Сод

Екатерина Витальевна Белецкая, 2016

Наша Земля. Или нет? Что вообще такое наша Земля? И наша ли она? Если вас не оставляет ощущение, что вы чувствуете что-то, но объяснить себе то, что чувствуете, не можете – эта серия книг для вас. Возможно, вы сумеете найти ответы именно в ней. События происходят в мире Русского Сонма, который называется Sod. Герои не были там уже сорок лет, и то, что они видят, прибыв снова на планету, неприятно поражает их. Но увиденное меркнет из-за произошедшей на вторые сутки встречи. Ит и Скрипач сталкиваются с женщиной, которая сорок лет назад встречалась на Sod с Контролирующими. Причем с Контролирующими, как две капли воды похожими на Ита и Скрипача… Внимание! Содержит ненормативную лексику!

2

Осколок

— Сними платок, — попросил Ит. — Тебе же неудобно.

— Лучше не надо, — возразила Эри.

— Почему? — с любопытством спросил Скрипач.

— Слушайте, вы правда совсем-совсем ничего не знаете? — удивилась она. — Вы же говорили, что были в городе вчера. Неужели не заметили?

— Не заметили — что? — не понял Ит.

— На улицу с непокрытой головой выходить нельзя, — объяснила Эри. — Если я буду сидеть в машине как есть, могут и стекло разбить, и бросить чем-нибудь.

— Да ладно, — хмыкнул Скрипач. Хмыкнуть-то хмыкнул, но призадумался. А ведь правда, понял он. Нас сбило с толку то, что сейчас зима — поэтому головы покрыты у всех, что у мужчин, что у женщин. Вот только в магазине…

— Рыжий, Эри права, — кивнул Ит. — В магазине у продавщиц были косынки. В кафе женщин почти не было, а те, что были — были в платках. Или в шапках. Черт, мы с тобой два лоха! Где файл с условиями?

— Везде, — дернул плечом Скрипач. — Каюсь, грешен. Не прочел раздел.

— Я тоже, — мрачно кивнул Ит. — Надо как-то собирать лапы в кучу.

— О чем вы? — удивилась Эри.

— О том, что мы должны были прочесть информацию по миру, прежде чем сюда соваться. А мы сфилонили и не прочли, — признался Ит. — Очень стыдно. Но про платки — это настолько серьезно?

— И про юбки тоже. Ненавижу юбки! Летом, у себя на участке, я в джинсах хожу, — призналась она. — Очень боюсь потолстеть. Новые джинсы теперь не купишь, а если я не смогу влезть в старые, будет плохо. Хотя почему — не смогу? Уже и не смогу. Так что теперь всё равно.

— Почему? — нахмурился Ит.

— Ну… Мне пятьдесят восемь исполнилось, — объяснила она. — Так что…

— В смысле? — Ит повернулся к ней.

— Мне обещали, что я умру в пятьдесят восемь, — спокойно объяснила она. — И, кажется, не соврали.

— Так, — Ит вдруг почувствовал какой-то неприятный холодок. — Слушай, давай поступим следующим образом. Ты нам про себя рассказать можешь? Кто ты такая, как ты познакомилась с контролирующими?

— Я не знакомилась, я всегда про них знала, — пожала плечами Эри. — Мне очень долго было удивительно, что другие не знают…

* * *

Когда Эри появилась на свет, семья ее была еще полной — мама, папа, и маленькая девочка, которую, как выяснилось позже, мать решила родить, чтобы сохранить брак. К сожалению, Эри брак не спасла, она, наоборот, стала одной из причин его быстрого распада.

…Семья жила тогда в центре Москвы, в хорошей добротной квартире, принадлежавшей бабушке и дедушке Эри. После появления девочки всё пошло наперекосяк: бабушка и дедушка не хотели тратить свое время и силы на орущего младенца, отец Эри не жаждал обеспечивать увеличившуюся семью, а мать, поняв, что вместо вожделенного мужа получила на шею лишь новую веригу, обозлилась до крайности.

Вскоре они уехали — в другой район, в худший дом, да еще и на холодный первый этаж. После переезда маленькая Арина начала болеть, и в результате у нее случилась та самая пневмония, в результате которой годовалая девочка провела две недели в реанимации, чудом оставшись в живых. После пневмонии папа Эри собрал свои вещи, и, под крики мамы, ретировался к одной из своих любовниц.

— Я его почти не помню, — пояснила Эри. — Так, обрывки. Слишком много лет прошло. Он появлялся иногда, привозил маме деньги, они ругались. И всё. Он почти не общался со мной, а маме так и вообще сказал, что я не от него, а от кого-то еще. Не знаю… был, и не стало.

— А когда он умер? — спросил Ит. Спросил просто так, ради того, чтобы спросить.

— Понятия не имею, — покачала головой та. — Наверное, давно. А может, вообще не умер. Мне это не интересно.

— Почему?

— Он мне никто. Мне нет до него дела.

…Еще в детском саду Арина стала проявлять некоторые качества и особенности, которые сильно не понравились воспитателям, да и маме тоже.

Девочкам положено играть в куклы — а вместо этого Аришка или катает машинки с мальчишками, или таскает с собой парочку пластмассовых буденовцев, найденных в игрушечном ящике на улице, на групповой площадке. Причем тащит их в группу, дурочка, а если отбираешь, ревет белугой. Мол, на улице они замерзнут. Пупсов игнорирует. Красивых импортных кукол-доченек тоже. Суп из песка не варит, в платье норовит залезть на дерево, да еще и с памятью нелады: на занятиях отвлекается, то в окошко смотрит, то рисует что-то… причем еще бы хорошо рисовала, рисует-то плохо совсем.

— Я, например, знала, что санки могут ехать сами, — со смехом рассказывала она. — Даже подговаривала детей из группы.

