Вершители. Книга 4. Меч Тамерлана

Евгения Кретова, 2023

После исчезновения Гореславы Катя возвращается в Красноярск, где до совершеннолетия живет под присмотром врача Рауля Моисеевича. Девушка заканчивает школу и поступает в колледж, и все, чего она хочет, – это обычная жизнь, в которой не придется ни заниматься волшбой, ни общаться с отцом. Тем временем в мир приходит хаос – в обличье войн, болезней и землетрясений. Каждый раз на месте происшествия видят загадочную женщину в черном, которая появляется из ниоткуда и исчезает в никуда. Катя понимает, что за этим может стоять Гореслава и, если она отыщет сестру, возможно, получится прекратить бедствия. Флавий и Темновит тоже разыскивают Гореславу, один хочет стать хозяином всех несчастий, другой – покорить мир людей. Катя обнаруживает след Гореславы на Кавказе, вместе с Поводырем они скрытно отправляются в опасное путешествие. Им предстоит побывать в заброшенном ауле в плену у джиннов, встретиться с Матерью всех бед – Рохдулай и сразиться с ужасающими всадниками Апокалипсиса! Смогут ли герои остановить Темновита, отыскать Гореславу и спасти мир от гибели? Евгения Кретова – победитель национальной литературной премии «Рукопись года – 2018» и лауреат Конкурса детской и юношеской прозы LiveLib 2018 – представляет читателю финальную часть тетралогии «Вершители». Это книги о путешествиях во времени, удивительных приключениях, далеких странствиях и культурных артефактах, о которых, благодаря автору, вы узнаете гораздо больше. Вместе с героями книг вы посетите уникальные места нашей страны, увидите невероятную красоту природы России и погрузитесь в славянскую мифологию.

Глава 4

Первый шаг

Белый мрамор, нежно-голубая бирюза с золотыми прожилками и ряды стройных белоснежных колонн — Катя, затаив дыхание, шла по галерее, ведущей к отцовскому кабинету в Раграде. Впереди уверенно шагал Данияр, Катя же передвигалась опасливо озираясь, как нашкодившая школьница.

— Когда ты говорил о вещице, я думала, ты имеешь в виду что-то иное, — прошептала девушка со стоном в голосе.

Поводырь обернулся через плечо, подмигнул:

— И ни капли не соврал, заметь.

Рассеянно слушая, Катя с ужасом представляла, что их поймают как наистрашнейших воров и они с Данияром с позором предстанут пред отцовы очи. Можно представить его удивленный взгляд: он дал им полный карт-бланш, а они по резиденции тайком шастают.

— Зачем мы сюда притащились, а?

— Нужная нам вещица именно здесь.

— Но это отцовская половина! Сейчас стража набежит! Уверена, отец не это имел в виду, когда говорил, что развязывает нам руки.

Данияр кивнул.

— Угу. Но именно здесь находится самый точный и самый верный глобус — Земное яблоко^[4], — он снисходительно усмехнулся. — Надеюсь, тебе о нем уже рассказывали.

Катя опустила глаза — даже если и рассказывали, она пропустила это мимо ушей. Потому что зачем ей эта магия в Красноярске, где обычные люди живут обычной жизнью?

— Зачем он нам вообще? Ты что, глобуса не видел?

Поводырь покосился на нее через плечо, еще раз усмехнулся:

— Сейчас сама все поймешь.

В центре галереи в воздухе медленно вращался уже знакомый Кате гигантский бело-голубой хрустальный шар — точная копия Земли. Молочно-белые колонны, покрытые тонким кружевом серебристого узора, отражались в его глубине, преломлялись причудливо и загадочно. И от этого казалось, будто поверхность глобуса расслаивается, будто под ней — другая земля.

А от самогó шара исходил низкий утробный гул.

Данияр замер рядом с ним, упер руки в бока и запрокинул голову.

— Видишь? — спросил, указывая куда-то вверх.

Катя прищурилась:

— Что я должна видеть?! Ну, глобус хрустальный, красивый, тонкая работа, наверняка какие-то магические свойства, раз он здесь… и что?

— Ты карту не видишь, что ли?!

Катя хотела съязвить, что карта — это изображение на плоскости, но пригляделась: поверхность глобуса действительно была покрыта тонкой сетью кривых линий. Она икнула.

— Это границы стран, да?

