Слуги тихого омута

Екатерина Витальевна Белецкая, 2022

Странные дела творятся на мирной, малозаселенной планете, находящейся на задворках старого кластера. Нехорошие дела. Не смотря на внешнее благополучие Окист – это действительно самый настоящий тихий омут, который смертельно опасен, и совсем не факт, что знакомые тебе люди – безобидны, а ситуация – несерьезна. Некто играет в очень нехорошую игру, в которой не может быть выигравших.

1

Решение

— Эккеле, крошка Эккеле… — Ренни держал воротник в кулаке, с отвращением ощущая под костяшками пальцев потную от страха кожу. — Теперь ты рад, да? Ведь именно этого ты добивался?

Эккеле потел и молчал. Он был полный, рыхлый, словно перестоявшееся тесто, с короткой шеей и пепельными жидкими волосами. Глаза его, орехового цвета, испуганно бегали. Он действительно боялся. И Ренни это знал. А еще он знал, что труса надо бить. Причем бить так, чтобы боялся заложить или поквитаться.

Впрочем, уже поквитался. Или помогли. Но это теперь неважно.

— Посмотрим, долго ли ты выдержишь на чужом месте, — процедил Ренни. — Пошел отсюда!

Он отпустил воротник и стал брезгливо вытирать руку об штанину. Эккеле не пришлось долго упрашивать — он рванул по коридору, был, и тут же нет. Ренни вздохнул, покачал головой, сунул руки в карманы и пошел в другую сторону. Делать было нечего. То есть совсем. Конечно, работу найти он сумеет. Только совсем не ту, о которой мечталось. И всё (Ренни в этом не сомневался) из-за мерзавца Эккеле.

Проход плавно изгибался и тихонечко шел под уклон — Ренни и не заметил, как пошел быстрее. Покрытие на стенах кончилось, вместо него кишку коридора теперь освещали только потолочные светильники, устаревшие еще с тысячу лет назад. Конечно, работать они будут еще тысячу, а то и больше, они практически вечные, но кому они нужны, эти дурацкие панели под самым потолком? Жители Саприи давным-давно перебрались на верхние этажи, подвалами и старыми лабораториями никто не пользовался, они стали местом развлечения молодежи и складом для всякого хлама.

Саприи был уникален, второго такого сооружения на Окисте не существовало. Несколько десятков тысяч лет назад, когда переселение только начиналось, строители срезали огромный пласт камня со склона, и вверх потянулись первые ярусы, числом двести. Саприи рос вверх и вглубь горы, сейчас он насчитывал больше полутысячи этажей. До сих пор неспешное строительство продолжалось, по крайней мере, молодежь часто подрабатывала на нём — резала камень под монтаж будущих уровней, занималась диагностикой склона, его укреплением, стабилизировала возможные подвижки. Более сложную работу выполняла гильдия строителей, и к своей работе они никого не допускали до ее окончания. Нижние ярусы, на одном из которых сейчас находился Ренни, использовались как подсобные помещения, но Ренни знал, что раньше здесь жили. Ему ярусы с первого по пятидесятый казались седой стариной — тут можно было встретить такие интересные и редкие вещи, как зеркала (в одной из заброшенных квартир Ренни нашел целую зеркальную стену), металлические ванны, в окнах некоторых квартир сохранились стекла, пару раз попадалась деревянная мебель. Кусочки чужой ушедшей жизни обладали какой-то непонятной притягательностью. В детстве Ренни порой забирался сюда играть, часто один, но потом вылазки пришлось прекратить — родители их не одобряли. Позже, уже в компании подростков-сверстников, Ренни навещал огромные, уходящие вглубь горы подвалы. Сложная их система переплеталась с естественными пещерами, и далеко не во все помещения можно было попасть без кодов или ключей. В этом Ренни убедился на собственном опыте лет десять назад.

Задумавшись, он проскочил нужный поворот, и неожиданно для себя оказался в зале со списанными катерами. «Восьмерки», неуклюжие, громоздкие, стояли друг на друге в четыре яруса, узкий проход между рядами катеров терялся где-то в полумраке. Ренни пошел по этому проходу, предварительно прицельно плюнув в засветившуюся перед ним надпись «Покиньте стоянку! Консервация!». Как же, консервация! Эти железяки — чуть помладше самого Саприи. Их даже в слом не пустишь. Зачем хранят?..

