Пробуждение каменного бога

Евгений Панкратов (2024)

В результате таинственного катаклизма герой попадает в загадочный мир, где ему предстоит выжить в экстремальных условиях, завести новых друзей, нажить новых врагов и исполнить древнее пророчество.

Глава 2.

…Я очнулся, пришел в себя или проснулся — просто в некоторый момент времени я почувствовал, что вновь способен мыслить. Я мыслю, а это значит?..

Но дальше этого дело не продвинулось. По крайней мере, не сразу. Сначала мне показалось, что я все еще нахожусь в той пугающей пустоте, но я быстро откинул эту мысль. То чувство благоговения и страха, что я ощущал в пустоте, отсутствовало. Было похоже, что я сижу в темной комнате с закрытыми глазами. Да и тело словно бы оцепенело и затекло, но все ж таки было…

Очень медленно, словно просачиваясь сквозь слой густой ваты, стали пробиваться запахи, еще медленнее — звуки. Я жадно, как сухая губка воду, впитывал их, глотал, наполнялся. И чем глубже они в меня проникали, тем дальше отступало оцепенение, пока, наконец, не отступило настолько, что я в полной мере ощутил собственное тело.

Я попробовал открыть глаза, но, открыв их, ничего не увидел. Родилось беспокойство, и даже страх — больше всего на свете я боялся остаться калекой. Приток адреналина, вероятно, помог — оцепенение начало отступать быстрее.

Тьма перед глазами постепенно сменялась мутными пятнами, а затем распалась на черные пятна и красные блики. Зрение прояснялось, появилась фокусировка, перспектива, контрастность. Поступающие от зрительных рецепторов данные накладывались на данные вестибулярного аппарата и на данные, полученные от обонятельных и осязательных рецепторов. Мозг жадно впитывал каждую толику получаемой информации и, как мог, складывал воедино эту мозаику. Раскручивался тяжелый маховик мышления, и вскоре сработало «зажигание» — я начал осознанно оперировать поступающими от органов чувств данными.

Оцепенелость организма отпустила меня настолько, что я нашел в себе силы оглядеться. Помещение, в котором я находился, было весьма обширным. От боковых стен меня отделяло не менее десяти метров, а от передней стены — все двадцать пять.

Сам я сидел на каменном троне с высокой спинкой. Подлокотники трона были выполнены в виде лежащих пятнистых кошек, возможно, леопардов. Трон был установлен на невысокий постамент в центре помещения. Перед ним находился выложенный камнем открытый очаг, а за ним каменный алтарь, покрытый черными пятнами. В боковых стенах, на высоте трех метров, тянулись два ряда узких окошек, а в передней стене имелся большой прямоугольный проем, прикрытый меховой занавеской.

Помещение было построено из толстых брёвен, пол устлан соломой, а стены покрыты шкурами и головами животных. Прямо возле меня валялись каменные осколки и деревянные щепки; некоторые слегка дымились. Сильно пахло озоном, воздух казался неестественно свежим, как после грозы.

Откуда-то сверху упало несколько небольших досок. Подняв голову, я обнаружил над собой в крыше приличное отверстие, с обугленными краями. Похоже, что сюда недавно ударила молния.

Однако любопытства этот факт не вызвал. Скорее я почувствовал разочарование и вновь подступившую апатию. Либо я продолжаю спать, либо я очутился в неизвестном месте, довольно варварски оформленном. Мне не претила ни одна из этих перспектив, — я предпочёл бы проснуться у себя дома и привести свою жизнь в порядок. Я, похоже, вышел на порог четвёртого пути, не предусмотренного былинами…

Сквозь оконные проемы внутрь помещения проникали огненные блики вперемешку с лоскутками тумана или дыма. Со стороны улицы доносились громкие крики — не то боли, не то злости.

Медленно, с трудом преодолевая сопротивление все еще оцепеневшего тела, я поднялся, и направился к дверному проему. Тело затекло, но на то, чтобы размяться, не было времени: хотелось поскорее во всем разобраться. Я торопился жить.

Отдернув занавеску, я вышел на улицу. Моим глазам предстало фантастическое зрелище. Среди причудливо плавающих в воздухе жгутов дыма и тумана, зловеще освещенных светом факелов и пожаров, беспорядочно носились мохнатые фигуры. Они с животной яростью рубили и кололи друг друга разнообразным холодным оружием.