Данияр кивнул:

— Знаешь, почему я вспомнил об этом глобусе? — Катя закатила глаза — именно об этом она спрашивала его уже битый час, пока они собирались и Данияр делал точку перехода — точно в тесное пространство между флигелем, в котором обитала Катя, пока жила в Раграде, и половиной родителей. Катя помнила эти две двери, одну из стекла и вторую — из плотного тумана. Не дожидаясь ее ответа, Данияр проговорил: — Это хрустальный глобус. Как и любой хрусталь, он находится сразу во всех мирах.

— Так вот почему предсказательницы гадают на хрустальных шарах?! Погоди, а как же стеганое одеяло…

Поводырь снова кивнул:

— Ну ты же в самом деле не думала, что Земля плоская?

В его руках мелькнула сфера — уже знакомый Кате Глаз всевидящий, — темное облако между ладоней юноши искрилось молниями.

— Иди сюда, — он позвал Катю, кивнул на образовавшееся между ладонями облако. — Смотри внимательно.

Катя, затаив дыхание, приблизилась и принялась разглядывать клубящийся мрак. Иссиня-черный, как сама тень Чернобога. Девушка с удивлением подняла взгляд и посмотрела на Поводыря — что за волшба такая, не черная ли? — но тот покачал головой, велел:

— Не отвлекайся!

В глубине облака сформировалась точка. Яркая, слепящая, будто полуденное солнце. Она разрасталась, вращаясь и медленно заполняя собой пространство между ладонями, пока не стала размером с очень крупное яблоко. Тогда ее вращение замедлилось, а свет чуть померк. Катя поняла, что в руках Данияра оказалась уменьшенная копия глобуса Земное яблоко, под которым они сейчас стояли.

— Ого, — выдохнула девушка.

— Смотри! Что ты видишь?

Катя не видела ничего, кроме хрустального шара. Линии границ государств мира богов наслаивались на границы государств в мире людей, словно выкройки на полупрозрачной кальке, реки казались трудно различимыми черточками, озера выглядели как дефекты на поверхности. Девушка хотела признаться, что ничего особенного не замечает, когда увидела тонкую черную нить, повисшую внутри шара. Будто застывший в хрустале волосок. Склонившись ниже, Катя вгляделась в него. Он формировался в глубине шара, петлял вдоль экватора, теряясь где-то за Северным полярным кругом.

— Ты что-то видишь? Рассказывай.

— Нить… Смотри, в глубине шара. Будто застыла в нем. Ты видишь?

Она подняла глаза на юношу. Тот покачал головой:

— Нет, это видишь только ты. Гореслава не моя сестра. В ней нет ни капли моей крови.

Катя зацепилась за фразу:

— Слушай, но ведь тогда отец должен видеть. Глобус у него под рукой. Почему он не воспользовался этим или другим способом? Я не понимаю.

Данияр понимал, что у Кати оставались сомнения — в прошлый раз ей дали задание, отослав из дворца, чтобы иметь возможность закрыть двери перед ее носом. И сейчас она опасалась, что происходит нечто подобное. И не верила.

— Он не может видеть, он прямо сказал тебе об этом. Я думаю, что причина в том, что он отрекся от нее, когда скрыл факт ее рождения и подселил ее силу к тебе… Поэтому так важно, что видишь ты.

Катя опустила глаза, снова стала изучать хрустальную сферу в облаке Всевидящего глаза.

— Да я, собственно, ничего и не вижу… Может, и нить эта — просто преломление вот этого черного… что это — субстанция, туман, морок?..

Данияр нетерпеливо прервал ее, напомнив:

— Я не знаю, я не вижу. Продолжай описывать, что за нить.

Катя пожала плечами:

— Просто нить, Данияр. Ничего больше. — Она с раздражением посмотрела в глубь хрусталя и осеклась: глобус в руках Данияра чуть развернулся, изменился угол обзора, и перед глазами девушки оказалась уже не нить, а полотно. Живое, колышущееся, будто шелк в толще озерной воды. — Ой.

— Что «ой»? Катя, не буди во мне зверя.

Усмехнувшись, Катя описала, что видит.

— Но это, наверное, просто свет преломляется? — она с надеждой посмотрела на Данияра. Тот отрицательно мотнул головой. — И что теперь?

— Разгляди это полотно получше. Запомни в мелочах… Атеперь медленно поднимай глаза и смотри на настоящий глобус.

— Это вроде переноса. Да? — Катя таращилась изо всех сил.

— Вроде… Что ты видишь?

Катя послушно выполнила все, что требовал Данияр, посмотрела на огромный глобус. Внутри него плескалась тьма. Переливалась тончайшим покрывалом. Как дым над горящим лесом. Как настоящая беда.