Внимание Ренни внезапно привлек шум, раздавшийся наверху. Он остановился и принялся вглядываться в темноту над головой. В самом верхнем катере последнего яруса явно кто-то был. Скорее всего, кто-то знакомый. Из детей, ровесники сюда не ходили, слишком скучно. Ренни свистнул. Шум стих.

— Эй! — тихонько позвал Ренни. — Мелкие! Полетать захотелось? От стены до стены?

— Фу… напугал, — раздался сверху недовольный голос. Ренни поморщился. Уж лучше мелкие, чем эта. Вот не повезло, так не повезло!

— А, это ты, — разочарованно сказал он. — Давай, спускайся. Я к тебе не полезу.

Вэн Тон легко спрыгнула вниз. Эта хрупкая китаянка не доставала ему даже до плеча, но боялся ее Ренни даже больше, чем собственных родителей. Ей тоже приходилось всего добиваться самой, но, в отличие от Ренни, она своего таки добивалась. И при этом ей удавалось оставаться такой правдолюбкой, что хоть плачь. У нее были свои понятия о справедливости, чести, достоинстве, и мировом порядке, которые она пыталась установить в окружающем ее мире. Она одинаково рьяно спорила как со своими сверстниками, так и со старшими. И вот теперь появилась возможность разузнать, как отнеслась Тон^[1] к тому, что случилось. Совершенно некстати… ну ладно.

— А я и не слышала, что кто-то ходит, — Тон поправила куртку. — Увлеклась.

— Что ты там делала? — поинтересовался Ренни.

— Понимаешь, мы с рыжим поспорили, что генератор можно снять. Он сказал, что не выйдет, — немного смутилась Тон, и принялась накручивать прядку волос на палец. — Похоже, выиграл.

— Нельзя его снять, — авторитетно заявил Ренни. — Да и смысла нет. Если все-таки оторвешь, там остаточный заряд очень маленький, выше пятерки не бывает. Больше денег на сам процесс потратишь, поверь мне. Много проиграла?

— Десятку, — призналась Тон. — Слушай, а откуда ты знаешь, что нельзя?

— Ха, — удовлетворенно ответил Ренни. — Думаешь, ты первая с ним на эту тему споришь? Наивная, они давно все посчитали. У них же вечно нет денег, вот и крутятся.

— Ясно. Ладно, отдам, — вздохнула Тон. — Ты зачем обидел Эккеле?

— Я обидел Эккеле? Он сам, кого хочешь, обидит, — ответил Ренни, поняв, что разговора не избежать. — Я из-за этой потной кучи остался без работы.

— Я тоже, — парировала Тон. — Но это не повод так себя вести.

— Ах, не повод! — взорвался Ренни. — Еще как повод! Да моя работа была во сто крат сильнее его потуги на что-то стоящее!.. И твоя… Ладно, я еще могу понять, что она Дзеди с Лином взяла, но вот крошка Эккеле совсем не вписывается в картинку!

— Вот я как раз против Дзеди и Лина, — спокойно ответила Тон. — Это ставленники, причем далеко не самого высокого класса. Что касается работы Эккеле…

— То это не работа, а кусок…

— Замолчи и послушай! — топнула ножкой Тон. Ренни покорно кивнул и сел на подножку катера. — Так вот, о чем я… А! Его работа грамотная, правильная, логически завершенная. Не убавить, не прибавить.

— Теперь ты послушай, — не выдержал Ренни. — Его так называемая работа — это куски чужих работ, слепленных воедино. Ничего нового. Старье на старье. У ребят хоть идеи есть, а этот…

— Из-за этих ребят, — наставительно произнесла Тон, — в следующем году тендер будет втрое сложнее. Дошло? Или она изменит условия.

— А условия-то зачем? — не понял Ренни.

— Пока не знаю, — пожала плечами Тон. — Так Арти сказал.

Помолчали. Ренни вытащил сигареты, прикурил, протянул пачку девушке. Она отрицательно покачала головой, села рядом с ним на подножку, вздохнула. В проходе царил сумрак, традиционная синяя курточка Тон выглядела почти черной. Курточка была натуральная, без всяких добавок — любят китайцы дорогие ткани. Куртка Ренни уже подстроилась к полумраку, засветились вставки на груди, обшлага.

