Разные судьбы

Евгения Анатольевна Яковец, 2023

Содержанием книги являются легкие рассказы, которые согреют вас зимними вечерами и скрасят ваш досуг. Здесь рассказывается о людях, которым жизнь преподнесла разные испытания. Это обман близких, разочарование в любви, попадание в неприятности из-за собственных пагубных привычек… Героями рассказов являются люди совершенно разных возрастных категорий и взглядов. Как сложится их судьба, кого они встретят на своем пути?

О Михе

Миха просто жил. Он бы многое поменял в своей жизни, будь у него волшебная палочка, золотая рыбка или что-то из подобной ерунды. В первую очередь он бы сделал так, чтобы его отца не было бы вообще или чтобы им был другой мужчина. Отец был самым презираемым человеком для него. Миха считал, что он портит жизнь всем, кто его окружает. Нет, он не был алкоголиком. Ведь это всегда считается первопричиной. Он просто был трутнем.

А вот мать Михаил то ли любил, то ли просто жалел. Он сам не понимал, что это: любовь или жалость. Он осуждал ее за мягкость характера, за навязчивую заботу.

Но и видел, что она не для себя живет, а для него и для отца.

Сегодня юноша проснулся раньше обычного, но заснуть снова не смог. Мысли не давали покоя. Вообще последнее время тревожность его не покидала. Уже весна, а значит скоро экзамены. Как сдаст? А что потом?

Он не был двоечником, но не был и отличником. Сейчас по всем сдаваемым предметам бесконечные тесты. Голова идет кругом. И на дом задают много. Вчера дописал сочинение в первом часу ночи. «Надо будет перечитать на перемене», — решил Миха, так как дописывал уже на автопилоте.

Скидав учебники в портфель и быстро позавтракав молоком и хлебом с вишневым джемом, Мишка побежал в школу. До звонка было еще полчаса. Но надо было у кого — нибудь из девчонок списать английский. До него вчера очередь так и не дошла.

— Ты почему такой взъерошенный, — спросила техничка тетя Оля, улыбаясь. — Боишься опоздать?

— Здравствуйте, тёть Оль. А кто из наших пришел уже?

— Здравствуй, здравствуй. Да Горохова видела только. Тоже, как и ты, волосы торчком, хвост крючком.

— Что?!

— Расчешись хоть, а то насмешишь одноклассников — то, — смеялась тетя Оля.

Миха посмотрел в зеркало в гардеробной. На голове была катастрофа. Волосы давно требовали стрижки. Длинные русые пряди торчали бог знает как. Мишка пригладил их рукой, причесал пальцами. Стало лучше, но не намного. Расчески с собой он не носил.

— Ну и ладно, — с досадой сказал он и поплелся в класс.

Торопиться было некуда. У Горохова не спишешь. Он что называется «три пишем, два в уме». Иначе говоря, двоечник, которому из жалости ставят тройки. И пришел он раньше по той же причине, что и Миха. Это к гадалке не ходи.

Когда он зашел в класс, Горохов оживился:

— О, привет, Мишань. Дай что-нибудь списать, а…, — Пашка смотрел умоляюще.

— А что я тебе дам? Тесты у всех разные, сочинение тоже никак, а английский я сам не сделал.

— Ну все, конец мне. Директриса сказала, если двойки за год выйдут, то со школы со справкой выйду.

— Только дошло что ли?

Класс постепенно стал наполняться. До урока оставалось минут пять. Английский так списать и не получилось. А он вторым уроком. Мишка решил, что спрашивать уже ни у кого ничего не будет.

— Эй, Шувалова, дай Кутепову английский списать. Ты же по — любому сделала, — во все горло заорал Горохов.

Михаил удивленно посмотрел на Горохова (Кутепов — Мишкина фамилия).

— Да пожалуйста, мне не жалко. Эй, Кутепчик, держи, — сказала Шувалова Лиза, бросая тетрадь через две парты.

