Славушка и соляной камень

Евгений Юрьевич Ильичев, 2023

Двенадцатилетний мальчик Славушка с нетерпением ожидает своего дня рождения. Он мечтает стать рекрутом Великого Князя Ворона – только так из мальчика он превратится в доброго воина. Но все его мечты о ратных подвигах разбиваются о волю отчима. Князь Родослав не желает видеть тщедушного и слабого пасынка на ратной службе. Славушке велено учиться на картографа. Ни воевода, ни сам Славушка не знают, что в жилах мальчика течет кровь самого бога Рода. За Славушкой тайно приглядывает ведунья Маланья. Она докладывает суровому колдуну Гофрину о том, что по земле севера бродит потомок прародителя всего сущего. Хранитель врат в Гиперборею не разделяет мнения ведуньи, но все же соглашается испытать Славушку и дать отроку шанс проявить себя. Славушке предстоит преодолеть долгий путь от слабого отрока до великого мага – защитника врат в таинственную Гиперборею. Боги и злые духи, сражения и магия, вечный спор добра и зла – все это ждет маленького сироту на его пути к правде о своем рождении.

Глава 5

— А вы, хранитель, палку не перегнули? — поинтересовалась огромная белая сова, глядя сквозь морок, колдуном напущенный, на то, как дети под корягу все глубже забиваются.

— Ну ты еще поучи меня палки гнуть, — ответ прилетел сразу с нескольких сторон. Гофрин наворожил колдовство, и теперь за кандидатом в свои ученики наблюдал сотней вороньих глаз.

— Так вы же их напугали так, что они и крикнуть не могут. Они же дети еще, ничему не обученные, ничего не ведающие. Волчица эта, опять же. Почем вам знать, что она вас послушает и не задерет ребятишек?

— Да уймись ты уже, курица, — грубо оборвал сову колдун. — Мне в нем пробудить силу нужно, а без самых утробных чувств этого сделать невозможно. Из всех методов лучшие — страх и любовь. Проще страху нагнать, нежели ждать, когда этот Славушка любовь свою проявит к кому-то.

— А сестрицу его зачем подвязали? Она-то вам зачем? Она не от Рода, она мужского семени дитя.

— То уже не моя воля, — объяснил колдун, — я наперед такого ведать не мог. Но это хорошо, что она с братом увязалась. Будет мальчишке лишний повод проявить себя. Да только пока я не вижу в нем и сотой доли того, о чем ты мне талдычила. Обычный отрок, да еще и хилый. Вон, трясется, как лист осиновый.

Славушка и вправду сейчас лежал под корягой и трясся всем телом. Маресю он собой прикрыл, конечно, и вперед себя пропустил под корягу, да только на том вся его храбрость и кончилась. Волчий вой из них обоих весь дух вынул.

Волчица тем временем все ближе подкрадывалась, нюхом своим добычу выискивала. Опасная то волчица была, только ощенившаяся. Волка ее охотник подстрелил, щенков кормить нечем стало, вот и пришлось ей из своей норы на охоту выйти. Тут ее колдун и привязал к воле своей. Договорился с духом леса. Чего уж хранитель наобещал тому, непонятно было, да только опасно было волчицу на детей натравливать. Ей своих деток кормить нужно, она и сорваться могла.

Ведунья Маланья, что совой оборачивалась, хотела ту волчицу отвести, другую добычу ей подсунуть, да только хранитель вмешиваться строго-настрого запретил. Странные у хранителей методы, думала Маланья, глядя, как Славушка ножом Мареси сырую землю роет. Неужели придумал, как спастись?

Славушка же не просто убежище для себя и сестрицы копал — всю выбранную землю он отпихивал поближе к входу в их скромное убежище да ногами ее уминал. Он надеялся перекрыть вход под корягу и отбить дух человечий. Невдомек Славушке было, что хищник уже за версту учуял страх детский. Да и что волчице стоит землю ту расковырять и открыть проход к добыче? Но страх не позволял Славушке мыслить волчьей думой. Он просто усердно копал, видимо, чтобы Мареську успокоить да руки чем-то занять. Все лучше, чем трястись от страха, безропотно участи своей дожидаясь.