— Если ты была против них, почему ты тогда продолжаешь с ними общаться? — спросил Ренни. — Споришь на деньги, проигрываешь, сейчас, небось, отдавать пойдешь…

— Пойду, — легко согласилась Тон. Улыбнулась. — Работа работой, но я с ними дружу, если ты помнишь. Одно другому не мешает.

— Но почему? — не сдавался Ренни.

— Боюсь, тебе этого не понять, — снова улыбнулась Тон.

— Такой вот я дурак, — горько усмехнулся Ренни. — Я рыжего, наверное, месяц не смогу видеть, а на Эккеле… уже сегодня посмотрел.

— Подожди, выиграешь еще, — Тон ласково погладила его по плечу. — С первого раза ни у кого не получалось.

— Этот тендер, — спокойно сказал Ренни, — выиграть невозможно. И я это докажу. И тебе. И всем.

— Что ты собираешься доказывать?

— Правду.

* * *

Вечер в горах наступил быстро. Солнце свалилось за хребты, лишь за черными далекими вершинами был виден ирреальный отсвет заката. Лес внизу превратился в неразличимую темную махину, ветер стих. Горы, ночь… Был пасмурный день, стала темная осенняя ночь без звезд.

Ренни вел катер медленно, бездумно, не особо следя за маршрутом, потом спохватился, перевел машину в ночной режим. Катер был старый, родительский, на таком не полихачишь, да и родители тоже спросят, а еще и считку могут потребовать. Свой катер пока купить не светило. Если бы не поганец Эккеле, через год можно было бы заняться этим вопросом, а теперь… Ренни тяжело вздохнул. До сих пор не отпускала обида. Он же старался! И работа его, кстати, очень даже соответствовала. Конечно, положа руку на сердце, следовало признать, что Дзеди его обошел, но обошел заслуженно. Очень изящное решение. Только настроение от этого не повышается, а, наоборот, падает камнем в этот осенний лес.

— Реджинальд! — внезапно ожила связь. — Изволь ответить!

Ренни с досадой хлопнул себя рукой по бедру.

— Да, мама, — послушно отозвался он.

— Ты где?

— Катаюсь. Я близко от дома, не волнуйся, пожалуйста, — попросил он. Катер чиркнул брюхом по верхушкам деревьев, и Ренни поспешно выправил машину. Какое старье! У Дзеди с Лином и то лучше. Сволочи, они же из второго своего катера яхту сделали, и всё им мало.

— Я не волнуюсь, — отрезала мама. — То есть волнуюсь, но о другом. Ренни, не пей много, пожалуйста. Я понимаю, ты расстроен, но ведь это еще не конец света. Можно пойти к пищевикам, папа всегда поможет…

— Я не собираюсь пить или идти работать к пищевикам! — взорвался Ренни. — Я один летаю, мама, и совершенно необязательно постоянно за мной следить!

— Мальчик мой, милый, я не слежу, — мама постаралась максимально смягчить свой командный тон и, как ни странно, это ей удалось. — Я просто волнуюсь за тебя. Ты что-то уже решил?

— Да, — мрачно сказал Ренни. Ой, что сейчас будет! Но придется это выдержать. — Я иду к медикам. И не спорь со мной, мама, будет только хуже.

— Боже мой! — хорошо, что визуала нет. Просто отлично, что удалось так ловко испортить простенькую систему в катере, а детектор визуал поддерживает только по требованию. Которое не последует ни за что на свете. Мама сейчас точно ломает руки. Картинно. А папа сидит рядом и тихо млеет от спектакля. Он привык, он даже удовольствие от этого получает. — Реджинальд, опомнись! Зачем?!

— Во-первых, из-за зарплаты. Она поменьше, но при хорошей клиентуре, или после того, как я получу статус постоянного врача…

— Ренни, это глупо!

— Мама, статус! Я хоть голосовать смогу. А, в-третьих, свободного времени много. У меня будет возможность готовиться к новому тендеру.

— Ренни, это не просто глупо, это… Пойми, ты ж не будешь себе принадлежать. В любой момент, днем, ночью, когда угодно тебя могут сдернуть с места и тебе придется…

— Я всё знаю, — своенравный катер снова примерился к деревьям, но Ренни его опять выровнял. — Всё равно это лучше, чем просидеть всю жизнь, конструируя овощи для гурманов.

