Уроки ведьмы. Книга вторая

Евгения Высоковская, 2021

Продолжение истории про ученицу ведьмы, слишком любопытную, чтобы действовать всегда мудро и рассудительно. Встав когда-то на путь светлого ведовства, она шла вперед с сердцем, открытым для добра. Но не каждому под силу сохранять баланс белого и темного, и границы между добром и злом слишком размыты. К тому же, темные силы часто предстают перед нами в обаятельных и соблазнительных образах.

Глава 9. Новый психолог

Искать дом, в котором находился кабинет нового психолога, мне пришлось, когда уже совсем стемнело. Мокрый снег, что сыпался весь день, сменился под вечер дождем, но затем наконец закончился, а сырой воздух наполнился туманом. Он густел на глазах, и я сразу вспомнила свой сегодняшний сон. Только во сне я заблудилась прямо около дома в тумане, который очень странно выглядел. Сейчас же от своего района я забралась далеко, зато туман был совершенно обычный, расползающийся во все стороны, что, однако, не делало его менее жутким.

Постоянно сверяясь с картой в телефоне, я медленно шла от метро, высматривая цифры на домах. Как назло, часть номеров не подсвечивалась, а несколько были просто разбиты. Дружелюбный райончик. Кому придет в голову арендовать кабинет в таком месте? Неужели к нему правда валом валят клиенты, и едва нашлось окошко в расписании, чтобы меня туда впихнуть?

Наконец я нашла нужный мне дом: пятиэтажку с несчетным множеством подъездов, построенную буквой «г». Я, наверное, только один раз в жизни видела настолько длинный жилой дом. Светлана помимо адреса скинула мне схему здания с указанием, как найти в кабинеты. Карта вела к подъездам, вход в нежилые помещения был с обратной стороны.

Посмотрев на схему, я прикинула, как будет ближе, и стала огибать строение. Почти сразу за ним поднималась стена леса. Может быть, конечно, это был и не лес, а просто небольшой парк или вообще деревья в несколько рядов, но сейчас в темноте и тумане мне мерещились дремучие непроходимые дебри, черной стеной окружавшие дом. Мне стало не по себе. Я смутно помнила, как бежала в одну страшную ночь по лесным зарослям и совершенно ничего не боялась. Но тогда я была буквально переполнена магической силой и разрывавшей меня злобой, и меня ничего не пугало, даже заброшенная церковь с безглазыми иконами. Сейчас я шла за помощью, а попав в это место, ощутила себя еще более слабой и беспомощной, чем в последние дни.

С другой стороны, это обычный спальный район, возможно, здесь адекватная стоимость аренды кабинетов, а добираться довольно удобно. Я просто весь день себя накручивала перед встречей с новым специалистом и, по-видимому, продолжала это делать до сих пор. Пора прекращать.

С психологом я заранее созваниваться не стала, хотя Светлана, конечно, оставила его контакты и сказала, что он будет ждать меня в семь вечера. Ну, а зачем тогда я буду еще ему звонить? Если честно, то у меня просто рука не поднималась это сделать. Где-то в глубине души я надеялась, что встреча сорвется. Может быть, кто-то из нас перепутает время, может, я сильно опоздаю…

Но, как ни плелась я нога за ногу, минут за десять до назначенного часа оказалась перед нужной мне черной железной дверью без опознавательных знаков. Если бы не схема Светланы, ни за что бы не нашла. Справа в стене была едва различима утопленная кнопка домофона, и над ней небольшой громкоговоритель. Вздохнув, я нажала на кнопку. Где-то в глубине помещения раздалась трель, напевающая что-то вроде «тиру-лиру», щелкнул магнитный замок, и створка слегка приоткрылась. Кто-то меня, как видно, ждал.

Я шагнула внутрь, плотно прикрыв за собой черную дверь, и уже была готова представить себе что угодно, вплоть до темного мрачного кабинета, скрывавшегося прямо за входом, с дизайном в готическом стиле. Но там оказался всего лишь светлый скучный вестибюль, из которого можно было попасть в несколько кабинетов. Два из них были рядом с входом — справа и напротив, а налево, к третьему кабинету, вел коридор с плиточным полом и блеклыми бежевыми стенами. По этому коридору сейчас направлялся в мою сторону высокий статный мужчина в джинсах и светло-сером свитере с высоким горлом.

По всей видимости, это и был Эрик Романович, как мне представила его Светлана. То еще имечко. Я быстро окинула его взглядом. Уже немолодой, но хорошо сложенный. Смуглое лицо, черные коротко стриженные волосы с проседью. Крупный нос с горбинкой, тонкие губы, подбородок с ямочкой.

Мужчина с улыбкой поприветствовал меня и пригласил следовать за ним. Кабинет его мало чем отличался от помещения, где меня принимала Светлана, разве только совсем немного уютнее и пошире. Те же кресла из кожзаменителя, низкий столик. Не было только песочницы у входа, как я ее мысленно окрестила.