— В смысле — подговаривала? — Ит не совсем понял. — И как санки могут сами поехать? С горки?

— Нет, не с горки. Если сесть на санки, закрыть глаза, и сильно-сильно думать, что санки едут, они поедут по-настоящему, — пояснила Эри. — До сих пор помню. Двор сада, весь в снегу, несколько санок на расчищенной площадке, и мы сидим на санках… сидим и думаем. Я и еще несколько детей. Мне до сих пор кажется, что мои санки всё-таки совсем чуть-чуть, но ехали.

— Или это ехала крыша, — галантно подсказал Скрипач.

— Или крыша, — легко согласилась Эри. — На крышу действительно больше похоже, правда?

— К сожалению, правда, — кивнул Ит. — Хотя, знаешь ли, у меня тоже есть в загашнике парочка историй про то, как можно воздействовать на реальность.

— Ит, сейчас не твой бенефис, а Эри, — напомнил Скрипач. — Так, санки. Понятно. А что еще было?

— Ой, очень много всего. Например, летающая тарелка под фонарем…

…Вечером, поздним зимним вечером, мама вела Эри из садика домой. Идти предстояло по неширокой подъездной дорожке, тянущейся мимо ряда одинаковых низких домов. Вдоль дорожки стояли заметенные снегом кусты, и ряд фонарей, часть из которых работала, а часть нет. Пройдя темный участок, они стали приближаться к работающему фонарю, и маленькая Арина остановилась, чтобы полюбоваться, как поблескивает под лучом света падающий снег.

— Сначала я ее не разглядела, но потом увидела, — рассказывала Эри. — Свет был очень яркий, он мешал. А дальше — я увидела в небе, под тучами, какую-то сверкающую штуку. Словно там был еще один фонарь… ну или не фонарь, я не знаю, как правильно объяснить. И эта штука стала приближаться.

Дети не знают слово «перспектива», и когда рисуют на листе бумаги дом, маму, цветочки, и кошку — эти объекты будут лишь примерно пропорциональны. Совсем примерно. Дом и мама одного размера, кошка маме по пояс, а цветочки размером с треть дома. Но…

— Она летела к нам, и я как-то поняла, не знаю, как, что она большая, и что она должна по мере приближения к нам увеличиваться. Самолет в небе ведь тоже кажется маленьким, верно? Но она приближалась, и оставалась при этом одного размера. С большую кастрюлю, наверное, — Эри пожала плечами. — Словно… как бы правильно сказать…

— Словно она двигалась в каком-то ином измерении, — медленно произнес Ит. — Так?

— Не совсем. Словно она приближалась и удалялась одновременно. А потом…

…Потом тарелку заметили еще несколько прохожих, остановились, стали кричать, показывать пальцами — гляди, мол, гляди, какая штука. И тут тарелка, которая так и осталась размером кастрюлю, прошла на хорошей скорости под фонарем, над головами смотрящих. Сверкнули в луче света ее бока, словно бы из жидкой ртути, тарелка сделала зигзаг, уходя в небо, и через мгновение пропала, словно и не было. Только люди остались стоять, недоумевая, что же они такое сейчас видели…

— Мы тогда еще встречались с отцом, я спросила у него, что это такое, а он ответил, что это свет фонаря так отразился от снега, что нам почудилось. Только я знаю, что ничего нам не чудилось. Она на самом деле была, эта тарелка, хотите, верьте, хотите, нет.

— Не хотел бы, но почему-то верю, — заметил Скрипач. — Вообще, такие вещи, их обычно видят люди, которые потом попадают в Контроль. К примеру.

— Не только, — Ит задумался. — Эрсай тоже. Палачи. Да много кто. Хотя, нет. Видят, но не такое. Эри, а что-нибудь еще ты видела?

— Конечно. Например, танк во дворе школы неподалеку.

— Танк? — немного растерялся Ит.

— Ну да, или что-то типа танка. Мы в этот двор бегали играть летом, с другими девчонками. Я тогда еще как-то общалась… то есть мы были слишком маленькими, наверное, и они еще не разобрались.

— Не разобрались — в чем именно? — спросил Ит.

— В том, что я не такая, как они. Неважно. В общем, двор был большой и довольно запущенный. Кусты, деревья высокие. Нет, там была спортивная площадка, и плац большой, для парадов и линеек, но школа была очень старая, и двор у нее был огромный. Как сад или лес…

…Они играли в прятки в этом огромном дворе, и Эри выпала очередь водить. Искать подружек можно было очень долго, но Эри знала, что, например, Маруська обязательно пойдет к забору, в дальней части «леса», а Юлька попробует спрятаться неподалеку от спортивных снарядов, точнее, от площадки, на которой установлена пара ржавых турников, лестница, и сломанные качели…

— Я пошла по тропинке, а потом решила, что обману Юльку, застану ее врасплох. И полезла через кусты сирени, там густющие были кусты, их никто никогда не стриг. И…

И когда она вылезла на небольшую прогалину, ее словно остановила невидимая рука. Остановила, и заставила попятиться назад, обратно, в сирень. А потом кусты на другой стороне прогалины зашевелились, затрещали, и на прогалину медленно выехала огромная машина. Черная, с длинным дырчатым дулом, и со светящимися красным крошечными окошками на низкой плоской башне. Машина поводила дулом вправо-влево, и стала сдавать назад, обратно. Вскоре она скрылась в кустах. Эри долго стояла, не в силах сдвинуться с места — воздух до сих пор пах горячим металлом, маслом, и чем-то незнакомым, но очень неприятным.

— Чем-то похоже на запах сгнивших груш или яблок, и, кажется какой-то мясной гнили, — объясняла она. — Но я понимала, что это не яблоки. И не мясо. Это что-то живое так пахло. Какое-то существо. Очень недоброе. И сильное. Наверное, оно было в той машине, но я никого не видела. Только запах почувствовала, и ничего больше. Я потом долго боялась играть в этом дворе, рядом со школой. Боялась, что снова появится эта машина, и тот, кто в ней, вылезет наружу.