— Черное полотно, разделяющее шар… Это след Недоли? — догадалась Катя.

— Скорее всего, это ее сила, которая расплескалась.

Катя с трудом представляла, как это все умещалось внутри нее.

— Так много? — пробормотала рассеянно.

Данияр кивнул:

— А будет еще больше. Вас потому и двое, что вы должны сдерживать друг друга, как два полюса, как плюс и минус… — Он дотронулся до плеча девушки, выводя из оцепенения. — Думай о мече Темновита, вспоминай его, как он выглядел. Представляй в своих руках. Задавай вопрос: «Где ты?» И ищи на глобусе место, где при этом полотно окажется ближе всего к поверхности. Там должен быть сейчас меч.

— А если их будет больше одной, этих точек? Или окажется непонятно?

— Значит, Недоля с ним перемещается. Или мы вообще ошиблись. Но ты смотри, смотри, — поторопил он, оглядевшись: в самом деле, дворец будто просыпался, стали слышны шорохи, отдаленные голоса. Что-то грохнуло, и прокричала птица. — Внимательно смотри.

Катя смотрела изо всех сил, так внимательно, что начали болеть глаза. Чем пристальнее она разглядывала глобус, тем больше рассыпалось полотно внутри хрустального шара, будто издеваясь над ней. Тонкие волоски, из которых оно состояло, тянулись к поверхности глобуса и обрывались, не доходя до нее, а само полотно колыхалось, рвалось на мелкие лоскутки и собиралось вновь. Шар вращался.

«Где же ты?» — позвала Катя, уже думая о сестре.

Одно из волокон метнулось к поверхности, проросло через нее, оставив на гладком хрустале черное пятно-кляксу.

— Вот она, — она подняла руку.

Данияр подсунул ей под нос созданную между ладоней копию сферы:

— Здесь покажешь?

Катя ткнула пальцем в возвышенность посреди Евразии:

— Здесь.

— Катя, точнее покажи. Нам это место потом в реальности найти нужно… — Он помрачнел и добавил: — В горах, что ли? Это похлеще, чем иголку в стоге сена искать.

Девушка прищурилась, еще раз посмотрела на хрустальный глобус, сверилась с прорисованным на нем рельефом местности.

— Вот здесь. Излучина реки, от нее выше и до вот этого плато… Точнее не скажу… Данияр, то есть меч находится где-то в мире людей?

Данияр направился назад, к выходу из галереи.

— Это объясняет, почему меч не видит Чернобог: он стал материальным, скорее всего, слился со своей реальной сущностью.

Катя помедлила всего пару мгновений, еще раз взглянув на хрустальный глобус — черное полотно внутри медленно таяло. Догнав Данияра, девушка спросила:

— Меч Чернобога существует на Земле, в реальности?

Юноша неохотно кивнул:

— Оказавшись в мире людей, он, вернее всего, соединился с каким-то другим оружием. Нам осталось его только найти… Только сперва в одно место загляну… Тебя могу домой отправить.

Он вопросительно посмотрел на спутницу. Девушка хмуро отмахнулась:

— Пошли уж.

* * *

«Одно место» Катя прекрасно знала — бывала в нем. И воспоминания сохранила самые тревожные.

Если бы Данияр был обычным человеком, то это место можно было бы назвать местом его службы. Но Данияр был магом времени, стражником мира усопших и Поводырем душ. И сейчас прямиком из резиденции Белеса вытянул Катю к Огненной реке, от которой поднимался тяжелый смрадный запах, и мосту, раскаленному до красноты. Мифическая река Смородина и Калинов мост.

Катя поморщилась и с опаской поглядела на реку: над ней поднималось алое марево, длинными языками касаясь темнеющего неба.

— Здесь всегда так?

Данияр повернулся к ней, хмыкнул неопределенно:

— «Так» — это как?

— Мрачно, жарко и воняет…

— А тут не курорт, тут врата Преисподней, в некотором роде… Тебе, если помнишь, вообще предложено было отправиться домой… Налила бы ванну с солевыми бомбочками, блаженствовала бы…

Данияр безмятежно шагал, поглядывая то себе под ноги, то на Катю.

Услышав про бомбочки, девушка насторожилась:

— Откуда ты знаешь про солевые бомбочки? — Она в самом деле пристрастилась к ним в последние месяцы, когда стала наконец жить одна. Добиралась до дома, набирала ванну, ставила на край огромную «новогоднюю» кружку с чаем — смешную, с текстильным принтом и мишкой на ручке. Бросала в воду ароматный шарик и наблюдала, как он, пенясь, растворяется, окрашивая воду то в бледно-голубой, то в розовый цвет.

