографировались
в четырнадцать, в двадцать и в сорок пять.
Как будто после милосердное время плохого
не сделает — губы не выкрасит в серое и бесцветное,
не нарисует на скулах тонких фарфоровых трещин.
Стану ли женщиной, взрослой красивой женщиной —
или промаюсь, вчитываясь в названия проносящихся
мимо станций?
Или останется мне разглядывать жизнь —
вот ребёнок, идущий в школу в хлюпающих ботинках;
вот дед, продающий на рынке собранную
в счастливое время библиотеку.
Едем, едем, одурью сонной скованны.
Мы — пассажиры скорого, мчащегося мимо
бывших заводов, кирпичных подстанций,
теплоцентралей, автостоянок,
строящихся церквей — маленьких и некрашеных.
Страшно нам, Господи. Как же страшно нам.
***
Глаза открывай — начинаем заново.
Сколько их, гулких холодных залов,
где собираются на восьмое?
Где напиваются на двадцать третье?
Куда приходят, заспанные и бедные,
ожидая начала благотворительного концерта.
Целое лето, проведённое в огороде,
легло под ногти тёмной сырою глиной.
Длинный стол, покрытый клеёнкой-скатертью,
украшен пластиковыми васильками.
Капельки
ползут по окнам,
батареи
воздух тяжёлый греют.
Вижу себя в зеркале —
тоненькой и накрашенной.
Страшно, как же мне страшно, страшно —
вдруг поползёт по лицу паутина трещинок?
Стану замужней женщиной,
научусь выходить красиво, легко и ровно.
Доля мне — петь, даже если никто не слушает.
Нашиваю на платье рюши —
оборки в ряд,
выхожу на тоненьких каблуках.
Но нет мне сцены и бархатных занавесок,
место мне — в гулком холодном зале,
где если и соберутся зрители, то из жалости.
Потому песни одни и те же,
потому что небо одно и имя.
Дай нам, Господи, лица детские, безмятежные,
чтоб без страха
на люди выходили.
***
Полные ветви белого яда, яда.
Выстоял парк в жемчугах несъедобных ягод,
в ссохшейся краске ржавых кривых качелей,
в речке, в тонких морщинках её течений.
Вспорот асфальт тополиным корявым корнем.
Тихая женщина тут голубей не кормит —
роется в мусоре. Я узнаю по платью —
споротый бисер ранит глухую память.
Я узнаю, но в миру никого не помню,
я жемчуга осторожно держу в ладонях,
память скрывает новая злая зелень —
это брустверы разом ушли под землю.
Пахнет от женщины смертью и острым потом —
ногти срываю о серые камни дота.
Сколько ещё нам опушек, костров и виселиц?
Женщина ходит трухою сгоревших листьев.
Сделайте так, чтобы пахло весной и щами,
чтобы одноклассницы да по углам трещали,
чтобы никто нас делением здесь не мучил,
чтобы в тетради не было красной ручки.
Кто на физ-ре бестревожный, и злой, и ловкий?
Два девяносто за пирожок в столовке,
рубль за чай — остывающий, слабый, мутный.
В парке глазеем на прилетевших уток.
Женщина в платье — кажется, чья-то мама.
Не жемчуга да в дырявых её карманах —
бусины глаз вскипячённых умерших рыбок.
Что-то случилось. Страшное было, было,
так как блиндаж изошёл и истёк травою.
Пахнет земля похоронным тяжёлым воем.
Так про войну ничего, ничего не помню.
Волчьего лыка жемчуг в моих ладонях.
***
Вот тебе память — розовый тёплый бинт.
Ибо мальчишек заживо здесь убил ветер.
И тиф — жёлтых персиков прелый запах.
Страшно молчит ни в чём не повинный Запад.
Стелется степь, полыхает солома в ульях,
солнце скользит по нагретым камням аула.
Чёрные козы с корнем траву сжевали,
клевера поросль — память моя живая.
Хлюпает Терек, да не разбитым носом —
сослепу выйду на ровный привычный голос
телеведущей. Делайте что угодно.
Этой зимой мне будет четыре года.
Я повзрослею рано, но вспомню поздно —
как показали взорванный белый Грозный,
как показали кости сгоревших зданий.
Я до сих пор не успела прийти в сознанье.
Это война — на рынке, на всяком складе —
и никому, никому-то с войной не сладить.
На самолётах едет страдать держава —
я самолётик в тонкой руке держала.
Я самолётик правила вниз из окон,
листик тетрадный будет подбит и скомкан.
Маме завод с сентября ничего не платит —
рву на бинты я белый подол у платья.
Этой зимой мне двадцать четыре года.
Падают кубики — я собираю город,
не провожаю мужа, отца и сына.
Ехали мальчики в хрупком белёсом цинке.
Рубрика «Послевкусие» от Элины Черневой
Не считаю себя человеком, который вправе оценивать творчество Саши Шалашовой. Поскольку оно выше — не только и сколько меня, а вообще — выше. Это голос птицы, летящей над головой, осязающей несовершенство жизни и выражающей его через мелкие, бытовые детали, которые становятся пронзительными. Автор не прячется от страданий своих и чужих (наверное, даже нет разделения), а пропевает боль. От этого боль не уходит совсем, но, на мой взгляд, переплавляется в глубокое смирение.
Элина Чернева, член СЛ РФ, поэт, представитель ред. совета
и гость этого сборника, о творчестве
Александры Шалашовой
Рубрика «Послевкусие» от Марии Фроловской
Лирическая героиня Александры Шалашовой — Венди, решившая вернуться, но испугавшаяся взрослеть…3
Мария Фроловская, поэт, гость сборника,
о лирическом герое Александры Шалашовой
Рубрика «Заметки на полях» от ред. совета
Технически Сашины тексты — загадка для верстальщика и феномен в глазах редактора. Течение мысли, упакованное так, как будто это стихи. Приглядываешься, внедряешься умом в текст и видишь прозу. Но прозу удивительную, где правит рифма. Дар Саши именно в том, что она слышит свой текст, как никто другой. Технически это «неупаковываемый» текст. Но не менее от этого прекрасный. Нам было очень приятно работать с этими произведениями.4
Ред. совет, о творчестве
Александры Шалашовой
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Стихотворения и не только. ЧП-2016. ЧП-2017 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других