Декабристы-победители

Евгений Шалашов, 2019

История похожа на быстро летящий поезд, на пути которого то и дело попадаются стрелочные переводы. Свернешь на один путь – доедешь до станции, свернешь на другой – полетишь под откос. Декабрь 1825 года, восстание декабристов – одна из важнейших развилок истории. Мы все знаем, как разворачивались события. Но мы не знаем, что было бы, победи декабристы. А один верный приказ, один решительный поступок, один меткий выстрел – и всё пошло бы другим путем. Вот оно и пошло другим… Поручик Николай Клеопин оказался в самом эпицентре событий. И, как все, очутился на кровавом распутье: предать, изменить присяге, вступить в ряды победивших и развязавших гражданскую войну или бежать и прятаться? Или, может быть… начать свою собственную партизанскую войну? Разлом прошел не только по судьбе поручика Клеопина. Он прошел и по дому Романовых, и по судьбам Пестеля, Рылеева, Сперанского, Ермолова, Пушкина и многих, многих других. У каждого теперь будет новая судьба, у каждого новая война…

Глава четвертая

Император умер — да здравствует император!

Декабрь 1825 г. С. Петербург — Москва

«Рыжего Мишку» — младшего сына императора Павла можно было упрекнуть во многих грехах. И в карты он любил «перекинуться», и к женскому полу неравнодушен, а к образованию — совсем даже напротив — едва закончив учение, книжный шкап заколотил горбылями, собственноручно вбив барочные гвозди. Однако трусом Великий князь Михаил Павлович не был. На Сенатской площади он сделал все, что мог. Не побоялся выехать к бунтовщикам, несмотря на то, что уже ранили Милорадовича. Да и сам едва избежал пули из пистолета нескладного долговязого человека в статском платье! Кажется, когда-то он видел этого нескладного человека! Поэт? Да, поэт. Кажется, Кюхельбекер!

Когда долговязый, бросив один пистолет, принял из рук соседа другой, кавалергардский полковник Пестель, назначенный командовать конвоем Великого князя, ухватил лошадь под уздцы и чуть ли не силой увел Михаила к Конногвардейскому манежу.

— Владимир Иванович, зачем вы так? Возможно, мне бы удалось их уговорить, — упрекнул Михаил Павлович полковника.

Была у шефа гвардейских артиллеристов и кавалергардов такая привычка — называть своих офицеров по имени-отчеству, а не по званию (разумеется, если дело происходило не на строевом смотре).

— Простите, Ваше Высочество, — твердо ответил полковник. — Уговоры не помогут. Пушки нужны.

Между Михаилом и его братом — государем, находилась площадь, заваленная камнями и бревнами. Вот уже седьмой год на ней строят Исаакиевский собор, а конца-края строительству не видно. Впрочем, нашлось несколько тропок, по которым верховой мог доставлять приказы и сообщения от одного брата к другому.

Великий князь недоумевал: «Почему до сих пор Николай не дал команду атаковать каре?» Разумеется, лучше бы открыть артиллерийский огонь. Но пойдет ли на это старший брат? Здраво подумав, Михаил решил, что, окажись он на месте Николая, не стал бы использовать артиллерию. «Лить кровь в самом начале царствования? Бр-р!» И слава Богу, что не он должен принимать решение.

Размышления прервались выстрелами из-за штабелей и криком верхового, присланного братом:

— Ваше Высочество, государь приказал вам уходить! Полковнику Пестелю лично приказано уводить Великого князя!

Михаил не сразу понял — почему ближайший кавалергард вдруг резко схватил его жеребца за удила, а потом также резко дернул на себя.

— Строим коробку! — выкрикнул Пестель.

Полуэскадрон вплотную придвинулся к Великому князю, прикрывая его телами и подчиняя коней своей воле, перешел на галоп вместо умеренного шага.

Пестель вовремя увел Михаила — полковник Шипов уже командовал семеновскому полку идти в атаку на конвой Великого князя. Кавалергарды, взявшие Михаила Павловича в плотную коробку, не реагировали ни на приказы, ни на ругательства, когда Великий князь пытался завернуть коня и мчаться спасать венценосного брата.