Прошло немного времени, Славушка уже закончил свои земляные работы и отполз к Мареське вглубь убежища. Получилось сносно, нечто наподобие берлоги медвежьей. С трех сторон ребятишек коряга мощная прикрывала, а вход был завален землей. Стало очень темно, сыро и холодно. Ребята притаились, вслушиваясь в каждый шорох.

Тут раздался очередной вой, от которого в жилах кровь стыла. Волк был уже рядом. Дети замерли, боясь шелохнуться и выдать себя зверю лютому. Наступила звонкая тишина, в которой Славушка угадывал трель вырывающегося из груди сердечка Мареськи. Страшно ей было, не ровен час — заплачет в голос. Славушка ощупью руку сестрицы отыскал и сжал настолько крепко, насколько мог. Ничего, мол, сестрица, я с тобой, со мной не пропадешь.

Время потянулось, будто кисель. Сколько они пролежали так, в обнимку и в тиши, было непонятно. Славушке даже, грешным делом, почудилось, что ушел волк несолоно хлебавши. Не нашел зверь их укрытия, не ворвется, не растерзает их клыками. Но на всякий случай свободной рукой мальчик нож отцов перед собой держал.

И тут началось. Из тиши лесной до слуха сначала донеслась торопливая рысь, следом за нею стало слышно, как тяжело, с надрывом дышит волчица. Долго она по следу бежала, умаялась наверняка. Славушке подумалось, что теперь зверь от своего ни за что не отступит. Вдруг все звуки стихли, зверь остановился. Носом воздух потянул, заскулил в нетерпении и начал землю лапами рыть. Мареся от страха руку Славушкину сжала так сильно, что он чуть было не вскрикнул. Хотя чего таиться-то уже? Нашел их волк. Землю роет, поскуливая от предчувствия добычи доброй.

Вот уже и хлипкая земляная преграда пала. В тусклом сумеречном свете, что разливался по берлоге от входа, замаячила огромная тень. Славушке ничего не оставалось, как броситься на волка первым. Заверещав звонким голосом что есть мочи, начал Славушка перед волчьей пастью ножичком своим размахивать. И до того эта картина ему самому смешной показалась, что руки сами собой опускались безвольно. Волк был настолько огромным, что на его фоне нож отцов выглядел не больше иглы портняжной. Кричала и Мареська, но ее крик на угрозу уж точно никак не тянул — то был пронзительный девичий визг. Так девицы на реке визжат, когда их срамоту парни крепостные лицезрят из кустов. Славушка никогда не понимал этой забавы ребят постарше. Ну, визжат девки — чего им-то, парням, с того? Бывало дело, те девки соберутся опосля толпою да полдня по всему лугу за теми парнями бегают в надежде ухватить за рубаху, повалить на землю, разоблачить да в водице студеной искупать в чем мать родила.

Вот так Мареська и визжала, а волку хоть бы что — знай себе пробирается через узкий лаз к заветной цели, пасть полна пены. Вот уже он своим огромным туловищем закрыл весь проход. У самого лица Славушки пахнуло смердящей гнилью. Смертью, можно сказать, пахнуло. Но не дрогнула рука мальчика. Еще пуще он своим хрупким оружием размахивать принялся, и, надо же, попал куда-то! Взвизгнул зверь совсем по-собачьи да как шмель лесной из берлоги выскочил.

Оба ребенка лежали теперь под корягой в неведении, ушел волк али просто затаился. Славушка почуял, что Мареська без памяти лежит — провалилась в забытье от страха. Да он и сам был готов за сестрицей последовать. Единственное, что его удерживало на этой стороне — страх. Не за свою жизнь Славушка боялся — за Мареськину. Кто, акромя него, ее из этой глуши выведет? Кто зверя лютого прогонит?