Миха поймал тетрадь. Переписывать придется на уроке, за спинами впереди сидящих. Горохов быстренько схватил свой рюкзак и подсел:

— Я сегодня с тобой сижу.

— Ха, все ясно. А я уж было подумал о твоем благородстве.

— Да я ради друга и в огонь, и в воду… Да мне бы она не дала, а тебе вот…

— Ну-ну.

Прозвенел звонок. Юноши успели переписать перевод с английского на русский и задания к упражнению. После русского английский, потом математика, обществознание и история. Уроки закончились двумя четверками и пятеркой. Домой Михаил Кутепов идти не хотел. Он знал, что матери дома еще нет. Отец после ночной смены (он работал ночным сторожем в детсаде) уже поспал и сейчас либо начнет жизни учить, либо включит телевизор на всю катушку и будет раздавать команды: «Подай. Принеси. Унеси…» Сколько Миха помнил отца, тот все свое время проводил на диване перед телевизором. На диване даже вмятины соответствовали его округлостям. Везде в доме и во дворе требовались мужские руки. Забор перекосило, крыша требовала починки, в бане печка дымила… Мишка подпирал забор то в одном месте, то в другом. Как-то хотел затащить шиферину на крышу, залатать дыру, но мать не пустила:

— А если сорвешься?! Всю жизнь потом калекой маяться будешь. Да пропади она пропадом крыша эта. Отец потом сделает.

— А меня, значит, не жалко… Я, значит, падай себе, калечься. Да, только и ждете этого, — отца понесло. — А то, что у отца здоровья нет, вам плевать. Да я хожу — то с трудом. Мне, может, осталось-то год-два. А вы…

Отец, махнув театрально рукой, хотел уже уйти, но услышал Мишкины слова, сказанные злым шёпотом:

— Жрать и спать меньше надо.

Отец в одно мгновение подлетел к Мишке и ударил со всего маху по лицу. Сын от удара упал. Мать подбежала к нему, стала ощупывать лицо, проверяя, не сломан ли нос или челюсть. Затем вскочила, схватила жердину и замахнулась на мужа:

— Иди отсюда, пока я тебя не убила, скотина такая.

— Да пошли вы все, — сказал отец ошалело и скрылся за дверью. С тех пор в Мишке затаилась обида на отца. Мать это видела, пыталась как-то объяснить сыну, что так бывает, что он любит Мишку по-своему… Мишка так и не простил отца.

Вообще-то можно сказать, что обиды на отца копились у него с раннего детства. Когда ему было около пяти лет, попросил на Новый год у Деда Мороза робота на батарейках. Писать еще не умел, поэтому нарисовал своей детской ручкой, как умел, и положил письмо под елку. Письмо исчезло. Ребенок с нетерпением ждал. Тридцать первого декабря он проснулся раньше всех и побежал смотреть, что же там под ёлкой. Увидев яркую коробку, он завопил от радости на весь дом: «Роообот. Мама, Дед Мороз мне робота принес!!!» Мать вышла, щурясь от яркого света. Она тоже была рада, рада за сына.

— Вы что там сдурели? Поспишь тут с вами, — закричал отец. Но и это не омрачило Мишкину радость. Целый день он не расставался со своей игрушкой. Даже ел и рисовал вместе с роботом. Мать останавливалась и, улыбаясь, смотрела на сына. А вечером он услышал, как отец выговаривает матери, что она зря потратила такие деньги на игрушку:

— Не сын миллионера. Пусть привыкает. Он его раздолбит и выкинет. Кулька конфет хватило бы…

Мать ничего не говорила — знала, что стоит возразить и мужа уже будет не остановить. С тех пор Миха не только перестал верить в Деда Мороза, но и уже никогда ничего не просил у родителей.

Он четко знал свои обязанности по дому. Утром надо заправить постель и, позавтракав, убрать посуду за собой. После школы пропылесосить и помыть посуду, если мать в свой обеденный перерыв не успеет.

