Исара. Часть 1

Евгения Басова, 2018

Однажды ночью вся планета оказывается разделённой, радужно-сверкающей Стеной, очень сильно напоминающей северное сияние, на две половины. От северного полюса до южного, от спутников на орбите ввысь, до самых глубоководных аппаратов вглубь земли. Люди из разных стран пытались пробить её как топорами, так и ядерным взрывом, но все попытки растворились в голубовато-бирюзовом сиянии монолитного сооружения.Через сутки Стена поменяла цвет на светло-розовый, раздвоилась по длине на две части, и начала равномерное движение на запад, и на восток.Ещё никто не знал, что она призвана уничтожить семь миллиардов человек.Всего восемьсот тысяч людей Стена отобрала для продолжения человеческого рода.Кто попадёт в число этих везунчиков, Михаил не знал, но видя как по вине Стены умерла его дочь, он полон решимости, разобраться с невероятным механизмом, там… за Стеной.

Глава четвертая. Движение «стены»

Москва всё ещё молчала… Томск тоже… Но начали выговариваться те государства, которых «грань» вообще никак не задела. Самые продвинутые в чужих бедах США — высказались о неимоверной слабости тех единиц вооружения, которые стоят на балансе России и Китая. Япония, тут же начала придумывать органического робота, который смог бы беспрепятственно войти в «стену», и разрушить её изнутри. Корея смотрела и слушала. Жители города Томска экстренно меняли место работы и детские сады со школами, на те места, которые были по их сторону препятствия, потому что ездить на работу через США, всю Европу и пол России — было не очень удобно.

Томск разделился на две стороны: Наша и Не наша.

Мне было удобно. Пашкина и Надюшкина школы, были недалеко от моей работы на нашей стороне, поэтому в первый день появления «стены» мы спокойно разъехались по своим местам в социуме, а через три часа оказались снова дома. Мой старый дом с женой и любимым телевизором (который при разводе остался у неё, как и всё остальное) оказались на Не нашей стороне, и дозвониться до Веры я никак не мог. На работе совсем не работалось, объявили траур по жертвам «грани», сына и дочь тоже отправили домой в связи с тем, что детей невозможно рассадить, накормить и чему-то научить, и вообще, больше половины класса просто не смогли попасть на уроки.

Надюша очень просилась погулять до волшебного северного сияния, но в кои то времена, Пашка осадил её, и закрыл входную дверь на ключ. Говорят, домашние животные как-то реагируют на мировые апокалипсисы… Но Стёпка и Машка, жили, как и прежде, вообще не ограничивая себя в поцелуях и поедании запрещённой для их желудка колбасы.

Маша покорно лежала у моих ног. Пашка почему-то относился с большим презрением к моей прихоти в виде Сидоровых и они периодически попадали под его недоброе слово или горячую руку. Животные старались не замечать моего сына, поэтому, когда мы все собирались за столом, собаки теснились на почетном месте под моим стулом.

Чай казался не вкусным. Пить хотелось не сильно, но очень надо было поговорить о «стене».

— Инопланетяне, как пить дать, — утверждал Паша.

— Зачем мы им?

— Эксперименты будут ставить.

— На нас??? Да на нас клейма уже негде ставить!!! Не то что эксперименты. — устало выдохнул я.

— А может им наши ресурсы нужны? — не уставал мыслить подросток.

— Какие??? Я тебя умоляю!!! Леса вырублены! Реки отравлены! Нефть выкачали, золото распродали паре сотне людей из ближнего зарубежья. Животных как мусор воспринимаем. Столько лжи и жестокости вокруг… У нас уже ни ресурсов, ни совести нет. Ну зачем мы инопланетянам? — искренне удивилась моя сущность.

— Пааааап, а почему птички через «стену» пролетают? — Надюша влезла в наш судьбоносный разговор.

— В ПЛАНЕ??? — хором удивились мы с сыном.

— Учительница в школе, из Ашного класса, сказала, что её… этот… Который как папа… там у «стены» был. Стрелял в «стену», пули не пролетали, а птички пролетали!

— Да ну нафиииииг!!! Врешь!!! — Паша не верил ни своим ушам, ни своей сестре.

— Пап, я не вру… врать плохо. Ашная учительница так сказала!!! — чуть не плача, Надюша отстаивала свою правду…

Мы молча переглянулись. Версия инопланетян сейчас прям самой важной стала и практически единственной. Может и вправду ресурсы. Отделили нас и животный мир… явно ведь с какой-то целью.

