Наизнанку

Евсения Медведева, 2016

Для кого-то он Призрак – бездушный убийца, для кого-то Скала – несгибаемый и упёртый. Его имя произносят с плохо скрываемым страхом. У него много имён, много ролей. Олег всегда разный: холодный, непробиваемый и такой красивый. Она – папина принцесса, наполненная романтическими мечтами о настоящем принце. Яна спутала его планы, ворвалась в жизнь переменчивым ветром сентября, сорвала многолетнюю маску. Что между ними может быть общего? Ничего кроме любви и общей тайны прошлого, что тянется атласной лентой, связывая их друг с другом навсегда… "– Даже если ты будешь сопротивляться, я останусь твоей слабостью, потому что от этого еще не придумали лекарства. С каждым днем я буду проникать в твою кровь все глубже. Даже придерживая на расстоянии, будешь помнить меня. Я «отравлю» сначала твое тело, а потом и душу! –Ты упускаешь только одну деталь. Я не спорю, что физически ты близка к моей полной капитуляции. Но душа? Детка, ты погорячилась! У меня ее просто нет!" Содержит нецензурную брань.

Глава 10

Олег

С деревьев слетели последние листья, и теперь вся тропинка была устлана ковром из ярких лоскутков. Ночью прошел дождь, щедро напоивший газоны, отчего в воздухе висел особенный аромат, который заставлял улыбаться с каждым вдохом. Бархатисто-пряный запах мокрой листвы щекотал нос. От ударов кроссовок об асфальт мелкие брызги разлетались в стороны.

Люблю осень. Она зрелая, не боящаяся ярких красок, не стыдящаяся собственной зрелости женщина, оставляющая за собой тонкий шлейф землистого аромата. Она как хорошее красное вино, сначала морщишься от резкого вкуса, потом на языке появляется приятный вяжущий осадок, заставляющий закрыть глаза от удовольствия. Да, осень — определенно дорогая дама.

Проснувшись, я почти сразу выскочил на улицу, чтобы успеть пробежаться до первых сонных зевак. Последние несколько недель изрядно меня вымотали. Но не физически, нет. Я привык к изнуряющим нагрузкам, меня этим не испугать. Скорее, это была моральная усталость. Контролировать каждое слово, сокращение мышц, мимику… И к этому я привык, но не тогда, когда под ногами мешается раздражитель. Всё в ней заставляет меня трястись от гнева. Всё! Каждая улыбка, движение головы, плеча, брови… то, как прищуривается, когда думает, что бы ответить поострей. То, как она поджимает губы, когда понимает, что проиграла словесный поединок, который сама и затеяла. А то, как она топала ногами, когда уходила! Девчонка хотела показать ярость, недовольство, гнев… но на самом деле, я только и смотрел, как мягко двигается ее попка….

*лядь! Как это возможно? Почему, спустя столько лет, я наткнулся именно на нее? Почему? А самое противное, что не смогу отступить, потому что очень долго ждал того момента, чтобы вернуться! У меня нет вариантов… Грудь разрывало от гнева, потому что пробежка перестала приносить спокойствие и ясность ума. Я почти два часа бегал, стараясь выкинуть ее из головы. Хотел успокоиться! Но кроме крепкого стояка, ничего не получил. Засранка! Заноза! Я с силой захлопнул дверь в ванной, от чего задрожали зеркальные перегородки душевой.

***

–…Мне нужен ОН… — крикнула Яна, ткнув в меня пальцем.

— Очень смешно!

— А я не смеюсь, — она сделала пару шагов в мою сторону, затем посмотрела на отца. — Или он, или никто!

— Деточка! Я не игрушка, — спустившись с крыльца, снял очки, чтобы внимательно посмотреть в ее глаза.

— Да, брось! Ведь, все решают деньги! Так?

— Нет! Не все! Я никогда не стану делать то, чего не хочу! Нет, не так! Если у меня есть выбор, я никогда не выберу то, чего мне НЕ хочется!