«Форд Аляска тревл» стоял в бесконечной пробке на выезде из города.

Скрипач дернул ручник, и повернулся к Иту — тот покачал головой.

Не может быть.

Запах… запах гниющих фруктов и гноя — это запах нэгаши, и они слишком хорошо знали, что это за раса, и чем могла бы закончиться для маленькой девочки-человека подобная встреча.

Но!!! Это же Сод!!! Какие нэгаши — тут? Откуда? Москва, школьный двор, и — танк третьего уровня с живыми нэгаши внутри? Как такое возможно?

— Сирень там была сильно поломана, — продолжала Эри. — На этом месте, где стояла машина. Я туда рискнула забраться только через месяц, или даже больше — и увидела эти сломанные ветки, много. Целый куст оказался раздавлен, а кусты там были ого какие. А чего вы молчите?.. Я что-то не то сказала?

— Прости, мы слегка охренели, — отозвался Ит после почти минутной паузы. — Рыжий, поехали, нам сигналят уже.

Машина тронулась.

— Больше ты этого танка не видела? — уточнил Скрипач.

— Нет. Но видела другое.

— Извини, что перебиваю, но ты… — Ит замялся. — Ты что, наблюдала нечто подобное часто?

— Не то, чтобы очень часто, — пожала плечами Эри. — И я не только видела, чувствовала тоже. Но я никому не могла нормально объяснить, что я вижу, и чего боюсь. Например, что-то было в стенном шкафу в моей комнате…

— Это почти у всех детей есть, — хихикнул Скрипач. — И у некоторых сильно пьющих взрослых. У детей бабайка, а у взрослых перепейка.

— Про бабайку не знаю, а то, что иногда оказывалось в шкафу, было как черный шар, размером с теннисный мяч. Или несколько таких штук. Вот тебе смешно, рыжий, а они всю дверцу изнутри изодрали однажды. Повсюду были щепки. А мама наказала меня. Она решила, что я взяла нож с кухни, и испоганила дверь. Глупо. Зачем бы мне это нужно было делать?

— Черные штуки? — с интересом спросил Ит. — Именно как шар?

— Да, гладкий черный шар. Не знаю, чем они драли дверь. Может быть, у них были когти или зубы. Когда тебе пять лет, тебе не захочется проверять, чего у них там есть, — справедливо заметила Эри. — Мне было страшно. Я от них пряталась под одеялом.

— Даже не знаю, что сказать. Странно. Очень странно, — Ит вздохнул. — Но ведь было что-то еще, верно? Это всё — тарелка, танк, шары — было побочным. Так?

— Так, — согласилась Эри. — Верно. Было еще и другое. Главное. Я тогда не умела еще молчать и скрываться, поэтому говорила о том, что понимала, с другими людьми. То есть пыталась говорить. Получалось плохо.

— И что было главным? — поинтересовался Скрипач, выруливая на трассу. Они тут что, совсем дороги не чистят, интересно? Больше семидесяти по такой трассе ехать — самоубийство. Мало того, что яма на яме, так еще и снега чуть не по колено.

— Двое, про которых я знала, что они есть.

…Эри знала про Двоих, и, как любой ребенок, она искала визуализацию своему знанию. Ей приходилось сложно — к пяти годам она верила в то, чего не существовало в информационном и предметном пространстве там, где она находилась.

Вера всегда нуждается в объекте.

Религиозный человек вешает себе на стену икону или вырезает из дерева скульптуру. Влюбленная в артиста женщина ставит на столик рамку с его портретом. Маленькая девочка просить мать купить ей куклу-принцессу или куклу-малышку. Объект обожания может быть недосягаем, поэтому его материальное существование подтверждает некий предмет, фетиш, символ — назвать можно как угодно, суть от этого не меняется. И маленькая Эри искала этот символ, и всё-таки, пусть и с трудом, нашла его.

— Я не знала тогда, кто такие те… ну, те. Даже не знала точно, мужчины они или женщины. Если мужчины, то не похожие на наших мужчин. Если женщины, то совсем не такие, как наши женщины. Я не могла описать, не могла выразить словами, не могла нарисовать… но тосковала я уже тогда. Тосковала и искала. И нашла.

…Двоих пластмассовых буденовцев Эри со слезами отбила в своей детсадовской группе. Они, за небольшую мзду, заплаченную мамой, переехали в результате к ним домой, и поселились в кроватке Эри. Кем только Эри после этого не стала — в глазах что мамы, что по мнению общественности!.. И дебилка, и тупая, и придурошная, и тряхонутая, и чокнутая, и поехавшая.

— Нормальные девочки в куклы играют, а эта себе солдат пластмассовых в кровать тащит, — сокрушалась мама. — И если бы хоть хороших каких, так ведь нет, два болвана уродских!

Буденовцы, надо сказать, были весьма условны — грубая отливка, выцветшая пластмасса, бывшая вначале красной, а теперь грязно-розовая. Они, после общения с детсадовцами, были все в царапинах и серых пятнах: мама долго терла их щеткой, но пятна так до конца и не отошли. В первые месяцы мать еще как-то пыталась бороться с увлечением дочери, но Эри была неумолима — любая попытка спрятать «солдатиков» заканчивалась истерикой и грандиозным скандалом, поэтому мама, в конце концов, махнула рукой, и «солдатики» стали полноценными членами небольшого игрушечного сообщества, принадлежавшего Эри.

— Только для меня они были не игрушки, — Эри задумчиво смотрела в окно. — Они были для меня словно живые. Я всегда брала их с собой, куда бы мы ни ехали, и они всегда спали со мной рядом. Почему-то, когда они появились, в шкафу навсегда перестали безобразничать черные шары, а то, что я видела… ну, оно стало немножко другим.