Скоро они с матерью займутся посадкой огорода. Мишка уже начал перекапывать землю. Отец тоже иногда выходил и брал лопату. Но немного покопав, уходил, хватаясь за сердце и за поясницу. Парень знал, что сначала посадят морковь и свеклу, что рассаду, которая заняла все подоконники в доме, сначала будут высаживать в теплицу (Мишка сам ее сделал из старых оконных рам), а когда она окрепнет и подрастет, высадят в лунки в огороде. И много чего знал он в свои семнадцать лет. «И что бы я без тебя делала?» — часто говорила мать.

Мишка был уже мужчиной, хозяином.

У него было много приятелей, но настоящего друга не было. Со всеми были «пустые» приятельские отношения. Миху нельзя было взять на «слабо», нельзя было втянуть в какую-то неприятную историю. И, может быть, поэтому, его некоторые считали слабаком. А Мишка считал слабаками практически всех своих приятелей. Большинство из них жило легко, не задумываясь о том, что будет завтра. У кого-то были родители с деньгами, а кто-то просто был ленив. У Кутеповых денег не было. Зарплату матери и отца нельзя было назвать деньгами. Так, жалкие гроши. Мишка знал, что каждый год мать с трудом собирает его в школу. Что всю свою жизнь она строит комбинации в уме, на чем можно сэкономить, чтобы купить необходимое. Необходимы были дрова, газ, хлеб и сезонная одежда.

«Я не буду так жить», — каждый день твердил себе Миха.

Сегодня ему не хотелось идти домой. Он сидел на лавке в небольшом сельском парке и смотрел на памятник воинам Великой Отечественной войны. Сначала читал фамилии, расположенные в алфавитном порядке, затем разглядывал носки своих кроссовок, потом рисовал палочкой на влажной земле какие-то закорючки. Время шло очень медленно. «Еще минут десять посижу и пойду», — подумал юноша.

— Да глупости все это, Кондрат.

Это был голос матери. Она говорила с кем-то по ту сторону кустов. Парк был неухоженным. Кусты давно превратились в какие-то джунгли. Увидеть говорящих было невозможно.

— Как я сыну — то объясню?

— Он поймет. Он взрослый уже.

Кондрат в селе был один, и не просто Кондрат, а Кондрат Кондратьевич — школьный трудовик. Мишка его бы и по голосу узнал.

Разговор стих. По звуку шагов стало понятно, что взрослые разошлись в разные стороны.

Стоит немного рассказать про Кондратия Кондратьевича. В школе он работал последние лет семь, а до этого работал в лесопильной мастерской. Там распускали доски любой толщины, делали вагонку, плинтусы, балясины, оконные рамы… Раньше это был доходный бизнес, и рабочих в мастерской было много, а когда началась пластиковая эпидемия, спрос на природные материалы поубавился, рабочих подсократили. Но Кондрат пошел работать в школу не по этой причине. Его ценили и уволили бы последним. Ушел он из-за травмы.

Как-то привезли свежий лес. При разгрузке что-то пошло не так. Трос лопнул. Им перебило Кондрату ногу. Нога срослась, но осталась хромота. После травмы пришлось искать работу полегче: больная нога постоянно напоминала о себе судорогами и болями в конце рабочего дня. В школу его приняли, как говорится, с руками и ногами. Он съездил на курсы переподготовки для учителей технологии, и все — он трудовик, как называли его в школе.

Мишке трудовик нравился, как и многим. Ну, во-первых, на его уроках очень интересно, во-вторых, он никогда не называет по фамилии своих учеников, а только по именам, в — третьих, он очень приятной наружности ну и так далее и тому подобное.

Но вот что связывало Кондрата и мать Михи? В одном юноша был уверен, что речь шла о нем и о какой-то тайне.

Мишка поспешил домой. Мать вела себя в этот день как обычно, как будто никакого разговора в парке не было. Мишка целый день старался быть около неё, но она молчала. Наконец сын не выдержал:

— А ты мне ничего сказать не хочешь?