— А тебе НЕ хочется? — девчонка сделала шаг навстречу, прищурив глаза. Она стояла, уперев руки в боки, стараясь произвести на меня устрашающее впечатление. Черт! Утреннее солнце ласково поглаживало ее хрупкие плечики последними теплыми лучами. Лоскуток клетчатой ткани, который когда-то был моей рубашкой, колыхался на ветру, то прижимаясь к груди, то вздуваясь парусом. В те секунды, когда тонкая ткань прилипала, я отчетливо видел окружность груди и крошечные соски-бусинки.

— Нет, не хочется, — закурил, затянувшись так сильно, что почувствовал легкое жжение.

— Ладно. А, что? У тебя есть выбор? — она вспыхнула румянцем, как только поняла, что я откровенно пялился на нее.

— Олег? — к нам подошел Моисей. — Присмотри за Янкой?

— Виктор Викторович! Яна Викторовна! Всего доброго, — я кивнул семейству Моисеевых и, надев очки, чтобы не увидели прищур смеха, направился к гаражу, где стояла моя машина.

***

Повязавшись полотенцем, вышел из невыносимо жаркой ванны. От горячего пара кожу саднило, а, выйдя на балкон, капли влаги вмиг охладились. Пройдясь руками по мокрым волосам, накрыл лицо холодными ладонями.

— Черт! — взгляд автоматически упал на часы, когда по квартире разнесся дверной звонок.

Не знаю, что меня больше бесило, то ли то, что утренние гости не могут принести хороших вестей, то ли то, что много лет не слышал этой игривой трели. А самое смешное, что я знаю, кто там, потому что настоящие гости звонят в домофон. Конечно! Восемь утра — самое подходящее время для визита!

— Я ударился головой и забыл тот момент, когда приглашал вас в гости? — зашипел я, затягивая полотенце на бедрах, как можно сильнее.

— Не дерзи! Это дружеский визит! — Моисей вошел, оглядываясь вокруг. Он медленно продвигался вглубь квартиры, рассматривая картины на стенах. — Не знал, что ты любитель искусства!

— Еще какой! Ну? Ты проходишь или постоишь в коридоре? — развернувшись, заметил румяную Янку, которая продолжала стоять на лестничной площадке. Ее щеки пылали, а пухлые розовые губки застыли в немом удивлении. Яна замерла, рассматривая мою обнаженную и еще мокрую грудь, затем ее взгляд так робко двинулся вниз. Она часто моргала, а грудь вздымалась с такой частотой, что казалось, что она не дышит, а бьется в судороге. Тонкие пальцы нервно сжали кожаный ремешок сумки до белизны костяшек. Если бы я не слышал ее едва уловимое поскуливание, то решил, что она вот-вот рухнет в обморок. Лицо то краснело, то становилось белее снега.

Заноза! Ладно. Хочешь меня? Поиграть вздумалось? Я начал разжимать пальцы правой руки, которыми сжимал края полотенца, ткань стала расслабляться, соскальзывая по бедрам миллиметр за миллиметром… Все ниже и ниже. Мне нравилось тянуть время, проверяя ее на стойкость. Яна вздрогнула и закрыла лицо руками, оставив только щель, сквозь которую выглядывали только пушистые ресницы, они трепетали, словно на ветру. Веки были плотно сомкнуты, отчего на тонкой коже появилась мелкая паутинка морщинок.