Время бежало, а волк себя никак не проявлял. У юного воина даже мысль робкая проскочила, что победил он зверя. Окрыляла Славушку столь легкая победа, и не знал он в тот миг, что это была лишь прелюдия к настоящей битве. Только глаз подранил Славушка волку, а таких обид лютый зверь никому не прощает. Поняла волчица, кто в берлоге укрывается, поняла, что не в состоянии слабые человечки за себя постоять, а, стало быть, ее деток будет чем сегодня покормить. Нужно лишь правильный подход к такой добыче подыскать. Тут, скажем, как с ежами: коли будешь на него напрямки кидаться, в лоб, то не миновать болезненных уколов. А если ежа того лапами перевернуть да прижать, тут он свое брюхо и покажет. Суешь ему в брюхо нос мокрый, и дело с концом.

Еще пару секунд Славушка не решался ни на какие действия. Руку Мареси он уже выпустил и держал свой нож наготове — а ну как зверюга эта вновь сунется. Но вокруг тихо было. Лес будто замер в ожидании финала этого противостояния — лютый волк супротив маленького человека. Славушка уже готов был начать приводить Маресю в чувство, как вдруг на него сверху что-то тяжелое свалилось. Всем хороша была их берлога: и с боков, и сзади прикрыта она была, да и в лоб с наскока у волка не вышло взять эту крепость. А вот сверху была она прикрыта лишь тонкими ветками да сухими листьями. Пронюхала свою добычу волчица, бесшумно пробралась по коряге да и прыгнула туда, где слабее всего укрытие было.

Вся возня продлилась не больше десяти секунд, но за это время из Славушки под волчьим весом успел весь дух выйти — не вздохнуть. Тяжела была волчица, огромна, космата и пахла псиной. Сколько б ни пытался мальчик своим оружием добраться до брюха хищника, ничего у него не выходило. Наконец волчице надоел этот человеческий детеныш, яростно копошащийся под ней. Схватила она Славушку за сапог, мотнула своей головой и вышвырнула его из берлоги прямо через крышу. И столько силищи в той волчице было, что ребенка подбросило вверх аршина на три. Упал он тяжело, больно ударившись коленом о кривой корень, торчавший из земли. В возне этой, в суматохе обронил он свой нож. Осознав это, начал лихорадочно шарить руками по земле в надежде отыскать свой единственный шанс на спасение, но не было ножа нигде. И палки, как назло, никакой в округе не было — всё трава пожухлая да листва сухая.

Волчица тем временем из берлоги выбираться не спешила.

«Мареська!» — в ужасе подумал Славушка и смело бросился ко входу в берлогу. Тут же наткнулся на хвост волчий, ухватился за него и изо всех сил на себя дернул. Знал Славушка, что тем самым волка еще пуще разъярит, да только выбора у него не было. Уж лучше пусть волчица на него первого ополчится, авось, Мареську-то опосля трогать не станет. Может, ей и одного Славушки для пропитания хватит.

Страшно волк тот зарычал, ощетинился весь, и, по-кошачьи выгнувшись, резко развернулся в берлоге и на Славушку пошел. Не чуя ног от страха, пятился отрок назад, покуда не уперся спиной в ствол могучего дуба. А волк уже выбрался из берлоги. Вот он — свирепый, клыкастый, из пасти слюна капает, глаз изодран и кровоточит. Ох, и страшен был этот зверь! Понял Славушка, что через секунду жизни его конец настанет, и такими мелочными все его проблемы в то мгновение показались. Ни дружина ему теперь не нужна была, ни подвиги ратные, ни признание отчима. Одного хотел Славушка — чтобы через смерть его сестрица Маресюшка спаслась.

Внезапно над головой отрока клекот какой-то раздался. И смотреть бы Славушке перед собой, прыжок волка подгадывая, да только по какой-то неясной ему причине отвлекся он на звук этот. Глядит, а прямо над ним, аршинах в десяти, на ветке толстой сидит та самая сова белая, что утром он видел. Волк тоже на ту сову внимание обратил, да только не придал пернатой должного значения — вновь на Славушку оскалился и готов был прыгнуть уже, атакуя. А вот мальчик, в отличие от волка, не мог взгляда от хищницы ночной оторвать — до того она сейчас на птицу была не похожа. Готов был Славушка на что угодно спорить, что та сова ему подмигнула, словно приободрить хотела. А после и вовсе странное случилось. Сова одну лапку подняла, вытянула ее вперед, а в лапке той прямо из воздуха камень какой-то белый появился. Обычный белый камень продолговатой формы. Разжались когти, камень тот вниз полетел да прямо Славушке в руки. Поймал его мальчик и понял — сова хотела помочь.