— Прошу вас, располагайтесь. — Он жестом обвел все кресла, мол, выбирай на вкус, и я села в ближайшее. — Давайте знакомиться. Наверное, вам уже сказали, зовут меня Эрик Романович, но лучше просто Эрик. Если, конечно, вам так будет комфортно.

— Вполне, — кивнула я. — А я просто Нина.

— Очень приятно. — Эрик сел напротив и, снова улыбнувшись, пристально посмотрел мне в глаза. — Прошу прощения за это место. Мой кабинет в центре города, но сейчас там небольшой ремонт, а я не хотел, чтобы у клиентов был длительный перерыв между посещениями. Поэтому на пару раз обосновался тут.

Мое напряжение, нараставшее с момента поисков длинного дома, куда-то вдруг сразу исчезло. Все объяснялось так просто. Это я, мистификатор поневоле, напридумывала себе связей со сновидением: везде туман, мрачная обстановка, темный лес. Я почувствовала себя глупо, а еще — немного неуютно под внимательным взглядом Эрика. Он словно сразу понял это и отвел глаза.

— Налить вам воды или чаю? — предложил он. Я попросила чай, Эрик поднялся и направился к стоявшему в углу кулеру. Пока мужчина возился с чашкой, я его рассматривала. Движения его были преисполнены грации. Все, что бы он ни делал, — наклонялся ли за водой, поворачивал голову, мешал ложечкой сахар, — он делал с непринужденным изяществом, не вызывавшим однако сомнений в его мужественности. В движениях было что-то кошачье, но не повадки домашнего кота. Скорее, то была грация тигра или пантеры. При этом чувствовалось, что он, обладая врожденной пластикой, вообще не задумывается о том, как красиво двигается.

В момент встречи я подумала, что ему около пятидесяти, но впоследствии мое впечатление несколько раз менялось. Он двигался очень легко и был в прекрасной физической форме, однако в его лучистых светло-серых глазах, казалось, иногда отражалась вся мудрость человечества, накопленная веками. Вот про кого точно не скажешь «ничем не примечательная внешность».

— Нина, вот ваш чай, прошу, — просочился в мое сознание откуда-то издалека баритон, который обычно принято называть «бархатным». — Нина?

Я нехотя вернулась из мира грез, куда увели меня размышления о новом знакомом, и, почувствовав себя очень неловко, постаралась спрятать лицо за чашкой чая.

— Все в порядке? — участливо спросил Эрик.

— Да, да, я просто задумалась, — закивала я. — Не очень хорошо спала, теперь залипаю.

Он с пониманием улыбнулся, а я принялась себя мысленно ругать. Зачем я такое слово дурацкое ляпнула? Залипаю! Ну и лексикончик, подумает. Надо же, я ведь совсем забыла, что готова была ретироваться, едва только завидев нового психолога. Но этот человек пробудил мое любопытство. И, хотя мне самой было немного больно и стыдно об этом думать, я впервые на кого-то взглянула как на мужчину после гибели Антона.

Пальцам стало нестерпимо горячо, и я поставила чашку на стол. Пора было возвращаться к реальности. Я пришла на сеанс, и, насколько я знаю, между психологом и клиентом не может быть каких-то связей, кроме профессиональных. Как меня важно просвещала Ленка, существует особая психологическая этика. Никаких отношений. «Господи, и о чем я вообще думаю?!» — встряхнулась я. Какие отношения? Я за помощью пришла. Надо сосредоточиться на своих проблемах и отвлечься от его умных серых глаз.

Хотя глаза действительно были особенные. Большие, миндалевидные, светло-серые, в контрасте со смуглым лицом и в таких черных ресницах, что мне аж стало завидно. Вот зачем мужчине такие ресницы, словно он их подкрашивает? Ему это совсем не обязательно. А мне бы не помешали…

— Нина, мне кажется, вы где-то далеко, — снова окликнул меня Эрик. — Я вас не тороплю, у меня сегодня это последняя встреча, и я могу задержаться при необходимости. Но, может быть, вы неважно себя чувствуете? Не стесняйтесь, говорите. Светлана передала мне записи, и я знаю, что вы многое пережили. Нет ничего плохого в том, чтобы быть не готовой к общению, у вас сменился психолог. Это внештатная ситуация.

Я постаралась собраться. Не объяснишь же ему, что я не о страданиях сейчас своих размышляю, а о его интересной и необычной внешности, глазах, грации…

* * *

Мне все-таки удалось взять себя в руки, и мы приступили к беседе. Эрик, видимо, успел подготовиться и внимательно изучил все, что передала ему Светлана, поэтому сейчас задавал совсем немного вопросов, и я радовалась, что не придется повторять свой рассказ, как тогда на первом сеансе. Правда, сегодня я чувствовала себя лучше: мне совсем не хотелось плакать, как в прошлый раз.

