Сдавайся, это любовь…

Евсения Медведева, 2023

«Боженька, ну где все мужики-то нормальные? Ну, хоть одного бы! Одного! И ведь прошу немного… Хочу сильного, смелого, горячего настолько, чтоб прикуривать можно было… Я буду очень хорошей девочкой… Клянусь. Аминь!»Это безбашенное, головокружительное приключение началось именно с этой неаккуратно брошенной фразы, в самом центре родного бара. А дальше? Дальше кара не заставила себя долго ждать. Мы с подругами ошалело наблюдали за траекторией полёта выскользнувшей из моих рук бутылки ровно до громкого мужского «Ой!»…Поздно пить Боржоми, когда сама сделала заказ… Поэтому сдавайся, это любовь…!

Глава 11

Люся

Я распахнула глаза от навалившегося неуправляемой лавиной ужаса. Стала хапать ртом воздух, будто кто-то сжал шею. В горле пересохло, голова трещала, как полено в камине. Кое-как поднялась в кровати и пошатнулась от внезапного головокружения. Странная музыка, крики и гомон заглушали все мысли, я словно в вакууме зависла, отчаянно пыталась прийти в себя, но ничего не выходило!

— Доброе утро… — прошелестел тихий, сонный и явно МУЖСКОЙ голос за спиной.

Я не то что вздрогнула. Да я подпрыгнула на кровати, слыша лишь дикое биение собственного сердца. Обернулась, но бесполезно это было, потому что ни черта не видела. А убрать шторку с глаз было попросту нечем! Одной рукой я сжимала обнаженную грудь, второй держала клочок простыни, опасно потрескивающий от натяжения. В голове зашуршали бредовые мысли, нехотя пробирающиеся сквозь густую пелену похмелья.

Так… Вчера я была с подругами в баре. Потом? Что было потом?

Где я?

Что делать?

Отпустить простынь или грудь?

Чёрт… Никогда не думала, что встану перед столь сложным выбором. Если отпущу грудь, то смогу поднять занавес волос, а если отпущу простынь, то покажу свою бразильскую эпиляцию какому-то мужику!

Докатились, Курочкина, просыпаемся хрен знает где… Дальше что? Панель? Алкоголизм?

Понимала, что не шевелюсь и дышу через раз, что выгляжу сейчас полной идиоткой, но ничего не могла сделать. Меня словно парализовало, я вновь и вновь прикидывала все за и против, но не могла решиться: пирожок или тити? Тити или пирожок?

Чёрт, как сложно! Мамочка! Ты же заставляла меня учить геометрию, а не метаться между двумя вариантами, где один абсурднее второго.

— Ты же в курсе, что я тебя вижу? — снова раздалось за спиной.

Этот нахал ещё и посмеивался! Затащил в свою берлогу, опоил чем-то, раздел… И смеётся? Сквозь пылающий гнев я пыталась вспомнить этот голос. Он был мне смутно знаком, но картинка всё никак не складывалась в голове.

— Ты кто? — по комнате полетел мой испуганный шепоток.

— Твой подарок, малы́ша. Я твой подарок…

— Чёрт, — зашипела я и, отпустив простынь, откинула волосы назад. Но лучше бы я этого не делала. В ворохе скомканных простыней и раскиданных по кровати подушек лежал охренительный красавчик.

Мамочка… Мамочка моя… Что происходит?

Я уже вовсе забыла про то, что оказалась голой. Судорожно растирала глаза, практически выколупывая песок осыпавшейся туши, чтобы рассмотреть лицо моего «подарка». Курочкина, что это за жеребец? За такие подарки потом карму ещё полжизни отмаливать приходится, а в следующем перевоплощении и вовсе быть муравьём, или крысой придётся родиться. Б-р-р…

— Только не говори, что ты ничего не помнишь, — рассмеялся он, лениво потягиваясь. — Не огорчай меня.

Боже… Боже… Соберись, Люсенька… Да я забыла ко всем чертям, что лицо собиралась рассматривать! Честно! Прошу это зафиксировать под протокол!

Мои глаза сами заскользили по широкому развороту плеч, будто выточенным из камня мышцам рук и словно нарисованному торсу. Подушечки пальцев запекли, желая лишь одного — вновь и вновь пересчитывать кубики пресса.

Не подарок, а шоколадная конфета без обёртки, ей Богу! Во рту всё пересохло, кровь заиграла драм-н-бейс в ушах, и я уже ничего не слышала. Тыщ-тыщ-тыщ… Как кошка облизывалась на сметану. И это не фигурально…

— Людмила Аркадьевна, — протяжно протянул он моё имя, и весь хмель мигом слетел… Меня словно в прорубь бросили, а перекрестить и вытащить забыли!

Дёрнула головой и зашипела, падая грудью на кровать, чтобы сохранить хоть какие-нибудь остатки гордости. Отчаянно сгребала простынь, пытаясь прикрыться, но эта долбаная ткань отказывалась подчиняться, потому что была во власти мужчины…

Он сжимал край, медленно накручивая его на внушительный кулак. Смотрела, как сильные мужские пальцы перебирают шелковистую ткань, и готова была капать слюной. И я так засмотрелась, потеряв бдительность, что и не заметила, что ползу к нему, как раненый зверь — на лассо.

Потянула носом, ощутив, как облако тонкого мужского парфюма поглощает меня с каждым вдохом. Сама того не понимая, застонала от дерзости одновременно чего-то сладкого, как шоколад, и свежего, как морской бриз.

Слабачка! А ну соберись!!! Возьми себя в руки и прекрати вести себя как мышь, дуреющая от губительного аромата сыра. Это ловушка!

— Людмила Аркадьевна… — вновь зашептал парень за мгновение до того, как моя голова оказалась практически вжатой в его торс.

Ну ладно… Не совсем торс. И не совсем вжатой… Я просто опустила подбородок на бугор, прикрытый ворохом простыни. И что-то мне подсказывало, что с твердостью его агрегата всё отлично. Хотя… Проверить бы, конечно…

— Чибисов, мать твою! — завопила я, ужаснувшись от собственных мыслей, вскочила с кровати. Рванула дверную ручку, сама не понимая, куда и зачем бегу. Квартира была незнакомой, но на удивление светлой, современной и даже кристально чистой.

— С матушкой уже хочешь познакомиться? — хрипло засмеялся он. — Не рано?

— А ну быстро говори, как я очутилась у тебя?

— Меня Кирилл зовут, малы́ша, если вдруг ты забыла, — снова засмеялся парень, откидываясь на пышные подушки. Он идеальным Аполлоном лежал на переливающемся сатине, абсолютно не стесняясь наготы. И взгляд у него был такой въедливый, исследующий…

— Мне пофиг, как тебя зовут, ясно?

Я сайгаком плясала по незнакомому пространству, вторя обезумевшим мыслям.

Конец ознакомительного фрагмента.