Михаил Павлович, младший из сыновей несчастного Павла Петровича, не видел, как из дальнего штабеля сыпались бревна, калеча и убивая людей и коней. И, разумеется, он не знал, что бездушный предмет, ударив в голову Николая, сделал его самого императором…

Пестель уводил поредевший полуэскадрон на Литейный, а потом в казармы кавалергардского полка. В считанные минуты казарма превратились в крепость: выставлены сдвоенные посты, ворота усилены баррикадой, откуда-то извлечены легкие орудия. Само собой, что командование обороной взял на себя полковник Пестель.

Михаила Павловича отвели в одну из офицерских комнат и уложили на кровать. От волнения ли, или от усталости, но Великий князь заснул. Ему показалось, что только на минутку закрыл глаза, как в комнату зашел Пестель:

— Ваше Высочество, пора.

— Как пора? Куда пора? — не вдруг понял князь.

— Пока в Гатчину, а потом в Москву.

— Объяснитесь, господин полковник, — перешел Михаил на официальный тон.

— Извольте, — поклонился Пестель. — Я отправлял людей в город. Ситуация такова — Его Величество император убит, город в руках мятежников. Большинство полков перешло на их сторону. Мне сообщили, что создано Временное правительство, отдавшее приказ об аресте всех членов царствующей фамилии.

— Нужно спасать наследника престола, — твердо сказал Михаил. — Я сам поеду за Александром. Если брат погиб — императором должен стать его сын.

— Ваше Высочество, — не менее твердо сказал Пестель. — Последний приказ императора гласил — спасать вас. И я обязан выполнить приказ. Я вас понимаю и сочувствую. Но поверьте — нет времени на скорбь. Тем более, что вы станете нашим императором.

— Быть императором?! — в ужасе отпрянул Михаил. — Да ни за что! Императором будет Александр. И наш долг — спасти его. И, — замешкался Великий князь. — Я не знаю, где Великая княгиня Елена…

— Ваше Высочество, я пошлю людей на поиски наследника и вашей супруги, — предложил Пестель. — Но все же вы должны ехать. Вначале в Гатчину. Там надежный караул и рота «павловцев». Туда же будут подтягиваться все верные части. Все те, кто остался жив…

Во дворе казарм шла суета. Несколько нижних чинов что-то копали, остервенело долбя мерзлую землю. Надо бы прогреть ее огнем, но разводить костер не было времени. Когда яма была готова, солдаты и офицеры принялись бросать туда свои кирасы. Потом засыпали землей и хорошенько утрамбовали. Михаил вначале не понял — зачем? Потом догадался: уходить лучше налегке, а от пули в грудь или спину кираса не поможет. Оставлять же символ своей службы — это все равно, что оставить врагу знамя! Увидел и другую картину — солдаты плакали, прощаясь с конями. Кони кавалергардов, способные нести на себе крупного человека в тяжелых доспехах могут бежать галопом недолго… Где кавалергарды сумели раздобыть более сотни коней на замену своих тяжеловозов, осталось загадкой.

По дороге на Гатчину Михаил Павлович несколько успокоился. «Возможно, — думал он, — во дворце удастся отсидеться несколько дней. Подтянутся верные войска с Украины и Прибалтики. Может быть, кровопролития больше не будет. Мятежники сложат оружие. Потом — неизбежная канитель с возведением на престол племянника Сашки. Присяга… и уехать бы куда-нибудь подальше. Хорошо Константину, сидит себе в Польше и в ус не дует. И мне бы куда-нибудь, подальше от революций. Да где сейчас подальше? Ах ты, черт, — мысленно заскрежетал зубами Великий князь. — Сашке-то всего семь лет. Не исключено, что придется быть регентом. Канальство!» Потом на Михаила накатили другие мысли: «Всё же какая я бесчувственная скотина. Вчера погиб брат, а я думаю невесть о чем. И даже не знаю, где тело брата. А как там мать? Где Елена?» Но все мысли перебивала одна: «Приехать в Гатчину, а там — будет видно!»

…В Гатчине отсидеться не удалось. Когда подъехали к ограде, окружающей дворец, по кавалергардам началась стрельба.

— Уходим! — бешено закричал Пестель.

— Постойте, возможно, это ошибка, — возразил полковнику молоденький корнет. — Может, они нас приняли за мятежников. Разрешите, проверю?

И, не дожидаясь согласия командира, мальчишка поскакал к ограде, выкрикивая: «Мы свои, с нами Великий князь!» Ответом был залп из нескольких ружей, выбивший корнета из седла.