— Каким? — с интересом спросил Ит.

— Безопасным, — подумав, ответила Эри. — Нет, не совсем, конечно, но все-таки менее опасным. Черный, я не знаю.

— Называй меня лучше Итом, — попросил Ит. — Всего две буквы. Ит. Не сложно запомнить, правда?

— Я попробую, — серьезно ответила Эри. — Но могу случайно назвать, как привыкла.

— А меня можно рыжим, — милостиво разрешил Скрипач. — Еще можно Скрипачом, а еще меня зовут Файри. По документам. Но так никто в жизни никогда не называл.

— Ладно, — Эри улыбнулась. — А почему — Скрипач?

— Долгая история, как-нибудь потом расскажем, — пообещал рыжий. — Значит, после буденовцев стало получше?

— Да. Оно, собственно, и было неплохо, но когда они появились, я стала видеть и кое-что красивое… иногда.

…Они с мамой поехали на Юг, к морю — каким-то чудом маме достались две путевки. Место было довольно прозаическое, равнинное, но Эри почти каждый вечер видела по дороге с пляжа, когда они шли в корпус пансионата, одну и ту же картину: ущелье, поросшее хвойным лесом, горные вершины в белых снеговых шапках, а там, дальше, за ущельем — огромное и спокойное море, с золотой солнечной дорожкой в самом центре.

— Я рассказывала про эти горы маме, а она смеялась, и говорила, что я фантазерка. Потому что там не было никаких гор. Евпатория, какие горы? Отродясь их там не было. А я видела. Очень красивая картина, и каждый раз чуть иная, то есть она… как бы это сказать… она была живой, понимаете? Не фотография, не изображение. И всегда на одном и том же месте. Мама утверждала, что там степь, и что море вообще с другой стороны. А я видела… ну, вот это всё. Странно, правда?

— Да, странно, — согласился Ит. — И удивительно. Ущелье, высокие горы, хвойный лес?

Эри кивнула.

— На Окисте таких пейзажей полно, — заметил Скрипач. — Там этих гор, причем свежих, интервентами не грызенных, завались.

— Кем не грызенных? — не поняла Эри.

— Да есть такие конклавы, которые в мирах низкого уровня добычу устраивают, — объяснил Скрипач. — Прилетают армадой, загоняют технику, и добывают. А потом по тем местам — то моря мелкие, то пустыни, то впадины, то еще черти что. С ними борются, конечно, с этими добытчиками, но за всеми не уследишь.

— А кто борется? — с интересом спросила Эри.

— Официальная служба. У вас, как мне кажется, тоже добывали что-то. Обычно на карте хорошо видно, где были участки работ, — пояснил Ит. — Рудный комплекс, или комплекс для добычи редкоземельных элементов, он с хороший город размером бывает. А то и с несколько городов. Технологии достаточно примитивные, планету они калечат, но…

— Не увлекайся, — попросил Скрипач. Ит согласно кивнул. — Значит, ты видела горы и море. Там, где их не было.

— Ага.

— А что еще? — Ит снова повернулся к ней.

— Сны. Очень яркие сны, совершенно реальные. Только… Ит, можно, я потом расскажу? — попросила она. — Просто я боюсь…

— Чего боишься? — удивился Ит.

— Я не хочу плакать, — Эри опустила взгляд. — Почему-то, когда я говорю про это вслух, я иногда плачу. Когда пишу или просто думаю — нет. А когда проговариваю — да. Не знаю, почему так получается. Но можно я не буду пока что рассказывать?

— Хорошо, конечно, — Ит улыбнулся. — Тем более что мы почти приехали.

* * *

Точка, на которой предстояло снимать данные, представляла собой небольшую поляну в лесочке, неподалеку от дачного поселка. Дорога оказалась на удивление хорошо расчищенной (не иначе, как тут недавно прошел трактор), поэтому доехали хорошо и быстро. Выгрузили аппаратуру, выдали Эри планшет с фильмами, которые Скрипач скачал утром за немалые деньги из местной сети, и отправились работать — шестьдесят четыре датчика, центровая консоль, и полтора часа, а то и больше, по пояс в снегу.

— Ит, слушай, а она не врет, — задумчиво сообщил Скрипач, когда они отошли от машины на порядочное расстояние.

— И не думает даже, — подтвердил тот. — Она, по-моему, вообще врать не умеет.

— Очень похоже на то, — кивнул рыжий. — Это-то меня и пугает.

— Ты не одинок. Что же она такое, а? — Ит остановился.

— Вообще себе не представляю, — покачал головой Скрипач. — Я пытался сравнивать ее с Бертой…

— Я тоже, — вставил Ит.

–…так вот, ничего общего. Берта — летописец, ведь так?

— Ну, так.

— И она говорила, что тоже нас узнала, верно?

— Рыжий, это верно, но Берта никогда не общалась до нас ни с кем подобным. А Эри общалась. И если она общалась с какой-то из инкарнаций, то это ставит под большой вопрос все наши исследования и изыскания, — Ит сбросил с плеч рюкзак. — Пришли, давай тут расставлять.

— Ставит под вопрос? — повторил Скрипач. — Как бы ни так. Это херит на хрен вообще все наши изыскания и теории. И не только наши. Все. И сопротивления, и официалки, и даже то, что плели Эрсай — всё превращается в полную чушь. Это что-то принципиально новое. Совсем.

— Совсем… заладил, — Ит скривился. — Ты тут не один такой умный. Но ты прав в одном: я действительно выразился слишком мягко. Да и ты тоже, если вдуматься. На проекте «Зеркало» можно уже сейчас ставить большой и жирный крест. Отработаем его для проформы, а дальше — не знаю. Ей богу, не знаю.