— Хочу… На носу экзамен, а ты целый день баклуши бьешь, — мать улыбнулась и щелкнула сына по носу.

Ну не признаться же ей, что он подслушивал в парке. Мишка посмотрел на отца. Тот был безучастен. Сидел себе на диване и смотрел телевизор. «А если у матери с трудовиком роман?» Мишка посмотрел оценивающе на Маргариту Александровну (так звали его мать). Стройная, с приятными чертами лица, с волнистыми волосами. «А мамка-то у меня ничего, симпатичная…» Миха улыбнулся своим мыслям.

— Мать, а ты нас сегодня кормить — то собираешься, — голос отца вернул парня в реальность.

— Минут через десять все будет готово. Миш, нарежь пока хлеб.

Мишка не только нарезал хлеб, но и тарелки достал, разложил ложки, поставил чайник.

Мать зашла в кухню, посмотрела на стол:

— О, молодец. Зови отца, а я пока налью суп.

Но отец уже стоял в дверях. Постояв секунду, он сел за стол.

— Суп опять… Надеюсь не гороховый.

— Лапша, — коротко ответила мать.

— А другое приготовить мозгов не хватает?

— Тебе не нравится, ты и готовь. Миш, подай хлеб.

— Мам, обалденная лапша, — Мишке хотелось как-то поддержать Маргариту Александровну. Лапша действительно была очень вкусной. Мать всегда делала ее сама: раскатывала большую тонкую лепешку, щедро посыпала её мукой, затем сворачивала в трубочку и нарезала. Получалась тонкая и длинная домашняя лапша. Мишке нравилось, как готовит мать. Хоть еда была и незамысловатой, зато всегда была вкусной. У отца была удивительная способность портить настроение.

— Спасибо, сына.

Больше за столом никто слова не сказал. Отец, поев, вернулся на диван, Мишка ушел делать уроки, а мать осталась мыть посуду.

«Вот что за человек-то такой? Ну жил бы себе и радовался. Вот чего ему не хватает?» — эта мысль часто приходила Мишке в голову. Уроков, на удивление, было немного. Мишка, убрав учебники в сумку, занялся тестами по русскому языку. Но никак не мог вникнуть в смысл текста, к которому шли задания. Надо было указать два предложения, в которых верно передана изложенная в тексте информация. Прочитав текст и так и не поняв его, парень бросил тесты на стол. Он сидел в глубокой задумчивости, когда зашла мать: занесла свежую рубашку на завтра.

— Мам, лучше футболку…

— Всё, я погладила уже рубашку.

— Ну, я могу и сам футболку погладить. А, ладно, сойдет, — неожиданно согласился он. Слышь, мам, а почему папка вечно чем — нибудь недоволен?

— С жиру бесится. Спать давай ложись. Завтра рано вставать. Уроки — то выучил?

— Выучу. Да сегодня мало задали.

Мать достала из шифоньера пачку постельного белья и кинула Мишке на кровать.

— Смени, я завтра стирать буду.

Странно, но Мишке нравилась мысль, что у Кондрата Кондратьевича и его матери роман. Другой мысли в его голову не приходило.

Спать юноша лег с каким-то ощущением счастья. Долго не мог уснуть. А ведь правда: вот если бы его отчимом стал трудовик. Он бы не орал и не психовал, мать бы жалел. Да и с ним, с Мишкой, подружился бы. Про отца Миха ни разу не вспомнил, как будто его и не было вовсе. Часа в три Мишка, наконец, заснул.

Утром он собирался более тщательно. Хотел выглядеть поприличнее. Уроки труда в конце недели, но ведь трудовика можно встретить и в коридоре.

На уроках Мишка думал только о них: Кондрате и матери. Он понимал, что надо как-то освободиться от этих мыслей, но не мог. Уж очень понравилась ему мысль о счастливой семейной жизни.