— Мальчишка, — одними губами проговорил полковник, но его услышали все. А «павловцы» уже бежали в атаку. Похоже, во дворце находилось больше войск, чем предполагалось. И, самое скверное, что они уже на стороне мятежников. Значит, бунтовщики опередили. Скверно! Конечно, кавалерия от пехоты уйдет. Но пуля летит быстрее, чем конь! И, кто знает, не седлают ли сейчас во дворце коней? Уходить!

Оторвавшись на полверсты, полковник отдал приказ:

— Поручик Десятов, возьмите взвод и прикройте отход!

— Взвод, спешиться. Коневодам — забрать коней, — скомандовал поручик.

— Поручик, — уже не приказал, а попросил Пестель, — продержитесь хотя бы десять минут. А потом — бегите!

— Продержимся, господин полковник, — уверенно ответил Десятов, улыбнувшись чему-то…

Солдаты, спешивались, крестились и выбирали укрытия. Старый вахмистр, помнивший еще Праценские высоты под Аустерлицем, перекрестив полковника и Великого князя, сказал:

— Езжайте, Ваше Высокоблагородие, спасайте императора. Мы их задержим. Прощайте, Ваше Величество.

Полковник Пестель, прикусив губу, махнул рукой. Взвод, оставшийся на верную смерть, не обращал внимания на своих товарищей. Они уже были не здесь…

Те, кому выпало жить (надолго ли?) с места пошли в галоп. Сзади послышались выстрелы. Вначале они были частыми, потом стали стихать. Последний раздался тогда, когда отряд уже проскакал более пяти верст. Правда, последние версты шли иноходью, а потом и вовсе пришлось сойти на рысь.

— Эскадрон, шагом! — скомандовал полковник.

— Кажется, оторвались, — неуверенно сказал Великий князь. — Царствие небесное! Михаил широко перекрестился и все последовали его примеру.

— Что дальше, Владимир Иванович? — спросил князь.

Что делать дальше, полковник представлял смутно. Оставался только один путь.

— Ваше Величество, — начал было Пестель, однако был прерван Михаилом:

— Не нужно меня так титуловать.

Но полковник кавалергардов покачал головой:

— Ваш титул — наше знамя. Неизвестно, что случилось с наследником. И, кроме того, Александра Николаевича никто не объявлял наследником престола. Покамест вы император! — Обернувшись к кавалергардам, Пестель выкрикнул: — Да здравствует Его Императорское Величество Михаил!

— Ура! — нестройно крикнул в ответ поредевший эскадрон.

Но все же чувствовалось, что кавалерия воодушевилась. Еще бы — одно дело спасать князя, пусть и Великого, а совсем другое — Императора. Тут каждый почувствует себя Пожарскими или Сусаниным, вместе взятыми. А сам Михаил Павлович не стал спорить. «Пусть считают, если уж им так хочется, — вздохнул он про себя. Потом мысленно добавил: — Но на трон не сяду!»

Через два часа полковник объявил привал. Бывалые кавалеристы расседлали коней (пусть хотя бы немного отдохнут), задали немного овса (а много-то в торбах не увезешь!), но костров разводить не стали, довольствуясь хлебом и водой из баклажек. Младшие командиры, не дожидаясь приказа, выставили оцепление. Нашлось несколько добровольцев ехать в разведку. К Пестелю, присевшему рядом с новообретенным императором, испросив дозволения, подошли офицеры. Кажется, назревал военный совет.

— Распоряжайтесь, Владимир Иванович, — предложил Михаил Павлович.

— Ваше Величество, господа офицеры, — негромко сказал полковник. — Путь у нас один — Москва. Есть другие соображения?

— А почему не Новгород, господин полковник?

— спросил ротмистр Кохановский. — Он ближе. В Кречевицах стоит гренадерский полк, в самом городе — драгуны. Кроме того, в Новгородской губернии много военных поселян. Можно набрать людей.

— Вот из-за военных поселян, господа, и не следует ехать в Новгород, — потеребил усы полковник.

— Почему? — заинтересовался император. — Насколько я помню доклады графа Аракчеева, там образцовые поселения.

— Странно, что граф не докладывал покойному государю о недовольстве поселенцев, — покачал головой Владимир Иванович.