«Спасибо, конечно, да только что мне этот камень супротив волчары такого? Вот, если б, скажем, ты мне меч вострый сбросила… Да только откуда у совы глупой мечу взяться?»

И только Славушка подумал об этом, как волк весь сжался, изготовившись к прыжку, и, как тростина упругая, выпрямился. Ничего пареньку не оставалось, как замахнуться и тем камнем в волка кинуть.

Но бросок не удался — камень словно к руке прирос. А волчица та только уже в прыжке поняла, что сейчас произойдет с ней что-то нехорошее. Увидел зверь лютый, как прямо из воздуха у детеныша человеческого в руке огромный меч появился, пламенем синим объятый. И рада была бы волчица уберечься от удара, даже убежать бы уже рада была, да только как прыжок-то начавшийся остановить? Попыталась было извернуться прямо в полете, но удалось ей немногое, лишь голову успела от цели отворотить. Удар пришелся по хребтине, страшная боль пронзила зверюгу. По инерции впечаталась она в то дерево, у которого человечек стоял, да больно вертким он оказался, увернуться успел. А вот волчице от удара увернуться не вышло. Повезло еще, что человек глупым оказался да неумелым. Иной опытный воин таким мечом волчицу пополам бы перерубил, а этот с испугу лишь плашмя ударил. Но и того волчице хватило с лихвой — загорелась ее шкура, по всему телу боль нестерпимая разлилась. Крепко приложилась грозная хищница о ствол древа, грузно упала оземь да и бросилась наутек — только скулеж ее и слышен был.

Славушка поднялся с земли и глазами, полными восторга, на меч свой полыхающий взглянул. Горел тот меч, словно только его из печи доменной вытащили да ковать собирались. Только горел он не алым, а синим пламенем. Странным тот огонь был. Горит, лезвие, гарда, рукоять, а Славушка этот полыхающий меч в руке держит, и огонь его не берет. Волчице полшкуры спалил, а ему самому хоть бы что. И еще невесом тот меч был, словно тростинку держал его мальчик.

— Вот так невидаль! — вслух подивился герой. — Только вот о мече подумал, как камень простой в него и превратился.

Не успел он припомнить, как камень тот выглядел, как оружие его грозное вспыхнуло светом ярким, да так, что Славушке зажмуриться пришлось. А когда он вновь глаза открыл, в руке уже снова камень лежал. Обычный белый камень, каких сотни на берегу Волыни отыскать можно. Поднял мальчик взгляд наверх — совы и след уже простыл.

Ничего понять Славушка не мог. Что это сейчас было? Что за сова? Что за камень такой дивный? Спасибо, конечно, за подарок такой, да только что это за колдунство такое лихое? Не черный ли Бес над ним потешается?

Вдруг из берлоги стоны послышались, это Мареська, видно, очнулась.

— Славушка! — позвала она слабым голосом. — Братец, ты где?

— Выходи, Мареська! — тихо ответил Славушка, камень диковинный за пазуху пряча. — Прогнал я волка.

Мареська осторожно выползла из-под коряги, на ноги встала и на Славушку глядит.

— Что тут произошло? Я вся холодная, ноги дрожат.

— Ты со страху во тьму провалилась. И не мудрено — чуть нас волк тот не сожрал.

Мареся поглядела на брата недоверчиво.

— А ты как живой остался? Как волка-то прогнал?

Подбоченился Славушка, приосанился да заявил деловито:

— Не девичьего ума дело, как воин ворогов бьет. Побил да прогнал. Какая разница, как именно?

— И действительно… — прошептала Мареся и заплакала.

Бросился к сестрице Славушка, обнял ее, родную, и к груди прижал.

— Ну все, все… Ушел волк. Не скоро еще раны залижет.

Славушка успокаивал сестрицу, а та еще пуще рыдала. Только сейчас они оба поняли, что на волосок от гибели верной были. И если бы не камень тот волшебный, если бы не сова та странная, быть бы им обоим сегодня волчьей пищей.