— Может, мы ее зря из духовки вытащили? — Скрипач почесал переносицу перчаткой. — Может, лучше бы она там и осталась, а, ититская сила? Что скажешь?

— Дошутишься сейчас, — погрозил ему кулаком Ит. — Давай работать.

…Данные сняли за полтора часа, как и планировали — причем схема, отработанная еще на Терре-ноль, в этот раз прошла без сучка и без зазоринки. Идеально, можно сказать. Ни одного сбоя, ни одной осечки. Все согласно расчетам, причем еще и в соответствии с предварительными данным. Сод давал именно ту вибрационную модель, которую прогнозировала группа Берты и Ри — блестящий результат. Всегда бы так.

— Бертик и гений были совершенно правы, — констатировал Скрипач, когда они, собрав аппаратуру, шли обратно к машине. — Всё работает. Всё как по нотам. И стопроцентное соответствие с моделью Терры-ноль.

— Вот это-то меня и удивляет, — заметил Ит. — Какой-то он слишком уж идеальный, этот результат.

— В смысле? — не понял Скрипач.

— В прямом, — пожал плечами Ит. — У нас полностью совпала сетка отражения… тебя это не настораживает?

— Почему меня это должно настораживать? — нахмурился Скрипач. — Сетку считали четыре года Берта, Ри, и еще с десяток очень умных голов. В чем вопрос?

— В погрешностях, — Ит потер озябшие руки. — Не может не быть искажений, рыжий.

— Хорошо, давай перепроверим эту точку, — предложил Скрипач. — А почему ты не допускаешь мысли, что они высчитали всё так, что погрешности…

— Рыжий, у нас за сотни лет работы такого результата не было! — потерял терпение Ит. — Никогда! Очнись! А у нас сейчас тут — точное совпадение с Змеиным островом, стопроцентное. Ты данные не помнишь, что ли?

— Да помню я, — Скрипач растерялся. — Ладно. Отчитаемся, как есть, но скажем, что хотим провести дополнительную проверку. Ладно?

— Ладно, — махнул рукой Ит. — Не сегодня, понятное дело. Через пару недель еще раз сюда съездим. Интересно, что скажет гений, когда эти результаты увидит.

— Не знаю. Что-нибудь скажет, наверное, — Скрипач вздохнул. — Возможно, что мы намудрили с аппаратурой.

— Угу, конечно. С опечатанной и опломбированной официалкой. На три защиты. С этим набором невозможно намудрить, не хуже меня ты это знаешь.

— Ну, тогда… тогда он скажет, что мы ошиблись с наладкой, — пожал плечами Скрипач. — В общем, в любом случае, будем проверять. Чего-то я замерз, — пожаловался он. — Пошли скорее в машину, греться.

* * *

— Ты зачем движок заглушила? — возмущению Скрипача не было предела. — Зачем в холоде сидела два часа?! Совсем дура, что ли? Тебя для чего с собой взяли, спрашивается?! Чтобы ты жопу себе отморозила?

— Я подумала, что бензин жечь зря не нужно… ну простите, пожалуйста, — лепетала Эри. Казалось, она снова собирается расплакаться. — У меня же одеяло было, я не замерзла.

— Идиотка, — в сердцах произнес Ит. Сел на водительское место, завел машину. — Вот честно, вот не хотел я этого говорить, но идиотка же! Ну кто так делает?

— Я же не знала, сколько вас не будет, — Эри выглядела совершенно убитой и подавленной. — Думала, что придется долго ждать. А если долго, то бензина уйдет много.

— Мы тебе сказали, что нас не будет два часа, — зло произнес Скрипач, плюхаясь на пассажирское сиденье рядом с Итом. — Трудно запомнить?

— Наверное, я прослушала, — кажется, она всё-таки заплакала. — Простите…

— Сильно замерзла? — Ит понял, что пора сменить гнев на милость. Да почему-то и не хотелось ему больше злиться. — Ты вообще там как?

— Не сильно. Нормально, — она всхлипнула. — Только ноги.

— А кофе почему не выпила? — Скрипач вытащил из рюкзака полный термос.

— Я думала, вам… вы же замерзшие придете…

Ит только покачал головой, но ничего не сказал. Однако в этот момент у него на какой-то крошечный миг появилось странное ощущение тревоги — и он услышал тихий, едва слышный щелчок. Или треск сломавшейся сухой ветки. Слишком слабый звук, не разобрать, но почему-то (это он знал в тот момент точно) звук был важен. Что это?

— Рыжий, ты слышал? — спросил он.

— Слышал что? — не понял Скрипач.

— Что-то щелкнуло, кажется, — неуверенно ответил Ит.

— Я ничего не слышал. Эри, ты слышала?

— Нет, — покачала та головой. — Вы пейте кофе. Вы замерзли.

— Сама пей, мы потом, — Скрипач вытащил сигареты, закурил. Ит отобрал у него пачку и закурил тоже.

— А можно мне? — попросила Эри.

— Сигарету? — прищурился Скрипач. Эри кивнула. — Ага, сейчас. Шнурки только поглажу. Какую тебе сейчас сигарету, после такого отравления? Нельзя пока. Ит, включи кондей, чтобы дым вытянуло, кстати.

— А долго еще будет нельзя? — спросила Эри жалобно.

— Дня три, как минимум, — ответил Ит. Затянулся еще раз, приоткрыл окно, и выкинул недокуренную сигарету в снег. — Рыжий, хватит ее травить. Дома покурим. Всё, поехали, прогрелась уже вроде.

— Сколько там?.. Тридцать пять? Поехали, да. Люся молодцом, сейчас тепло уже будет.

* * *

— Поскольку ездить придется часто, давай ты запомнишь главное правило, — Скрипач сидел в полоборота, повернувшись к Эри. — Тебе должно быть комфортно, поняла? Не надо мерзнуть, экономить кофе, бояться высадить батарейку на планшете, и так далее. Кстати, мобильный у тебя есть?