— А разве были недовольные? — удивился сам Михаил Павлович.

— Недовольных было довольно много, — случайно скаламбурил полковник. — Ну, посудите сами, Ваше Величество. Крестьянин должен пахать землю, а солдат эту землю защищать. И на то, и на другое нужно время. А если с утра пахать, а днем учения проводить, вечером — опять пахать, то и пахота, и военное дело будут плохими. Естественно, что крестьяне недовольны. А разве вам неизвестно, что в Новгородской губернии бывали бунты? Небольшие, правда, но все-таки.

— Что-то слышал, но не задумывался, — пожал плечами Михаил. — А ведь вы правы, Владимир Иванович, пахарь должен пахать, солдат — защищать.

— А государь — править! — подал голос ротмистр.

Михаил Павлович ничего не ответил, но уже мысленно примерял новый титул. Покамест получалось неважно. «Впрочем, с титулами — потом. Сейчас бы с нонешним делом решить», — отмахнулся от тяжкой думы государь, кивнув Пестелю — продолжайте.

— Мятежники наверняка уже заслали своих эмиссаров к военным поселянам. Или зашлют в самое ближайшее время. Если губернатор не примкнет к мятежникам, то ему придется просить помощи у командиров полков для усмирения поселян.

— А что, губернатор Муравьев может примкнуть к мятежникам? А, ну да, что-то припоминаю… — наморщил лоб Михаил Павлович. — Кажется, его когда-то арестовал на параде император Александр. За какую такую провинность, даже и не упомню. Но ведь потом он сделал неплохую карьеру? Или он тоже, как ваш старший брат Павел Иванович, принадлежит к какому-нибудь тайному обществу?

Владимир Иванович удивленно посмотрел на императора:

— Простите, а откуда вам известно? Мы старались хранить все в тайне.

— Ну, дорогой Владимир Иванович, — засмеялся Михаил Павлович. — Ваша тайна — секрет Полишинеля. Вообще-то, еще прошлым летом начальник генерального штаба Дибич получил донос из Малороссии о том, что ваш брат вкупе с Муравьевыми-Апостолами, просто Муравьевым и еще с кем-то организовали тайное общество. Брат тогда только посмеялся. Дескать — кто в наше время не состоял в тайных обществах? Подполковник Лунин, любимец братца Константина, едва самого наместника Царства Польского в общество не принял. Кайтесь, Владимир Иванович — а вы-то, часом не были в каких-нибудь русских масонах?

— Увы, грешен, — смутился Владимир Иванович, сам состоявший два года в «Союзе Спасения». Кстати, вместе с нынешним Новгородским губернатором. Правда, уже лет пять-шесть как отошел от всех обществ. Как-то не нравились ему эти тайные… Действительно, было в них что-то масонское. А масонов Владимир Иванович на дух не выносил…

— Ну, вот видите, — засмеялся довольный Михаил. — Кстати, в ноябре, когда император был в Таганроге, поступил новый донос. Генерал Дибич привез его в Петербург. Но где сейчас Дибич?

Размышлять о судьбе Дибича ли, других ли оставшихся в столице было некогда. Разъезды прискакали с донесением, что дорога на Тосно свободна. Пестель поднял кавалергардов и эскадрон тронулся.

Дальнейший путь был обыденным. Все-таки щупальца мятежа еще не успели охватить всю Россию. На ямских станциях кавалергарды находили тех же заспанных комиссаров, описанных господином Радищевым. Правда, никто не рисковал отвечать, что лошадей нет. Михаила Павловича, оставив ему десяток человек для охраны, пустили обычным, то есть почтовым, путем в Москву. Полковник Пестель, сдав командование эскадроном ротмистру Кохановскому, отправился вместе с императором.

После французского разорения прошло уже много лет, но Москва еще не оправилась и Кремль еще покрывали строительные леса. Впрочем, дом московского генерал-губернатора, генерала от кавалерии Голицына сиял великолепием. Слуги сбились с ног, обустраивая высокого гостя, свалившегося нежданно-негаданно.

О событиях в столице губернатор еще не знал. А когда ему вкратце сообщили о происшедшем на Сенатской площади, он на минуту задумался, посмотрел в глаза Михаилу Павловичу. Опустившись на колени, прижал к губам руку Романова-младшего:

— Располагайте мною, Ваше Величество!