Разговор вышел к моему запросу, и я его озвучила. Объяснила, что хочу сохранить в сердце память о любимом, но не хочу страдать из-за этого, снова и снова переживая момент его гибели.

— Вы видели, как он погиб? — уточнил Эрик, нахмурившись. Я замялась, потом нерешительно кивнула, лихорадочно соображая, как передать это, не касаясь деталей убийства Антона. — Надо сказать, что для человека, пережившего такое потрясение, Нина, вы еще вполне хорошо держитесь. Вы очень сильная, но и сильные ломаются, и я сделаю все, что от меня зависит, чтобы этого не произошло.

На меня его слова подействовали почему-то очень ободряюще. Я искренне поверила, что у него получится.

— Что с ним случилось? Сможете рассказать? — спросил психолог и на мой удрученный взгляд добавил: — Иногда, чтобы облегчить боль, нужно проговорить одно и то же несколько раз. Как бы парадоксально ни звучало, но это работает.

Я продолжала удивленно смотреть на собеседника. Я же вообще ни с кем не делилась. Кому я могла такое рассказать? Те, кто поверил бы в мою историю, и сами все знали. Они же это и сделали.

— Это был несчастный случай, — наконец выдавила я. — Не хочу рассказывать.

— Я не буду настаивать, — спокойно ответил Эрик. — Возможно, потом у вас получится. Но чтобы уже сейчас стало легче, мы можем поработать с вашей эмоциональной зависимостью. В данный момент вас что-то очень сильно связывает, не говоря о том, что вы стали свидетелем ужасной трагедии. С этим тоже надо работать. Но начать с чего-то одного. Если мы уберем зависимость, то это чувство перестанет тянуть из вас соки. Вы будете помнить его и все хорошее, что вас связывало, но вас это не будет тяготить. Как вы на это смотрите?

Его мягкий низкий голос успокаивал и завораживал меня, и мне хотелось соглашаться со всем, что бы он ни предложил.

— Давайте попробуем, — тихо сказала я, откидываясь на спинку кресла. — Это прямо сейчас? Что я должна делать?

— Да, сейчас. Можно долго ходить вокруг да около, но зачем? — Он тоже сел поудобнее. — Я знаю, с картами у вас все получилось. Теперь нужно будет еще раз использовать воображение. Закройте глаза, постарайтесь расслабиться.

Я послушалась. Опасалась, что буду напряжена, но его голос снова подействовал, и я буквально растеклась по креслу. «Может, он гипнотизирует меня?» — мелькнула мысль.

— Теперь, Нина, даже если это будет тяжело, представьте себе, что ваш близкий человек сидит напротив. Получается?

Я хоть с трудом, но смогла вызвать перед внутренним взором образ Антона. У меня задрожали губы, и я кивнула.

— Вы отдавали и продолжаете отдавать ему свои чувства. Они у него. Они у него в руках. Он сейчас их держит. Это было частью вас, а теперь эта часть у него, и вы не можете стать цельной. Что он держит, как они выглядят, ваши чувства?

Я поморщилась, затем пригляделась, и воображение нарисовало мне, что у Антона действительно в руках что-то есть. Я пригляделась и… Это был мой кнотен! Я плела свои эмоции, свивала их, создавала законченное и полное чувство, и оно превратилось в кнотен. Антон зажимал его в ладонях, скрещенных на коленях.

— Он держит… одну вещь, не знаю, как ее описать. Это… мое рукоделие, — выкрутилась я.

— Вам нужно стать снова целой, нужно забрать эту частичку, что вы отдали ему. Попросите, чтобы он вернул вам эту вещь, возьмите ее себе. Вам сразу станет легче. Вы не разрушите его. Вы просто заберете свое.

Я еще не успела ничего представить, как Антон в моей голове вдруг молча сам протянул мне кнотен, печально глядя на меня. Я вдруг подумала, что как только заберу эту вещь, то разорву нашу связь, и мне стало невыносимо тоскливо и страшно. Мне показалось, что я задыхаюсь, и я открыла глаза. Эрик сверлил меня своими прозрачными глазами, глядя в упор.

— Что такое, Нина? У вас получилось? Вы забрали?

— Нет, — выдохнула я. — Я не могу.

— Почему?! — словно бы встревожился он.

— Не хочу. — Я еле говорила: у меня пересохло в горле. — Наверное, я пока не готова.

Я потянулась к чашке с остывшим уже чаем и в три глотка осушила ее.

— Налить вам еще?

— Можно просто воды?

Он поднялся с присущей ему элегантностью, и мне показалось, что он был чем-то обеспокоен. Возможно, он ожидал, что сейчас уже поможет мне и я получу долгожданное облегчение, но не вышло, и потому он расстроился?