— Мне не положено.

— Почему? — удивился Скрипач.

— Ну, считается, что если человек старше пятидесяти пяти, то ему телефон не нужен. Мне просто не продадут, — объяснила Эри. — Считается, что городского вполне хватит. Я еще хорошо устроилась, у меня сеть есть, договорилась, заплатила, и мне не обрезали. А могли.

— Подожди, не понял, — помотал головой Скрипач. — То есть как — обрезали?

— Считается, что в этом возрасте уже надо готовиться к царствию небесному, поэтому всякие греховные вещи из жизни пора исключать. В том числе сеть, — объяснила Эри. — Это уже лет десять как практикуется почти везде, а началось еще раньше. Так что телефон у меня только городской, а в сети я притворяюсь женщиной помоложе. Поскольку не провоцирую никого, ко мне не приходят.

— С этим мы потом разберемся, — Ит сейчас вел машину, и тихо ругался про себя: снегопад усилился, и Люсе приходилось несладко. — Телефон купим. Сейчас заедем куда-нибудь, и купим.

— Не продадут, — помотала головой Эри.

— Продадут, — ухмыльнулся Скрипач. — Покажем тебе веселый фокус. Поверь, нам — продадут.

— Ну, не знаю, — Эри задумалась. — Они же ко всему прочему еще и дорогие очень. Да и регистрация сложная, там целая процедура. Номер привязан к данным владельца, и…

— И по фиг, — отмахнулся Скрипач. — Эри, мы не только врачи. И не только исследователи.

— А кто вы еще? — с интересом спросила Эри.

— Мы агенты. Какое-то время не практиковали, но сейчас полностью восстановили форму, — объяснил Скрипач. — Так что такие фокусы в порядке вещей. Не думай, что у вас тут всё настолько плохо. Бывают миры, в которых условия гораздо более жесткие. Но даже там мы способны обойти те идиотизмы, которые придумывают власти. Мы не один год этому учились. Так что сейчас купим тебе телефон, на первое время, а потом…

— А потом придумаем еще что-нибудь, — с нажимом закончил Ит, про себя обозвав Скрипача придурком. Точнее, хвастливым придурком. Заигрался, идиот.

Разумеется, «Горизонт» запросто мог им выдать коммуникаторы. Как нечего делать. И связь они бы тоже осуществляли через яхту: сейчас «Горизонт» шел по заданной орбите, на высоте восемьсот километров над поверхностью планеты (загнали повыше, чтобы избежать встреч с местной техникой), и связываться через него было бы легко и приятно, но… но, во-первых, у них все-таки подписан договор с официалами, и, во-вторых, там есть пункт об ограничении использования аппаратных средств. А, в-третьих, за ними следят, и, само собой, поинтересуются, кому понадобился еще один коммуникатор.

Теоретически оправдать присутствие Эри для них не составит труда. Тут подойдут разные варианты: и «старая знакомая», и «мы два извращенца», и «жалость», и «прикрытие». Что угодно. Подобные контакты с местными официалку в свете их работы не интересуют. Ну, спасли случайно тетку. Ну, пожалели. Ну, таскают временно с собой. Пока ситуация не выходит за рамки регламента, всё спокойно. Официалка, скорее всего, уже проверила Эри — вот только Арина Дерзкова не представляет для официалки никакого интереса.

Потому что кроме как про газ, они ни про что больше не знают.

По крайней мере, пока.

— Так где у вас тут телефоны продаются? — спросил Ит. Машина уже находилась в черте города. — Подскажи, куда рулить. И что сейчас народ покупает?

* * *

Разнообразием в салоне связи и не пахло. Ит и Скрипач походили рядом с витринами (Эри всё это время робко стояла у входа, не решаясь пройти дальше), и сделали неутешительный вывод — да, проблем в мире больше, чем им казалось.

— Странно, что мы так легко купили планшет с картой, — тихо заметил Ит. — И еще более странно, что планшеты теперь продаются отдельно.

— Мы были в очередной лавке для богатых, — подсказал Скрипач. — Вспомни, сколько стоил планшет. А этот магазин — обычный, для средних и нищих. Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Но какой разброс! Пропасть.

— Бездонная, — согласился Ит. — Так… молодой человек, телефоны нам продайте. Вот эту модель, я думаю.

«Модель» была явно местного производства — угловатая, тяжелая даже на вид. Однако Ит, у которого чутье на технику было отличное, понял — да, телефон, пусть и корявый, будет работать исправно, и не сломается в самый неподходящий момент. Да и аккумуляторы серьезные, по четыре тысячи ампер часов. На трое суток хватит спокойно, а то и на большее время. Сойдет. Вполне сойдет.

— Телефоны? — переспросил продавец, подходя к ним. — Два?

— Три, — поправил Ит.

Цена такой покупки, видимо, слегка напугала продавца.

— Дорого выйдет, — покачал он головой.

— Ну что ж, значит — дорого, — развел руками Ит. — Так у вас есть три аппарата, или нет?

— Сейчас посмотрю, — продавец вытащил из кармана связку ключей, открыл шкаф, расположенный под витриной, и залез в него. — Так… есть, да. Белый, синий, и красный. А, еще есть черный.

— Кому какой? — спросил Ит. — Эри, ты какого цвета хочешь телефон?

— Черный или белый, — тихо ответила Эри.

— Значит, красный, — решил Ит. — Девочковый.

— Но я не люблю красный цвет.

— Тогда белый. Или синий?

— Синий тоже не люблю.

— А черного еще одного нет? — спросил Скрипач.