Кондрат был одинок. Жил с родителями. Это, конечно, странно. Слухи ходили разные. Кто-то говорил, что его девушка из армии не дождалась, и он теперь никому не верит. Кто-то говорил, что он был когда-то женат, но то ли жена его бросила, то ли он ее. Впрочем, обычные сплетни. Причем, одни полностью опровергали другие.

Он, конечно, хромает, но для Мишки это казалось сущим пустяком. И то, что его звали Хромулем, тоже было пустяком. Больше никто не посмеет его так называть. Миха был в этом уверен, он сам позаботится об этом.

Мишка представлял себе душевные домашние разговоры, уютные семейные праздники, счастливую мать… Он даже представлял, как с отчимом поправят забор, заведут собаку… И много-много чего сменялось кадрами в Мишкиной голове.

Он хотел просто быть счастливым и свободным в своей семье, в своем доме. Он хотел ощутить тепло, домашнее мирное тепло, то тепло, которое присутствует во всех счастливых семьях. И пусть он уже совсем взрослый, но ему так хочется ощутить не только материнскую любовь, но и отцовскую заботу и защиту.

Но в какой-то миг простая мысль буквально обожгла его и вернула в реальность: «Да какой роман-то? Какой же я болван». Действительно, мать всегда строго по часам дома. Всегда занята домашними делами. Она никуда не ходит, не наряжается. Значит, нет ничего, нет никакого романа. Это все он сам придумал. И разговор, который он слышал в парке, возможно, был каким-то пустячным, не имеющим никакого смысла. Вот почему мать в тот день была такой, как всегда. Да и почему он забыл про отца? Тот-то куда делся? Испарился что ли?

Нет. Все, как всегда. Ничего и никогда не изменится! Мишке так жалко было всего того, что он уже как будто даже ощутил. Он вдруг потерял все силы. Наступила какая-то апатия.

Уроки он отсидел, не ощущая ни времени, ни себя. Благо сегодня его не спрашивали. Домой пошел сразу после уроков.

Пришел и, не раздеваясь, прошел в свою комнату мимо спящего на диване отца. Хлопнул дверью так, что мгновенно прервался храп, отец вздрогнул и начал руками протирать заспанные глаза.

Миха бросился на кровать лицом в подушку и…завыл. Отец довольно резво соскочил и заглянул к нему в комнату.

— Ты чего? Случилось что?

Мишка выл.

— Что случилось, спрашиваю? — отец начинал злиться. Он схватил парня за плечо и попытался заглянуть к нему в лицо. Но тот с силой вырвался и завыл еще громче.

— Я с кем разговариваю? — закричал отец.

Миха неожиданно сел на кровати. Лицо у него было красное. Белки глаз тоже покраснели.

— Ты… Это все ты… Ты во всем виноват! — Мишка захлебывался собственными словами. Он всхлипывал, сотрясаясь всем телом.

Отец ошалело смотрел на него.

— В чем я виноват? Да что случилось — то?

— Уйди… Уйди отсюда… Из-за тебя все…

Отец был напуган, он ничего не понимал. В голове его сложились и распались за это короткое время десятки версий.

— Мать? Что с матерью?

— Что? А ты не знаешь?

Мишка хотел бы многое высказать отцу. Хотел бы высказать все свои накопившиеся обиды. Обиды за мать. Хотел рассказать о том, что не раз слышал, как она плачет в подушку, когда думает, что все уже спят. Но не мог. Не хватало слов и сил.

Отец вдруг сорвался с места и кинулся куда-то бежать, но тут же вернулся, схватил Мишку за плечи и начал трясти.

— Мать где?! Говори!

Мишка вырвался из отцовских рук и снова упал лицом в мокрую от слез подушку. Он рыдал.

Неизвестно, что было бы, если бы в это время не пришла мать. Она буквально кинулась к сыну.

— Миша, сынок, ты что? Что случилось? Уйди, — коротко бросила мужу. Тот, ругаясь про себя, ушел. Мать стала гладить сына по голове.