Мама вздохнула. На секунду Ренни почудилось, что они сидят рядом, и сейчас мама подойдет к нему, обнимет — и сразу исчезнет и ее командный голос, и театр одной актрисы с заламыванием рук, слезами и истериками, и останется только самый дорогой на свете человек, который потреплет по волосам и тихонько произнесет: «Ладно, сынок. Ты у меня умный мальчик, поступай, как знаешь».

Но она молчала. Конечно, четыреста километров — не расстояние, но сейчас его и маму разделяло нечто гораздо большее. Его решение, к примеру. Или мамино нежелание это решение понять и принять. Ладно. Она поймет. Надо только верить в это — и поймет. Верить и ждать.

* * *

Сам бы он ни в жизни этого костра не заметил. Замаскирован он был на совесть — под скальным уступом, в ложбинке. Заметил катер, и стал вякать, что внизу меняется температурный режим, и как бы это не привело к аварии. Ренни мрачно усмехнулся и затормозил машину. Снизился. Ну конечно, это именно то, чего ему сейчас не хватало для полной потери собственного достоинства.

Внизу Дзеди, Лин и компания с шумом отмечали поступление на работу. А смотаться не получится, потому что его уже заметили. По крайней мере, жизнерадостный Лин сначала несколько секунд пристально смотрел вверх, а потом замахал рукой, приглашая.

— Эй! — крикнул он. — Кого там носит! Давай к нам, нечего в небе висеть!

Пришлось сажать машину. Хорошо еще, что компания прибыла на одном катере, поэтому на маленькой полянке оказалось достаточно места для посадки. И вообще, во вкусе ребятам не откажешь. Умеют выбрать что-то такое… уютное, что ли? Хорошо было на полянке, совсем небольшой, окруженной густыми, выше человеческого роста кустами, с пляшущим под скалой костром, и плоскими камнями, лежащими в сухой осенней траве.

— Привет, — Дзеди встал с камня, подошел к Ренни и протянул руку. Пришлось пожать. — Ты чего такой грустный? Не переживай так.

— Правда, — поддержал друга Лин. — Ты всерьез думаешь, что нам всё задаром достается?

— Ребят, давайте выпьем, — из темноты вынырнула Вэн Тон. В руках у нее была глиняная бутылка и сетка со стаканами. — Ренни, хватит дуться. Ты уже всем надоел.

— Надеюсь, Эккеле вы не захватили? — ехидно спросил Ренни. — Вина не надо, я матери обещал, что не буду.

— Не захватили, — отмахнулся Лин. — Нам тут только Эккеле не хватало. Кроме вина ничего нет, извинишься потом перед мамой. Народ, где вы там? Свои, тревога ложная, выходите, давайте.

Кусты зашевелились и на полянку вышло еще человек шесть. Забавно, если учесть, что в катер Лина столько не поместится. Может, еще где-то поставили? Но не в лесу же…

— Ага, вот оно, несоответствие, — усмехнулся Лин. — Ренни, а как ты думаешь…

— Он не думает. Он считает, — Дзеди отобрал у Тон бутылку и принялся разливать вино. — Кстати, зря.

Ренни покачал головой. Он украдкой посмотрел на Дзеди и Лина, снова ловя себя на том, что сравнивает этих двоих с собой. Ростом, конечно, не вышли. Ниже его самого на полголовы, где-то под метр восемьдесят, или даже меньше. Худощавые, неплохо сложены, но, опять же на взгляд Ренни, слишком тонкие в кости. Лица правильные, глаза немного необычной формы. Высокие скулы, ровно очерченные брови, у Лина как всегда сидит где-то в уголках губ неуловимая полуулыбка, интересно, чем это хитрое выражение лица завтра обернется? Хотя на самом деле ребята вполне ничего. Всегда приветливые, правда Лин частенько перебарщивает со своими шутками, но в целом — всё пристойно. Отличные результаты по всем дисциплинам, интересные нестандартные решения, как во время этого проклятого тендера, но…