Михаил не стал спорить и настаивать, что не хочет быть императором. Собственно говоря, он уже смирился с мыслию, что шапку Мономаха (пардон, корону Российской империи!) все-таки возложат на его рыжую голову. Посему просто помог Голицыну подняться:

— Видимо, так уж судьбе угодно, что вы, Дмитрий Владимирович, сейчас не только московский генерал-губернатор, но и первый министр, военный министр и все прочее, включая министерство полиции. Или по-старому его назовем — внутренних дел.

— Карьера завидная, — невесело улыбнулся Дмитрий Владимирович. — А как ваш министр полиции я уже начал кое-что делать. Не хотите познакомиться с одним из бунтовщиков? — Уловив кивок государя, Голицын приказал дежурному офицеру: — Распорядитесь, голубчик, чтобы привели арестанта. — Потом, обратившись к высокому гостю, предложил: — Ваше Величество, давайте-ка перекусим. За арестантом-то — пока съездят, да пока привезут, то-сё, пятое-десятое. Откушаем, чем Бог послал. И вас, и свиту Вашу — прошу!

После скверных щей да залежавшихся пирогов, наспех съеденных на станциях, обед у генерал-губернатора показался праздником жизни. Раньше Михаил (пока пребывал в состоянии «Мишеля») открыто посмеивался над русофильскими пристрастиями Голицына, но сегодня «подметал» все, что выставлялось на стол. А подавалась осетрина на вертеле и рыба, жареная по-московски, «ушное» из баранины и заливной язык. А когда на стол были выставлены гуси с яблоками (по птице на гостя!), то Михаилу Павловичу уже не хотелось и думать об этих новомодных котлетах!

После обильного обеда гости и хозяин впали в сытое оцепенение. По русскому обычаю можно бы и вздремнуть часок, но появился дежурный офицер:

— Ваше Сиятельство, арестант доставлен. Разрешите ввести?

Князь Голицын вопросительно обернулся к Михаилу:

— Прикажете сюда?

— Что вы, Дмитрий Владимирович, — покачал головой государь, потирая набитый живот. — Арестанта допрашивать в пиршественном зале? Неприлично получится. Ему-то, наверное, разносолов в тюрьме не дают.

— Отведи арестанта в мой кабинет, — приказал дежурному губернатор, а потом обиженно оттопырил губу: — Арестант, чай, офицер и дворянин. Содержится на офицерской гауптвахте. Кормят там хорошо. Ну, без поросят и расстегаев.

— Кстати, а что у вас за арестант? — поинтересовался государь.

— А это, Ваше Величество, вы сами узнаете, — хитро прищурился Голицын. — Кстати, полковнику Пестелю сие будет особо интересно.

Генерал-губернатор повел Михаила и офицеров в кабинет через отдельную дверь. Два солдата ввели мужчину в шинели с полковничьими эполетами. Правильно — чинов и званий его никто не лишал. Красивое лицо поросло недельной щетиной.

«Бог ты мой!» — внутренне ужаснулся Владимир Пестель, узнавая брата.

Голицын был доволен эффектом:

— Арестованный по приказу начальника Генерального штаба генерала Дибича, полковник и бывший командир Вятского пехотного полка и кавалер Павел Иванович Пестель. Вчера был доставлен в первопрестольную из Житомира.

— Садитесь, полковник, — предложил Михаил арестанту. Посмотрев на свиту, сказал: — Господа, вы можете отдыхать. А мы с князем Голицыным побеседуем с полковником.

Владимир Пестель посмотрел на брата и перевел умоляющий взгляд на Михаила:

— Ваше Величество, разрешите остаться.

— Владимир Иванович, ваша воля, — пресекая возможное недовольство губернатора, сказал Михаил. — Вы вольны остаться или уйти в любое время.

Заслышав обращение «Ваше Величество» применительно к Михаилу, арестант встрепенулся:

— Простите, мне не послышалось? Вы — новый император?

— Нет, полковник, не послышалось. Перед вами — Его Величество, Михаил Второй, — отозвался князь Голицын, опередив самого государя.

Михаил Павлович, стиснув зубы, добавил:

— Император Николай, царствие ему небесное, убит в день приведения войск к присяге. В Петербурге создано Временное правительство. Кажется — это то, к чему вы стремились?