Но как они её поставили? За ночь? Вот у нас бы так детские сады и школы строили.

***

Работая врачом педиатром, Анна успевала посвятить время дочери, дому, хомячкам, кошке Муське, собаке Ханке и абсолютно не могла найти время на личную жизнь, которую откладывала на потом, на завтра, на следующий отпуск. Не переодевшись, в халате и с бейджиком на груди, она выжимала всё что есть из двигателя своего скромненького отечественного авто.

Сейчас, пролистывая автостраду за лобовым стеклом, Анна вспоминала свою мамыську, свою любимую доченьку, своего ангелочка. Её первым словом было — мама, как и у всех детей… а вот второе — мыська, третьим словом был симбиоз из двух первых — мамыська. Анна долго была уверена, что перевод этого третьего слова — мамочка, ан нет, как позже выяснилось, это мама и Муська вместе. Ведь именно эти две счастливые физиономии дочь видела с первого дня, как Анна принесла её с детского дома.

И вот сейчас, её крошечка, её золотце, было за той «стеной», свет которой она уже отчетливо видела.

До Новососедово было ещё сто тридцать восемь километров.

Бесконечные сто тридцать восемь километров…

За селом Журавлёво, почти на половине пути до дочери, Анна упёрлась в полупрозрачную бежево-розоватую «твердь».

— Привет. — сказала она ей, выйдя из машины. — Я должна пройти! Слышишь! Должна!

Спустя полчаса Анна уже била кулаками по твёрдому северному сиянию и кричала:

— Слышишь меня???

— Не слышит. — раздался позади голос мужчины. — Она до самого океана вроде идёт. Ну говорят, что даже и дальше. Ещё никто не смог обойти, ни сверху, ни снизу, ни вдоль.

— Но как попасть туда, на другую сторону? У меня там дочь!!! — прошептала обессиленная Анна.

— Никак. У нас там тоже, знаете ли не чужие люди остались! — сказав это, мужчина провёл рукой по бороде, развернулся, и пошёл назад.

Аня осела у «стены», и плакала как никогда. «Как пробиться? Что сделать? Если это недоразумение до океанов, если невозможно её перелететь, то возможно получится мне облететь земной шар?» — думала она, кусая ногти, «Поди не девятнадцатый век, с самолётами-то не за восемьдесят дней управлюсь».

Анна соскочила с земли… дома на чёрный день лежало около четырёхсот тысяч рублей… до аэропорта часа три ходу… что для бешеной собаки сто вёрст? Да ерунда. Обратно в Кемерово!

В город она въехала уже ближе к полуночи… ближайшие рейсы в восточном направлении были не ранее семи утра, терять шесть часов на ожидание Анна не планировала, поэтому снова прыгнув в машину, заехав по пути домой и достав заначку, она махнула в Красноярск, который был обеспечен хорошим аэропортом.

Ехать пятьсот пятьдесят километров, поэтому прикупив в ближайшем фастфуде запас колы и картошки фри, Анна сразу помчалась в Красноярск так, словно за ней гнались и зомби, и привидения, и вся нечистая сила планеты.

Наверное, если бы в этот момент она включила радио в машине, то узнала бы, что за ней действительно начало двигаться нечто страшное…

***

— Как можно было соорудить такую конструкцию за ночь? Как можно было не заметить подготовительных работ? — спрашивал президент Российской Федерации губернатора Томской области. — Как можно построить за ночь то, что нарисовать за неделю не у всех получится?

Создатели Великой Китайской стены, не просто перевернулись в преисподней, а даже привстали в саркофагах. Губернатор нервно пожимал плечами, крутил головой и шептал:

— Это не наши разработки… Правда!

Выражение его лица при этом, было примерно таким же, как у Нади, когда она рассказывала про птичек.

Тем временем попытки пробить, свалить, или хотя бы поцарапать «стену» — терпели неудачу. Оставался один возможный вариант. Использование ядерного оружия.

Вопрос такого уровня, губернатор решить не мог… а президент мог. Взрывать посреди Томска — само собой не очень удачная идея, поэтому небольшая группа лиц, запланировала провести этот эксперимент на Плавниковых островах, которые по велению географии, тоже оказались на восемьдесят пятом меридиане, но не обладали такой народонаселенностью как злосчастный Томск.