Сейчас девушка с подозрением разглядывала прямую спину Поводыря. Фантазия уже рисовала картины, в которых тот подглядывает за ней через морок или еще как-нибудь — пойди разберись, что он умеет, это порождение Хаоса?

Данияр покосился на нее и самодовольно рассмеялся, догадавшись, о чем девушка подумала:

— Про бомбочки? Я, пока ждал завершения твоего разговора с Белесом, нашел целую коробку в шкафчике. Предполагаю, это не игрушки на ёлку и не конфеты.

Катя покраснела, пробормотала:

— Приличные люди по шкафчикам в ванной не лазят…

— Так то приличные… А я неуч и порождение Хаоса, — Поводырь рассмеялся.

Катя покраснела еще ярче — Данияр словно подслушал ее мысли. Поежившись от того, что так до сих пор до конца и не знает всё, на что способен Поводырь, она зашагала дальше.

Посерьезнев, Данияр признался:

— Не дуйся. Я наткнулся на самом деле случайно, когда прятался в ванной во время вашего разговора с Белесом. Ванная — единственное место, откуда было по-честному не слышно. И я шумел шкафчиками, чтобы не прислушиваться… Открывал и закрывал, хлопал дверцами. Твои запасы и вывалились. Так что можно сказать, что я почти не виноват.

Катя посмотрела на него: светлые глаза улыбались, на губах играла снисходительная усмешка. Его манера смеясь, как бы промежду прочим говорить о важном выводила ее из себя. Она молчала. Под ногами хрустели сухие ветки, бурый от старости мох шелестел под подошвами кроссовок, поглощал все звуки, из-за чего казалось, что они идут по совершенно мертвому лесу.

«На самом деле мертвому», — Катя снова оглянулась на всполохи над Огненной рекой.

— Зачем мы сюда вернулись?

— Нам нужен проводник.

Катя опешила:

— Еще один? А ты?

— Я — это я. Нужен другой, — уклончиво отозвался юноша и, отвернувшись от Кати, зашагал быстрее, словно не желая отвечать на ее вопросы.

Катя тоже прибавила шаг. Но расспрашивать дальше не стала, хмуро поглядывала по сторонам.

— А здесь кто-то живет? Или это мертвое место?

— Почти никого. Все, кто здесь оказывается, уже завершили свой путь и стремятся перебраться на ту сторону.

— А что там?

Данияр помолчал.

— Новая жизнь. Путь к ней лежит через Огненную реку, а огонь, как тебе известно, несет перерождение.

Катя вытянула шею. Посмотрела в просветы между потемневшими от копоти сухими ветками на другой берег, но ничего не увидела: марево и серый дым плотно укрывали его, казалось, что сумрак поднимался до облаков и тянулся насколько хватало взгляда.

— Если что, я ничего не поняла. И если что, меня бесит, когда ты начинаешь говорить метафорами.

Девушка повела плечами. Данияр примирительно кивнул — он не был настроен ссориться. Остановившись, спросил прямо:

— Слышала выражение «сжечь все мосты»? — Катя кивнула в ответ. — Что оно означает?

— Отрезать все пути к отступлению, решительно двигаться только вперед.

— Верно. Чтобы начать что-то новое, нужно, чтобы прошлое отпустило. Калинов мост — как раз дорога забвения прошедшего.

— То есть там, по другую сторону…

Данияр хитро прищурился, повернулся к девушке и, склонившись к ее виску, прошептал заговорщицки:

— Там точно такой же мир… — Он сделал неопределенный жест, пояснил: — Предки людей много рассказывали об этом месте, складывали легенды. Вот ты уже знаешь, кто я. Значит, должна помнить, что богатырь в сказках сражался со змеем или чудовищем каким, тот переносил его через мост и убивал. И дальше богатырь продолжал свой путь, обновленный и получивший какие-то плюшки в виде бессмертия, чтения по губам или молодильного яблочка… Довольно странно, верно, если не признать, что он перерождался в нового человека, в духа или хранителя рода — тут уж как повезет.

— Как у индусов колесо Сансары?

С тех пор как волхв Митр приступил к ее обучению, Катя много раз замечала родство языческих традиций с одной из старейших мировых религий — буддизмом. «Возможно, миф о Вавилонской башне^[5] не так уж далек от реальности, — думала она частенько после его уроков, — и когда-то люди действительно верили в одно и то же и говорили на одном языке».