— Мишута, сыночка, ну ты чего это, а?

Плечи его еще сотрясались, но он уже всхлипывал, как маленький, пытаясь успокоиться. Мать села к нему на кровать, он тоже сел и обнял ее.

— Вот и хорошо. Вот и слава богу, — приговаривала мать, гладя сына по голове, целуя его мокрый от слез висок.

— Ну ты чего? — спросила она.

— Не знаю… Мам, а почему все так?

— Как так? — мать терялась в догадках. Она ни разу не видела сына в таком состоянии. Что могло произойти? Она знала одно, что бы ни случилось, она будет на стороне сына.

— Мам, а почему ты вышла замуж за отца? Он ведь злой.

Маргарита Александровна ожидала многого, но не этого. Она удивленно заглянула сыну в лицо.

— Тебя отец обидел?

— Нет. Расскажи. Почему?

— Почему? Ну,… он любил меня…

Мишка, уже почти успокоившись, сел удобнее.

— А ты? Ты не любила?

Мать виновато улыбнулась.

— Сначала нет, а потом полюбила.

— Это как?

— А вот так. И он вовсе не злой. Он просто несчастный…

— Несчастный?! Ага, не высыпается и…

— Ты не должен так говорить об отце. Ты же ничего не знаешь.

— Что я не знаю? Мам,… я слышал ваш разговор с Кондратом Кондратьевичем в парке.

Мать встала, подошла к окну. Она долго стояла молча, повернувшись к сыну спиной.

— И что же ты слышал?

Мишка сидел на кровати, поджав колени, и наблюдал за матерью.

— Ну что ты должна мне что-то сказать и я все пойму.

— Знаешь, сына… Я не хотела тебе этого говорить. Я не знаю, как ты это воспримешь и что подумаешь обо мне.

Женщина снова надолго замолчала. Молчал и Миха. От слов матери его словно перевернуло всего изнутри. Сердце бухало, отдавая каким-то гулом в виски. Он был растерян.

— Мам, а мам… Ты о чем? — наконец тихо спросил он.

— Кондрат — твой отец, — на одном дыхании произнесла мать и заплакала.

— Что-о-о?! Как так? Как? — Мишка был шокирован.

— Вот так. Когда–то Кондрат и слышать о тебе не хотел. Мы не входили в его планы. В институте учился. Мечтал о красивой жизни. А тут жена и ребенок… Нет, это не для него. Институт, правда, так и не закончил. Отчислили с третьего курса из-за задолжностей. В армию пошел.

Никто не заметил, что отец зашел в соседнюю комнату и сел на диван. Он жадно ловил каждое слово, каждый вдох.

— Я с ума тогда чуть не сошла. Девчонка совсем. Ох, глупая я тогда была. Очень глупая.

Мать глубоко вздохнула. Она боялась смотреть сыну в глаза.

— Твой отец, ну настоящий отец, который вырастил тебя, — мать запуталась.

— Мам, я все понял.

— Ну так вот, он спас нас… Мы хорошо жили. Очень хорошо… Потом вернулся Кондрат, тебе уже почти три годика было. Отец как с ума сошел. Ревновать начал, подозревать.., — Маргарита внимательно посмотрела на сына, пытаясь понять, о чем он думает. Лицо Мишки было очень серьезным и, как будто, взрослым не по годам.

— А раньше отец любил меня?

— Дурачок, он и сейчас тебя любит. Просто нет его душе покоя. Несчастен он, я думаю. Вот и детей больше Бог не дал… А то бы, может, все по-другому было…

— А Кондрат?

— А что Кондрат? Пустой человек. Помыкался — попырхался, а так ничего и не добился. А сейчас, видимо, дошло, что жизнь зря проходит, вот и вспомнил про тебя. Хочет, чтобы ты знал, что он твой отец. Вот и вся история.

— Он мне не отец, — почти выкрикнул Мишка. — У меня уже есть папка.