Пестель промолчал. Михаил Павлович встал. Медленно прошелся по кабинету:

— Господин полковник. Мне лично, да что мне… и императору Александру, и императору Николаю было известно, что вы являлись членом Союза Благоденствия. Так? Сей союз самораспустился. Вы, променяв столичную карьеру на должность командира пехотного полка, поехали в Малороссию. Затем вместе с князем Барятинским, вкупе с генерал-интендантом Юшневским создали «Южное общество».

— Вы хорошо информированы, — глухо сказал полковник.

— Для «рыжего Мишки»? Понимаю, назвать меня «Ваше Высочество» у вас язык не повернется. Впрочем, продолжу… Итак, вы создали тайное общество. Потом к вашему обществу присоединяются другие… масоны. Вы создали руководящий орган. Как там ее дирекция? А да, простите — Директория. Прямо-таки — а ля Франсе! Что еще? Поправьте, если я в чем ошибусь, — усмехнулся государь.

— А потом? Что вы хотели сделать? Насколько мне известно — военный переворот по примеру испанской революции. А что должно стать началом переворота? Если я не ошибаюсь — цареубийство? Так, господин полковник? А уж какого царя убивать — Александра Павловича или Николая Павловича, не все ли равно…

Павел Пестель склонил голову. Потом, приподняв глаза, произнес:

— А вы изменились, став Его Величеством. Но все-таки, откуда у вас такие сведения?

Михаил Павлович грустно улыбнулся:

— Знаете, полковник, мы тут давеча с братом вашим, Владимиром Ивановичем, беседовали, когда от ваших же, хм, карбонариев, улепетывали. В тайных обществах только ленивый не состоял. Да вот ваш брат был в «Союзе Спасения». Так, Владимир Иванович? — Пестель-кавалергард смущенно потупился, а царь продолжал: — А уж доносов на ваши общества, верно не один пуд скопилось. Знаете, что сказал как-то мой брат, император Александр, когда ему предложили арестовать всех заговорщиков? Он сказал: «Это хорошо, что в империи есть честные люди. Хуже, если в России только паркетные шаркуны останутся!» И кто же знал, что все романтические мечтания закончатся убийством императора. А скажите мне, господин полковник, что вы лично думаете о событиях? Ну, не может быть, чтобы вы совсем ничего не слышали о том, что произошло в Петербурге. О восстании, о смерти государя…

— Не могу ничего сказать, — помотал головой Пестель-заговорщик. — Сведений почти не имею. Слышал сегодня от конвоиров — бунт, революция. Вот и все. Единственно, о чем жалею, что меня там не было! Но все же лично я не хотел никого убивать. А решение о цареубийстве и перевороте было чисто теоретическим.

— Вот как? Стало быть, теория отдельно, а практика — отдельно? Бывает. Только, помните, полковник, историю? Якобинцы вначале теоретизировали…

— А потом пошли на штурм Бастилии и разметали ее по камушкам.

— Батюшки-светы, — развел руками Михаил Павлович. — Какой штурм, какие камушки?! Павел Иванович, так вы, кажется, в Париже бывали? Неужели не знаете историю штурма Бастилии?

— Простите, сударь, но в Париже я был в тысяча восемьсот четырнадцатом году. А тогда, знаете ли, было не до исторических экскурсов.

— О ваших заслугах, полковник, я наслышан. Но все-таки штурм Бастилии — это красивая сказка. Крепость эту все равно бы снесли. К тому времени, когда ваши санкюлоты ее захватывали, там имелось всего семь узников: четыре фальшивомонетчика, два сумасшедших и один убийца. И не народ ее «на камушки разметал», как вы выразились, а какой-то буржуа взял подряд на добычу камня. Кстати, из кирпичей такие славные модельки Бастилии делали! Мне такую «Бастилию» один французский эмигрант еще в детстве подарил.

Вспомнив детство и погибшего брата, Михаил закашлялся, пытаясь справиться с непослушной хрипотцой в горле. Голицын собственноручно подал царю стакан воды. Благодарно кивнув, тот отпил из стакана:

— Так что же с вами делать, полковник? — продолжал монолог Михаил Павлович, меряя шагами кабинет. — С одной стороны, — вы — государственный преступник. С другой, по сравнению с теми, кто был на Сенатской, агнец невинный. Как вы считаете, что бы с вами случилось, ежели бы мятеж погасили в зародыше?