Если ее реакцию мне приходилось только наблюдать, то собственное внутреннее состояние мне приходится переживать. Сердце замедлило свое биение, словно в любую минуту было готово вообще остановиться. Как только она закрыла лицо, я испытал что-то очень схожее с чувством разочарования, словно кто-то украл солнце… Я, конечно, привык к пристальному вниманию женщин, но то, что я ощутил в данный момент, было для меня в новинку. Я ощущал себя как на витрине… И мне хотелось, чтобы выбрали именно меня…

— О-о-ох, — тихий стон вырвался из ее ротика. Яна вздрогнула, осознав, что я слышал это. Она пошатнулась, но выставила руку, схватившись за хромированную дверную ручку. Ну же? Скажи хоть что-нибудь… Пройдись по мне острием своего язычка. Давай! Но она продолжала молчать, крепко сжимая ручку двери.

— Ты до сих пор уверена, что не хочешь Семена? — прошептал я, снова завязывая полотенце.

— Кролик? Ты тут не впервой, приготовь что-нибудь перекусить? — крик Моисея доносился из столовой.

Яна просочилась в дверь, как можно сильнее вжимаясь в дверной косяк, чтобы не прислониться ко мне. При этом она дважды облизала свои губы и продолжала пялиться на меня, как на самого горячего стриптизера. Я сжалился и сделал шаг назад, захлопывая дверь. Заноза скрылась в кухне, захлопнув за собой дверь. Не мог сдержать улыбку. Просто не мог. Поправив пошатнувшуюся картину, пошел искать нежданного гостя.

— Чем обязан? — Моисей рассматривал бутылки спиртного, стоящие в стеклянном баре, а я поспешил скрыться в спальне, чтобы Моисей не увидел то, что не могло быть скрытым тонкой тканью полотенца.

— Янка уперлась и отказывается от охраны. Поэтому вот, привез ее в универ.

— Да, упрямства ей не занимать, — натянув футболку и джинсы, вышел к Моисею, который уже сидел на диване, смакуя коньяк.

— Знаешь, а ведь я вчера впервые посмотрел на своих «быков», как на людей. Я даже не понял, когда заметил тусняк у сторожевого домика. Выхожу, а там сплошные молодые люди в джинсах и пуловерах, да мужчины в строгих костюмах.

— Моисей, это только начало. Если ты хочешь прикрытую спину, надежную опору, поддержку, и, не дай бог, если доведется снова искать свою дочь, то ты первым делом обратишься к своим людям, а не к совершенно незнакомому дяденьке, — я закурил и сел в кресло у открытой створки балкона.

— Хорошо поёшь.

— Я не пою, а говорю, то, что знаю, — взгляд упал на папку, которую вчера передал мне Бояра. Что может заставить человека задуматься о своем окружении? — Держи!

Моисей вздернул бровь, но все же протянул руку к довольно толстой папке.

— Что это?

— Считай, что это дневник, где проставлены оценки твоих парней. А учителя в основном при погонах! — хотелось взвыть оттого, что не успел выпить кофе, а кухня была оккупирована врагами.

Черт! Оставив раскрасневшегося Моисея, вышел в коридор. Просто, чтобы убедиться, что дверь закрыта. Но нет. Черный паркет был словно разрезан небольшой полоской света. Черт! Что я делаю? Подсматриваю? Причем, в собственной квартире! Что происходит? Внутренний голос мог орать сколько угодно, но ноги сами несли меня по темному коридору к двери. До ушей стало долетать тихое пение. Прижавшись к противоположной стене, я был скрыт тенью, но при этом в приоткрытую дверь мне отлично была видна левая часть кухни. Яна варила кофе, сидя на черной мраморной столешнице. Она уронила голову на стеклянный шкаф и тихо пела. Даже не пела, а что-то бормотала, подняв голову к потолку. Сегодня на ней был белоснежный хлопковый сарафан, который сейчас задрался слишком высоко, открывая моему взору больше, чем стоило. Определенно. Надо уходить… Пора… Иди! Уходи!