…но Ренни остерегался общаться с ними. Много к тому было причин, среди которых полно второстепенных, и одна — главная. Второстепенные… Обучение в спецгруппе, к примеру. Ряд дисциплин, типа управления первичными системами аналога эгрегора, теория в чистом виде, даже не дисциплина, а так, гипотетические изыскания. Зачем это? Нет, выбрали, и ходили гордые, как будто это может кому-то для чего-то пригодиться. Пацифизм этот гипертрофированный — тоже зачем? Спорт они не любят, на курсы по единоборствам их Айк, помнится, пинками загоняла. А курсы обязательные, иначе китайцы, типа той же Вэн Тон, могут обидеться — и фиг ты нужную работу получишь. А эти… Соревнования они, видите ли, не признают. Никакие. Только регаты. Ага, признали тут одну этим летом. Второе место, и, что самое неприятное — всё законно. Мелочи типа того же Безымянного общества. Массовая продажа красных штанов. А, еще, волосы! У Лина волосы медно-рыжие, у Дзеди — черные. И у того, и у другого — до плеч. Как-то раз спросил, не постеснялся. Выяснилось, что просто так. Нравится. Да, не модно, не принято. Ну и что? Если желаешь — можешь вообще волосы на пару месяцев свести, а мы будем ходить так, как нам хочется. Сам Ренни всегда стригся коротко, считал что это и современно, и аккуратно. Конечно, любой человек имеет право, но…

Всё дело в том, что эти двое людьми в полном смысле слова не являлись.

— Ну что? — спросил Лин. — Совсем не похожи, да?

— Ты о чем? — поинтересовался Ренни.

— О том, что ты опять на нас пялишься. Поверь мне, ничего нового ты не увидишь. Хвосты у нас не растут, а работу эту мы получили на общих основаниях.

— Так уж на общих.

— Между прочим, мы два года просидели на воссоздании животных, ничего не имея, — заметил Дзеди. — Считай, жили на социальный минимум. А то, что катера нам дали…

— Только потому, что у нас никого нет, — поддержал друга Лин. — Айк на нас всегда было плевать, а такие, как ты… нормальные… для себя всё давно решили.

Ренни промолчал. Они были правы, целиком правы. Да, многие мечтали попасть на работу в лабораторию Айкис, в лучшую экспериментальную лабораторию Саприи. Многие туда рвались, тратили годы, силы, нервы, принимали участие в безумных тендерах, которые проводила Айк, если ей в голову приходило взять нового сотрудника, старались как-то перед ней выслужиться, совали взятки, подсиживали друг друга. Всё это так. Но появившихся на свет в лаборатории Айк, которая ни раньше, ни потом подобных экспериментов не проводила, было всего пятеро. Дзеди, Лин, Дени, Ноор и Арти. Причем трое последних имели право на существование. Первые двое — нет.

Они были треш, мусор, гениальная шутка Господа Бога, таланта Айк и безымянных создателей генетической базы, которая была их основой. Их не должно было быть, но тем не менее произошло невероятное. Насколько было известно Ренни, Дзеди с Лином были людьми на треть — самое неустойчивое сочетание генного когда. Опероны другой расы, чуть ли ни в два раза более длинная цепочка ДНК, искусственно подавленная доминанта гораздо более сильного чужого генома. Куча отличий на физиологическом уровне — два сердца, лишние швы на черепе, вертикальные кошачьи зрачки (любимый повод для огромного количества пошлых шуточек), меньшее количество ребер, необычное расположение легких… И словно в насмешку — совместимая, пусть редкая, кровь; в подавляющем большинстве — стандартные человеческие реакции, довольно приятная внешность.

Почти что люди.

К сожалению, в Саприи слишком хорошо знали и понимали это «почти». «Как все» Дзеди и Лину стать не светило. «Любая генетически измененная особь лишается права на воспроизводство, селекцию вида, копирование, репродукцию, сохранение своего генетического кода для последующего его дублирования с целью воссоздание особи. Отклонения от закона возможны только в экстремальных ситуациях и только с разрешения представительства Официальной службы кластера». Официалы? Да их никто и не видел никогда, разве что издали, у Транспортников, или в представительстве. Говорят, конечно, многое, только зря Жанка влюбилась в Рыжего, не будет ей счастья… она детей хочет, а Лин не имеет права их заводить. «Спасибо, не кастрировали, — сказал как-то Рыжий. — Я догадываюсь, что Айк думала об этом, но почему-то постеснялась».