Прямо предо мной, одна высокая фигура с вытянутой мордой лица и высокими рогами, вспорола брюхо другой, менее высокой, но зато остроухой личности, оружием, похожим на серповидный топор на длинном древке. Брызнула кровь и внутренности вывалились наружу. Ушастый закричал, но, несмотря на смертельную рану и торчащие из нее кишки, продолжил бой. Успокоился он только после того, как ему раскроили череп.

Победитель радостно заблеял, фыркнул белесым паром и огляделся.

Его глаза встретились с моими.

Они казались круглыми и горящими своим собственным светом, как у льва. Хотя, конечно же, они не светились. Все дело здесь в пресловутом зеркальном слое, расположенном за радужкой глаза, служащем цели наиболее эффективного улавливания световых волн. Он-то и позволяет тем же самым львам видеть в темноте. Зеркальный слой, между прочим, есть и у травоядных животных. Хотя — о чем это я?.. Об этом ли стоит рассуждать, столкнувшись со столь необычным явлением, как ходящий на задних лапах козел?..

По его физиономии невозможно было определить, что он чувствует, но, сдается мне, его морда вытянулась еще больше. После почти трехсекундного замешательства, он истошно заблеял.

Теперь я видел не только его внешнее сходство с козлом, но и внутреннее: чего орать-то? Мне и так забот хватало…

Усилия козлоголового не пропали даром. Видимо, то, что я принял за блеяние, на самом деле оказалось речью. На зов сбежалось около двух десятков различных особей. Половина из них были похожи на оравшего обладателя козлиной внешности, а оставшиеся — на убиенного им «остроухого». У вторых субъектов было во внешности что-то кошачье, может разрез глаз, уши или хвосты. А может — все вместе.

Два десятка горящих глаз, словно лазерные прицелы снайперских винтовок вперились в меня. Внезапно огоньки глаз поплыли, закружились. Вестибулярный аппарат по непонятной причине дал сбой, и я почувствовал нарастающее головокружение. В сознание проникла кричащая боль и я почувствовал, как все, что было вокруг меня начало исчезать, отступать. Я терял сознание. Водоворот светящихся глаз слился в сплошной горящий круг, обруч. Он подступал ко мне, сжимался, а за ним опять проступила загадочная пустота. Неожиданно два огонька остановились, выбились из общего хоровода. Погасли, вновь зажглись и чуточку приблизились. Я сосредоточился на них и огромным волевым усилием постарался удержать ускользающее сознание. Каким-то чудом мне это удалось — головокружение прошло и сознание прояснилось. Оказалось, что я по-прежнему смотрю в глаза козлоголовому существу, и выражение его глаз не предвещает мне ничего хорошего. В тот же момент я ощутил холодок в районе живота, и только теперь понял, что на мне нет одежды.

Я удивительно остро почувствовал свою наготу, но не из-за отсутствия одежды, а из-за отсутствия оружия. Инстинктивно я дёрнулся к трупу ближайшего кошко-человека, мня подобрать его копье. Рогатый субъект отреагировал мгновенно: бросился ко мне, замахиваясь топором. Происходящее имело характер сновидения. Видя, как козлоногий заносит свой топор, я очень ясно и отчетливо осознал, что увернуться от прямого удара можно только в кинофильме. Причем — иностранном. Если кто-то бьет тебя топором, то, сомнений быть не может: он попадет. Единственный шанс это предотвратить — ударить первым, причем бить желательно не голыми руками.

Это понимание словно вспышка в мозгу — родило чувство бессилия. И — страха перед бессилием. Но если меня бьют, пусть даже во сне, я всегда отвечаю. Поэтому я как мог, постарался ускорить процесс приближения к оружию кошко-человека. Хотя при этом я и понимал, что не успею. Мешало все то же оцепенение организма.

Я подхватил копье с широким клинком как раз в тот момент, когда топор опустился мне на спину. Боль черной молнией рассекла сознание. Вместе с болью пришла волна злости: неужели все закончится так глупо! Резким движением я развернулся и вогнал похожее на тесак лезвие прямо в живот нападающему. Кровь брызнула из перерубленных артерий и вен, окатив меня солоноватыми брызгами. Руки покрылись теплой влагой. В тусклом свете чужая кровь казалась черной.

Боли я уже не чувствовал, но и удержаться на ногах не сумел. По телу разливалась слабость, ноги стали подкашиваться словно ватные. Все закружилось, завертелось, а потом сомкнулось. Краем гаснущего сознания я понял, что лежу на земле, а кошко-люди бросаются на противников с удесятеренной яростью и совершенно уж истерическими криками.

Затем свет окончательно померк.