Пролог
Историческая справка:
14 декабря 1825 года группа образованных и смелых дворян собралась на Сенатской площади с целью не допустить присяги Сената новому императору, Николаю I. Эти ещё молодые люди, многие из которых прошли через войну с Наполеоном, были шокированы средневековым застоем крепостничества в России, особенно по сравнению с уже цивилизованной Европой. Для кого-то ключевым стал контраст с маршевыми переходами по Германии и Франции, кому-то было достаточно классического философского образования в московских и петербургских лицеях и университетах, чтобы увидеть тот вред, что наносит России самодержавие. Смена правящего режима планировалась после съезда 1826 года. Если бы не смерть императора Александра I, восстание состоялось бы позже, и всё могло бы сложиться иначе… Несмотря на поддержку армии, следствием недостаточной подготовки и несогласованности в основных идеях стал полный провал мероприятия.
Восстание декабристов, как назвали их позже, было жестоко подавлено артиллерией, пострадало более тысячи человек, большей частью — обычных людей, просто из любопытства пришедших на площадь. Арестованных участников сослали — кого в Сибирь, а кого на Кавказ, пятерых казнили.
Почти во всех делах декабристов фигурировали стихи уже тогда известного поэта Александра Сергеевича Пушкина. Пушкин чудом избежал ссылки. Или не избежал?..
*
В полутёмной гостиной разговаривали два человека. Непринуждённость общения позволяла предположить давнее знакомство между ними — если не дружбу.
— Жанно, ты говорил с Пестелем?
— Да, и просил поостеречься.
— Так всё же они отказались? — упало полуутверждение.
— Да, — лёгкая горечь. — Они с Муравьёвым мне не поверили.
— Они же погибнут.
— Ну, что ты, друг мой. Далеко не все — Николай Павлович всё же не зверь. Даже зачинщики мало чем рискуют.
— Боюсь, что ты не прав. Зная братьев покойного Императора…
— Ты думаешь, что он способен начать царствование с казней?
— Думаю, что ему проще будет с самого начала испугать наших amis de la Liberte, — короткий смешок. — Великий Князь всё-таки изрядный самодур. Да и смерти боится.
— Так Дибич ненадёжен?
— Думаю, и monsieur Трубецкой уже раскаивается в своём желании стать диктатором.
— То есть, он не явится?
— Полагаю, что не он один. Это тем более напугает братьев, и многие пойдут на плаху.
— Зря я тогда сообщил Пушкину. Хорошо бы он не участвовал в восстании.
— Хотелось бы верить, mon ami.
Помолчав:
— Надеюсь, что он не поедет.