— Хватит о плохом, давайте лучше о хорошем, — попросила Вэн Тон. — Вот ты, рыжий, как думаешь, там под часовней на самом деле что-то есть?

— Конечно есть, — заверил Лин.

— Да ничего там нет, — возразил Ренни. — Просто яма в земле и ограда. А дураки, типа некоторых, верят и на свечках гадают, — он и сам гадал, только не распространялся об этом.

— Нет, есть! — переупрямить Лина мог разве что Дзеди, но он в этот момент в очередной раз отделывался от девицы с фиолетовыми волосами.

— Откуда ты знаешь?

— А копал, — гордо ответил Лин. — И смотрел. То, что там лежит, очень похоже на останки хорошо расплавившегося катера…

— С ума съехал? — ехидно спросил Арти. — Когда ты «Монастырь» ваял, вспомни… вот-вот… Как обшивку под мачту кромсали? Ты на секунду прикинь, какая температура для этого потребуется. Расплавить катер! К тому же не такой, как наши, а типа военного, наверно… Дурак ты, рыжий.

— Я слышал, что они попросили корабль, — тихо сказал Лин. — И когда они врезались в землю, был залп.

— Ага. Тут была бы не дырка в земле, а половины континента бы не было, — справедливо заметил Арти. — Хватит повторять чужие бредни. К тому же Сэфес не воюют. Это всем известно.

— Тогда расскажи, как всё было, — попросила Вэн Тон.

— Всему своё время.

— Не слушай его, у него это время уже года два наступить не может, — заметил Лин. — Есть там катер — и точка. И экипаж официально мертвым не признан.

— Правильно. Потому что никто не видел, что там на самом деле произошло, — наставительно сказал Арти. — Я же рассказывал.

— Ты нам расскажи, — попросила Вэн Тон. — Мы-то ничего не знаем.

— Ладно. Вы или приблизительно знаете, или хотя бы догадываетесь, кто такие Сэфес. То, что экипажи контролируют области пространства, на непросвещенный взгляд разбросанные по всей вселенной и никак не взаимодействующие друг с другом, вы тоже знаете…

— Не знала, — вставила Тон.

— Теперь знаешь. Функции экипажей весьма и весьма условны, они — сила, направляющая дальнейшее развитие планетарных и звездных систем. Они не вмешиваются в локальные конфликты, они никого не защищают, ни на кого не нападают, не участвуют в войнах… просто предопределяют дальнейшее существование своих секторов. Уравновешивают его. Координируют. Мешают добро и зло в нужных пропорциях.

— И всё? — спросила Тон.

— Тебе этого мало? — усмехнулся Арти. — Ты на секунду себе представь, что у них на сетке иногда до трехсот-четырехсот тысяч систем висит. И они должны решать, что с ними делать.

— А зачем? — поинтересовался Лин.

— Затем, чтобы заранее погасить будущий конфликт, к примеру. Затем, чтобы в мире не просто равновесие сохранилось, а чтобы это равновесие еще и всех устраивало.

— Сложно это всё, — Ренни отпил вина. — По-моему, вполне можно и без экипажей обойтись. Летают черти где, какие-то свои дела решают.

— Может быть, — покладисто покивал Арти. — Только я не хочу проверять, что будет, если они исчезнут.

— Большое дело. Ты лучше расскажи, что у нас тут случилось, — попросила Тон.

— Есть версия, — начал Арти, — что один из экипажей предпочел во время своего ухода разбиться. Почему у нас — понятия не имею. И, вроде бы, они не нашли свидетелей и просто ввинтились вместе с катером в Окист. Только я в это не верю.

— Почему? — живо спросила Тон.

— А потому, что не имели они права уйти просто так. Да еще и без свидетелей. Скорее всего… — Арти сделал паузу и с достоинством посмотрел на замерших слушателей, — свидетели разбились вместе с ними.

— Сволочи какие! — с чувством сказал доселе молчавший Дзеди. — Уму непостижимо.

— Почему же, — парировал Арти. — Как знать, кто из нас и на что способен в этой жизни…

— По крайней мере слушать этот бред я больше не способна, — возмутилась Тон. — Это надо! У нас под носом, оказывается, могила убийц и жертв одновременно, а мы, идиоты, им еще и свечки ставили! Желания загадывали! Какая я дура была…

Она взяла у Ренни стакан с вином и залпом выпила.