— А разве такое могло бы случиться? — дерзко улыбнулся Пестель. — История, как известно, не имеет сослагательного наклонения.

— Могло произойти всё, — вздохнул Михаил. — Ну, например, император Николай просто бы взял и приказал расстрелять бунтовщиков из пушек. Думаю, что лично вас приказали бы повесить. А вообще, вы понимаете, что натворили? В России началась гражданская война…

— Михаил Павлович, — отозвался Пестель-арестант. — У вас есть возможность пресечь гражданскую войну в зародыше. Езжайте в Петербург и явитесь на суд. Думаю, суд учтет ваше раскаивание.

— Знаете, полковник, я бы, наверное, так и сделал, но при условии, что у вашего «Временного правительства» была хоть толика совести и чести.

— Значит, будет война, — покачал головой Пестель.

— Не я ее начал! — рыкнул Михаил. Пройдясь по кабинету, слегка успокоился: — Впрочем, что же теперь говорить… Все, что могли, вы сделали. Вы не в Санкт-Петербурге, не в стане мятежников, а здесь…

— Я готов к смерти, — спокойно отвечал Пестель. — Я готов, потому что знаю, что прав!

— Не буду спорить с безумцем. Что же мне с вами делать? Владимир Иванович, — обернулся царь к кавалергарду. Командир кавалергардов полковник Пестель вышел вперед и грустно посмотрел на своего брата. Государь меж тем продолжал: — Владимир Иванович, я не могу наказать брата человека, которому обязан жизнью. Если вы мне сейчас скажете: «Михаил Павлович, пусть мой брат уйдет», я его тотчас же отпущу. Итак, ваше слово?

Владимир Пестель закусил губу. Верно, ответ ему давался нелегко. Но все-таки, собравшись с силами, полковник ответил:

— Ваше Величество, я очень люблю своего брата. Мои друзья остались умирать на Сенатской площади. Мой лучший взвод остался умирать в Гатчине. Прости меня, Павел, но их кровь на тебе. И на тебе кровь императора, которому я давал присягу…

Брат Павел только презрительно посмотрел на младшего брата:

— Владимир, наши предки — остзейские немцы. Они бы не колеблясь приговорили к смерти того, кто нарушил установленный порядок.

— Я не немец, брат, я русский, — бросил кавалергард. Повернувшись к Михаилу Павловичу, сказал: — Ваше Императорское Величество, я считаю, что должен выйти в отставку. Понимаю, что в этот час отставка напоминает предательство, поэтому прошу отставки лишь с должности начальника вашего конвоя. Готов встать в строй как простой офицер. Или как нижний чин.

Михаил Павлович подошел к Пестелю, замершему по стойке смирно. Крепко его обнял и прижал к груди:

— Владимир Иванович, я даже не буду слушать ту чушь, которую вы сейчас несли. Вы были и есть командир моего конвоя. Более того, я назначаю вас командиром всей гвардии, которая сейчас наличествует. Отныне вы — генерал-майор. Теперь, о Павле Ивановиче… — Михаил Павлович обвел взглядом присутствующих и остановился на арестанте: — Господин Пестель. Вы преступник, коего следует судить и примерно наказать. Но проводить разбирательство, дознание учинять, нам просто некогда. Думаю, суд признал бы вас виновным с лишением дворянства, чинов и наград. Ордена вы заслужили честно — своими ранами на службе отечеству. Не я их вам давал, не мне и снимать. А вот звание полковника… Если вы враг царю, то нельзя носить звание, которое царь вам и присвоил. Эполеты сами снимете?

— Сам… — Павел Пестель трясущимися руками принялся снимать эполеты, ломая ногти. Золотое шитье и бахрома плохо подавались. Из сострадания поручик Боков подал ему нож для разрезания бумаг.

На вощеный паркет упали эполеты с шинели. Потом настал черед мундира. Пестель, спарывая регалии, закусил губу, чтобы не зарычать от бешенства и досады. Наверное, было бы легче, если бы он стоял перед расстрельной командой…

Когда Пестель сбросил на пол последний знак полковничьего звания, Михаил Павлович тихо сказал:

— Теперь, мещанин Пестель, ступайте прочь!