Экстренное совещание у президента было закончено, журналисты, так и не попав на него, пытались в замочную скважину подглядеть и подслушать, хоть какую-то информацию о «грани», особенно секретную.

Приказ озвучен, боеголовка купила себе билет в один конец и плавно погрузилась в самолёт.

Пилот вырулил самолёт на взлётную полосу. Операция началась, но в эту самую секунду, ни пилот самолёта, ни президент, ни уж тем более губернатор и журналисты, даже не могли предположить, что «стена», поменяв свой цвет с бежево-серебристого, на голубоватый — двинулась…

Пошла… Ровно в двенадцать часов ночи по местному Томскому времени… Ровно в пять утра по Гринвичу…

Поплыла как лёгкий лепесток по летнему бризу… Сначала медленно, чуть дыша, вбирая в себя деревья, дома, машины… Поплыла равномерно… разделившись на две части, в обе стороны, одна на запад от восемьдесят пятого меридиана, другая на восток. Размеренно… и именно в этот самый момент, было всё равно… на какой стороне Томска вы находитесь…

***

Никто не смог бы сказать, что произошло сначала: «стена» пошла, или у некоторых людей на запястьях правой руки появились радужные голубоватые браслеты…

Они стали появляться ниоткуда, как будто часть «грани», оторвавшись от неё как от мамки, прилипала на руку человека.

Снять браслеты не получалось, они не прилегали плотно к руке, но в тоже время не болтались как ювелирная цепочка. Ощущение, которое испытали люди от браслета, были только положительными. Даже красиво смотрелось. Тонкий, элегантный, вроде плотного сгустка воздуха вокруг запястья, который абсолютно не напоминал о себе и ничем не мешал, ну если не считать, что в темноте, он слегка подсвечивал нежным радужно-голубоватым, переливающимся светом.

Браслеты появились далеко не у всех. Выборочно, и, казалось бы, абсолютно непредсказуемо. От линии «стены», в радиусе примерно сто километров, люди стали присылать сообщения о незапланированных украшениях.

Лично у меня браслет появился поздно вечером. Появился осторожно, как будто спрашивая разрешения. Вот я встал из-за стола, чтоб подлить Пашке кофе и достать стратегический запас печенюшек, и вот я сажусь за стол, а на руке уже нежной, прозрачной радугой, светится он.

Паша вскочил из-за стола, отпрыгнул и указывая на мою руку выдавил из себя:

— Это что за штука?

Я посмотрел по направлению Пашкиного указательного пальца и его сумасшедшего взгляда на своё запястье и увидев браслет в ужасе вскочил, отпрыгнув от своей же руки:

— Твою маааать!!! Это что???

— Ты ходил к «стене»? — испуганно спросил Паша. — Трогал её руками?

— Больной что ли? — я отчаянно пытался снять браслет. — Что я около неё забыл? Я с работы забрал тебя, Над…

— Да не ври ты мне!!! — почти истерично закричал сын.

— Да с чего мне врать-то? — браслет не стряхивался, нож просто проходил сквозь него, как сквозь желе, не оставляя в месте разреза даже следа.

— Ну врали же с мамой что у вас всё прекрасно, что вы образцовая семья!!! Чего тебе стоит и про «стену» наврать?

— Паша!!! — в этот момент и меня начала накрывать паника и страх, но они почему-то были второстепенными чувствами. Основным чувством было облегчение от чего-то… Чего-то такого, что я не мог сформулировать. Желание снять браслет уходило, я стал его рассматривать и крутить рукой, следя за переливами…

Пашка засунул свою правую руку подмышку своей левой руки и тщательно закрывал место где, гипотетически, должен был бы появиться браслет.

— Снимай его!!! — требовательным голосом, на повышенных тонах приказал сын.

— Он мне нравится… — ответил я почти шёпотом, снова усаживаясь за стол…

— В плане нравится??? Ты наврал мне про «стену»!!! Ты был там!!! — голос сына срывался на истерику…

— Не ори, — тихо сказал я. — Надю разбудишь.

— Не разбудит, — сонно произнёс лохматый домовёнок, потирая глаза кулачками и топая к раковине. — Чё меня будить? Сама встану. Я пить хочу…

Тогда мы ещё ничего не знали о том, что «радужная твердь» начала двигаться… Что скоро исчезнут последние спутники на земной орбите, и сотовые телефоны, что телевидение и радио уже перестают соединять нас всех тонкой линией надежды.