— Вроде того… — Данияр кивнул. — Но я тебе этого не говорил, учти. Это тайна первородных, и знать ее тебе не положено, если что. — Он какое-то время шел молча. Прислушивался, как под ногами хрустят сухие ветки. — Человек, оказавшись у Огненной реки, может освободиться от своего прошлого, отпустить его и, шагнув на мост, обрести второе рождение. А если не решится, то будет метаться по берегу Огненной реки, пока не развеется как дым.

— Развеется?

Данияр пожал плечами:

— Человек жив до тех пор, пока о нем помнят. И развеивается, когда гаснет последнее воспоминание о нем.

Они вышли к опушке. Миновали тот самый куст калины, у которого разговаривали тогда, четыре года назад.

Подошли к мосту.

Катя протянула руку к поручню, коснулась его, почувствовав жар под пальцами. Марево колыхнулось, стена зловонного пара чуть рассеялась, и Катя на мгновение потеряла дар речи: словно в зеркале она увидела точно такой же лес, точно такой же мост и куст калины. Увидела Данияра, стоящего рядом, и… себя — с округлившимися от ужаса глазами, опаленными огненным ветром волосами. И рука точно так же лежит на поручне моста.

— Что это?

Она повернулась к Данияру.

Данияр взмахнул рукой, прикрыв Кате глаза, — из-за рукава полился сумрак, словно пола широкого дорожного плаща.

— Учитывая, что ты Доля и умирать прямо сейчас не собираешься, то — неслучившееся. Оно будет меняться в зависимости от того, какое решение ты примешь.

В то же мгновение от поверхности Огненной реки взметнулся яркий всполох, рассыпался снопом искр. Поводырь выпустил из рукава сокола. Тот стремительно вырвался ввысь, за самым ярким огоньком. Подлетев, проглотил его и, сделав круг над головами девушки и Поводыря, лениво опустился на его плечо. Данияр подставил открытую ладонь, настойчиво покачал ею перед клювом птицы.

— Добычей делятся, помнишь?

Сокол недовольно покосился на него, несколько раз взмахнул крыльями, рассекая вокруг себя морок — тот заискрился, заструился под крыльями, смешиваясь с одеянием Поводыря. Склонился к руке и, широко раскрыв клюв, фыркнул и выплюнул искру. Та загорелась на ладони Данияра.

— Привет, — поздоровался он с ней как с живой.

Кате стало любопытно. Придвинувшись ближе, она пристально разглядывала ее. Крохотный уголек, объятый огнем. Черный лисий носик, ушки домиком.

— Кто это?

— Это Агния, она же огневица… Эта крошка проведет нас под самым носом у Смерти, а та ничего не заметит. — Он перевел взгляд на Катю: — И это та волшба, которой больше никто не владеет.

С этими словами он подул на уголек, остудил его — тот, забавно зевнув, потемнел и скукожился, зажмурил глазки, а острый нос прикрыл крошечными ладошками. Тогда Данияр сунул огневицу за пазуху:

— Совсем скоро она нам пригодится.

* * *

Катя в очередной раз сверилась с картой, нарисованной Данияром.

— Ты уверен?

Они стояли в ее комнате, у письменного стола. Рядом гудел, остывая, старенький принтер, а перед ними лежали несколько распечаток карт из интернета, потрепанный географический атлас России, который Катя покупала еще в 7 классе, и исчирканные карандашом листы. Данияр как раз завершал штриховку одного из них — выделил горную цепь.

— Есть повод сомневаться? — Поводырь хмыкнул.

— Ты же все-таки по памяти рисуешь. Мало ли… — Катя вздохнула и придвинула к себе только что завершенный рисунок, придирчиво прищурилась.

Данияр почесал над бровью, невозмутимо пробормотал:

— Ты так говоришь, как будто я прежде ошибался…

Катя сверилась с открытой картой из школьного атласа, снова вздохнула.

— Прежде мы передвигались по прошлому, и мне ничего не оставалось, как довериться твоим магическим способностям. Какими бы они ни были. А сейчас нам придется путешествовать здесь, в реальности. За вполне реальные деньги и по вполне реальным маршрутам… Одна ошибка, и выбираться придется ох как непросто. Я бы предпочла воспользоваться посохом, путевыми камнями или чем-то еще и сделать переход.