— Не переживай, — улыбнулся Арти. — Вдруг я сказку рассказал? Ты что, как маленькая, веришь всему подряд?

— Ты врать не умеешь, — ответила Тон, садясь на траву. — В этом-то всё и дело.

— Или не умею, или умею настолько хорошо, что меня ни разу не поймали, — парировал Арти. Тон в ответ лишь покачала головой.

Замолчали. Осенний ветер говорил с травой, и она отвечала — еле слышно, печально, шорохом и вздохами, слабыми, еле слышными. Траве вторил лес, вторил костер, едва различимое дыхание осени в воздухе. А люди сидели и пытались просто понять — и сказанное, и то, в чем это сказанное теперь ожило.

— Давайте еще выпьем, что ли, — жалобно попросил Лин. — Праздник всё-таки…

— Это кому как, — ответил Ренни. — Мне…

— Ренни, ну не начинай всё с начала, — попросила Тон. — Мы все уже знаем, что тебе плохо. И что помочь никто не сможет.

— Не надо мне помогать, — огрызнулся Ренни. — Я просто хочу справедливости. Это понятно?

— Понятно, — ответил Дзеди. Он собрал стаканчики и принялся наливать вино. — Уж не знаю, что ты о моей работе думаешь…

— И ты туда же! — Тон всплеснула руками. — Хорошая у тебя работа. Я даже позавидовала. Додумался же — изменение расовых признаков. Мне мои глаза не нравятся, а можно было бы сделать такие…

— Какие? — поинтересовался Лин.

— Как у Жанны, — вздохнула Вэн Тон. — Большие. А у меня щелочки.

— Зачем тебе как у Жанны? — удивился Лин. — Мало мне того, что она своими большими глазищами каждый мой шаг отслеживает, так еще бы и ты ей помогала.

— Кстати, а где она? — удивился Ренни.

— Родители не пустили, — мрачно ответил Лин. — Давайте… за то, чтобы в следующем году Ренни к нам присоединился.

Выпили. Снова послушали ветер в траве.

— Арти, а всё-таки… — протянула Вэн Тон, — ну расскажи.

— Не в этот раз. Ладно, ребята, пора. Собираемся, — Арти встал, потянулся. — Если кто-то забыл, то напомню, что этим «кому-то» завтра вставать на работу.

* * *

Ренни так и не понял, как они отправились домой. По крайней мере, в катер набились Лин и гости, а Дзеди с Арти остались на полянке — собрать и сжечь мусор и разобраться с костром. От предложения Ренни подбросить их домой они отказались, поэтому он возвращался без компании. Старик-катер не мог угнаться за относительно новой моделью, которой управлял Лин, поэтому вскоре Ренни остался в одиночестве. Мелькнули прощально где-то вдалеке опаловые огни — и исчезли. Темнота окружала катер, Ренни замедлил ход машины, потом и вовсе ее остановил. «Все не так страшно, — подумалось ему. — Обидно, несправедливо — но не страшно. Надо попробовать взять себя в руки. И идти завтра же устраиваться на работу. Потому что если я так буду… страдать… Кому это надо?»

Внезапно он круто развернул машину, сверился с картой и погнал, теперь уже явно торопясь, к югу. Где-то через двадцать минут прямо по курсу сверкнул синий огонек, который при приближении вырос в висящую в воздухе надпись: «Светлого пути, живые». Ренни посадил катер на полянку рядом с часовней, и вошел внутрь.

Часовня только так называлась, на самом же деле это сооружение из дикого камня не было часовней ни на йоту. Приземистое круглое строение с арочной дверью, без окон, крыша — пологим куполом, выложенным мозаикой. Мозаика проста, даже груба, и фактически бессюжетна — небо, белые, словно с детского рисунка, облака и несколько серых птиц, летящих у самой вершины купола. Никаких надписей (та, предупреждение, не в счет), ни снаружи, ни внутри. Вокруг часовни — пустое пространство, на котором нет ни куста, ни деревца. Только ровная, низкая трава.