Миха вдруг увидел Кондрата Кондратьевича совсем другим. Все, что он думал о нем раньше, превратилось в пыль.

Мать села рядом с сыном, обняла его за плечи, прижала к себе.

— А папка у тебя хороший. Ты знаешь, как он за мной ухаживал? О, я сама себе завидовала. А заботился как! — мать улыбнулась.

Отец тихонько, на цыпочках вышел в сени, закурил. Он не мог понять, что с ним происходит. Его словно одновременно наполняло счастье и горе.

— Пока я в роддоме была, он ремонт в доме сделал… Я же тебя у него забирала, чтобы покормить, если бы не работа, он бы от тебя вообще не отходил.

Женщина словно смотрела в прошлое, лицо помолодело, похорошело. Слабая улыбка дрожала на ее губах. Мишка тоже словно окунулся в то счастливое время, которое когда-то у них было. Жаль, что он ничего не помнил.

— Ну ладно, чего сидим? — мать встрепенулась, вытрала лицо ладонью. — Ты же голодный совсем. И отец.

— Ну, давай вставай. Ну чего ты? — она потрепала сына по голове. — Все будет хорошо. Иди ставь чай, я пойду отца поищу.

Мать ушла, а Мишка все сидел и сидел. Виски сжимала какая-то боль, было неспокойно. Но надо идти. Он слышал, как мать вышла на улицу, как звала отца.

Она нашла мужа на задах, сидящим на бревнах. Он встал, и, тяжело ступая, пошел за ней.

Ели молча. Каждый думал о своем. Отец незаметно поглядывал на жену и сына. Ел как-то машинально. Выходит все, что столько лет держал в себе, все неправильно, все обман. Он тоже помнил те волшебные три года. Помнил этот писклявый сверток, который привез из роддома. Первые шаги. Первые слова. Все у него было. Любимая жена, сын. Они и сейчас рядом и были всегда, но он словно потерял их в какой-то момент. Они были рядом, но стали вдруг чужими. А все «заботливые и верные друзья». Кто-то по-дружески рассказал, что Кондрат вернулся, кто-то видел его рядом с домом, кто-то сказал, что Мишка вылитый папаша… Все это копилось, наслаивалось. Он все больше отдалялся, становился раздражительным, ревнивым. Жена сначала пыталась поговорить с ним, уговаривала уехать из села, но потом опустила руки.

Почему до него вдруг дошли эти простые слова, сказанные Маргаритой сыну, он не знал. Но то, что эти два родных человека нуждаются в душевной теплоте, что он превратил их жизнь в какое-то существование, он понял. Да он все понял, понял и поверил.

Уже прошло несколько дней после разговора. Мишка удивлялся переменам, наступившим в их семье. Вчера почти целый день не было отца дома, а сегодня привезли и разгрузили свежие доски.

А ближе к вечеру юноша услышал глухой удар. Он даже испугался. А когда выглянул в окно, то увидел, что отец завалил пролет забора и теперь разбирает. Миха вышел во двор.

— Давай помогу,…пап.

— Давай. Доски надо на зады стаскать, на дрова пойдут.

Отец вытаскивал гвоздодером гвозди, Мишка таскал полусгнившие доски на зады. Работа спорилась. Мать наблюдала за ними из окна. Вскоре уставшие, но довольные мужчины, умывшись скопившейся в баке дождевой водой, шумно вошли в дом. Их ждал горячий ужин.

— Ну, работнички, айдате, кормить буду.

Мать весело щебетала, кружила по кухне. На столе появились тарелки с горячим борщом, сметана, хлеб.

— Сюрприз, — мать вытащила из духовки дымящийся румяный пирог. — С капустой и яйцом. Надеюсь вкусный.

Отец подхватил пирог, помог поставить на стол.

— Паш, разрежь.

Муж охотно взял нож и стал резать пирог.

Мишка любовался родителями. Наконец — то он был счастлив. Теперь он знал, что все будет хорошо.