Молодой человек вскинул голову, треснул себя по лбу. С грохотом отодвинул стул и плюхнулся на него:

— Отличная идея! Давай. Будет шлейф волшбы, все заинтересованные стороны вмиг узнают, куда мы направились и где нашли след твоей сестры. И если она еще не в руках Флавия, она непременно там окажется задолго до того, как ты успеешь сказать «ах», — он посмотрел с вызовом. — Так что валяй. Ты ведь у нас главная, командуй.

Катя отвела взгляд, нахмурилась.

— С каких это пор я стала главной? Всё больше за тобой слепым котенком плетусь.

Она порывисто встала, отошла к окну. Резко щелкнула задвижкой и распахнула форточку.

Данияр, прищурившись, наблюдал за ней:

— Ты сама так решила, помнишь?

Девушка фыркнула:

— Ой, только не начинай!

— Просто выглядит так, будто это я виноват в том, что ты слепым котенком… плетешься… Хотя ты сама…

Катя резко обернулась, полоснула взглядом.

Данияр поперхнулся, замолчал. Этот спор длился долгих четыре года. И ничем не заканчивался: Поводырь настаивал на том, чтобы Катя практиковалась и работала с силой, приручала морок; она же всячески уклонялась и от одного, и от другого. «Я не вернусь к родителям», — повторяла каждый раз.

Вот и сейчас Данияр смолк, плотно сжал губы — скулы обострились, а взгляд стал холодным и колким, будто ледяные торосы в чертогах Мары.

Молодой человек спокойно выдержал ее взгляд, глубоко втянул носом воздух.

— Выдвигаемся завтра, — он решительно встал. Протянул руку ладонью вверх: — И еще кое-что… Посох отдай мне, пожалуйста.

Катя опешила, машинально схватилась за воротник — серебряная игла по-прежнему поблескивала на отвороте рубашки.

— Это зачем еще? Я поняла, что никакие заговоры и обряды не применяем, кроме тех, что разрешил отец.

Данияр покачал головой:

— Ты, может, и поняла, а Берендей — не факт… Отдавай, у меня надежнее будет.

Катя с сомнением уставилась на него, упрямо поджала губы. Ладонь Данияра по-прежнему лежала перед ней открытой. Неохотно вытащила иглу из ткани и протянула юноше. Проследила за тем, как Данияр, пряча иглу, поправил воротник, — на мгновение ей почудилось, что пальцы его провалились в морок, словно он оказался в своем призрачном плаще, от которого с голубоватым маревом отрывались мотыльки. Отведя взгляд, вытерла вспотевшие ладони о джинсы, огляделась по сторонам, откашлялась.

Данияр наблюдал за ней.

— Вот так-то лучше. Теперь только ты и я… Не волнуйся, я отдам тебе его. Как только будет безопасно.

Катя открыла рот — не потерял бы, — но, уловив иронию в глазах Поводыря, осеклась.

— Что делать будешь? — оставшись без иглы, она опять почувствовала собственную беззащитность и зависимость от Данияра. Будто с этой самой минуты вверила ему в руки собственную жизнь.

«Хотя чего уж там… Я давно в его руках», — отозвалось в висках.

И Катя покраснела. Дотронулась до горящих щек, словно проверяя, не полыхает ли на них пламя в самом деле, потупила взгляд.

— Нам нужны деньги на билеты… В этом мире просто так никуда не поедешь, — проговорила.

Поводырь посмотрел строго:

— Не переживай, это моя проблема. А ты продолжай плестись слепым котенком, пока не решишь, что готова к чему-то бóльшему.

Не дожидаясь, пока она ответит, он развернулся и вышел в коридор, а уже в следующее мгновение за ним тихо захлопнулась входная дверь.

Катя прислушалась к тишине — в ней оглушительно, по нервам хлопнули створки лифта, на котором уехал Данияр. Проскрипел механизм, увлекая его за собой. Кажется, девушка слышала, как стукнула дверь подъезда, но это уже, вернее всего, не Поводырь — он уходил в свой мир, едва ступал в кабинку; Катя пару раз наблюдала, как он входил в лифт и не выходил из него, как не выходил и из подъезда. «Всегда в пути», — усмехался, когда она пыталась узнать у него, как так получается.