Ренни вошел внутрь. Там, за дверью, было лишь одно помещение — круглый зал. По периметру, где-то на полутораметровом расстоянии от стен, шел низенький заборчик, сложенный все из того же камня. На заборчике горели свечи, сотни свечей. Ренни вынул из ниши в стене (таких ниш было несколько) новую синюю свечу, зажег от синей же и поставил на оградку. Повезло. Сюда очень многие ездили гадать на свечках, Ренни не был исключением. Если попадалась синяя — хорошо. У тебя впереди — чистое небо, никаких препятствий и неприятностей. Белая — хуже. Белая — это облако, препятствие, какая-то неудача, задержка в делах. Очень редко попадались серые свечи, означающие птиц. Такую свечу сложно было толковать — некто встретится тебе, но будет он друг или враг… Кто-то рассказывал, как вынимали желтую свечу, но сам Ренни за всю свою жизнь такого не видел. Он вообще не верил, что желтые свечи — знак избрания — бывают. Только на рисунках — странная медового теплого цвета свеча, два столбика, каждый с фитилем, сведенные в один, где фитили переплетаются и тоже становятся одним. Знак вечной принадлежности, знак отверженных, проклятых, и при этом — благословение. Знак Сэфес. Ренни, как ни старался, не смог понять этой философии.

Он снова подошел к заборчику, превосходно зная, что там увидит — всё ту же глубокую узкую яму в оплавленной земле. И чего Лин врал? впрочем, этот любит прихвастнуть. Где тут можно копать, как копать? Чушь.

Да, всё как прежде… но тут что-то вдруг стало не так. Ренни с удивлением заметил, что свет свечей неуловимо изменился — он словно стекал по оплавленной земле вниз, проникал вглубь щели… и вот она стала слабо, едва заметно, светиться сама. Пропала давящая темнота, часовня пропиталась светом, камень оградки мерцал, стены часовни словно ушли во тьму, растаяли, и Ренни очутился неожиданно рядом с наполненным светом колодцем. «Я с ума сошел? — жалобно подумал он. — Что это такое?» Часовня молчала, колодец медово мерцал. Неожиданно его стенки словно подернулись патиной, и Ренни различил намек на сложно обрисованную сеть с ячейками-шестигранниками. Сеть стала набирать цвет — из полупрозрачной она становилась вишневой, нити наливались сиянием, оно смешивалось со светом стен самого колодца. Ренни смотрел как зачарованный. Сеть постепенно вобрала в себя мед, и вскоре весь колодец стал торжественно-вишневым, с благородным серебряным оттенком. Постепенно свет стал слабеть, и спустя минуту принялись загораться свечи. Недружно, поодиночке. Сначала слабенько, а потом — всё уверенней и смелее. Щель в земле снова стала сама собою.

— Так, — протянул Ренни. — И что это было?

Тихо потрескивали свечи.

Ренни постоял еще с минуту и медленно пошел к выходу. По сухой траве он добрел до своего катера, сел на подножку. Небо уже очистилось от облаков, осенние звезды освещали лес, красили катер в серебряный нереальный цвет. Ветер совсем успокоился. Ренни закурил. Что он такое сейчас видел? Рассказать об этом кому-нибудь? Или не надо? Что произошло? Что изменилось в этом мире, почему он сейчас столь остро ощущает всё вокруг — лес, небо, звезды… почему он столь явно видит купол часовни, и почему сейчас купол уже не кажется ему примитивным и аляповатым?

Ренни вдруг понял, что внутри у него тоже что-то изменилось. Исчезло без следа сегодняшнее отчаяние, а решение, днем еще неясное ему самому, окрепло и наполнилось уверенностью. Ренни чувствовал себя легким, невесомым, он словно летел, как те птицы на куполе. Теперь он откуда-то точно знал, что птиц восемь, и, если вытащишь серую свечу, надо просто угадать правильную пару.

«Все-таки спрошу как-нибудь Арти, — подумал он отрешенно. — То, что всё правда — теперь ясно, но должен же я знать… и рассказать можно только ему, наверно».

Дорогу домой он не запомнил.

А когда через час Ренни попробовал посмотреть собственную считку, он не сумел этого сделать. Словно случилось невероятное, и его детектор вышел из строя на эти несколько минут.

Чудо должно оставаться чудом. Может быть, это и правильно.

Примечания

1

Китайские имена состоят из двух частей — первая часть — это фамилия (в данном случае Вэн), вторая — имя (прим. автора)