Я чувствовал, как мое тело покинули совесть, сила воли, внутренний голос…. Да, они сейчас определенно лишние. Чао! Хорошо, что остались глаза. А они не могли уйти, потому что в данный момент скользили по смуглой коже шеи, чуть вернулись, чтобы пройтись по слегка угловатым скулам, задержаться на ямочке на подбородке, потом скатиться по тонкой шее. Посчитать родинки на ключице, которые образовывали треугольник, от глубокой ложбинки у шеи сначала скатиться по одной руке, потом вернуться и проскользить по другой. Левая рука теребила край задравшегося сарафана, то поднимая его, то снова опуская. Я видел белое кружево ее белья, кончики пальцев стало пощипывать от нежности ткани. А глаза продолжали двигаться….

Яна скрестила ноги в щиколотках. Утренние лучики играли на ее ногах, кожа которых сверкала, будто бронзовая. Розовые пяточки, маленькие пальчики и аккуратные ноготки с вишневым лаком. Я уронил голову, ударившись затылком о декоративный камень, украшавший бетонную стену. Она так органично смотрелась на моей мужской кухне. Черный пол, столешница, матово-черные фасады, стеклянные витрины с бокалами и алкоголем. На столешнице стояли хромированные кофемашина и соковыжималка. И среди грубого и холодного металла, черного глянца, строгого стекла, нежная Янка смотрелась, как влитая…

Кофемашина издала писк, говоривший о том, что кофе готов. Заноза спрыгнула и стала доставать кофейные чашки. А я помчался в ванну. Умыться! Срочно! Прямо сейчас!

Открыл кран и подставил лицо под сильную струю воды. Казалось, что из крана идет горячая вода, я чувствовал, что все во мне кипит. Кровь бурлила и плескалась по венам, создавая шум в ушах.

— Как ты смог это найти за несколько дней? — я поднял голову и в отражении зеркала, наткнулся на пылающее лицо Моисея.

— Не в этом вопрос. Переверни его. Если это смог я, то твои враги знают намного больше! — решив не вытираться, двинул на балкон, чтобы продлить ощущение прохлады на лице.

— Что? Как это?

— Моисей! Прекрати причитать. Просто займись своими хлопцами? Там далеко не все уроды, просто нужно посмотреть на них не как на своих, а как на врагов! Когда смотришь на друга, глаза, мозг и чутье отключаются, именно поэтому так много предательств. Мы просто не хотим ничего замечать, а потом расплачиваемся. А ты посмотри, как на врага. Последи за мимикой, послушай тон голоса. Понаблюдай за семьей. Послушай их разговоры. Все станет просто. Очень!

— Олег! Что делать? — Моисей закурил сигару, которую достал из пиджака и сел на кожаное кресло, уронив руки на полукруглые подлокотники.

— Черт! Моисей, у тебя же есть помощники.

— Миша уже давно живет за городом, выбираясь только изредка. Лазарь? Да он же только и говорит о бабах. Он хороший стратег, юрист. С ним все документы в порядке, он генератор новых идей. У Сереги столько знакомых, что он может решать большие дела по одному телефонному звонку! Мне нужна помощь.

— Буба?

— Буба! Да он же настоящая шестерка! Хорош в выполнении конкретных задач, но в связи с последними событиями… — Моисей потер лоб костлявыми пальцами.

— Думаешь, он захочет отомстить? Не смеши меня! Он несколько лет знал, что жена спит с его лучшим другом! Днем притворялся другом Кирилла, втайне ненавидя его, клялся тебе в своей верности, утаивая, что твоя дочь обладательница пары милых рожек, а ночью ложился спать с женой, которую еще днем отодрал лучший друг! Черт! Моисей? Да что происходит? Твоя дочь жила с этим придурком, зная, что он *бет ее лучшую подругу, и молчала! Буба тоже закрывал на все глаза и молчал. Он предатель дважды. Как муж и как твой подчиненный. Только почему он молчал? Ему же это было выгодно! Шепнул бы тебе и все. На следующий день его головная боль в виде Кирилла исчезла бы. Но он молчал.

— А Яна? Почему молчала она?