Сейчас она тоже была уверена, что он просто исчез из мира людей. Как обычно. Здесь он просто наблюдатель. От этой мысли стало горько, хотя Катя за все четыре года никогда не позволяла ему стать кем-то еще. Но иногда ловила на себе задумчивый взгляд юноши, удивлялась, если объятия становились чуть дольше обычного, и всячески отталкивала, сама не понимая зачем. Он остался в мире людей, чтобы быть с ней, чтобы она не осталась одна. Но память о другом, которого когда-то по детской наивности подпустила так близко в свое сердце, не отпускала, колола в груди, то и дело рассыпаясь под сердцем мучительно горячим пеплом.

Отбросив странные мысли, которые цеплялись за образ Данияра, Катя отправилась собираться. Им предстояли перелет, а потом пешее путешествие в горы. Удобная обувь, теплая одежда, куртка, запасная футболка, средства гигиены — Катя методично собирала вещи, укладывала в небольшой рюкзак.

А беспокойство нарастало.

Катя выпрямилась, прислушиваясь к царившему в груди смятению, достала из круглой плетеной шкатулки серебряное колечко. Бирюза, аквамарин, изумруд и лазурит — Ярушка, Истр, Олеб и Енисея. Колечко давно стало ей мало, нужно было бы отнести ювелиру, чтобы увеличить размер, но Катя боялась, что, вмешавшись, разрушит тонкую связь — единственное, что она берегла и боялась потерять в мире волхвов и мороков. Погладив гладкие камни и посмотрев, как они сияют, наливаясь силой, немного успокоилась: друзья живы, и с ними все в порядке.

Енисея и Олеб растят малышку Алтаю — смешную, ясноглазую — и ждут второго ребеночка. Ярушке уже за двадцать, большая мастерица по части волшбы, Стар хвалит ее, зовет в Аркаим, только Ярослава все больше с Могиней по дальним лесам и заимкам хаживает. Истр ушел на обучение к северным народам.

Обо всем этом Катя знала из редких разговоров с Ярославой — та нашептывала новости Алатырю, Катя слышала их, будто подруга ей на ушко шептала. Ответить не могла — не знала как. Но весточкам была рада, хоть и скреблось иной раз тоскливое: не сплоховала ли она, перебравшись в Красноярск, может, нужно было к Могине, Стару, рука об руку с Ярушкой и Истром? Что бы умела она сейчас?

«А Данияр тебе об этом четыре года твердит», — услужливо напомнил внутренний голос.

«Я все равно не могла поступить иначе», — вздохнула она, имея в виду, конечно, ту ночь в коридоре времен, когда она освободила Недолю и позволила ей уйти, подарив свободу. С тех пор она всякий раз вздрагивала, когда слышала новости о больших авариях и катастрофах. Несколько раз ей казалось, что она видела в толпе зевак или участников событий девушку с прямыми темными волосами, смотревшую исподлобья на окружающих, а в руках сжимавшую длинный и узкий меч. У Кати всякий раз падало сердце. Но, сколько потом она бы ни вглядывалась в экран, кадр за кадром просматривая повторы роликов, больше той девушки не видела.

Это было похоже на сумасшествие.

— Просто в тебе говорит нечистая совесть, — со свойственной ему прямотой и бестактностью отметил Данияр, когда она неосторожно поделилась с ним одним из таких видений.

Катя тогда вспылила.

И поняла, что он прав: чем больше она прокручивала в памяти ту ночь в коридоре времен, тем меньше оставалось уверенности, что она поступила правильно. «Не стоило Гореславу отпускать», — вот к какому выводу подталкивала ее интуиция.

Сейчас внутренний голос об этом громко кричал.

Сжав в кулаке футболку, Катя медленно опустилась на кровать.

— Что же делать? — в которой раз спросила себя. — Что, если я опоздала и сестра уже оказалась в руках Флавия? Что, если все эти болезни и катастрофы в мире — только начало всех бед?

За окном скользил вечер. Все громче шумел город, погружаясь в праздное безделье накануне выходного дня.

Отложив футболку Катя открыла жестяную коробку из-под печенья, посчитала нехитрые сбережения. Сунула в карман куртки, которую планировала завтра надеть.

Достала из кармана сотовый, набрала Рауля Моисеевича. Тот откашлялся, прежде чем ответить:

— Внучка, я хорошо, — не дожидаясь вопроса, отозвался.

— Врач приходил?

— Да. Таблеток прописал… Других… Кхе-кхе… Послезавтра еще придет, сказал.

— Тебе в больницу надо, дядя Рауль. — Она с тоской подумала, что уезжает сейчас так не вовремя. Что может понадобиться ему. Словно угадав ее мысли, Рауль Моисеевич проговорил:

— Дочка приезжала, наготовила у меня тут. Так что не волнуйся.