***

— И зачем ты это сделала? — сурово спросил сову хранитель Гофрин.

Сидели они неподалеку от места сражения, на полянке. Собрал себя из вороньей стаи Гофрин да глядел сейчас с укором на сову непослушную.

— Сердце дрогнуло, — опустила пернатую голову сова, понимая, что ослушалась прямого приказа колдуна. — Сожрала бы она их. Не смогла я на то смотреть.

— Курица ты облезлая! — в сердцах ругнулся хранитель. — На то и расчет был. Не в камне он силу должен был открыть свою, а в себе самом. Не мечом острым размахивать, а чистой силой управлять. Тут и любовь была к сестрице, и опасность. Представляешь, какую силу он мог сегодня получить? Какой стражник из него бы вышел, представляешь?

— А если бы не смог? Вы и сами видели, он в страхе потерялся! Так и волчица уже бросилась на него! — рискнула возразить колдуну сова. — И погиб бы он зазря. И сестрица его…

— Значит, не такая в нем сила течет, какую ты узрела, — уже спокойнее ответил Гофрин.

— Но без силы камнем владеть ни у кого не получится. Раз уж он меч наколдовал, стало быть, есть в нем дух Рода!

— Есть, есть — буркнул колдун, — да не та эта сила, что нам требуется.

Сова опять притихла. Опустила голову, лапки свои поджала и ждала вердикта. Не простит ей Гофрин своевольства.

— Ладно, — сурово сказал Гофрин, — вижу я в нем потенциал. Будешь его наставницей. Учи его всему, что сама ведаешь. Теперь уже через камень учи. Как сила проявится, так и будет человек ее открывать отныне. Не того я ждал от паренька. Все ты испортила.

— Покорно слушаюсь, хранитель, — ответила сова, даже не рассчитывая на столь легкий для нее исход.

— А ты не радуйся раньше времени! — Гофрин, очевидно, о наказании и не думал забывать. — Быть тебе совой, покуда парня не обучишь. Запрещаю в обличии девичьем объявляться на людях. Никто и никогда не увидит тебя женщиной, ведунья. И будет так, покуда парень этот не взалкает правды о себе узнать. И будет так, покуда не научится землю родную беречь. И будет так, покуда не обучишь его. А ослушаешься, — тут хранитель сверкнул недобрым взглядом, — никогда не вернешь облик человечий.

Гофрин говорил так, заклятие на ведунью накладывая. Обволоклась сова синим пламенем, поднялась на три аршина вверх и замерла в воздухе, не в силах пошевелиться. Трижды превращалась она в девушку прекрасную и трижды обратно совиное обличье принимала. На третий раз осталась она совою белой да в изнеможении пала под ноги колдуну великому.

Когда в себя пришла, того уже и не было поблизости, только лес густой да тьма непроглядная. Отряхнулась сова, встала, головой завертела.

«А вы куда?» — мысленно потянулась Маланья к Гофрину.

«Врата без присмотра, ведунья. Обратно я, на север. Обучи мальчишку. Год даю тебе на то, чтобы азы он познал ведунства. Вернусь — еще пуще экзаменовать буду. А выдержит, определю его в стражники обучаться».

«Неужто в град гиперборейцев парня пустите?» — изумилась Маланья.

Ничего на то Гофрин не ответил. Ушел колдун. Не чувствовала Маланья его присутствия, да и морок рассеялся. Светлее все вокруг стало, красками заиграли листья. Птицы защебетали — видать, обсуждали диво дивное, что в лесу их приключилось. И так ведунье вдруг радостно на душе стало. Совье обличие, конечно, тяготило, но то, что она поперек себя не пошла да парня выручить смогла, душу ей грело и радовало. Слава Роду за все!

Сова потянулась, расправила крылья белые и взмыла ввысь. Нужно было Славушку отыскать да путь к дому указать. Единственный вопрос, терзавший сейчас Маланью, был в том, как ей в совьем обличии Славушку уму-разуму учить? Это она с Гофрином могла разговаривать, понимал колдун клекот совиный. А простой человек в ее уханье и клекоте ничего не разберет. Да уж, задачка из задач.