— Нет, к сожалению. Будете брать? Тогда пройдемте на стенд для оформления, — предложил продавец. Ит украдкой рассматривал его: невысокого роста, рукава форменной рубашки явно длинноваты, да и штаны подвернуты; лицо простецкое, черты словно слегка смазаны — между прочим, один из признаков деградации; волосы выглядят плохо, линялые, тусклые — плохая еда, недостаток витаминов… хреновые дела творятся в этом мире, ой, хреновые… хочется верить, что в других странах не так… может, и не так, но какая разница? В России уж точно не так…

— Пройдемте, да, — согласился Скрипач. — Эри, иди сюда.

Она покорно подошла, и встала рядом со Скрипачом, привычно опустив голову.

— Документы ваши попрошу. Нет, вам, женщина, не смогу продать, наверное. Вам сколько?

— Пятьдесят, — скинула себе возраст Эри, поднимая голову.

— Все равно не могу. Я продам, а меня потом накажут. Вдруг вам больше.

— А если она покажет паспорт и метрику? — с интересом спросил Ит.

— Ну и покажет, ну и что? Сейчас проект идет, чтобы до пятидесяти продавать, — объяснил продавец. — А ей уже есть.

— Теперь посмотри сюда, — предложил Ит. Продавец повернулся к нему.

Воздействие.

— Сейчас ты возьмешь деньги, дашь нам телефоны и карты, и запишешь покупку на документы своих коллег по салону, — ровным голосом сказал Ит. Продавец кивнул. — На себя не пиши, так уж и быть. Кто тебе больше всего не нравится, на тех и напиши. Понял? Квитанции распечатай, и распишись за директора. И сразу убери все квитанции в архив. Пусть тебя похвалят за усердие.

Продавец радостно закивал.

— Не надо, — вдруг сказала Эри. — Ит, не надо! Его же накажут, если прочтут.

— Нет, не думаю, — возразил Ит. — Они даже не проверяют эти вещи, пойми. Как я понимаю, они и не в состоянии их проверить.

— Почему?

— Им просто всё равно. Сейчас ему главное — сделать продажу, получить процент, и пойди домой. Кушать и телек смотреть. Эй, парень, как там тебя?

— Игорь, — ответил тот.

— Картошечку любишь? — ласково спросил Ит. — Будешь сегодня кушать картошку?

Парень радостно закивал.

— Ну, вот видишь? — улыбнулся Ит. — Не переживай. Я уже понял, что тут происходит. Так что ты можешь не волноваться. Все в полном порядке.

— Даже не знаю, — Эри покачала головой. — Все равно, неудобно как-то.

— Слушай, а если этот вот парень, например, увидит тебя на улице без платка, что он сделает? — вкрадчиво поинтересовался Скрипач.

— Обматерит, скорее всего. Может быть, ударит. Толкнет, — Эри покачала головой. — А, была, не была! В конце концов, от него и вправду не убудет.

* * *

Дома Эри ушла к себе, сказав, что придет обратно к ужину — надо помыться, привести себя в порядок, сунуть в стиралку вещи. Ит с большой неохотой ее отпустил, поняв, что, видимо, дело не только в вещах и стиралке. Ладно, пусть часок позанимается своими делами. Тем более что еду еще надо приготовить.

Скрипач, разумеется, принялся за картошку: жареную картошку он более чем уважал. К картошке он решил нажарить еще и оладьев, но выяснилось, что дома нет ни муки, ни сметаны, ни кефира, ни варенья. Поэтому Иту была вручена сумка, и дан наказ — что и где следует купить.

— Одна нога здесь, другая тоже здесь, — напутствовал Скрипач. — Можешь растительное масло еще взять.

— Так купили же.

— Ну, мало ли, купили… еще не открывали, вдруг гадость какая окажется.

— А ты думаешь, что в этом районе я сумею купить не гадость?

— Иди, иди уже, — проворчал Скрипач. — На обратной дороге зайти за Эри. А то она застесняется и картошку пропустит.

…С покупками, против ожидания, Ит управился быстро — видимо, работающие подтянутся в магазин позже, а пока ни очередей, ни толпы. Он быстро покидал в корзину то, что велел Скрипач, добавил от себя банку баклажанной икры (в самый раз к картошке будет) и пакет с шоколадными конфетами (вдруг Эри любит конфеты?), расплатился, перекинувшись парой слов о холодной погоде со скучающей кассиршей, и направился домой.

Конечно, дверь в квартиру Эри он мог бы открыть с легкостью, но делать этого не хотелось, не корректно — Ит постучал тихонько, и стал ждать ответа. Эри открыла через пару минут. На носу у нее сидели тяжелые роговые очки, даже по виду очень старые, а в руках она держала иголку с вдетой ниткой.

— Уже пора идти? — спросила она.

— Ну вообще-то да, картошка остынет, — ответил Ит, входя в прихожую ее квартиры. — А еще рыжий обещает оладьи, и заслал меня в магазин за мукой. Хочешь конфету?

— Ой, какие классные… хочу, конечно, но только не сейчас, — помотала головой Эри. — Ит, две минуты. Я дошью, и тут же приду.

— А что ты шьешь такое? — с интересом спросил Ит.

— Для телефона чехол, — объяснила она.

— Зачем? — удивился Ит.

— Потому что я рукожоп, — вздохнув, сообщила Эри. — И у меня всё из рук валится. Боюсь, что уроню и разобью, а он же дорогой очень.

— Тебе делать нечего? — недоуменно спросил Ит. — Эри, это всего лишь телефон. Кусок пластика и микросхема. И матрица. И всё. И ничего больше. И если ты его кокнешь, мы просто пойдем и купим новый. Или сопрем.

— Так нельзя делать, — возразила она.

— Тебе нельзя. А нам можно, — упрямо ответил Ит. — Мы на отработке… потом расскажу, что это такое… в общем, мы на отработке, и такие мелочи нам делать действительно можно. И вообще, я последние годы был исключительно честным человеком, и мне это слегка надоело.

— Надоело быть честным? — удивилась она.