— Потому что боялась, что ты скажешь, что был прав, насчет Кирилла!

— Черт! Откуда ты все это знаешь?

— Моисей, я просто слышу то, что люди думают. И мне этого достаточно! Хочешь совета? Хорошо. Не отпускай Бубу, держи его рядом, чтобы всегда был на виду! Дай ему звено, поручи, чтобы навел там порядок! Займи его! Но никогда не спускай с него глаз!

— Может…

— Нет, не может… Он рано или поздно приведет тебя туда, куда следует! Ты не забывай, что в твоей «семье» есть дыра, в которую сливается так много нужной информации! И займись штатом? Перетряси, послушай, посмотри!

— Олег? Займись? — стариковская рука так крепко сжала мое запястье, что я на автомате тряхнул рукой, чтобы освободиться.

— Моисей! Я не готов влезать в это! Мне не нужно пристальное внимание ментов! А благодаря выходкам твоих бойцов вы все под лупой!

— За сколько ты сможешь отсеять гнилье? Ты же понимаешь, что бумаги бумагами, а люди иногда просто ошибаются.

— Черт! Давай так, соберем их всех в одном месте? С семьями? А я посмотрю. Но на этом все.

— Договорились! Когда?

— Так говорят, что у тебя открывается ресторан под открытым небом… — я затушил сигарету, с силой смяв мягкий фильтр.

— Да, сегодня открытие для прессы.

— Перенеси на завтра, а сегодня сгони их всех туда.

— Я сегодня улетаю в Баку, не смогу…

— Поручи Лазарю, с этим-то он справится?

— Да, с этим точно справится, — я впервые услышал, как Моисеев рассмеялся, отчего его лицо покрылось глубокими морщинами, а голубые глаза засверкали.

— Ну? Завтрак готов, — в дверях стояла Яна, всячески игнорируя меня.

— Кофе сварила? — я снова бросил взгляд на пачку сигарет, это становится привычкой. Смотрю на нее и хочется закурить… Хочется занять руки, рот и мозг.

— Да, мистер Зануда.

— Кролик! Тебе, конечно, можно все, но не забывай, что мы в гостях! — Моисей вышел за дочерью.

— Я в этой квартире провела столько времени, сколько он не провел с момента покупки. А хозяин не тот, кто записан в свидетельстве, а тот, кто живет здесь. Поэтому, это еще большой вопрос, кто хозяин этой квартиры, — Яна пожала плечами и поставила передо мной кофе, а Моисею чашку зеленого чая. — А тебе нельзя кофе.

— Ты, что? Положила сахар в мой кофе? — я сморщил лицо, как только отпил ароматной жидкости.

— Да! Ты так любишь, — она снова пожала плечами. — Пей, так вкуснее! Пей!

Черт! Кулаки сжались от желания запустить чашку в стену за ее спиной. Заноза сидела, положив голову на плечо отца и не отводила от меня глаз.

— Сегодня прием в «Глории», поэтому приготовься, а Лазарев приедет и заберет тебя, а я, как только вернусь, приеду сразу в ресторан! — Моисей прижался губами ко лбу дочери, Яна поморщилась, видимо, от колючести бороды.

— А кто меня заберет из универа?

— Что? — я поставил на стол пустую чашку, как понял, что на меня смотрят две пары голубых глаз. — НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!

— Ну, она же учится прямо напротив твоего дома. Пусть потусуется с тобой? — Моисей хлебал зеленый чай и морщился.

— Я буду весь день с Лазарем.

— Вот и хорошо! Олег даст тебе ключи от квартиры, после учебы сразу сюда! Как закроешь за собой дверь, то отзвонись. И купи себе что-нибудь? Позвони Миле. Пусть привезет новые тряпки. Повеселись, доча. А теперь, идем? — Моисей встал из-за стола, потянув за собой Янку, которая расплылась в широчайшей улыбке. И что-то подсказывает мне, что это не от тряпок…