Дочка. В самом деле, кто она, Катя Мирошкина, ему? Катя закусила губу, почувствовав укол ревности, но тут же прогнала с горечью.

— С отцом-то переговорила? — спросил дядя Рауль.

— Да… Мне уехать надо будет ненадолго.

Рауль Моисеевич закашлялся, на этот раз особенно долго. Катя отчетливо поняла, что ему становится хуже, посмотрела через отражение в стекле на настенные часы — полседьмого вечера; если вырваться прямо сейчас, то около восьми она уже будет у него.

Сердце упало и, подскочив, забилось часто-часто: в отражавшейся в стекле узкой полосе света из коридора проступил яркий узор на стене, а следом за ним в просвете промелькнул темный силуэт. Девичий. Темные волосы рассыпались по плечам тяжелыми змеями, взгляд мутный, будто безумный. На искусанных в кровь губах застыла растерянная улыбка. Катя резко обернулась и посмотрела в коридор.

— Гореслава! — позвала в пустоту.

— Чего, Кать? — Рауль Моисеевич тяжело сглотнул из динамика, прохрипел.

Не выпуская телефон из рук, Катя выскочила в коридор — пусто. Вернулась, снова посмотрела в отражение — и увидела только свое растерянное лицо.

— Ничего, дядя Рауль…

— Голос у тебя какой-то…

Девушка отмахнулась:

— Да нормально все. Показалось.

— Показалось, — рассеянно повторил пожилой врач. — А далеко ли поедешь?

— На Кавказ, — она не могла отвести взгляд от темного стекла — ждала, что видение возникнет снова и ей удастся рассмотреть его.

— Хм, неблизко. Зачем собралась — не спрашиваю, все равно не скажешь. Или как?

— Не скажу, — Катя рассмеялась.

— Так и думал. Деньги-то у тебя есть?

— Есть. Я, как доберусь, сразу вам напишу или позвоню. Не волнуйтесь. Я буду… с Данияром.

Это должно было успокоить старика, к Поводырю он испытывал какое-то доверие.

Попрощавшись, она сбросила вызов и продолжала смотреть на улицу, поглаживая экран сотового. В стекле сейчас привычно отражались приоткрытая дверь в ванную и лившаяся из нее полоска желтого света.

— Это была Гореслава, — прошептала она уверенно.

Память дорисовала то, что она упустила в первый момент: яркий красно-желто-черный узор — это, скорее всего, ковер за спиной сестры. А еще ей запомнилась окрашенная голубой краской стена, не вся, а чуть выше середины. Как в школе или в больнице. В коридоре у Кати светло-серые обои, то есть это чье-то чужое жилье. И ковра у них с мамой никогда не было.

Но больше всего ее испугал затравленный взгляд Гореславы. Что с ней? Где она?

Одно было ясно: увиденный фрагмент ковра и окрашенной стены говорили, что сестра на свободе. Не в руках Флавия.

«С чего ты так уверена, интересно?» — в очередной раз сама с собой завела беседу.

Ответить на этот раз не могла: уверенность, ничем не подкрепленная и не мотивированная, что это небогатое человеческое жилье, нарастала с каждой минутой. Возможно, это деревенский дом — ни у кого из знакомых она не помнила окрашенных краской стен.

Мигнул экран сотового, сообщив о поступлении денег на карту. Катя нахмурилась, открывая уведомление, — от Рауля Моисеевича. В сообщении значилось: «На всякий случай».

Примечания

4

Земное яблоко — название глобуса, созданного под руководством Мартина Бехайма в Нюрнберге в 1494 году самого древнего из сохранившихся и отражающего знания европейцев о мире по состоянию на конец XV века. Некоторое время все создаваемые глобусы так назывались.

5

Вавилонская башня — сооружение, которому посвящен важнейший эпизод, изложенный в книге Бытия. Согласно преданию, потомки Ноя, говорившие на едином языке, поселились в долине Сеннаар, где начали строительство города Вавилон и башни. „Высотою до небес, сделаем себе имя, — говорили они, — прежде нежели рассеемся по лицу всей земли“ (Быт. 11:4). Однако этот замысел был пресечен Богом, который „смешал языки“. Люди, переставшие понимать друг друга, прекратили строительство.

Современные лингвистические исследования позволяют сделать заключение о существовании единого праязыка, условно названного ностратическим; из него вычленились индоевропейские (яфетические), хамито-семитские, алтайские, уральские, дравидийские, картвельские и другие языки.