— Не совсем правильно сказал, — тут же поправил себя Ит. — Надоело быть зависимым.

— А воровать телефоны — признак независимости? — прищурилась Эри.

— Нет. Воровать телефоны — это признак работы, — отрезал Ит. — Всё, к черту моральные устои. Пошли ужинать.

— Я всё-таки дошью, — решительно сказала она.

— Ну, хорошо, — сдался Ит. — Но сразу приходи, ждем.

* * *

Ужин Скрипач приготовил явно не в расчете на троих — поэтому его было решено частично оставить на завтрак. После картошки с баклажанной икрой и огурчиками, да еще и со сладкими оладьями на десерт все несколько осоловели, поэтому чай решили попить в комнате, а заодно разобраться с купленными телефонами.

— Слушай, ты меня, конечно, извини, но давай всё-таки уясним с духовкой, — попросил Скрипач. — Ты голову сунула из-за того, что мы тебя не узнали?

— Ну да, — кивнула Эри. — Так и есть.

— А подойти и спросить религия не позволила, или внутренние предубеждения? — поинтересовался Скрипач. Ит в это время поснимал крышки со всех трех аппаратов, и теперь прикидывал, как бы тут слегка всё переделать. Интерес чисто спортивный, конечно, но слегка повыбешивать местные власти — это мы завсегда…

— Мне это даже в голову не пришло, — призналась Эри. Она сидела в кресле с чашкой чая в одной руке, и с конфетой в другой. — Я решила, что… что — всё. Что я износилась так, что меня уже не считают кем-то… чем-то…чем-то, на что нужно обращать внимание. Ну и…

— Понятно. То есть ты даже не допускала возможность ошибки? — поинтересовался Ит.

Она помотала головой.

— В тот момент — не допускала. Уже потом, когда вы… ну, когда мы как-то объяснились… — было видно, что Эри трудно подбирать слова, — то есть я поняла, что мой поступок противоречит самой моей теории. И что я едва не сделала очень большую глупость.

— Ну, глупость-то ты сделала, — подсказал Скрипач, отбирая у Ита один из аппаратов. — Нет, ититская сила, так не пойдет.

— Сам вижу. Модуль оставим, только слегка переучим.

— Ну так переучивай, чего ты его выковыриваешь-то?.. А что за теория, Эри?

Она замялась.

— Ну… Рыжий, я очень плохо объясняю.

— А ты попробуй.

— Мы все — как осколки голограммы, — ответила Эри. — Кусочки. Какой-то больше, какой-то меньше. И я такой осколок, и вы. Но в любом осколке же будет голограмма, а не что-то другое, вне зависимости от его размера, и от того, куда он улетел, когда голограмму разбили?^[2]

— Не совсем так, но в общих чертах понятно, — кивнул Ит. — То есть ты хочешь сказать, что ты встречалась с другим осколком голограммы, который… который как мы? Верно?

— Да, примерно так, — согласилась она. — А вы… ваша жена, она ведь тоже, получается…

— У нас на этот счет была другая теория, — осторожно начал Ит. — Зеркала, отражения. Про голограммы мы тоже думали, но в несколько ином ключе. Неважно. В общем, ты для себя поняла, что это мы, но при этом — не мы?

— Не они, — поправила Эри. — Вы в любом случае будете — вы. Я… не знаю. Наверное, тоже. Просто я очень плохой осколок. Даже не осколок, а так, осколочек. Есть и другие.

Ит снова ощутил между лопаток неприятный холодок.

— Кто — другие? — поинтересовался он.

— Осколки, которые еще меньше, — объяснила Эри. — Например, я помню вас… ну или их… неважно… а другие не помнят, или просто ощущают, или помнят, но совсем мало. Я встречала таких людей. Мы все с ними немножко похожи чем-то.

— Тем, что понимаете, что ваше знание — правда?

— Ага. Только ни мне, ни им никогда не верят те, кто… ну, кто не осколки. Ит, а почему кто-то помнит, а кто-то нет? — спросила она.

— Если брать за основу твоей теории именно голограмму, то учти — изначальную голограмму нельзя дробить до бесконечности. В совсем маленьких кусочках изображения не будет. Я тебе потом покажу на примере, как это выглядит.

— Ага, — она покивала. — Но ведь кусочек всё равно часть голограммы, так? Верно?

— Верно, — согласился Ит. — Но изображение…

— Изображение пропадет, я поняла. Но часть всё равно останется частью.

— Конечно, останется, — проворчал Скрипач. — Куда она денется.

— Эри, а люди, которые такие же, как ты — кого-нибудь еще можешь показать? — с интересом спросил Ит.

— Уже не могу.

— Почему? — нахмурился Скрипач.

— Потому что вся эта система… ну, весь наш мир… он, кажется, задумал нас, вот таких, уничтожить. Простите, я путано говорю, наверное, — Эри, кажется, покраснела. — Уже несколько лет прошло с тех пор, как умер последний человек, который мне верил. Да их и было немного, около десятка. По крайней мере тех, кого я сумела разыскать. Может быть, где-то есть еще. Я не знаю.

Холодок всё никак не проходил. Ит передернул плечами.

— Осколки, значит, — пробормотал он. — Ты осколок, мы осколки… угу… А что же случилось с самой голограммой, в таком случае? Что произошло, почему появились осколки?

— Не знаю, — Эри пожала плечами. — Что-то случилось, наверное. Но голограмма теперь разбита. И каждый что-то помнит, как я. Каждый, кто был раньше частью этой голограммы.

— Это надо подумать, — Ит кивнул. — Это слишком серьезно, чтобы решить вот так, с налету, за один вечер.

— Сейчас доделаем телефоны, и спать, — пообещал Скрипач. — Я лично с ног валюсь.

Примечания

2

Эри ошибается, потому что ничего не знает про искажения.