— Нина, — мягко начал Эрик, когда я утолила жажду, отдышалась и успокоилась. — Ведь вы же именно этого и хотели: перестать страдать. Что же помешало вам?

Я насупилась. Не знала, что ответить. Просто не хотела доделывать это… упражнение или как его еще можно назвать? Я понимала, что веду себя нелогично, непоследовательно, но что-то внутри меня сильно сопротивлялось.

— Я не уверен, что вы собираетесь прекращать ваши страдания, — наконец сказал психолог. — Вы словно просто не хотите двигаться дальше, продолжать полноценно жить.

— То есть как? — я удивленно воззрилась на него. Уж что-что, а страдать я точно не хотела!

— Есть такое понятие как вторичная выгода. Возможно, это та самая ситуация. Вы что-то получаете от этих переживаний, поэтому и не готовы с ними расстаться.

— Я не готова расстаться не с переживаниями, а с чувствами, — возразила я, подаваясь вперед. Мне не нравился поворот, к которому вывернула наша беседа. — Я хочу продолжать отдавать их, не хочу забирать.

— Но тогда ничего не прекратится. Вы будете страдать дальше, видимо, вы что-то с этого имеете. Что-то вам это дает, надо просто разобраться.

— Да что я с этого могу иметь?! — Я чуть не взорвалась. Какой-то странный этот Эрик! Какую я могу получать выгоду от своих мучений, что за ерунда? — Я страдаю, я запиваю эти страдания вином, какая мне радость с этого?

Эрик Романович был очень терпелив. Никак не реагируя на мой возмущенный тон, он совершенно спокойно продолжил:

— Подумайте, чего вы лишитесь, если закончатся ваши страдания? Что вместе с этим вы перестанете делать?

Я задумалась. Сосредоточиться было очень трудно, потому что внутри я вся буквально закипала, но я постаралась взять себя в руки. Несмотря ни на что, я почему-то доверяла ему, мне казалось, что он знает очень многое. Знает как никто другой, и обо мне в том числе. Даже больше, чем я сама.

Итак. Что же я потеряю, перестав страдать по Антону? Я вспомнила утро, когда проснулась на полу в жутком состоянии и с его футболкой под головой. Вот этого уже не будет, допустим. Разве это плохо? У меня не будет повода заливать горе вином. То есть я, конечно, могу и дальше продолжать поглощать алкоголь в таких количествах, но только у меня уже не будет оправдания, что я вся такая несчастная и не могу иначе забыться. А придется признать, что мне это просто нравится.

Я скривилась. Ничего себе выводы. Озвучивать их что-то совершенно не хотелось, даже психологу, которому доверяла. Хорошо, идем дальше. Что еще? У меня не будет повода злиться на ведьм. То есть повод, конечно, будет, но яркость этих эмоций и злоба, что отравляет меня ядом, точно пройдут. А я, возможно, черпаю в этом силы.

Что-то не нравились мне мысли, к которым подтолкнул меня Эрик своими вопросами. Не пожалеть бы еще, что я пошла на поводу у Светланы и притащилась сюда. Помимо всего прочего, прекратив страдать, я потеряю смысл в добровольном домашнем заключении. Мне нужно будет куда-то ходить, с кем-то встречаться. Если я сейчас сижу дома и предаюсь унынию и тоскливым размышлениям, спрятавшись от всего мира, то когда тоска пройдет, мне разонравится торчать дома в одиночестве? Но ведь это так приятно! Неужели Эрик имеет в виду именно это? И я действительно нахожу во всем… как он сказал… вторичную выгоду?

Я почему-то до чертиков разозлилась на Эрика и на саму себя за то, что поддалась на провокацию и придумала столько оправданий своим переживаниям. Зачем я только ввязалась во всю эту ерундистику?!

Я резко вскочила на глазах у изумленного психолога, быстро вытащила из кошелька заранее приготовленную сумму и положила на стол.

— Вот. Простите, я поняла, что совсем не готова ко всему этому… к работе над собой и так далее, — сбивчиво пробормотала я. — Спасибо за потраченное время и за то, что пытались помочь. Еще раз извините!

После этих слов я буквально пулей вылетела из комнаты, и Эрик даже не успел что-либо сказать или задержать меня. Хотя, конечно, он и не пытался: выглядело бы странно, если б психолог вдруг схватил клиента за руку на пороге собственного кабинета. Он только посмотрел на меня исподлобья своими странными глазами с поволокой, даже не вставая с кресла, и его тонкие губы слегка кривились в усмешке, но, вероятно, мне это только показалось.

Да, можно сказать, я психанула. И может быть, он был прав, и в моих проблемах есть вторичная выгода. Сейчас доберусь до дома и выпью эту вторичную выгоду!